В Германии

В Германии

XIII века на побережье Балтийского моря, между Вислой и Неманом, на исконных славянских и литовских землях, обосновались «псы-рыцари» Тевтонского ордена. С течением времени они превратили Восточную Пруссию в мощный, выдвинутый на восток плацдарм для осуществления «Дранг нах Остен» – пресловутого «Натиска на Восток». Отсюда на протяжении семи столетий одно за другим следовали вторжения на земли соседей. Много горя и страданий принесли нашему народу эти вторжения, много раз объединенные силы русских, поляков и литовцев отбрасывали врагов. Но они приходили все вновь и вновь, влекомые бредовой идеей установления господства над нашими народами. Однако всему бывает конец.

Осенью 1944 года Восточная Пруссия, важный военно-промышленный район Германии, оказалась осажденной войсками Красной Армии: с востока и северо-востока на ее территорию ворвались армии 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, с юга же, в пределах польской области Мазовии, держали оборону войска 2-го Белорусского фронта, которым теперь и командовал Рокоссовский.

Еще в первых числах ноября 1944 года при разработке планов осенне-зимней кампании советское Верховное Главнокомандование пришло к убеждению, что для успешного наступления на главном – Берлинском – направлении необходимо разгромить восточнопрусскую группировку противника и тем самым развязать руки войскам 2-го Белорусского фронта для действий на этом основном направлении. Успех операции стратегически был очень важен и во многом определял ход завершающей кампании Великой Отечественной войны.

Об этом и говорил новому командующему Белорусским фронтом Сталин во второй половине ноября в Ставке.

– Вы должны все время помнить о необходимости тесного взаимодействия с 1-м Белорусским фронтом, – и Сталин красным карандашом вывел на карте, представленной ему Рокоссовским, красную стрелу, нацеленную во фланг противника. – Тем самым вы поможете Жукову, если наступление его войск замедлится.

Завершая беседу, Сталин сказал:

– Еще раз подчеркиваю, что ваш фронт – один из трех важнейших. 1-му и 2-му Белорусскому и 1-му Украинскому – именно этим трем фронтам, вероятно, и предстоит завершить войну в Германии.

Рокоссовский возвратился на фронт. Вскоре он получил директиву Ставки:

«1. Подготовить и провести операцию с целью разбить пшаснышско-млавскую группировку противника и не позднее 10—11 дня наступления овладеть рубежом: Мышинец, Вилленберг, Найденбург, Дзялдово, м. Бежунь, м. Бельск, Плоцк, иск. Петркувек. В дальнейшем наступать в общем направлении Ново-Място, Мариенбург.

2. Главный удар силами четырех общевойсковых армий, одной танковой армии и одного танкового корпуса нанести с Рожанского плацдарма в общем направлении на Пшасныш, Млава, Лидзбарк. Оборону противника прорвать силами трех армий на участке 16—18 км по фронту.

На участок прорыва привлечь три артдивизии и создать плотность артиллерии и минометов (от 76 мм и выше) не менее 220 стволов на один километр фронта прорыва...

3. Второй удар силами двух общевойсковых армий и одного танкового корпуса нанести с Сероцкого плацдарма в общем направлении Насельск, Плоньск, м. Бельск.

Для содействия 1-му Белорусскому фронту в разгроме варшавской группировки противника частью сил левого крыла фронта... нанести удар в обход Модлин с запада с целью не допустить отхода варшавской группировки противника за р. Висла и быть в готовности форсировать р. Висла западнее Модлин...»

Поскольку 2-му Белорусскому фронту предстояла, как и обещал Верховный Главнокомандующий, очень важная операция, Ставка начала проводить усиление его войсками и техникой. Когда Рокоссовский принял фронт, в него входили 3, 48 и 50-я армии. Но вскоре из 1-го Белорусского фронта под командование Рокоссовского перешли 70-я и 65-я армии вместе со своими участками, а из резерва Ставки были выделены 2-я ударная, 49-я общевойсковые армии и 5-я гвардейская танковая армия. Таким образом, к началу января 1945 года в распоряжении Рокоссовского имелось семь общевойсковых армий, одна танковая, одна воздушная, танковый, механизированный и кавалерийский корпуса, несколько артиллерийских дивизий прорыва, в целом вместе с тыловыми учреждениями более 880 тысяч человек, 2195 танков и САУ, более 11 тысяч орудий в минометов, полторы тысячи самолетов.

Войска 2-го Белорусского фронта к началу января держали оборону на 288-километровом участке, по восточному берегу Августовского канала, рекам Бобру и Нареву до Сероцка включительно. На западном берегу Нарева они удерживали два плацдарма.

Руководствуясь директивой Ставки, Рокоссовский принял решение прорвать оборону врага силами 3, 48 и 2-й ударной армий и 5-й гвардейской танковой армии на Млавском направлении с плацдарма у Ружан. Южнее, с плацдарма за Наревом, у Сероцка, на 10-километровом участке, должны были нанести удар 65-я и 70-я армии, для развития успеха которых намечалось ввести в прорыв 1-й гвардейский танковый корпус. Находившаяся на правом фланге 50-я армия активными действиями должна была сковывать силы врага.

Рокоссовский предусматривал, что прорыв главной полосы обороны войска фронта осуществят при темпе 10—12 километров в сутки, а в дальнейшем будут продвигаться со скоростью до 15 километров в день.

Чтобы привести в действие такую махину, как 2-й Белорусский фронт, чтобы обеспечить успешное наступление, требовалась самая тщательная подготовка, и Рокоссовский с первых же дней но вступлении в командование принялся за нее. Здесь, на 2-м Белорусском фронте, он нашел дружный, сплоченный и опытный коллектив работников штаба, работать с которым было легко и приятно.

Как и на 1-м Белорусском фронте, Рокоссовский по-своему, несколько необычно, построил работу штаба. Вот как об этом писал он сам: «...я применял оправдавшую себя систему работы на командном пункте. У нас имелась, как мы ее называли, штаб-квартира, где мы сообща обдумывали планы, принимали решения, заслушивали информация офицеров-направленцев, обсуждали всевозможные предложения, обменивались мнениями об использовании различных родов войск, об организации взаимодействия между ними. Тут же отдавались необходимые распоряжения. В результате руководящий состав фронта постоянно был в курсе происходящих событий, и мы быстро на них реагировали. Мы избавлялись от необходимости тратить время на вызов всех руководителей управлений, родов войск и служб и на заслушивание длинных и утомительных докладов. То, что было приемлемо в мирное время, не оправдало себя в условиях войны. Начальник штаба фронта генерал А. Н. Боголюбов, очень педантичный, как и свойственно хорошему штабисту, сначала морщился: не по правилам! – но потом признал, что установленный мною порядок действительно лучше отвечает боевой обстановке».

На протяжении декабря 1944 и начала января 1945 года командующий, как и всегда, посещал одну за другой армии фронта, на месте знакомясь с соединениями и их командирами, с обстановкой и местностью, где его войскам скоро предстояло наступать. Спокойно, без излишних волнений и тем более шума и криков разбирался Рокоссовский в решениях, принятых командующими армиями, и, если это было нужно, искусно исправлял, уточнял решения, но делал это так, чтобы не задеть самолюбия своих подчиненных.

Командующий 48-й армией генерал П. Л. Романенко должен был провести частную наступательную операцию, с тем чтобы улучшить позиции своих войск. На время этой операции Рокоссовский выделил ему артиллерийский корпус прорыва, некоторые части которого из-за распутицы не смогли вовремя прибыть в назначенные им районы. Хотя командующий артиллерией армии докладывал о невозможности переброски артиллерии в отведенные сроки и необходимости отложить операцию на два-три дня, генерал Романенко не захотел с этим считаться и заявил, что откладывать операцию он не собирается и потребовал «во что бы то ни стало» обеспечить готовность артиллерии. Это было явно невыполнимое требование, и Рокоссовскому стало известно о нем.

Командующий фронтом связался с командармом-48 и начал разговор, как всегда, спокойно и дружелюбно:

– Как ваши дела, Прокопий Логвинович?

Голос командарма был бодр:

– Завершаем подготовку, товарищ командующий, все в порядке. Завтра точно в срок начнем.

– А как с артиллерией? Корпус прорыва собрали?

– Да нет, только он один и подводит, еще не все бригады подошли. Но я отдал приказ, чтобы завтра точно в назначенный срок они все были готовы к открытию огня по плану.

– Прокопий Логвинович, а к чему вы торопитесь? Дороги, вы сами знаете, сейчас плохие, артиллеристы могут и запоздать. Я бы на вашем месте не торопился.

– Товарищ командующий, а вы разрешите дня на два отложить операцию?

– А почему нет? Ведь это ваша армейская операция, я вас жесткими сроками не связываю.

Романенко явно обрадовался.

– Спасибо, товарищ командующий. Мы со штабом все подсчитаем, и я вам доложу.

– Хорошо, Прокопий Логвинович. Желаю успеха.

Командующий положил трубку и мягко улыбнулся окружающим: вот, мол, и вся проблема!

Тщательно контролируя исполнение своих приказаний, Рокоссовский в то же время не проявлял ненужной подозрительности и полностью доверял своим подчиненным, если был убежден, что они знают свое дело. И. И. Федюнинский, командующий 2-й ударной армией, только что прибывшей из резерва Ставки, немедленно явился к Рокоссовскому, с которым они вместе начинали войну в Западной Украине, и доложил о состоянии армии.

По окончании доклада он спросил:

– Товарищ маршал, вы будете проводить смотр войскам?

– А дивизии у вас хорошие? – поинтересовался Рокоссовский. – Боевой опыт есть?

– Да, все дивизии имеют боевой опыт, укомплектованы полностью.

– Ну что ж, тогда я пока смотреть их не буду. Распорядитесь, чтобы ваш начальник штаба и командующий артиллерией приехали сюда, надо начинать готовить наступление с Наревского плацдарма.

Декабрь 1944 года прошел в подготовке. Все, от генерала до рядового, прекрасно понимали, что наступают завершающие месяцы войны. И повсюду Рокоссовский видел высокую сознательность своих подчиненных, проявлявшуюся даже в мелочах.

Вместе с командующим 2-й ударной армией он ехал ночью на плацдарм за Наревом. Ночь была очень темной, дорога – скверной, и Рокоссовский разрешил шоферу включить ненадолго фары. Но сразу же у какого-то мостика машину остановила девушка-регулировщица и начала выразительно отчитывать шофера за нарушении светомаскировки. Ее не смутило присутствие генералов в машине, она лишь сказала с укоризной:

– Эх, товарищи генералы, отдаете приказы, и сами же их нарушаете!

Рокоссовский смеялся:

– А ведь она права!

– Это так, но зачем же ругаться? – заметил Федюнинский девушке.

– А что мне прикажете делать с вашим шофером? Он нарушает приказ!

– Молодец! – продолжал смеяться маршал. – Хорошо несете службу.

– Служу Советскому Союзу! – регулировщица откозыряла и на прощание приказала шоферу: – Свет ты все-таки выключи!

Наступил январь 1945 года. Внезапно Ставка потребовала ускорить подготовку и перейти в наступление на шесть дней раньше, 14 января. Причины такого изменения срока были внешнеполитическими: в конце декабря 1944 года немецкие войска нанесли мощный удар по англо-американским войскам в Арденнах, там складывалось катастрофическое положение. В специальном послании Уинстон Черчилль просил Сталина ускорить начало наступления, и Советское правительство, верное своим союзническим обязательствам, немедленно откликнулось. Этих шести дней очень не хватало Рокоссовскому – еще не все было готово, в связи с перегрузкой транспорта еще не прибыло долгожданное пополнение. Тем не менее 2-й Белорусский фронт перешел в наступление 14 января.

За день до этого начали операцию по разгрому восточнопрусской группировки врага войска 3-го Белорусского фронта, руководимого И. Д. Черняховским. В эти же дни пришли в движение и другие фронты: 1-й Украинский перешел в наступление 12 января, 1-й Белорусский – 14 января. Удар сокрушительной силы обрушился на врага.

Давно известно, что разбойник, отправляясь на грабеж, загодя готовит себе надежное убежище, куда можно будет перетащить захваченную добычу и где можно отсидеться в случае неудачи. На протяжении столетий немецкие милитаристы укрепляли свою разбойничью цитадель – Восточную Пруссию. Особенно рьяно принялись они за это с конца XIX века, в предвидении предстоящей войны с Россией, а военные теоретики прусского милитаризма – Шлиффен и Мольтке-младший – разрабатывали планы операций в Восточной Пруссии. Уже к началу первой мировой водны Восточная Пруссия, по сути дела, представляла собой единый мощный укрепленный район, справиться с которым оказалось не под силу русской армии в 1914 году. В последующие десятилетия строительство оборонительных укреплений продолжалось, и к началу 1945 года здесь была создана, казалось, непреодолимая оборона. Сотни мощных долговременных (железобетонных) огневых точек, траншеи, противотанковые рвы, бетонированные наблюдательные и командные пункты, различные проволочные препятствия (проволочный забор, спираль «Бруно», малозаметные препятствия), противопехотные минные поля, бетонные и деревянные надолбы, металлические «ежи», форты многочисленных крепостей, каменные строения в городах и деревнях, приспособленные к обороне, – думается, что достаточно только перечислить все это, чтобы представить, какую оборону предстояло прорвать советским солдатам. Вдобавок фашистские солдаты, и всегда оборонявшиеся упорно и до последней возможности, здесь, на границах собственной земли, дрались с отчаянием обреченных, сознавая, что пришло время расплаты за все содеянное на советской земле за долгие три года войны.

На направлениях ударов Рокоссовскому удалось создать мощные группировки: войска 2-го Белорусского фронта превосходили здесь противника в живой силе в 5 раз, в артиллерии – в 7—8 раз, в танках – в 9 раз. Поэтому, когда началась артиллерийская подготовка, командующий фронтом был спокоен: его войска должны, не могут не прорвать обороны врага. Досадно было только, что действия авиации в этот день исключались: во всей полосе фронта густой туман и обильный снегопад ограничивали видимость до 150—200 метров.

85 минут артиллерия обрабатывала позиции врага, и в первые часы боя активность его войск была незначительной. Но в дальнейшем они стали оказывать яростное сопротивление, а с утра 15 января перешли в контратаки, введя в бой все дивизионные и корпусные резервы и пытаясь ликвидировать трещины, образовавшиеся в обороне. Продвижение войск замедлилось, а местами и вовсе прекратилось. В такой обстановке Рокоссовский принял решение ввести в бой танковые корпуса, что сразу изменило ход сражения. Оборона противника была прорвана, и войска 2-го Белорусского фронта устремились к Бромбергу, Грауденцу и Мариенбургу. К утру 19 января они прорвали фронт обороны противника на протяжении 110 километров и углубились на Млавско-Эльбингском направлении до 60 километров, то есть продвигались по 12 километров в сутки, как и предполагалось планом операции.

20 января произошло знаменательное событие – войска 3-й армии вступили в пределы Восточной Пруссии. На следующий день Рокоссовский получил директиву Ставки:

«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает: 1. Войскам фронта продолжать наступление в общем направлении на Дойтш-Айлау, Мариенбург и не позднее 2 – 4 февраля овладеть рубежом Эльбинг, Мариенбург, далее на юг р. Висла, Торн, отрезая противнику все пути из Восточной Пруссии в Центральную Германию.

По выходе на р. Висла захватить плацдармы на западном ее берегу к северу от Торн.

Одновременно правым крылом фронта овладеть рубежом Иоганнесбург, Алленштайн, Эльбинг.

2. Иметь в виду в дальнейшем вывести большую часть сил фронта на левый берег р. Висла для действий в полосе между Данцигом и Штеттином. 19 армия, сосредоточивающаяся в районе Острув-Мазовецки, с 1 февраля будет передана в состав войск 2 Белорусского фронта».

Войска 2-го Белорусского уже 21 января выполняли предписания директивы Ставки. В этот день они овладели многими восточнопрусскими опорными пунктами, в том числе и Танненбергом.

Походная машина Рокоссовского летела по автострадам Восточной Пруссии мимо покинутых населением чистеньких немецких городков. Вот и Танненберг. Сложные чувства овладевают Рокоссовским. Всем, кто изучал военную историю, известно название этого городка. Здесь 15 июля 1410 года под Грюнвальдом у Танненберга объединенные русские, польские, чешские и литовские полки наголову разбили войско тевтонских крестоносцев. Здесь же, западнее Мазурских озер, в августе 1914 года примерно в том же направлении, что и армии Рокоссовского, наступала 2-я русская армия генерала А. В. Самсонова. Тогда она вторглась в Восточную Пруссию и достигла поначалу значительного успеха, но затем вследствие несогласованности действий русских войск была наголову разбита. Погибло много русских солдат, генерал Самсонов застрелился. Немецкие историки назвали это сражение Танненбергским. В честь Гинденбурга, с именем которого связана победа, гитлеровское правительство соорудило огромный мемориальный комплекс.

Отступая, немецко-фашистские войска взорвали памятник. Теперь командующий 2-м Белорусским фронтом стоит перед его развалинами. Советские солдаты идут вперед безостановочно. Война пришла и на немецкую землю. Три с половиной года Рокоссовский видел разрушенные и сожженные города и села нашей Родины и соседней Польши, три с половиной года он твердо верил: настанет пора – и наши солдаты придут сюда. Он верил в это в июне 1941 года, когда догорали последние танки его корпуса, он был уверен в этом, когда его бойцы с гранатами в руках бросались навстречу врагу под Волоколамском, он был убежден в этом в приволжских степях, в виду пылающих развалин Сталинграда. Да, он верил в то, что завершит войну на земле агрессора, что ему, солдату с тридцатилетним стажем, удастся все же прийти сюда, на немецкую землю. И не только он верил в неизбежность такого поворота событий, в это верили и те, кто шел в огонь по его приказу на Днепре и Волге, на Дону и Десне, на Буге и Висле. И вот это свершилось!

Рокоссовский стоял перед взорванным памятником Гинденбургу, и на память ему приходили строчки совсем недавно прочитанных в газете стихов:

За горе, за все страдания,

Что видел наш мирный дом,

Плати по счетам, Германия,

Молись! По тебе идем! 

Но то, что позволительно поэту, не может быть дозволено ему, советскому полководцу и политическому деятелю. Красная Армия ведет войну не против немецкого народа, она взялась за оружие, чтобы разгромить агрессора и уничтожить в Германии фашизм и милитаризм, принесшие так много несчастья соседям Германии, да и самому немецкому народу. В отличие от гитлеровских захватчиков, сеявших смерть и разрушения на оккупированной земле, воины Красной Армии должны вести себя с достоинством, свято хранить честь защитника социалистического государства, и он, Рокоссовский, сделает все, что в его власти, чтобы солдаты его фронта помнили: гитлеры приходят и уходят, а Германия, а народ германский остается!

Вступление в Восточную Пруссию солдаты и офицеры фронта Рокоссовского встретили с величайшим подъемом. «Вот она, берлога немецкого зверя, – говорили они. – Теперь мы отомстим гитлеровцам за все их злодеяния, совершенные ими на нашей земле». В сознании многих солдат вначале не укладывалось, как после тех зверств, что творили фашистские захватчики на советской земле – и это солдаты и офицеры на протяжении трех с половиной лет видели собственными глазами, – можно относиться великодушно к немцам. На этот счет в «Истории Великой Отечественной войны» говорится: «...не все советские бойцы правильно понимали, в чем должна выражаться месть и как надо вести себя в Германии. В первые дни боевых действий на территории Восточной Пруссии были отдельные факты нарушения норм поведения». Этого нельзя было допустить, командование и политуправление фронта позаботились о том, чтобы каждому солдату и офицеру была ясна сущность гуманной советской политики в отношении мирного немецкого населения. Был издан специальный приказ, партийные и комсомольские организации войск в течение одного-двух дней разъяснили воинам требования этого приказа. И воины 2-го Белорусского фронта оказались на высоте – больше Рокоссовскому не приходилось встречаться с подобными нарушениями воинского кодекса, хотя по дорогам Германии его войска проделали немалый путь.

Войска 2-го Белорусского фронта, гоня перед собой объятые паникой и потерявшие управление соединения 2-й немецкой армии, быстро продвигались к Балтийскому морю. То, что было не под силу солдатам Самсонова в августе 1914 года, солдаты Рокоссовского сделали быстрее всех намечавшихся сроков. Не 2—4 февраля, как предписывала Ставка, а вечером 23 января танкисты передового отряда 31-й танковой бригады под командованием капитана Г. Л. Дьяченко ворвались в Эльбинг. Появления их никто не ждал, Эльбинг жил обычной жизнью тылового города: работала электростанция, ходили трамваи, по улицам гуляли горожане. И вдруг – советские танки! С зажженными фарами, стреляя по вражеским автомашинам, промчались советские танкисты по центральным улицам города. Поднялась паника, а танкисты, не задерживаясь в городе, устремились к берегу Балтийского моря, к заливу Фришес-Хафф, и вскоре уже были на его побережье.

С выходом войск 2-го Белорусского фронта к этому заливу все сухопутные коммуникации восточнопрусской группировки врага были перерезаны. С 14 по 26 января армии фронта продвинулись с боями на 200—220 километров, овладели крепостями Модлин, Млава, Фордон, Мариенбург и окружили крепость Торн. За эти 12 дней они освободили территорию северной Польши площадью до 20 тысяч километров и заняли около 14 тысяч квадратных километров территории Восточной Пруссии.

Однако с 27 января оперативная обстановка в полосе наступления 2-го Белорусского фронта осложнилась. Немецко-фашистское командование предприняло контрудары, имевшие целью отбросить советские войска от залива и деблокировать свою восточнопрусскую группировку. Контрудар гитлеровцев начался в ночь на 27 января.

Эта ночь хорошо запомнилась Рокоссовскому. С вечера поднялся ураганный ветер, и разыгралась метель. Одно за другим в штаб-квартиру командующего поступали тревожные сообщения: командующий 48-й армией: докладывает, что противник наступает большими силами, и возникает опасение, удастся ли его сдержать. Командующий 5-й гвардейской танковой армией В. Т. Вольский докладывает Рокоссовскому, что неприятель приближается к его командному пункту, и просит разрешения со штабом перейти в расположение войск 2-й ударной армии И. И. Федюнинского. Действовать надо быстро, и Рокоссовский перебрасывает на угрожаемое направление стрелковый, механизированный и два танковых корпуса, основные силы кавалерийского корпуса, механизированную бригаду, пять истребительно-противотанковых бригад и стрелковую дивизию.

Вскоре мимо окон командного пункта на галопе стали проноситься кавалеристы корпуса Н. С. Осликовского. Сам командир корпуса заскочил в штаб и доложил, что его головной полк уже в районе действий, ведет бой с прорвавшимися в расположение 48-й армии войсками противника.

Метель тем временем не ослабевает, на дорогах возникают сугробы, и в таких условиях кавалеристы Осликовского имеют неоспоримое преимущество перед пехотой. Снежные заносы мешают и врагу. Советские части, обойденные в населенных пунктах, занимают круговую оборону и сопротивляются до конца. 28—30 января бои идут с переменным успехом, но к 31 января гитлеровские войска вынуждены отойти на исходные позиции. Деблокада восточнопрусской группировки не состоялась.

Только сумел Рокоссовский справиться с этой угрозой, как положение обострилось на другом участке. В районе города Торна (Торунь) 70-я армия блокировала группировку гитлеровцев. По оценке командарма-70 в ней было всего 5 тысяч солдат, и потому для ее ликвидации выделялась лишь ослабленная стрелковая дивизия и один полк без достаточного количества артиллерии. На самом же деле в гарнизоне Торна насчитывалось около 30 тысяч солдат и этот просчет привел к необходимости вести тяжелые бои.

Вечером после ужина в штаб-квартире к Рокоссовскому обратился начальник тыла фронта И. М. Лагунов:

– Товарищ командующий, из Торна пришло несколько поляков. Они говорят, что в городе полно солдат, у них танки, бронемашины, артиллерия.

– А где были задержаны эти поляки?

– Да никто их не задерживал, товарищ командующий, просто они зашли к нам в госпиталь и сказали, что на пути никого из наших солдат не встретили. Это встревожило начальника госпиталя, он и позвонил мне.

Рокоссовский с начальником штаба только начали обсуждать, какие силы следует выделить для ликвидации торунского гарнизона, как комфронта вызвали к телефону.

Говорил командарм-70 Попов:

– Товарищ командующий фронтом! Противник прорвал кольцо и движется на север, к Грауденцу. Войск у него гораздо больше, чем мы предполагали.

– Что вы предприняли?

– У меня нет войск под руками, противник приближается к моему командному пункту. Прошу вашего разрешения перенести его.

– Хорошо, переходите в ближайшую дивизию и немедленно принимайте меры к ликвидации противника. Я сейчас позвоню Батову и прикажу ему переправить на восточный берег войска навстречу немцам.

Рокоссовский связался с командующим 65-й армией, войска которой вели бои за расширение плацдармов на западном берегу Вислы в нижнем ее течении:

– Павел Иванович, противник вырвался из Торна и движется по тылам 70-й армии к вашим переправам и к Грауденцу, где немцы еще сохранили переправы. Надо принимать меры! Что у тебя есть на восточном берегу?

– Дивизия и полк.

– Этого мало! Переправь обратно с плацдарма минимум две дивизии, иначе их не сдержать.

Батов немедленно начал исполнять приказ Рокоссовского. Объединенными усилиями двух армий прорвавшаяся группа войск гитлеровцев была окружена на правом берегу Вислы, к востоку от Хелмно, уже на открытой местности, а не в городе-крепости. После нескольких дней боев группировка была разгромлена, 12 тысяч фашистов попали в плен и лишь около 3 тысяч сумели переправиться через Вислу.

Отражая попытки врага деблокировать восточнопрусскую группировку, уничтожая гарнизоны немецких крепостей в своем тылу, войска левого крыла фронта одновременно расширяли свои плацдармы на левом берегу Вислы в готовились к наступлению в Восточной Померании.

Это наступление началось без оперативной паузы и явилось, по существу, продолжением наступательных действий войск 2-го Белорусского фронта, но с новыми целями и задачами. Уже в ходе боев в Восточной Пруссии Рокоссовский, своевременно информированный Ставкой о дальнейшем развитии событий на правом крыле советско-германского фронта, сумел правильно оценить обстановку и произвел некоторую перегруппировку своих войск. Не ослабляя внимания к боям в Восточной Пруссии, он постарался усилить левое крыло фронта и к моменту получения директивы Ставки имел здесь группировку, позволявшую развивать наступление без паузы. Таким образом, Рокоссовскому удалось обеспечить непрерывность ударов по противнику и их нарастающую силу.

8 февраля Ставка приказала Рокоссовскому перейти в наступление с целью разгрома восточнопомеранской группировки врага. Силы левого крыла фронта и его центра должны были начать наступление 10 февраля. Четыре своих правофланговых армии Рокоссовский должен был передать 3-му Белорусскому фронту, на который Ставка возложила завершение разгрома врага в Восточной Пруссии. В тот же день Рокоссовский отдал приказ, формулировавший ближайшие задачи армий фронта. Вскоре он направил в Ставку свои соображения о дальнейших действиях войск. Учитывая состояние войск фронта, Рокоссовский предполагал уменьшить пространственный размах операций, заменить намечавшийся фронтальный удар по всей восточнопомеранской группировке маневром на окружение ее части путем отсечения 2-й немецкой армии.

Предложения Рокоссовского об изменении плана Ставки были вызваны состоянием войск фронта. В январе – феврале 1945 года они понесли большие потери, были утомлены и требовали отдыха. В дивизиях насчитывалось не более 3—4 тысяч человек. Исправных танков в соединениях фронта не было и трехсот. Все это и вызывали тревогу Рокоссовского.

Начавшиеся 10 февраля действия 2-го Белорусского фронта были довольно успешными. За 10 дней его войска продвинулись на 40—60 километров, но вое же полностью выполнить задачу Ставки не смогли. Поэтому Верховное Главнокомандование решило привлечь для разгрома восточнопомеранской группировки и войска 1-го Белорусского фронта. Оба фронта смежными флангами должны были наступать на север, рассечь вражескую группировку, выйдя к Балтийскому морю. Затем войска 2-го Белорусского фронта должны были повернуться фронтом на восток, ликвидировать восточную часть вражеской группировки и овладеть городами Данцигом и Гдыней.

Выделенные Ставкой для удара на левом фланге фронта 19-я армия и 3-й танковый корпус еле-еле успевали сосредоточиться в районе, откуда им предстояло действовать, но все же намеченные сроки были выдержаны. Рокоссовский вновь показал завидное умение в кратчайший период концентрировать на ударных участках необходимое количество войск в техники. При незначительном общем превосходстве в силах над противником в полосе шириной 17 километров на направлении главного удара армии Рокоссовского превосходили врага по пехоте почтя в 3 раза, по танкам и самоходной артиллерии – в 2 раза, по минометам – в 4,5 раза и по орудиям – в 3 раза.

После сорокаминутной артиллерийской подготовки 19-я армия утром 24 февраля перешла в атаку и к исходу дня продвинулась на 10—12 километров. С утра следующего дня Рокоссовский ввел в прорыв 3-й гвардейский танковый корпус генерала А. П. Панфилова, и в тот же день обозначился крупный успех: преодолев за день 40 километров, танкисты вышли на оперативный простор. После этого они еще прибавили темп наступления. Сбивая вражеские части прикрытия, обходя опорные пункты, оставляя их для разгрома пехоте, танкисты Панфилова устремились к северу, к берегу Балтийского моря. Теперь, в 1945 году, немецко-фашистским войскам не удавалось противодействовать умелым маневрам советских танкистов, наступавших решительно и смело.

Стремительное продвижение танкистов и радовало и беспокоило Рокоссовского. Дело в том, что они, наступая на север, не имели обеспечения с левого фланга, так как войска 1-го Белорусского фронта должны были перейти в наступление только 1 марта. Об этом Рокоссовский говорил с Верховным Главнокомандующим:

– По данным разведки, товарищ Сталин, в Ной-Штеттине, который находится западнее разграничительной линии, концентрируются войска немцев. Я боюсь. что, если Жуков не начнет вскоре наступление, они ударят нам в открытый левый фланг. Существует реальная угроза этого.

– Попробуйте сами обеспечить фланг, – предложил Сталин.

– У меня нет для этого сил, все резервы исчерпаны. Прошу в этом случае усилить фронт войсками или же обязать 1-й Белорусский побыстрее начать наступление.

– А войска вашего фронта не смогут занять Ной-Штеттин? – Несмотря ни на что, Сталин казался очень довольным ходом событий на 2-м Белорусском фронте. – Если вы это сделаете, в вашу честь дадим салют.

– Мы попытаемся, – отвечал Рокоссовский, – но это не меняет дела в корне – все равно фланг наш открыт.

– Я поговорю с Жуковым, – пообещал Сталин.

Рокоссовский тут же связался с Осликовским, приказал командиру 3-го гвардейского кавалерийского корпуса атаковать Ной-Штеттин и сообщил ему об обещании Верховного Главнокомандующего дать салют. В этот же день кавалеристы Осликовского завязали бой за Ной-Штеттин, обошли его с флангов и тыла и 28 февраля овладели городом. За это они были заслуженно вознаграждены приказом Верховного Главнокомандующего и салютом в Москве.

Тем временем танкисты Панфилова после некоторой перегруппировки возобновили свой бег к морю. Однако к исходу 2 марта Рокоссовский обнаружил, что опасность угрожает далеко продвинувшимся вперед танкистам теперь уже с правого фланга – в районе города Руммельсбурга враг собрал большую группу своих войск, явно намереваясь ударить по открытому флангу 19-й армии.

Однако из этого замысла ничего не вышло. Навстречу врагу были брошены пехотинцы 40-го стрелкового корпуса. Понеся большие потери, враг откатился на северо-восток.

3 марта танкисты возобновили продвижение, и к вечеру их передовые отряды были уже на побережье Балтийского моря.

Генерал Панфилов докладывал Рокоссовскому:

– Мы вышли к Кеслину. Оборона вокруг города мощная. Пленные говорят, что в городе сильный гарнизон.

– Что вы собираетесь делать?

– Буду брать город, – твердо ответил Панфилов.

– Хватит ли сил? – засомневался Рокоссовский.

– Хватит. Пехота со мною.

– Хорошо, – одобрил комфронта.

Штурм начался незамедлительно, и утром 5 марта Кеслин был очищен от врага. Тем самым 2-я немецкая армия была отрезана от остальных сил, находившихся в Восточной Померании.

На следующее утро в штаб фронта прибыл гонец из 3-го гвардейского танкового корпуса. На стол перед Рокоссовским он торжественно водрузил три закупоренные бутылки.

– Что это? – удивился Рокоссовский.

– Балтийская вода, товарищ командующий фронтом. – Голос гонца звучал гордо.

Рокоссовский засмеялся, вышел из-за стола, взял одну из бутылок, откупорил, понюхал.

– Пахнет водорослями! Попробуем, какова на вкус. – Он отхлебнул прямо из горлышка и тут же сплюнул. – Соленая! Ну что ж, это хороший подарок!

Вода из Балтийского моря! Вот куда мы пришли, а были у Волги! – Он повернулся к гонцу. – Передайте мою благодарность молодцам-гвардейцам за такой подарок!

Теперь, после рассечения восточнопомеранской группировки, Ставка потребовала от 2-го Белорусского фронта разгромить и уничтожить врага в районе Данциг – Штольп. Для этого армии левого крыла следовало повернуть фронтом на восток.

Если читатель посмотрит на карту, то он увидит на берегу Данцигской бухты три расположенных рядом города – Гдыню, Цоппот (ныне – Сопот, изестный курорт) и Данциг (Гданьск). Они, по сути дела, слились в один город. Во время войны эти укрепленные города-порты с их верфями и многочисленными военными кораблями были мощной крепостью.

Войска 2-го Белорусского фронта продолжали наступление, но медленно. Им явно не хватало подвижных соединений, и Рокоссовский был вынужден обратиться в Ставку с просьбой передать в его распоряжение хотя бы временно одну из двух танковых армий 1-го Белорусского. Согласившись с его доводами, Сталин обещал немедленно отдать распоряжение о временной передаче фронту 1-й гвардейской танковой армии, и с 8 марта эта армия перешла в распоряжение Рокоссовского.

Тем временем 2-й Белорусский продолжал наступать. Заметного успеха добились танкисты все того же 3-го гвардейского корпуса. 8 марта они стремительной атакой захватили один из крупнейших городов Померании, Штольп, и продолжали продвижение на восток. Для характеристики того, насколько решительно и умело действовали теперь, на исходе четвертого года войны, советские солдаты, можно привести следующий эпизод.

После захвата Штольпа для обеспечения своего фланга с севера командование корпуса выделило небольшой отряд – взвод танков, взвод бронетранспортеров и взвод мотоциклистов —и отправило его к маленькому приморскому городку Штольпмюнде. Вблизи этого городка советские бойцы настигли колонну врага, состоявшую из трех бронетранспортеров, танка и двух рот мотопехоты. На большой скорости советские танки ударили в хвост колонне. 12 автомобилей с пехотой были разбиты огнем и гусеницами танков. Первыми же выстрелами танкист Бородулин подбил немецкий танк. Бронетранспортеры пытались скрыться, но попали в засаду, устроенную обогнавшими их советскими мотоциклистами. Первый бронетранспортер от взрыва двух умело брошенных гранат перевернулся и загородил дорогу остальным. Оставшиеся в живых фашисты сдались, советский же отряд устремился в Штольпмюнде, ворвался в город и после короткой схватки очистил его от противника.

После того как 8 марта на левом крыле фронта появилась 1-я гвардейская танковая армия, продвижение войск 2-го Белорусского стало еще быстрее. Немецко-фашистское командование, видя, что ему не удастся задержать на промежуточных рубежах советские войска, начало отводить свои соединения в заблаговременно подготовленный Гдыньско-Данцигский укрепленный район. 13 марта танковые соединения с ходу прорвались к предполью этого района, но ворваться в Данциг и Гдыню не смогли. Предстояла осада и штурм крепости.

Рокоссовский отправился посмотреть оборонительные сооружения врага. Его автомобиль с превеликим трудом пробирался по забитой дороге. Фронт наступления сузился до 60 километров, и на прифронтовых дорогах было очень тесно от техники и людей. А еще больше загромождали дорогу беженцы. Геббельсовская пропаганда плела такие ужасы о советских «зверствах», что, едва только заслышав о приближении «большевиков», все, кто мог передвигаться, бросались бежать. Обезумевшие от страха люди забили все шоссе и проселки. Но, по мере того как они убеждались, что советские солдаты не воюют с мирными жителями, людская река начинала течь в другом направлении.

Обгоняя понуро бредущих по обочинам дороги немцев-беженцев, Рокоссовский вспоминал горькие дни июня – июля 1941 года, когда вот так же, выбиваясь из сил, шли по дорогам наши старики, женщины, дети, а следом за ними на восток рвались отцы, мужья, сыновья, братья этих людей... Что же, кто посеял ветер, пожнет бурю!

Данциг оказался крепостью экстра-класса. Мощные, хорошо замаскированные форты держали под обстрелом всю местность в радиусе 15 километров от города. Крепостной вал, оставшийся от прежних времен, опоясывал город, а перед ним вырос внешний пояс современных оборонительных сооружений. На всех без исключения командных высотах – железобетонные и камнебетонные доты. Широко и умело спланированные позиции полевого характера дополняли оборону. По сведениям разведки, до двух десятков фашистских дивизий защищали эту цитадель. Рокоссовский убедился – такой крепости его войскам еще не приходилось штурмовать.

Он решил, не допуская никаких пауз в боевых действиях, с утра 14 марта нанести рассекающий удар в направлении на Цоппот, чтобы затем уничтожить группировку врага по частям. Этот план и был выполнен войсками, но каких усилий это потребовало от солдат!

Сражение шло днем и ночью. Прогрызая одну позицию врага за другой, медленно шли к намеченной цели советские солдаты. Бои носили столь упорный характер, что продвижение наших войск по временам исчислялось только сотнями метров. Отдельные крупные опорные пункты обороны врага приходилось атаковать по нескольку суток. Лишь в ночь на 25 марта советские солдаты штурмом преодолели последнюю линию укреплений между Данцигом и Гдыней. В 6 утра они ворвались в Цоппот и вышли к берегу моря. Одновременно севернее войска 19-й армии завершили освобождение Гдыни. 28 марта они полностью овладели его.

Теперь оставался только Данциг. Его гарнизону был послав ультиматум с предложением капитулировать. Но ответа не последовало, и войска 2-й ударной и 65-й армий с утра 27 марта начали последний штурм города. 30 марта в приказе Верховного Главнокомандующего сообщалось, что войска 2-го Белорусского фронта полностью овладели городом и портом Данциг. На следующий день в газетах был опубликован Указ Верховного Совета СССР о награждении Рокоссовского «за искуснее руководство крупными операциями, в результате которых были достигнуты выдающиеся успехи в разгроме немецко-фашистских войск», орденом «Победы»24. Так Константин Рокоссовский, начавший счет боевым наградам с простого солдатского «Георгия» в августе 1914 года, получил высший военный орден своего Отечества.

Взятие Данцига явилось торжеством великой освободительной миссии Советской Армии. Данциг – старинный славянский город, неразрывно связанный с историческими судьбами Польши. Долгие годы он был оторван от нее. И то, что ныне национальный польский флаг развевается над этим городом, – дело рук и крови советских солдат, возглавлявшихся Константином Рокоссовским. Спустя четыре года, в марте 1949 года, в ознаменование освобождения Гданьска и Гдыни народные советы этих городов присвоили Рокоссовскому звание почетного гражданина.

В тот момент, однако, Рокоссовскому мало приходилось думать о судьбах старинных польских земель, его одолевали другие заботы. Как он и предполагал, не успели войска завершить штурм Данцига, как Верховное Главнокомандование дало им новую ответственную задачу.

1 апреля Ставка отдала директиву Рокоссовскому о срочной перегруппировке основных сил фронта – четырех общевойсковых армий, трех танковых и одного механизированного корпуса, а также фронтовых средств усиления на Штеттинское направление, чтобы не позднее 15—18 апреля сменить там войска 1-го Белорусского фронта.

2-му Белорусскому фронту предстояло принять участие в последнем сражении на территории Германии: мощными ударами 1-го, 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов советское командование намеревалось сокрушить вражескую оборону на ряде направлений, расчленить его берлинскую группировку и овладеть Берлином. Осуществление этого замысла должно было принудить Германию к капитуляции.

Но, чтобы принять участие в Берлинской операции, войскам Рокоссовского, только что наступавшим в восточном направлении, нужно было совершить поворот на 180 градусов и преодолеть форсированным маршем 300—350 километров по местности, на которой недавно окончились яростные сражения. Многие мосты на этом пути были взорваны, дороги завалены разбитой техникой, железнодорожный транспорт еще не возобновил работы.

Уже 4—5 апреля по решению Рокоссовского первыми начали перегруппировку 49-я и 70-я армии, вслед за ними 65-я. По железной дороге перебрасывались лишь танки, самоходно-артиллерийские установки и тяжелая артиллерия. Общевойсковые соединения и конница шли походным порядком. По 30—35 километров в сутки делали солдаты, спеша на запад, к Одеру.

Тем временем Рокоссовский получил указание Ставки о подготовке наступательной операции в общем направлении Штеттин – Росток. Для этого войска фронта должны были форсировать Одер, разгромить 3-ю танковую армию противника, не допустить ее отступления в район Берлина и тем самым обезопасить действия 1-го Белорусского фронта с севера.

10 апреля Рокоссовский прибыл на Одер, чтобы ознакомиться с местностью, на которой предстояло наступать. Начал он рекогносцировку с участка 65-й армии. Увиденное не обрадовало его. Долина Одера, несмотря на утренний туман, просматривалась хорошо. В этом месте Одер разделяется на два рукава – Ост-Одер и Вест-Одер, каждый шириной от 100 до 250 метров. Между рукавами раскинулась огромная, трех-четырехкилометровая, пойма, вся испещренная протоками, каналами, местами затопленная водой. Таким образом, перед армиями лежала четырех-пятикилометровая водная преграда, переправиться через которую во многих местах на лодках и паромах было нельзя: слишком мелко для этого.

Поэтому Рокоссовский решил форсировать Одер на широком фронте – успех, достигнутый в одном месте, можно будет немедленно использовать, перебрасывая сюда силы и средства. Замысел операции, разработанной Рокоссовским и его штабом, заключался в нанесении главного удара левым крылом фронта силами трех общевойсковых армий (65,70 и 49-я), трех танковых, механизированного и кавалерийского корпусов по противнику, оборонявшемуся на западном берегу Одера. После форсирования реки и прорыва Одерского оборонительного рубежа введенные в бой подвижные соединения должны были продвигаться в западном и северо-западном направлениях, отсекая основные силы 3-й танковой армии от Берлина и уничтожая их в прибрежных районах Балтийского моря. Операция планировалась на глубину в 130 километров и должна была продолжаться 12—15 дней. Рокоссовский предполагал, что его войска будут в состоянии начать операцию 20 апреля.

13 апреля первыми были на месте войска 65-й армии. Затем стали подходить соединения других армий, и к 18 апреля весь фронт в основном был на Одере. Но уже за день до этого, 16 апреля, с юга стала слышна канонада – это 1-й Белорусский фронт Жукова начал Берлинскую операцию. Небывалое воодушевление охватило всех. Все хорошо сознавали, что наступают последние недели войны, что там, южнее, их товарищи штурмуют Берлин, и спешили быстрее подготовиться, чтобы прийти им на помощь. В ночь на 20 апреля Рокоссовский доложил Верховному Главнокомандующему, что в назначенный срок войска готовы перейти в наступление.

И вот она началась, последняя боевая операция в его военной жизни! К ней он шел долгим и трудным путем.

Войска 2-го Белорусского фронта начали форсировать реку на широком фронте всеми тремя армиями ударной группировки, но наибольшего успеха в утренние часы достигли передовые батальоны 65-й армий Батова. Около 11.15 на НП Батова позвонил командующий фронтом:

– Как ваши дела, Павел Иванович?

– Пять дивизий первого эшелона форсировали Вест-Одер. Ведем бой за расширение плацдармов, товарищ командующий фронтом.

– Сейчас приеду к вам, ждите, – ответил Рокоссовский.

Его волновало, что 19-я и 70-я армии, форсировавшие Одер левее Батова, не достигли существенных успехов. Вскоре он был уже в 65-й армии.

– Что нового?

– Мы навели две 16-тонные паромные переправы, – докладывал Батов, – все время переправляли войска. Теперь пошла и техника.

Рокоссовский вместе с командующим артиллерией фронта А. К. Сокольским, начальником инженерных войск Б. В. Благославовым и командующим 4-й воздушной армией К. А. Вершининым поднялся на НП.

– Немцы контратакуют, от роты до полка пехоты, с танками группами в три-пять, а то и пятнадцать машин, – продолжал доклад Батов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.