ЛЕСНАЯ ШКОЛА
ЛЕСНАЯ ШКОЛА
Ехал на ярмарку Ванька-холуй За три копейки показывать ху... художник, художник, художник молодой...
Хулиганская песня
Ой вы, хвойные лапы, лесные края, ой, лесная ты школа моя!
Гати-тати-полати, ау-караул, елы-палы, зеленый патруль!
В маскхалате на вате, дурак дураком, кто здесь рыщет с пустым котелком?
Либо я, либо ты, либо сам Святогор, бельма залил, не видит в упор!
Он не видит в упор, да стреляет в упор, слепота молодцу не укор!
Он за шкурку трясется, пуляет в глаза. Елы-палы, река Бирюса!
Ой, тюменская нефть да якутский алмаз, от варягов до греков атас.
И бродяга, судьбу проклиная, с сумой вдоль по БАМу тащится домой.
Ой, гитара, палаточный наш неуют!
Дорогая, поедем в Сургут.
И гляди-ка — под парусом алым плывет омулевая бочка вперед!
И полночный костер, и таежная тишь, и не надо, мой друг, про Париж.
От туги до цынги нам не видно ни зги.
Лишь зеленое море тайги!
Лишь сибирская язва, мордовская сыпь...
Чу — Распутин рыдает, как выпь, над Байкалом, и вторит ему Баргузин.
Что ты лыбишься, сукин ты сын?
Волчья сыть, рыбья кровь, травяной ты мешок, Хоть глоток мне оставь, корешок!
Вот те Бог, вот те срок, вот те сала шматок, беломоро-балтийский бычок.
Возле самой границы, ты видишь, овраг!
Там скрывается бешеный враг — либо я, либо ты, либо сам Пентагон!
О, зеленые крылья погон!
И так тихо, так тихо в полночном лесу, лишь не спит злополучный барсук.
Все грызет и грызет он мучительный сук.
Мне ему помогать недосуг.
Три гудочка я сделаю — первый гудок намотает положенный срок, а второй про любовь, про любовь прокричит, третий харкнет и снова молчит.
Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь ни фига, человечья не ступит нога...
В темном лесе свирель, сею лен-конопель, волчью ягоду, заячий хмель...
Но кто скачет, кто мчится — спаси-помоги — 1 Царь Лесной, председатель тайги!
С ним медведь-прокурор да комар-адвокат, и гадюки им славу свистят!
Призрак бродит по дебрям родным разъярен, европейский покинув газон.
Он рубаху последнюю ставит на кон, спит и видит сивушный свой сон.
В рукавицах ежовых, с моржовым концом он бредет, голосит ни о ком.
Лихоманка его зацелует до дыр, обтрухает парадный мундир.
И над Шушенским стелется черная гарь, да стучит костяная нога.
Бабка-ёшка обнову нам хочет вязать и базедовы пучит глаза.
То не Маркс тебя мучает, не капитал,
это бред-берендей забодал,
это дед-лесовик, это гад-Боровик,
Иванова коварный парик!
Это дурью мы мучимся, лен-конопель, волчья ягода, заячий хмель.
Белина-целина, что ни день — то война, елы-палы, лесная страна.
По сусекам скребут, по сусалам гвоздят, по централам торчат-чифирят.
Эх, кайло-кладенец, эх, начальник-отец.
Эх, тепло молодежных сердец!..
Одиноко гуляет гармонь вдоль села.
Ей навстречу Дерсу Узала: «Ты сыграй мне, гармонь, над разливами рек!»
— «А пошел бы ты на хер, чучмек!»
В Красном Чуме на Ленина чукча глядит.
Вот те культ, и просвет, и полит.
Ленин делает ручкой вперед и вперед.
Чукча смотрит и песню поет.
Он поет гуль-мулла, и поет йок-ялла, и поет он якши-мишмулла.
И качается в такт, и клубится табак.
Входят в чум итэльмен и коряк.
И тунгус черемису в глаза наплевал, да упал, да уснул наповал.
Гог штакетником двинул Магогу меж рог.
Геку Чук вставил перышко в бок.
Нам кровавой соплей перешибли хребет. Отползай, корешок, за Тайшет.
И, как шапку в рукав, как в колодец плевок, нас умчит тепловозный гудок.
Ну, чего же ты, Дуня? Чего ты, Дуня?
Сядь поближе, не бойся меня.
Пойдем-выйдем в лесок, да сорвем лопушок, да заляжем в медвяный стожок.
Алый цветик-цветок, дроля милый дружок, одуванчиков желтых венок.
Но не вздохи у нас на скамейке — любовь. Вынь да вдвинь свой амбарный засов.
Нас венчали не в церкви, сыр-бор да простор! Над макушкой завяжем подол!
Ну, натешился всласть, кучерявый, вылазь, видишь, вся тут артель собралась!
Не гляди же с тоской на дорогу, дружок!
Зря зовет тепловозный гудок.
Там плацкартные плачут, да пьют, да поют, а СВ все молчат да жуют.
А в Столыпиных стелят казенный матрас — пидорасят друг друга и нас...
В феврале на заре я копаюсь в золе, я дрожу в феврале на заре.
Снова в широкошумных дубровах один я бегу, сам себе господин.
Но взглянул я вокруг — а кругом на века братья Строговы строят ДК!
Вырастают, как в сказке, то ГЭС, то АЭС, освещают прожектором лес!
Все мне дорого здесь, все мне дорого здесь, ничего мне недешево здесь!
То прокисли молочные реки во зле, вязнут ноги в пустом киселе.
В феврале на заре я копаюсь в золе, я ищу да свищу на заре.
Эх, белеть моим косточкам в этих краях, эх, Собес, Красный Крест да Госстрах.
О, не пей, милый брат, хоть денечек не пей, ты не пей из следов костылей!
И сияют всю ночь голубые песцы, и на вышках кемарят бойцы,
Ороси мои косточки пьяной слезой — клюквой вырасту я над тобой.
Что нам красная небыль и что Чернобыль! Золотой забиваем костыль.
И народнохозяйственный груз покатил, был да сплыл от Карпат до Курил...
Кверху брюхом мы плыли по черной реке, алый галстук зажав в кулаке.
А по небу полуночи Саша летел Башлачев и струнами звенел.
Он летел, да звенел, да курлыкал вдали.
Мы ему подтянуть не могли.
Мы смотрели глазами из рыбьей слюды из-за черной чумной бороды!
И чума-карачун нам открыла глаза — елы-палы, какая краса!
И Мороз, Красный нос нам подарки принес — фунт изюму да семь папирос.
О, спасибо, спасибо, родная земля, о, спасибо, лесные края!
И в ответ прозвучало: «Да не за что, брат, ты и сам ведь кругом виноват».
О, простите, простите, родные края, о, прости мне, лесная земля!
«Да ну что ты, — ответила скорбная даль, — для тебя ничего мне не жаль...»
На передних конечностях, видишь, вперед человек настоящий ползет.
И мучительно больно не будет ему.
Почему, объясни, почему?
Выползает пилот на опушку и зрит — там стоит свежесрубленный скит, там во гробе хрустальном Корчагин лежит, взгляд недвижный звездою горит.
Поднимайся, пойдем, закаленная сталь!
Слышишь, плачет братишка Кармаль!
Слышишь, бьется с врагом не на жизнь Муамар! Поползли к ним на выручку в даль!
И еловую лапу протянем друзьям!
Поползли по лесам, по горам!
К жгучим ранам прижми подорожника лист, след кровавый стели, не скупись!..
Ой, Ярила-мудила, ой, падла-Перун, моисеевский Лель-топотун!
Бью челом вам, бью в грязь своим низким челом, раскроив о корягу шелом!
Да, мы молимся пням, да дубам, да волкам, припадаем к корявым корням.
Отпустите меня, я не ваш, я ушел, елы-палы, осиновый кол.
Гадом буду и бля буду, только пусти, в свою веру меня не крести!
Дураки да штыки, да Госстрах, да Собес, елы-палы, сыр-бор, темный лес!..
Как по речке, по речке, по той Ангаре две дощечки плывут на заре.
И, ломая у берега тонкий ледок, я за ними ныряю в поток.
И, дощечки достав, я сложу их крестом, на утесе поставлю крутом.
Крест поставлю на ягодных этих местах, на еловых, урловых краях.
Подходи же, не бойся, чудак-человек, комбайнер, замкомвзвода, генсек!
Приходите, народы какие ни есть, хватит в этих обителях мест.
Так открой же, открой потемневший Свой Лик, закрути, закрути змеевик!
И гони нас взашей, и по капле цеди, и очищенных нас пощади!..
Но не в кайф нам, не в жилу такой вот расклад, елы-палы, стройбат, диамат!
Гой еси, пососи, есть веселье Руси, а Креста на ней нет, не проси!
И кричи не кричи — здесь не видно конца, брей не брей — не отыщешь лица.
Где тут водка у вас продается, пацан?
До чего ж ты похож на отца!
Эй, скажи, что за станция это, земляк?
Эта станция, парень, Зима!
Да тюрьма, да сума, да эхма задарма, карачун это, парень, чума.
Елы-палы, гудит тепловозный гудок: вот те срок, вот те срок, вот те срок!
За туманом мы едем, за запахом хвой, и туман получаем с лихвой!
Слышишь, снова кричит с бодуна Гамаюн, фиксой блещет чума-карачун!..
В феврале на заре сеем лен-конопель, невзирая на хмель и метель.
В феврале на заре мы лежим на земле, согревая друг друга в золе.
То ли черт нас побрал, то ль сам Бог нам велел, елы-палы, косяк-конопель!
Мама, мама, дежурю я по февралю, в Усть-Илиме пою: Улялюм!
Улялюм, твою мать, не увидишь конца.
До чего ж я похож на отца!
И ворую я спички, курю я табак, не ночую я дома, дурак!
И спасибо, спасибо, лесная земля!
Бог простит вас, родные края!
И валежник лежит, и Джульбарс сторожит, вертолет все кружит да кружит.
Но соленые уши, пермяк-простота из полена строгает Христа.
ПОСЛЕСЛОВИЕ К КНИГЕ «ЛИРИКО-ДИДАКТИЧЕСКИЕ ПОЭМЫ»
Дурак! При чем туг Вассерман!
Ты сделай мне пирке!
Ты посмотри — в моей руке лишь фантик золотой.
Малины положи в стакан, укрой меня, родной!
Ты посмотри — в моих глазах лишь светлая слеза!
Ты трепанируй череп мой -там злости никакой!
Там только тьма, там только свет, там только лед и жар, там только ужас и душа, которой всех нас жаль!
Ты стетоскоп приставь к груди, прислушайся ко мне, услышь меня, мой бедный враг, ты слышишь, больно как?
Пощупай ребра — где тут жир?
Я не с него бешусь.
Пока надеюсь, я дышу.
Я не зажрался, нет!
Я не гнилой, пощупай нос, пощупай все, что хошь!
Никто меня не подучил, послушай, замолчи!
Как на ладони весь я тут, я маленький совсем.
Я в кулаке твоем пищу и смысла в нем ищу.
Я не стиляга! Нет, поверь!
Я совесть не пропил!
Дурак, при чем же тут бордель? Чахотка да Сибирь!
Чахотка да Сибирь, вот так, такой я вижу знак.
И имя доброе мое — заступника всего!..
Ты сделай лучше мне пирке, ведь я в твоей руке!
КОНЕЦ
Рождественская
песнь
квартиранта
Конец 1986 г.
Людмиле Кибировой