Г. А. БЕНИСЛАВСКАЯ ВОСПОМИНАНИЯ О ЕСЕНИНЕ

Г. А. БЕНИСЛАВСКАЯ

ВОСПОМИНАНИЯ О ЕСЕНИНЕ

Галина Артуровна Бениславская (1897–1926) — журналистка, литературный работник.

Об истории жизни Г. А. Бениславской рассказывает ее близкая знакомая Я. М. Козловская: «Галинина мать — грузинка, отец — обрусевший француз, Карьер. Так как мать психически заболела, то ее сестра Нина Поликарповна Зубова (по фамилии первого мужа), врач по профессии, решила взять Галю к себе и удочерить. Ее муж, тоже врач, Артур Казимирович Бениславский стал приемным отцом Гали. Он ее очень полюбил и окружил вниманием и заботой. С Галей я дружила с четвертого класса гимназии и до ее смерти. Под моим влиянием и влиянием моих родителей (они старые большевики) Галя в мае 1917 года вступила в партию. Окончив в 1917 году гимназию и стремясь к самостоятельности (с приемными родителями у нее возникли политические разногласия), она уехала в Харьков и поступила там на естественный факультет университета. Вскоре Харьков заняли белые. Галя мечтала выбраться из города и направилась в сторону расположения советских войск. Белые ее арестовали, и ее спас случай. Когда Галю привели в штаб белых, она совершенно неожиданно встретила там своего приемного отца Бениславского. Он сказал, что это его дочь, и ее тут же освободили. Позже она попросила Бениславского помочь ей перебраться через линию фронта. И хотя он не разделял ее взглядов, в нем победила любовь к приемной дочери, и он выдал ей удостоверение сестры милосердия Добровольческой армии. С этим удостоверением она добралась до наших войск, и тут ее арестовали наши. Подозрения вызвало удостоверение сестры милосердия. Из беды ее выручил мой отец, на которого она сослалась. Он дал телеграмму, в которой сообщал, что она член партии и преданный революции человек. Приехав в Москву, она стала работать в Чрезвычайной комиссии, у Крыленко. Ее рекомендовал ему мой отец. Галя там работала с 1919 по 1923 годы. В 1923 году она перешла на работу в газету „Беднота“, где я была ответственным секретарем редакции. В „Бедноте“ Галя работала до конца своей жизни» (журн. «Литературная Грузия». Тбилиси, 1969, N 5–6, с. 187–189).

В Москве Г. А. Бениславская часто бывала на литературных вечерах и концертах. На одном из таких вечеров она услышала выступление Есенина, которое произвело на нее большое впечатление. В конце 1920 года в кафе «Стойло Пегаса» состоялось их личное знакомство. Вскоре Г. А. Бениславская вошла в круг близких ему людей. После возвращения из зарубежной поездки и разрыва с А. Дункан Есенин жил у нее, в Брюсовском переулке, здесь же жили и его сестры — Катя и Шура. Летом 1925 года перед женитьбой на С. А. Толстой Есенин порвал отношения с Г. А. Бениславской. Она тяжело переживала это, лечилась от нервного расстройства, на время уезжала из Москвы. Не было ее здесь и во время похорон поэта. В декабре 1926 года она покончила с собой на могиле Есенина, оставив записку: «3 декабря 1926 года. Самоубилась здесь, хотя и знаю, что после этого еще больше собак будут вешать на Есенина… Но и ему, и мне это все равно. В этой могиле для меня все самое дорогое…» (РЛ, 1970, N 3, с. 171).

Г. А. Бениславская была знакома с Есениным на протяжении пяти лет, но действительно заметное место в его жизни, в жизни его семьи она занимала в 1924-м и первой половине 1925 г. «Галя милая! — писал ей Есенин 15 апреля 1924 г. — Повторяю Вам, что Вы очень и очень мне дороги. Да и сами Вы знаете, что без Вашего участия в моей судьбе было бы очень много плачевного» (VI, 143). В этот период она активно занималась литературными делами Есенина. Он доверял ей вести переговоры с редакциями, заключать договора на издания. Письма Есенина к Г. А. Бениславской полны поручений и разного рода просьб: подобрать стихи для тех или иных изданий, сообщить литературные новости. Немало внимания она уделяла организации материальной стороны жизни поэта, его быта. Но все же не следует, как это иногда делается, преувеличивать роль, которую Г. А. Бениславская играла в жизни Есенина, вряд ли справедливо говорить о «безграничном доверии» поэта к ней или о ее «плодотворном влиянии». Дело было сложнее.

Во всех письмах Есенина к Г. А. Бениславской ощутима та дистанция, ближе которой он не допускал ее к своим делам, к своему творчеству. Литературные советы, которые она нередко давала, он, как правило, оставлял без внимания. А в одном из писем в связи с ее замечаниями о «неотделанности» формы «Поэмы о 36» резко заметил: «Не говорите мне необдуманных слов, что я перестал отделывать стихи. Вовсе нет. Наоборот, я сейчас к форме стал еще более требователен. Только я пришел к простоте…» (VI, 167). Г. А. Бениславская чувствовала, что Есенин далеко не во всем готов был следовать ее советам. «Вы ведь теперь глухим стали, — писала, например, она Есенину 6 апреля 1924 г., — никого по-настоящему не видите, не чувствуете. Не доходит до Вас. Поэтому говорить с Вами очень трудно (говорить, а не разговаривать). Вы все слушаете неслышащими ушами; слушаете, а я вижу, чувствую, что Вам хочется скорее кончить разговор» (РЛ, 1970, N 3, с. 181).

В своих отношениях с Есениным она претендовала не просто на роль друга, но на роль друга единственного. А для Есенина личная и творческая независимость была одной из высочайших ценностей, он ее всегда отстаивал. Безусловная самоотверженность Г. А. Бениславской, ее безоглядная преданность и любовь к Есенину порой превращались в свою противоположность. И определенный интерес ее воспоминаний отчасти в том и состоит, что с их помощью лучше и полнее можно представить себе ту обстановку, в которой немалое время пришлось жить поэту, тот остракизм, которому были подвергнуты все его друзья и знакомые.

Эти взгляды Г. А. Бениславской нашли отражение в том предельном субъективизме, с которым она пишет, по сути дела, о всех знакомых. Она уделяет много места рассказам о том, как самые разные лица из окружения Есенина пытались всяческими способами разрушить их отношения, оторвать Есенина от нее. Она обвиняет в этом и имажинистов, и П. В. Орешина с А. А. Ганиным, и Н. А. Клюева, и А. М. Сахарова, и даже сестру поэта Екатерину Александровну. Болезненная субъективность Г. А. Бениславской наложила значительный отпечаток на то, в каком свете предстают перед нами в ее воспоминаниях А. К. Воронский, Н. А. Клюев, А. Дункан, И. Вардин и другие лица. Это, разумеется, должно постоянно учитываться при обращении к ее воспоминаниям.

Воспоминания были написаны в 1926 году. Судя по пометам на рукописи, Г. А. Бениславская поначалу намеревалась построить их не в хронологическом порядке, а написать нечто вроде отдельных картин из жизни Есенина. Потом она отказалась от этого замысла и попыталась придать воспоминаниям хронологическую последовательность, приписала страницы о выступлениях Есенина в консерватории и Политехническом музее, о первых встречах с ним. Но работу над воспоминаниями она не завершила. Отдельные страницы находятся вне связи с текстом, встречаются пропуски и несогласованные между собой отрывочные записи.

Воспоминания Г. А. Бениславской часто цитируются в работах о Есенине (наиболее широко — Хроника, 1, 2), но самостоятельно опубликованы они не были. Печатаются с сокращениями по рукописи (ЦГАЛИ).

¹ Этот вечер состоялся 4 ноября 1920 г.

² Из стихотворения «Хулиган».

³ Первая строка «Сорокоуста».

⁴ Об этом вечере см. также в воспоминаниях М. Д. Ройзмана.

⁵ Почему Есенин относил свой литературный дебют именно к 10 декабря 1913 г., не установлено. Первое известное в настоящее время выступление Есенина в печати относится к январю 1914 г., когда в детском журнале «Мирок» было опубликовано его стихотворение «Береза». Известно, что Есенин предпринимал попытки печататься и до этого. Так, в письме к Г. А. Панфилову, которое условно датируется сентябрем — октябрем 1913 г., он писал: «Я все дожидался, чтобы послать тебе вырезку из газеты со своим стихотворением, но оказывается, это еще немного продолжится. Пришлю после» (VI, 44). О каких публикациях идет речь в данном случае, также точно сказать нельзя. Приблизительно в это время в большевистской газете «Наш путь» (М., 1913, 30 августа) появились два стихотворения «В эту ночь» и «Уйти бы…», которые были подписаны инициалами «А. Т.». Поскольку одна из строф первого стихотворения очень близка к строфе бесспорно принадлежащего Есенину стихотворения «С добрым утром!», было высказано предположение о принадлежности поэту и этих двух стихотворений (см. IV, 308). Вполне вероятно, что были и еще какие-то попытки Есенина выступить в печати в конце 1913 г., но они пока не установлены.

Записка Есенина окончательно подготовлена не была, и никаких чествований не проводилось.

⁶ Из стихотворения «Несказанное, синее, нежное…».

⁷ Эти размышления Г. А. Бениславской продиктованы в значительной степени стремлением ответить на те статьи, появившиеся вскоре после смерти поэта, авторы которых пытались доказать «несозвучность» Есенина современности, обвиняли его в пессимизме, в отсталости и непонимании путей развития Советской страны, говорили о «чуждости» его поэзии. Внутренне как бы соглашаясь с подобными оценками и пытаясь защитить Есенина, Г. А. Бениславская пытается обвинить близких ему людей в том, что ему «не помогли разобраться». Между тем в такой защите Есенин не нуждался. Ее слова, что Есенин так и не нашел «выход из тупика», что ему «нечем стало жить», не вяжутся с фактами его биографии и творчества. Именно в это время, в 1924 г. он как самое крупное достоинство писателя оценивает способность «воспринимать биение пульса нашей эпохи» (V, 208). И в своем творчестве со всей очевидностью доказывает это. Такие произведения, как «Возвращение на родину», «Русь советская», «Стансы», «Ленин» и многие другие, ясно говорят, что никакого тупика в его творчестве не было, что он хорошо понимал и с радостью приветствовал то новое, что входило в жизнь страны. Другое дело, что, когда Есенин сталкивался с недоверием, с недооценкой тех произведений, в которых он ясно говорил о своем отношении к социалистическому переустройству страны, где открыто звучала его тяга к новому, то это действительно обижало и надолго выбивало его из колеи.

⁸ Речь идет об обстоятельствах, связанных с публикацией в журнале «Октябрь» «Песни о великом походе» (см. примеч. 14).

⁹ Из стихотворения «Теперь любовь моя не та…».

¹⁰ Из стихотворения «Свищет ветер, серебряный ветер…».

¹¹ Слова из стихотворения «Мне осталась одна забава…».

¹² В это время шла напряженная полемика вокруг вопроса о политике партии в области литературы. Еще в феврале 1924 года группа литераторов-«напостовцев» (Л. Авербах, А. Безыменский, Ил. Вардин, Б. Волин, С. Ингулов, Г. Лелевич, Ю. Либединский, С. Родов) опубликовала коллективную статью, в которой утверждалось, что партия не проводит четкой политики в области художественной литературы. «Во всех других областях общественной жизни партия проводит общую политику, а в области искусства — полнейший разнобой, отсутствие какой-нибудь линии… Если же партия кой-какие директивы и давала, то они на практике искажались…» — говорилось в этой статье. Самовольно взяв себе право говорить от имени партии, эти литераторы заявляли, что задачи литературной политики партии должны сводиться к следующему: «1. Перенесение внимания главным образом на пролетарскую литературу, всяческое содействие и предоставление ей необходимых условий для дальнейшего развития; 2. Решительное отмежевание наших изданий от литературных произведений, лишенных революционно-общественного значения и особенно извращающих социальные, политические и бытовые черты русской революции». При этом к подобным произведениям они относили абсолютное большинство того, что создавалось писателями-«попутчиками», в частности, «крестьянскими писателями». В этой статье о них прямо говорилось: «К сожалению, больше всего пока среди них выявляются как раз элементы „мужицкого“ консерватизма и даже реакции (С. Есенин, Н. Клюев, П. Орешин и др.)» (см.: Правда. М., 1924, 19 февраля).

Подобные притязания вызвали резкий отпор со стороны многих писателей и критиков. К середине 1924 г. полемика еще больше обострилась. Она, в частности, развернулась между А. К. Воронским и «напостовцами», которые обвиняли критика в недооценке пролетарских писателей и потворствовании «попутчикам». «Напостовцы» настойчиво требовали отстранения А. К. Воронского от поста редактора журнала «Красная новь». 9-10 мая 1924 г. при отделе печати ЦК РКП(б) состоялось совещание, посвященное политике партии в области художественной литературы. В этой связи Есенин, вместе с А. Н. Толстым, Вс. В. Ивановым, М. М. Пришвиным, Н. С. Тихоновым и другими писателями, подписал письмо в Отдел печати ЦК РКП (б), в котором говорилось: «Мы считаем, что литература должна быть отразителем той новой жизни, которая окружает нас, — в которой мы живем и работаем, — а с другой стороны, созданием индивидуального писательского лица, по-своему воспринимающего мир и по-своему его отражающего. Мы полагаем, что талант писателя и его соответствие эпохе — две основных ценности писателя…» (сб. «К вопросу о политике РКП(б) в художественной литературе». М., 1924, с. 106). Хотя в резолюции этого совещания было отмечено, что «приемы борьбы с „попутчиками“, практикуемые журналом „На посту“, отталкивают от партии и советской власти талантливых писателей» (там же, с. 108), «напостовцы» не прекратили своих сектантских нападок. Они, в частности, добились, что в сентябре 1924 г. в состав редколлегии журнала «Красная новь» был введен Ф. Ф. Раскольников. Это вызвало отрицательную реакцию со стороны многих писателей. А. М. Горький, например, отвечая на предложение Ф. Ф. Раскольникова продолжить сотрудничество в «Красной нови», писал ему 26 января 1925 г.: «…мое отношение к искусству слова не совпадает с Вашим, как оно выражено Вами в речи Вашей на заседании „Совещания“, созванного Отделом печати ЦК 9 мая 24 г. Поэтому сотрудничать в журнале, где Вы, по-видимому, будете играть командующую роль, я не могу» (Архив А. М. Горького, т. X, кн. 2, с. 82). Близкую позицию занимал и Есенин. Уезжая в сентябре 1924 г. на Кавказ, он оставил В. В. Казину доверенность: «В случае изменения в журнале „Красная новь“ линии Воронского уполномочиваю В. Казина ставить или не ставить, присоединять мою подпись к подписям о выходе из состава сотрудников» (VI, 152). Сектантская позиция «напостовцев», их догматизм и вульгаризаторский подход к литературе были осуждены в известной резолюции ЦК РКП(б) от 18 июня 1925 года «О политике партии в области художественной литературы».

¹³ Сохранились наброски двух статей Есенина «О советских писателях» (см. V, 208–211) и «Россияне» (см. Хроника, 2, 281–282), которые в данном случае могла иметь в виду Г. А. Бениславская. Однако направлены эти статьи не против «Октября», а против журнала «На посту».

¹⁴ Г. А. Бениславская односторонне и субъективно освещает историю публикации «Песни о великом походе». Она сама по свежим следам иначе излагала ее. 13 ноября 1924 г. она писала В. И. Эрлиху: «С „Песнью“ вышло недоразумение, и не из приятных: С. А. дал ее в журнал „Октябрь“, они поместили в N 3, а потом выяснилось, что она напечатана в петербургской „Звезде“. „Октябрь“ рвет и мечет. А сегодня я нашла в письмах, полученных на имя С. А. после его отъезда, письмо из „Звезды“: „Дорогой Есенин! В чем дело с твоей поэмой? Почему ты не хочешь печатать ее в „Звезде“? Если дело в измененной редакции — так не будешь ли добр прислать ее? „Звезда“ намеревается пустить ее в октябрьской книге. Если в течение ближайших дней я не получу от тебя никаких новых известий, я сдам поэму в набор. Майский настаивает на этом“. Письмо помечено 18 сентября. Теперь мне ясно, что С. А. именно потому и не хотел ее печатать, что сдал в „Октябрь“» (альм. «Белые ночи». Л., 1973, с. 267).

Поэма была написана в июле 1924 г., во время пребывания Есенина в Ленинграде. Тогда же он передал ее для публикации в журнал «Звезда» (см. примеч. 8 к воспоминаниям В. И. Эрлиха). В начале августа после возвращения в Москву он познакомил с поэмой И. Вардина и А. А. Берзинь, которая предложила поместить поэму в «Октябре», на что Есенин ответил согласием (см. Хроника, 2, 136). 14 августа Есенин просил одного из своих знакомых передать в редакцию «Звезды», чтобы поэму не печатали (см. VI, 149). 3 сентября 1924 г. он уехал на Кавказ. Письмо, пришедшее из «Звезды», ему переслано не было. Не получив от него ответа, редакция «Звезды» поэму напечатала. Так получилось, что поэма практически одновременно была напечатана в двух журналах. Предположение Г. А. Бениславской, что передача рукописи поэмы в «Октябрь» произошла как бы втайне от поэта, и что ее публикация в этом журнале была вызвана только полученным авансом и невозможностью его вернуть, является необоснованным. Подробнее см. ВЛ, 1977, N 6, с. 236–246.

¹⁵ Речь идет о несчастном случае, который произошел в начале февраля 1924 г., когда Есенин сильно поранил себе руку (см. об этом в воспоминаниях А. А. Есениной и др.). Г. М. Герштейн — врач, наблюдавший Есенина в Шереметевской больнице (ныне — Московский городской научно-исследовательский институт скорой помощи им. Н. В. Склифосовского). В этой больнице Есенин лежал до начала марта, потом его перевели в Кремлевскую больницу.

¹⁶ И. Вардин принадлежал к группе литераторов-«напостовцев» и не раз выступал в печати с критикой творчества Есенина. Он, например, был в числе подписавших известную статью о политике партии в литературе (см. выше, примеч. 12), в другой статье он советовал Есенину «усвоить основы пролетарской идеологии, хотя бы в размере уездной совпартшколы» (журн. «На посту». М., 1924, N 1 (5), май, стлб. 13). Чуждый групповой узости Есенин умел подниматься выше перепалок по подобным поводам. В письме к Е. А. Есениной от 17 сентября 1924 г., которое в данном случае имеет в виду Г. А. Бениславская, он, в частности, писал: «Вардин ко мне очень хорош и очень внимателен. Он чудный, простой и сердечный человек. Все, что он делает в литературной политике, он делает как честный коммунист. Одно беда, что коммунизм он любит больше литературы» (VI, 154).

¹⁷ В этот день Есенин уезжал в Ленинград, где пробыл около недели.