Кишлак

Кишлак

Хасан повернулся к нам и сказал:

— Ротный передал вот что; мы подъезжаем БТРом вплотную к стене, и прыгаем в кишлак, а машина ротного заедет со стороны входа в кишлак, действовать будем по обстановке. Если духи в кишлаке, то отходим и вызываем подкрепление, бой будем вести за пределами кишлака, а то в кишлаке нас накроют.

Мы открыли десантные люки, на случай если БТР подорвут, чтоб сразу покинуть машину.

— Все ясно, короче, действуем по обстановке, — ответил я, и обратился к Туркмену:

— Туркмен, сядешь за пулемет и, если что, прикроешь нас, пулемет на взводе.

— Хорошо, я буду готов, вы тоже приготовьтесь, машина ротного уже отъехала, а до кишлака метров двести, — ответил Туркмен.

Мы молча сидели и ждали, когда Туркмен подъедет к стене, в такие минуты обычно находишься в напряжении, ожидая, что вот-вот раздастся взрыв и завяжется бой.

Через пару минут БТР остановился.

— Все, мы у стены, ну давайте, ни пуха, — сказал Туркмен. Хасан отдал шлемофон Туркмену и откинул командирский люк, чтобы вылезти на броню.

— Хасан подожди, отойди от люка, — попросил я его.

— Что такое, Юра?

— Дай я с подствольника перекину пару гранат через стену, прямо из люка.

Хасан отошел от люка, я достал гранату, вложил ее в подствольник, подобрал угол и пальнул. За стеной раздался взрыв, я вложил еще одну гранату и опять выстрелил, на той стороне раздался еще один взрыв.

Я вылез на броню и присел на корточки, чтоб не торчать над стеной, за мной вылез Хасан, за ним Качок, потом Урал с ручным гранатометом. Туркмен что-то говорил по рации, наверное, ротный услышал взрывы и вызвал нас, чтоб узнать.

— Ну что? — спросил полушепотом Хасан.

— Да пока тихо, — ответил я и, сняв автомат с предохранителя, подумал — была не была, и резко встал, приготовившись стрелять, если за стеной появится какое-нибудь шевеление. В кишлаке была тишина, за мной поднялись все остальные. Мы начали осматривать все вокруг: в центре кишлака лежали трупы мирных жителей, разглядеть повнимательней мешали деревья. Но нас сейчас мертвые мало интересовали, нам надо было узнать, есть ли здесь живые, и насколько эти живые опасны.

— Ну что, прыгаем? — спросил Хасан.

— Пошли, — ответил я и, взобравшись на стену, приготовился прыгнуть во двор кишлака.

Из люка вылез Туркмен с ручным пулеметом.

— Давайте, мужики. Я вас, если что, прикрою, — сказал он и, передернув затвор пулемета, установил его на стену.

Я прыгнул во двор и спрятался за дерево, приготовив автомат для стрельбы, если вдруг что-то произойдет. За мной прыгнул Хасан, потом все остальные. Вокруг ничего не происходило, в кишлаке стояла мертвая тишина. Но, как часто в Афгане, эта тишина была обманчива, мы знали это по своему опыту.

— Урал, приготовь гранатомет для стрельбы и сидите здесь с Сапогом, — сказал я, и спросил Сапога.

— Сапог, стрелять-то хоть умеешь с этой «дуры»?

— Да. Пробовал разок, — произнес дрожащим голосом Сапог.

— Да ты не шугайся, еще пока ничего не произошло. Сиди здесь с Уралом и смотри по сторонам, если что заметишь, стреляй сразу. Понял?

— Да, понял, — ответил немного уверенней Сапог.

— И смотри, сука, наших никого не замочи, а то с испугу начнешь палить по своим.

— Юра, давай пошли, хватит болтать, время идет, — сказал мне Хасан и дернул за плечо.

— Ну все, я готов. Короче, идем как обычно, — сказал я и осторожно пошел к первому ближайшему дувалу.

За мной с разрывом метров пять пошел Хасан, Качок нас прикрывал, потом я присел и стал озираться по сторонам, до ближайшего дувала было метров двадцать. Я показал Хасану, что можно идти дальше, а сам приготовился прикрыть остальных. Хасан двинулся дальше, за ним Качок, потом Хасан присел и показал, что можно двигаться дальше. Я, обойдя Качка и Хасана, стал пробираться к дувалу, наведя ствол автомата на двери, в готовности выстрелить в любой момент. Вероятней всего духов в кишлаке не было, но чем черт не шутит, вдруг какой-нибудь «двинутый» душара засел где-нибудь с буром, как не раз уже бывало, так что любую ошибку надо было исключить, иначе дырка в башке тебе обеспечена. Кроме, как по сторонам, еще надо было смотреть и под ноги, чтоб не нарваться на растяжку или мину. В такие моменты не о чем постороннем не думаешь и живешь лишь настоящим, не прошлым, не будущим, а реальным моментом.

Подойдя поближе к двери дувала, я вытащил гранату и, выдернув зубами кольцо, выплюнул его.

Вдруг я заметил на другом конце дувала ротного с бойцами, они нас тоже заметили. Я посмотрел на Хасана и показал ему в сторону наших, он кивнул. Ротный показал жестом, что они пойдут по правой стороне кишлака, значит, мы пойдем по левой, осматривая при этом каждый дувал. Со стороны ротного раздался взрыв, мы все посмотрели в их сторону, оказалось, что они гранатами прощупывают дувалы. Я кстати собирался делать то же самое, держа в руке гранату без кольца. Подойдя с боку к двери, я отодвинул стволом занавеску из мешковины, и закинул вовнутрь гранату, через несколько секунд раздался взрыв, мешковина колыхнулась, и из щелей немного пробилась пыль вперемешку с дымом. Немного подождав, я вошел в помещение, внутри никого не было, на полу валялась керосиновая лампа, куски тряпок и еще какая-то ерунда из хозяйственной утвари.

В кишлаке периодически раздавались взрывы, это наши ребята забрасывали дувалы гранатами, стало ясно, что засады в кишлаке нет, и можно вести себя смелее.

Я вышел из дувала, бойцы уже в открытую бродили по кишлаку, были слышны выкрики и разговоры.

С ротным было четыре бойца, все они были деды, Пятрас из Литвы, Серега и Володя братья близнецы из Киева и Бахрадин из Намангана, мы звали его Бача.

Я огляделся, кишлак был небольшой, на семь дувалов, но озеленен неплохо, вдоль стены все было засажено деревьями, по среди кишлака был колодец. Я направился к колодцу, там собрались все наши, и что-то обсуждали. Подойдя к ним, я увидел трупы жителей кишлака, видать, большинство жителей согнали к колодцу, и потом перерезали.

Здесь лежали четыре ребенка от года до восьми лет, шесть стариков и девять женщин, лица женщин были закрыты паранджой. У двух паранджа была откинута, это были старухи, одна старуха лежала с открытым ртом, из которого торчало несколько гнилых зубов, подбородок у нее был в крови, ей перерезали горло.

Все они были зарезаны, кто как, кому перерезали горло, кого просто закололи, в общем, их всех перерезали, как баранов, без всякого разбора.

— Матерь божья, — невольно вырвалось у меня от увиденного, — да они вообще озверели суки, уже друг друга режут, хотя бы детей пожалели, дикари.

— Они не прощают измены, считается, если кто помогает неверным, то есть нам, то значит, они тоже становятся неверными, а значит врагами. Да и вообще, чего тут удивляться? Мы сами сколько этих кишлаков перемесили, счету нет, — ответил спокойно ротный.

— Да я знаю эти дикарские законы. Но мы другое дело, мы тут оккупанты, — сказал я.

— Ты, Бережной, кончай мне эту политику, оккупанты и все такое. Такие люди, как замполит, могут тебя неправильно понять.

— Да какая на хер политика? Вот вся эта политика, — я показал пальцем на трупы. — Пусть этот замполит подъедет и посмотрит. Жаль, фотоаппарата нету, а то б я сфоткался на фоне этого всего. Хорошая память, не правда ли? Ну да ладно, черт с ней с этой политикой, и вообще. А вот с этим всем, что делать будем?

— Как что? Хоронить будем, — сказал ротный, и крикнул Петьке, который шарахался возле какого-то дувала:

— Каушас! Иди в БТР и вызови по рации тягач. А остальные — давайте, пройдитесь по дувалам и тащите сюда все трупы, сложим их в кучу, обольем солярой и сожжем ко всем чертям, чтоб зараза не пошла, а то наши танковые точки недалеко. На обратном пути надо будет заскочить на ближайшую танковую точку и проверить, чем они там занимаются, небось, обдолбились как суки, и ни хрена ничего вокруг не видят. Я вот им блядям устрою, — закончил со злостью ротный, и пошел в сторону ворот. Пройдя немного, он остановился, повернулся к нам и сказал:

— Детей уложите отдельно, их похороним как людей, как-то рука не поднимается жечь их в общей куче.

После чего ротный не торопясь пошел дальше.

— А может, каждого отдельно похороним, и кресты поставим, как доблестным крестьянам, — начал я возмущаться.

— Заткнись, Бережной, и делай что тебе говорят, и без тебя тошно, — повернувшись сказал ротный и пошел дальше.

Сапог стоял ни жив ни мертв, и смотрел на порезанные трупы, вытаращив глаза, он такое видел первый раз и естественно был ошарашен.

— Сапог! — крикнул я ему прямо в ухо. — Очнись, не слышал, что ротный сказал? Пошли таскать трупы.

К нам подошел Хасан.

— Там в дувале две бабы валяются, одна молодая — лет шестнадцать, красивая такая. На хрена ее зарезали? Вот уроды, могли бы оставить, на развод хотя бы.

— Сапог вон замкнул, он и так тормоз, а тут у него вообще колодки заклинили.

— Сапог, очнись! — Хасан взяв его за шкирку, тряхнул пару раз. — Я тебя зачем в рейд взял? А ну, бегом в дувал и помогай остальным. Быстро!

Сапог очнулся и побежал в сторону какого-то дувала.

— Как бы у него крыша не поехала, — сказал Хасан.

— Она у него от рождения съеханая, так что не переживай. Все по первой от этого херели, кто больше, кто меньше, а потом ничего, привыкли.

— Юра, ты вроде хавать хотел? Кушать подано, — предложил Хасан, показывая на трупы.

— Уже перехотел.

Я достал сигарету, закурил и направился за Сапогом. Сапог стоял возле входа в дувал и смотрел на дверь, держа снайперку наготове.

— Ну, чего уставился, заходи и будь как дома, — сказал я ему.

Сапог отошел в сторону и посмотрел на меня тупым взглядом.

— Сапог, ну чего ты тормозишь, дубина, если вдруг, не дай бог, засада, тебя же замочат как кота помойного.

— Там кто-то лежит, — пролепетал Сапог.

— Там два трупа лежат, две бабы, их зарезали. Понял?

Я вошел в дувал, на полу валялись две женщины, а вокруг был бардак, везде рассыпана мука, рис и всякое шмотье. Одна из женщин была пожилая и толстая, а другая молодая. Правду сказал Хасан, эта девчонка была красавицей, жаль, что мертвой. Девчонка эта лежала на боку, а голова была повернута вверх, на лице ее была чадра, которая прикрывала лишь низ лица, ноги были голые, остальная одежда разорвана, такое ощущение, будто бы ее сначала изнасиловали, а потом уже убили.

Я посмотрел на другую женщину и подумал, как мы будем нести эту толстуху? Вдвоем с Сапогом наверно не управимся. Да, работа не завидная, лучше с духами воевать, чем после них это говно убирать.

Эх, матушка пехота, приходится тебе собирать всю грязь этой проклятой войны. А хуже всего то, что со временем начинаешь привыкать ко всем этим ужасам, и уже смотришь на все безразлично. И частенько начинаешь задавать себе вопрос: а не свихнулся ли я?

Я оглянулся, ища глазами Сапога, но его не было в дувале, и я крикнул со злости:

— Сапог, сучара! Ну где ты там?

Сапог сначала заглянул в дверь, потом осторожно вошел.

— Сапог, сука, ты меня когда-нибудь достанешь. А ну, хватай за ногу эту тетю, и потащили.

Я взял за ногу женщину и оглянулся, Сапог стоял и не двигался с места. Терпение мое закончилось, я бросил ногу, схватил автомат, передернул затвор и дал очередь над головой Сапога. Сапог присел и побледнел с перепугу.

— Слушай ты, урод! Если ты сейчас же не схватишь ее за ногу и не понесешь, я тебя пристрелю прямо здесь. Ты думаешь, мне хочется этой ху-ней заниматься? А ну хватай, быстро! И скажи спасибо, что они еще свежие и не успели протухнуть.

Сапог подскочил и схватил мертвую женщину за ногу, я взял за другую и мы ее потащили, хоть давалось нам это с трудом, но мы двигались.

— Я боюсь мертвецов еще с детства, — чуть слышно пробубнил Сапог.

— Дурак, боятся надо живых, а мертвые уже ничего плохого тебе не сделают.

Кое-как вытащив ее из дувала, я увидел Качка.

— Качок! — крикнул я. — Помоги давай, не видишь еле прем эту говядину.

Качок подошел и, посмотрев, почесал затылок.

— Где вы столько мяса нашли? Ее легче взорвать, чем тащить.

— Давай хватай, потом удивляться будешь, обыкновенная тетя, только толстая.

Ты, Качок, ее один упрешь, ряха у тебя, вон какая.

Качок схватил ее за руку, и мы втроем потащили ее к колодцу. Притащив, бросили ее в общую кучу.

Все уже собрались возле колодца, дети лежали отдельно, метрах в двадцати от остальных трупов, их было пятеро. Ротного не было видно, наверное, пошел в БТР доложить начальству обстановку.

Я подошел к пацанам и попросил Урала:

— Слушай, Урал, возьми Сапога, и принесите девчонку вон с того дувала.

Урал молча пошел, а Сапог остался стоять.

— Сапог, ты че, ваще уже затормозил в конец, не слышишь, что я сказал?

Сапог очнулся и побежал за Уралом. А мы сели перекурить, и ждать когда подойдет тягач. Все сидели и молчали, каждый думал о своем.

Ко мне подошел Хасан и сел рядом, он прикурил сигарету, я почувствовал дым от чарса.

— Ты что, косяк взорвл, Хасан? — спросил я его.

— Да. А что? Самое время, по-моему.

— Ну, давай накуримся, раз так, а то жуть какая-то на душе, сейчас бы браги всосать пару литров, жизнь эта блядская в трезвом виде ужасна, а по раскумарке она ужасней вдвойне.

Хасан передал мне забитую сигарету, я затянулся несколько раз, к нам подошел Качок и сел рядом.

— Качок, курнешь? — я протянул ему косяк.

— Ну давай, курну, почему бы нет.

Качок взял косяк и тоже сделал несколько затяжек, потом передал его Хасану. Я лбом уперся в пламегаситель автомата и уставился в дуло подствольника. Сейчас нажать бы вот так на курок, и все, и нет тебя, и нет этого Афгана, этих проклятых дувалов, трупов, и не слышать бы больше это сатанинское завывание ветра-афганца.

Хасан стукнул меня по плечу.

— Нет, Хасан, я не буду, передай Качку, меня накрыло уже. В голову и так начинают лезть какие-то дурацкие мысли.

За стеной послышался лязг гусениц и гул дизеля, это подъезжал тягач. Ну, слава богу, подумал я, сейчас закопаем это мясо, и побыстрее отсюда свалить, ко всем чертям.

Урал с Сапогом принесли девчонку и собирались бросить в общую кучу.

— Урал, положите ее с детьми, ей лет шестнадцать от силы, дите еще.

— А какая разница? — спросил Урал.

— А тебе какая?

— Да в общем никакой, — и они с Сапогом потащили ее дальше.

На Сапога жалко было смотреть, на лице его была маска перепуганного шизофреника, который вот-вот расплачется.

Я встал и пошел к воротам, ХБшка, стояла колом от пота, солнце палило во всю силу, а лицо обдувал горячий ветер. Сушняк давил со страшной силой, я отцепил флягу с водой и глотнул, запрокинув голову, перед глазами открылась бездонная голубизна неба, и не было видно ни одной тучки, только сплошная бескрайняя голубизна, и палящий фонарь под названием солнце.

Вдруг со стороны гор появилась вертушка, а за ней еще одна, обе были с красными крестами. Интересно, откуда это они? С нашего полка вроде нигде не воюют, соседний полк тоже никуда не выезжал. Неужели разведроту накрыли где-то?

Подойдя к воротам, я увидел там ротного, который что-то показывал водиле с тягача.

— Что, не влазит в ворота? — спросил я ротного.

— А, это ты Бережной? Да, подкрылками цепляет.

— Ну так пусть протаранит одну сторону, лопата у него вон какая, можно горы таранить.

— Да, наверное, придется так и сделать.

— Что за санитарные вертушки мелькают, товарищ старший лейтенант? — спросил я ротного.

— Десантура в горах, сегодня утром их туда забросили.

— Достается, наверное, ребятам в голубых беретах?

— Да уж, несладко им сейчас. Нас наверно на блок поставят с той стороны гор. Если ДШБ духов из ущелья выбьет, нам придется их встречать внизу.

— Черт, там десантуру молотят, а мы тут говно хороним, — я сплюнул загустевшую как кисель слюну.

— И это тоже кому-то делать надо, и ни чего с этим не поделаешь, — ответил ротный.

К нам подошел водила с тягача, это был парнишка литовец, звали его Витаутас.

— Ну, что будем делать, командир? — спросил он.

— Таранить какую-нибудь из сторон, выбирай любую.

— Нет проблем, таранить, так таранить, — ответил спокойно Витаутас и пошел в тягач.

Мы отошли в сторону и приготовились наблюдать за тягачом.

— Как думаешь, с первого раза протаранит? — спросил ротный.

— Да запросто, — ответил я, и добавил, — тягач это тот же танк, только без башни.

Тягач развернулся, опустил лопату, отъехал назад метров сто, и с разгона шарахнул по краю стены. Поднялась пыль, посыпались глиняные кирпичи, и ворота стали на пару метров шире. Тягач въехал во двор кишлака и поехал к колодцу.

Я посмотрел на ротного и спросил:

— Товарищ старший лейтенант, а может, не будем жечь трупы? Закопаем их поглубже, и все, чего зря соляру палить, а то этот запах жареного мяса опять, я когда-нибудь сойду с ума от этого запаха.

— Ты думаешь, для меня это удовольствие? Я и так уже шашлыки до конца жизни жрать не смогу. Ладно, пойду скажу, чтоб не жгли. А замполиту надо доложить, что сожгли. Это же его идея, лично мне все это, как серпом по яйцам.

Ротный пошел к тягачу, а я побрел на свой БТР, там народу и так хватает и без меня управятся, я лучше с Туркменом посижу.

Запрыгнув в люк БТРа, я увидел там Хасана.

— Хасан, а ты чего здесь делаешь?

— Сижу вот, косяк забиваю. Жду, когда ты придешь, и мы курнем с тобой.

Туркмен вот, тоже захотел раскумариться.

— А как же виноград, а, Туркмен? Ты ж с виноградом хотел, — сказал я глядя на Туркмена.

— Да какой там виноград. Я ходил в кишлак и насмотрелся там винограда.

— А ты что, ходил к колодцу?

— Да, сидеть надоело, и решил сходить посмотреть.

— Ну и как тебе пейзаж?

— Уж лучше б я здесь сидел.

Хасан прикурил косяк и подсел к нам.

— Слушай, Хасан, как тебе лезет этот чарс? — спросил я Хасана.

— А тебе?

— Дак ты же постоянно рядом, и постоянно с косяком, куда ж тут денешься.

— А ты не кури, — сказал Хасан и передал косяк Туркмену.

— Я б не курил, да вот неохота смотреть трезвыми глазами на твою обдолбленную рожу.

— Ну, тогда кури и молчи.

— Там еще что-нибудь осталось из того, что Серега нам дал?

— Есть, на три косяка где-то.

— Хасан, если б у тебя был мешок чарса, ты бы сел, и за пять минут выкурил бы весь мешок?

— А ты дай мне мешок чарса, и увидишь.

— А что толку? Ты его один хрен за раз весь скуришь, а что не скуришь, сожрешь.

Пока мы болтали, Туркмен сидел и курил, слушая нас.

— Туркмен, ты что там прибился? Давай сюда косяк, — я забрал у него косяк и докурил его сам.

— Э, вы что это ребята, а где косяк? — очнулся Хасан.

— Туркмен скурил, мне только пятка досталась, — сказал я Хасану.

— Что, еще забивать, что ли?!

— Мне хватит, — сказал я.

— Мне тоже, — сказал Туркмен.

— Да пошли вы-, я тогда сам себе забью, — Хасан достал сигарету и стал потрошить.

— Хасан, ты когда план начал курить? — Спросил я.

— Еще до того как родился.

— А ты Туркмен?

— После того как родился.

— Ну а я тогда во время родов.

— Мужики! — воскликнул Хасан. — Приезжайте ко мне после дембеля, я вам мешок плана дам, там, где я живу, его растет навалом.

— Нашел чем удивить, — сказал спокойно я, — приезжайте ко мне в Алма-Ату, поедем к моему корешу, он в Чу живет, я вам вагон этой дряни накошу. Слышали наверно про Чуйскую долину? Хасан прикурил косяк, и сказал затягиваясь.

— У нас в Таджикистане план лучше.

— Хрен тебе, самый хороший план на Чуйской долине.

— Самый хороший план, это афганский чарс, — сказал Туркмен, и взял косяк у Хасана из рук.

— Туркмен, только не увлекайся, здесь я еще сижу, — сказал я шепотом Туркмену.

Туркмен протянул мне косяк со словами:

— На, Юрик, а то опять скажешь, что я все скурил.

Тут соскочил Хасан, и, ударившись головой о затвор пулемета, сел обратно, схватившись за голову.

— Хасан, ты хотел что-то сказать? — спросил я, и затянулся пару раз.

— Да… да… дай сюда косяк! Вы оху…ли оба, я себе забил, а тут уже х…й ночевал, а кто-то вроде не хотел больше.

Хасан забрал у меня косяк и начал курить, глядя на нас по очереди, то на меня, то на Туркмена.

— Ну че уставились, хрен вам, вы свое выкурили, — сказал он.

Мы с Туркменом посмотрели друг на друга и оба «раскололись». Не помню, сколько я угарал, наверное, минут пять. Туркмен от хохота вообще вылез на броню, а Хасан сидел, и с деловым видом докуривал косяк.

— Э-э-э, наши возвращаются, — крикнул сверху Туркмен.

Я сел в командирское сидение, а Хасан запрыгнул за руль.

— Я поеду, — сказал он заплетающимся языком.

— Ты смотри, не заедь куда-нибудь.

— Не ссы, Маруся! — крикнул Хасан и запустил движки.

— Ты подожди ехать, пацаны еще не запрыгнули.

Тут в люк заглянул Туркмен.

— Эй, вы чего там?

— Тут все занято, так что сиди на броне, — сказал я Туркмену.

— Ты Юра смотри за Хасаном, а то он опять, куда-нибудь заедет.

Хасан вытолкнул рукой голову Туркмена из люка.

— Да не надо меня учить, вы еще под стол пешком ходили, когда я первый раз за руль сел.

— За руль чего, ишака? — подколол я Хасана. — У моего деда был УАЗик военного образца, я на нем по пескам рассекал.

— А-а-а, ну тогда понятно, тогда поехали, раз такое дело.

Я стукнул автоматом по броне и крикнул:

— Наверху все?

— Да, да, все нормально, — раздался голос сверху.

— Хасан, ну давай трогай, машина ротного уже отъехала. Или ты забыл, как трогаться? Стремена в бока и кнутом по жопе, а когда остановиться надо, потяни за уздечку. Тебя, наверное, так дед учил?

— Юра, подколешь меня, когда я срать сяду.

— Хасан, ты этот прикол от меня слышал, да?

— Нет. Я его еще по гражданке слышал.

— Твой дед, наверное, так тебя подкалывал.

— Бабушка так меня подкалывала! Доволен? — Хасан в упор посмотрел мне в лицо.

— Да, да, конечно, доволен, только поехать уже давно пора. Тебе не кажется? БТР тронулся, и медленно начал набирать ход, Хасан сидел за рулем с деловым видом. Я надел шлемофон и настроил волну на «Голос Америки», там как раз шла трансляция про бой в горах, которые находились в трех километрах от нас. «Голос Америки» вещал на всех языках пятнадцати Советских республик, в этот момент шла трансляция на Украинском языке, я толком ничего не мог разобрать, и снял шлемофон, выставив рацию на общий эфир.

Мы направлялись в сторону бетонки, но вдруг ротный, показал рукой по направлению вправо и их БТР свернул вправо.

— Куда это они? — спросил удивленно Хасан.

— Куда, куда. На танковую точку. Он же обещал заскочить туда по пути, — сказал я Хасану.

— А зачем?

— Пиз…ы танкистам вставить. У них под носом средь белого дня кишлак вырезали. Может, и их тоже замочили. Надо же проверить, как ты считаешь, а, Хасан?

— Я никак не считаю, мне похеру. Мы направились за машиной ротного. Подъехав к танковой точке, мы с Хасаном высунулись из люков, и стали наблюдать за происходящим. А произошло вот что.

Ротный, спрыгнув с БТРа направился в капонир, там должен был находиться экипаж танка, стоящего на охранении полка.

Из двери показался сержант, — видно, услышав звук наших моторов, он решил посмотреть, кого там принесло.

Увидев офицера, он приложил руку к помятой панаме, и стал докладывать, его слегка качало, как антенну на ветру.

— Товаищ сташий ейтенант, докладывает командил танковой точки, сейжант Собоев, — заплетающимся языком пролепетал сержант.

Из капонира раздался крик:

— Соболь, кого там хрен принес?

Ротный долбанул сержанта кулаком в лоб, и быстрым шагом направился к двери, открыв дверь пинком, он скрылся внутри капонира.

Сержант сидел на заднице и тряс головой, он и так был в полной прострации, а тут еще по башке получил от ротного.

Из капонира раздавался грохот, звон посуды и шквал матов, потом появился ротный, держа в руках двадцатилитровый стеклянный бутыль, в котором было чуть больше половины браги.

— Петруха! Хватай бутыль и тащи в БТР, — крикнул ротный.

Пятрас спрыгнул с машины, подбежал к ротному и, взяв у него бутыль, попер его в машину.

Ротный, проходя мимо сержанта, бросил ему:

— Скажите спасибо, времени у меня нет на вас блядей. Устроили здесь кабак.

Ротный запрыгнул на броню и крикнул нам:

— Поедем с той стороны гор, — и показал пальцем в противоположную от бетонки сторону, и добавил:

— Колонна нас не ждала, они обогнули горы со стороны бетонки и уже, наверное, стали на блок с другой стороны в одном из кишлаков. А нам ближе обогнуть горы с этой стороны. Ну все, двинули.

БТР ротного дернулся и стал набирать скорость, мы двинулись за ними, помахав рукой обалдевшим от переполоха танкистам.

— Во, ни фига себе ротный отоварился, — сказал я.

— Надо будет у ротного литра три вырулить, — предложил Хасан.

— Ага, щас, он уже разогнался и отлил.

— Ну, на чарс сменяем.

— Ему твой чарс нахер не упал. Да и вообще, у тебя чарс-то хоть есть?

— Сейчас в каком-нибудь кишлаке возьмем.

— Ну так сначала возьми, а уже потом меняться думай.

Я высунулся из люка, солнце клонилось к закату и «афганец» начал потихоньку утихать, но все равно в лицо дул поток горячего воздуха. Пыль от переднего БТРа относило в сторону, и на броне более или менее можно было ехать. Надо набрать во фляжку воды из бака, подумал я и стал вылезать из люка.

Сзади на каждом БТРе стояли два бака с водой обшитые кошмой, вода была в Афгане на вес золота. Кошмой мы обшивали баки для охлаждения воды, смачиваешь ее периодически водой, и обдуваемая ветром кошма становится холодной, не дает нагреться воде в баке.

— Ну, как тут наверху? — спросил я пацанов.

— Да все ништяк, вот ждем, когда солнце сядет, а то запарила уже эта жара, — ответил Урал.

— Сапог, а ты-то как, не выпал еще?

— Да нормально все, — ответил потухшим голосом Сапог.

Я открыл крышку одного бака и засунул флягу в воду, внутри что-то звякнуло, я не понял. Фляга об стенку бака стукнулась, что ли? Да вроде до стенки еще далеко, я пошарил рукой и нащупал канистру внутри бака. Во, ни фига себе, а это еще откуда? Я оглянулся назад и увидел напряженно глядящего на меня Урала, остальные сидели спокойно, и никак не реагировали.

— Это моя канистра, — сказал Урал.

— Ты что, Урал, вообще охерел, канистру с дизмаслом в бак с водой засунул? — спросил я, подумав, что в этой канистре дизмасло для продажи.

— Да там брага, — еле слышно сказал Урал.

— Что, брага? — переспросил я, не поверив своим ушам.

— Да, да, брага, — глядя на меня, громко ответил Урал.

Туркмен, Качок и Сапог мгновенно повернули головы к нам.

— А какого черта ты молчал, Татарин хренов? — допытывался я.

— Она еще не готова, а вам скажи, так вы ее выжрете, и не дождетесь.

— Сколько времени стоит? — спросил Туркмен.

— Трое суток будет сегодня вечером, — ответил Урал.

— Ну ты, Татарин, даешь, двадцать литров браги, и ты молчишь, — не переставал удивляться я.

— Да чего ты, Юра, насел на меня, как будто б я один ее выпить собрался, вот поспеет, и выпьем вместе.

— Да уже трое суток прошло, ее уже пить вовсю можно.

— Да успокойся ты, Юра, сейчас на блок станем и спокойно выпьем, не на ходу же ее хлебать, — сказал Качок.

— А вдруг меня духи замочат, и я не успею даже браги напиться, — не унимался я.

— Замочат, нам больше достанется, — сказал с подколкой Туркмен.

Тут вылез из люка Хасан и крикнул:

— Чего вы там у баков собрались?

— Тут брага, 20 литров, Татарин затарил в бак канистру, а я нашел.

— Не пиз…и! — крикнул Хасан, вытянув лицо от удивления.

БТР вдруг повело в сторону.

— За дорогой смотри, дурак, — крикнул я ему.

— Вы там без меня не пейте, имейте совесть. Туркмен, на, езжай. Кто водила, я или ты?

— Фигу тебе, сам сел за руль, теперь вот и езжай, а мы тут браги похлебаем, — ответил Туркмен.

— Я сейчас брошу руль, на фига мне это надо.

— Да езжай, не боись, никто ничего пока не пьет. На блок станем, потом вмажем, — успокоил я Хасана.

— Надо было подрочить этого Таджика, — сказал Туркмен.

— Да на фиг он сдался. Ты что его не знаешь? Сейчас руль бросит, и тебе потом ехать. А если он от руля оторвется, то эту брагу придется нам пить сейчас, Хасан просто так не успокоится, — сказал я Туркмену.

— А мы ротному завидовали, а у самих брага в баке едет. Ну ты, Урал, даешь, — покачал головой Качок.

— Что б вы без меня делали? — пропел Урал с довольной миной.

В сторону перевала пролетели две санитарные вертушки и четыре «крокодила».

— Там на перевале, что-то серьезное происходит. Штурмовики начинают подтягивать, — произнес я, глядя в небо.

— Нам придется духов у подножья ловить, наверное, — высказал мнение Урал.

— Если до темноты до наших доедем, то да, а если не успеем, и стемнеет, то наоборот, духи нас будут ловить у подножья. Так что надо быстрее обогнуть эти горы, и примкнуть к нашим, пока не поздно, — ответил я Уралу, и полез в люк БТРа.

— Юра, что там за брага? — спросил меня Хасан.

— Да Урал затарил канистру с брагой в бак с водой, а я хотел воды набрать, ну и надыбал ее там.

— А че он молчал-то?

— Ну как че? Чтоб мы ее не выпили раньше времени.

— А когда он ее поставил?

— Вчера вечером, — я не стал говорить Хасану, что брага стоит уже трое суток, а то бы он бросил руль, и полез ее пробовать, ну а за ним и все остальные, ну и я, конечно.

— О, завтра уже можно пробовать, — сказал Хасан с довольным видом.

— Брага брагой, а я жрать хочу с самого утра.

Я полез в коробку, вынул оттуда пачку сухпайка, открыл ее и достал банку с тушенкой и сахар, кашу брать не стал, она в холодном виде как застывший парафин. С открывашками проблем не было, они шли в комплекте к цинкам с боеприпасами, и к банкам с запалами от гранат. Сухари и кашу я закинул обратно в коробку, а вместо сухарей взял батоны в вакуумной упаковке. Батоны эти были, в общем, ничего, но без воды их жрать было невозможно, потому как они были сухими, не в смысле твердыми, а сухими, то есть очищенными полностью от влаги и слегка проспиртованными. Когда открываешь упаковку, спирт сразу испаряется, и батоны становятся мягкими и на вид как свежие, их было по два в каждой упаковке.

Я достал один батон, открыл банку тушенки и с аппетитом все это съел, запив водой с сахаром. Для советского солдата этого было достаточно, за два года я уже привык к этим сухпаям и постоянным рейдам.

Я завалился на матрац, который валялся на полу БТРа, положил под голову бушлат, и решил подремать. Монотонно гудели движки, БТР шел мягко, я лежал и смотрел в потолок. Спать не хотелось, я просто лежал и думал о всякой ерунде, о гражданке, о бабах, о вине и водке, в общем, о том, о чем думает обычно солдат вдалеке от дома. О доме я не думал, так как его у меня не было, а может это и к лучшему, если убьют, то хоть горевать никто не будет. Хотя в данный момент мне умирать не хотелось. Я всегда мечтал — вот вернусь на гражданку, найду себе хорошую бабу, женюсь, заведем детей, и обязательно двух, а может трех, возьмем из детдома, из того, где воспитывался сам, и воспитаем их так, чтоб они никогда не думали о том, что у них не было родителей.

Помечтав немного, я решил узнать, где мы находимся.

— Хасан! Где мы? — крикнул я.

— В Афгане, — ответил Хасан.

— Да что ты говоришь? А я думал, мы в Африке. Я спрашиваю, в каком месте?

— Тебе улицу назвать?

— Да ты заколебал, Хасан. Нормально ответить не можешь, что ли?

— Да откуда я знаю! Встань и посмотри.

— А по рации что трещат?

— Да ни кого не слышно пока.

— Пойти что ли Сапога поучить с винтовки стрелять, держать он ее вроде научился, — сказал я, вставая.

— Сходи, сходи, заодно и посмотришь, где мы едем, — ответил Хасан.

Я, взяв свой автомат, полез на броню. Высунувшись из люка, я спросил:

— Брагу не выпили?

— Выпили, ты опоздал, — ответил Урал.

Сапог сидел возле баков и глазел на горы, которые простирались справа от нас. Впереди, метрах в пятидесяти, катил БТР ротного. Я глянул на горы, и по коже пробежали мурашки, неприятное ощущение было от этого вида. Много раз, вот так же как сейчас, двигаясь у подножья, колонна нарывалась на засаду, или на снайпера. По боевому ехать тоже опасно, на мины нарываешься чаще чем на засады, и поэтому немного безопаснее ехать на броне, хотя какая разница, хоть так, хоть эдак, в Афгане по всякому опасно.

— Сапог, снайперка заряжена? — спросил я.

— Да, заряжена, — ответил он.

— А ну передерни затвор.

— Зачем? — спросил удивленно Сапог.

— Духов стрелять будем. Понял?

— Каких духов?

— Злых духов. Хочу посмотреть, как ты стреляешь.

Сапог передернул затвор и посмотрел на меня. Я огляделся вокруг, подыскивая подходящую мишень.

— Сапог, видишь вон тот выступ в скале, а на нем коряга торчит или что-то вроде того? — я показал пальцем на выступ с виднеющейся на нем какой-то ерундой в виде коряги.

— Да, вижу.

— А ну, стреляй по этой херне.

Сапог прицелился и застыл в этой позе. Время шло, Сапог целился.

— Сапог, ты что — уснул? — спросил его Качок.

— Ему, наверно, корягу жалко, — добавил Урал.

Раздался выстрел, пуля легла метрах в тридцати от цели, Сапог посмотрел на меня.

— Сапог, дубина, да если ты так будешь целиться, тебя духи не только замочат, но и в плен возьмут вместе с винтовкой. Мало того, ты хотя бы примерно попал, куда целился. А ну, давай снова стреляй, пока не отъехали от места. Целиться будешь три секунды, если дольше задержишься, я тебе в лоб заеду, не попадешь, тоже в лоб получишь. А ну давай быстро целься.

Сапог прицелился, я начал считать.

— Раз… Два…

Раздался выстрел, пуля легла рядом с целью, почти в полуметре от нее. Сапог опустил винтовку и снова посмотрел на меня.

— Сапог, ты без пиз…юлей, ни чего не можешь делать, так что ли?

— Ну ведь чуть-чуть не попал, — промямлил Сапог.

— Нет, насчет этого я тебе ни чего не говорю, выстрелил ты хорошо, я даже удивился. Я про другое, тебе пока не вставишь, до тебя не доходит. А если пойдем на проческу, или нарвемся на засаду, я что, за тобой буду ходить и пугать, навроде, если не попадешь, то в лоб получишь и все такое, так что ли? Да нас тогда обоих завалят, дурила ты. Станем на блок, ты у меня тренироваться часами напролет будешь. Понял?

— Понял, — пробубнил Сапог.