* * *

* * *

В Ставке Верховного Главнокомандования Советской Армии ждали летней кампании спокойно и уверенно.

Когда обозначились направления главных ударов гитлеровской армии, стало окончательно ясно, что события на Курской дуге развернутся благоприятно для наших войск.

Но силы врага были еще очень велики. И Ставка Верховною Главнокомандования с первого часа битвы зорко следила за оперативными происками гитлеровского командования.

Еще шла борьба «а первом рубеже обороны, еще никто не мог сказать, как она развернется, а на второй день битвы танковому соединению генерала Ротмистрова и стрелковому соединению генерала Жадова было приказано перейти из резерва Ставки в распоряжение Ватутина. Танковое соединение Ротмистрова находилось в сотнях километров от Курской дуги и долго там обучалось. Пополненное, хорошо обученное, оно представляло собой грозную силу.

Получив директиву Ставки, танкисты стремительно двинулись к полю битвы.

Быстро, скрытно и организованно совершило танковое соединение марш в сотни километров.

Неукротимый порыв танкистов обеспечил готовность соединения к бою после большого и стремительного марша, сохранил полную и немедленную боеготовность машин и экипажей, и Ротмистров доложил Ватутину о готовности танкистов вступить в бой.

Для командующего фронтом вновь наступил ответственейший момент.

Похоже было, что фельдмаршал Манштейн принял новое решение, ослабил атаки вдоль шоссе на Обоянь и повернул свою главную танковую группировку на новое направление. Куда, с какой целью — на это должен был ответить Ватутин.

Манштейн мог перенести центр тяжести своего наступления на Корочу, мог нацелиться еще глубже — на Старый Оскол, Воронеж или, подтянув свежие силы и перегруппировавшись, снова обрушиться на прежнем, обояньском направлении.

Как всегда в оборонительном сражении, перед командующим фронтом неумолимо стоял вопрос: где противник наносит свой главный удар и куда поставить свой резерв, чтобы парализовать планы противника и разбить его?

Все силы и средства разведки были направлены на то, чтобы раскрыть замысел Манштейиа, и постепенно обстановка стала проясняться.

Манштейн действительно снял с прежнего направления основные наземные силы, а его авиация перенесла центр тяжести удара в район станции Прохоровка; туда же потянулись косяки «юнкерское», а главное — наша воздушная разведка донесла, что к той же станции двигается тысяча танков противника.

Основная группировка противника, наступавшая с юга строго на север, вдоль шоссе, теперь поворачивала на северо-восток, чтобы, продвигаясь вдоль железной дороги Белгород — Обоянь — Курск, выйти в район станции Прохоровка, захватить переправы на реке Псёл и затем, базируясь на прохоровском плацдарме, ударить на Обоянь с востока и снова выйти на шоссе Обоянь — Курск. Противник намеревался прорваться к Курску в обход главной группировки фронта, в ее глубокий тыл.

Ватутин приказал генералу Ротмистрову выйти в район Прохоровка — Прелестное; туда же он направил танковые соединения генералов Бурдейного и Попова. Против фашистских танковых полчищ сосредоточилась мощная группировка советских танков. Здесь же встали стрелковые дивизии генерала Жадова. В боевых порядках пехоты и танков заняли огневые позиции артиллерийские полки и истребительные противотанковые бригады. Решающие резервы Ставки оказались в нужном месте и в нужный момент.

Немногочисленные стрелковые части, оборонявшие прохоровское направление, узнали о приближении масс танков противника. Пехотинцы были уверены, что они не останутся одни, что командование не допустит гибели солдат в неравном бою, но до самой ночи на поддержку к пехоте, занимавшей командные высоты, никто не подходил.

Всю ночь и утро горели вокруг деревни, дымились поля спелой пшеницы, занявшейся пламенем от подожженных танков. А когда к шести часам утра исчез под лучами солнца туман, припали к земле пожары, поднялись, открывая поля, облака дыма, наши пехотинцы увидели, что все пространство позади них занято советскими танками.

В 7 часов утра 12 июля, когда уже горячее июльское солнце опять обещало долгий знойный день, с тихих берегов реки Псёл из района села, носящего поэтическое название — Прелестное, двинулись на запад колонны советских танков.

В это же время, ее зная о появлении на фронте свежих советских танковых сил и пехоты, гитлеровское командование двинуло на восток, на захват прохоровского плацдарма, свои танковые дивизии. Они шли вначале плотной массой, даже не перестраивая боевые порядки, заняв огромную равнину, шли медленно, безостановочно, и казалось, эту психическую атаку остановить было невозможно.

Как только фашистские танкисты, увидев советские танки, стали на ходу перестраиваться и развивать ход, массы «Т-34», как по команде «все вдруг», стальными волнами ринулись на предельных скоростях в атаку и врезались в расположение «тигровых» масс.

В этом проявилось стремление советских танкистов максимально использовать преимущество своих танков в маневре и выгоды удара из орудия в ближнем бою против «тигров» и «пантер». Это был единый порыв наших воинов к бою на самых близких дистанциях, где возрастает смертельная опасность, но дело идет о полном уничтожении врага.

Гвардейские полки, бригады, корпуса, ставшие знаменитыми в битвах за Москву и Сталинград, носившие славные имена «Сталинградский», «Донской», «Зи-мовниковский», «Тацинский», устремились на танковые дивизии СС «Адольф Гитлер», «Райх», «Викинг», «Тотенкопф» и другие, «прославившиеся» жестокостью и зверством, наглостью и мародерством.

Танки сталкивались лоб в лоб, таранили один другого тысячепудовой массой, стреляли в упор — башня в башню.

В боевых порядках танков и на флангах грохотали самоходные орудия, в небе летали стаи самолетов.

Все смешалось. Из-за дыма и пыли издали трудно было разобрать, где свои и где чужие.

Но с наблюдательных пунктов видели, как из глубины к обеим сторонам спешили новые колонны танков, как они вливались в район схваток, в зону уже чадящих черным дымом взрывающихся машин, сами вели огонь, сталкивались и откатывались друг от друга, снова сближались, стреляли, горели.

С каждым часом зона костров все расширялась по фронту и в глубину, местами скапливались, сгущались десятки костров, и среди них сотни танков продолжали ожесточенную стрельбу.

Встречное танковое сражение, в котором участвовали две тысячи танков, длилось полдня... Оно продолжалось и потом, то замирая на некоторых направлениях, то вспыхивая с новой силой.

Долог, очень долог изнурительно жаркий июльский день, и весь этот день советские войска атаковали, били врага.

К вечеру на всем поле боя валялись опрокинутые орудия, остовы сгоревших автомашин, черные корпуса танков, и всюду трупы, трупы...

Гитлеровцы не выдерживают. Откатывается назад их пехота, бежавшая за танками, отползают «тигры» задних эшелонов, все заметней увеличивается пространство между ними и подбитыми горящими «тиграми» первых эшелонов, а в это время свежие эшелоны «Т-34» усиливают натиск.

Не сразу и не всюду, а сначала на отдельных направлениях под ударами танкистов Кириченко, Бурдейного, Бахарова противник стал пятиться, искать рубежей, укрытий, чтобы перейти к обороне, по прежнему огрызаясь частым огнем и время от времени лихорадочно кидаясь в атаки.

Весь день горело, скрежетало великое сражение, все силы бросил враг в его грохочущее пекло, но успеха не добился.

Всю ночь обе стороны провели в маневрировании, рокировках, перегруппировках; всю ночь Ватутин укреплял стыки, организовывал взаимодействие своих соединений.

13 июля сражение продолжалось, но оно уже распадалось на ряд частных ожесточенных боев, носивших то встречный характер, то характер наступления н>а перешедшего к обороне противника.

В ночь на 14-е противник снова пытался найти слабые места в нашей обороне, но всюду был отбит.

14 июля во второй половине дня фотограф одной из наших авиационных частей, обрабатывая фотопленку, заметил, что на ней проявились свежеотрытые окопы. Когда Ватутин взглянул на фотографию, не почувствовал, как с его плеч сползает гигантская тяжесть: противник на всем фронте переходил к обороне.

День 12 июля вошел в историю Великой Отечественной войны как день кризиса битвы на Курской дуге.

«Я находился на наблюдательном пункте на крыше одного из домов и наблюдал в бинокль за движением своих войск, — показывал впоследствии взятый в плен командир танковой дивизии СС «Мертвая голова» бригадефюрер Гельмут Беккер. — Все танковые дивизии развернулись точно по плану и двинулись, уверенные в успехе наступления. В этот момент я заметил на горизонте тучи пыли. Нельзя было разглядеть, кто их поднял, но они все увеличивались в размерах, а вскоре из этих туч стали появляться русские танки. «Это русские двинули свои резервы», — сказал я своему начальнику штаба и понял, что теперь наступление будет сорвано и что битву за Курок мы проиграли».

В тот же день, 12 июля, Ставка ввела в битву не только танковые резервы на решающем обояньском направлении. Был определен момент кризиса борьбы не только под Курском, но и на всем советско-германском фронте, и по приказу Ставки в наступление перешли ждавшие сигнала Западный и Брянский фронты.

Крах танкового наступления противника на Курской дуге явился началом катастрофы наступления гитлеровской армии в летней кампании 1943 года, крахом наступательной стратегии Гитлера, началом общего победоносного контрнаступления Советской Армии.