Глава 8 Исмаилия. 30 августа 1970 года

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8

Исмаилия. 30 августа 1970 года

В последний день перед вступлением в силу соглашения о прекращении огня утром 6 августа 1970 года полк снялся и вслед за зенитно-ракетным дивизионом двинулся на восток, ближе к каналу. Позиция для дивизиона еще не была готова, и вся его техника стояла открытой. Наш зенитно-артиллерийский полк, также без инженерного оборудования, занял боевой порядок вокруг дивизиона и начал окапываться.

Через несколько дней и мы, и дивизион зарылись в землю, обложились мешками с песком и по возможности замаскировались.

Инженерное оборудование закончили довольно быстро, так как самолеты Израиля больше не появлялись.

Проверили всю технику. Отремонтировали и отрегулировали все, что могли своим силами, кое-что отправили для ремонта в Каир.

Я и мистер Усэма несколько раз съездили в штаб армии. Там уже разработали планы мероприятий на период прекращения огня.

Планы предусматривали повышение боевой готовности, проведение занятий, тренировок, учений и учебных боевых стрельб. Сразу оказалось, что работать предстоит больше, чем во время боевых действий.

Засели за планирование, составили расписание занятий со всеми категориями личного состава полка. Едва все спланировали и приступили к плановым занятиям, мистер Усэма уехал на курсы в Александрию, а еще через несколько дней начальник штаба мистер Рефорд был переведен в Каир к новому месту службы из-за старого ранения в правую руку.

За командира остался начальник тыла мистер Фавзи Хэгаг. Ноша явно была не по плечу для мистера Фавзи и, как говорится, все поползло по швам. Занятия срывались, появлялись перебои в снабжении продовольствием, горючим.

Отъезд мистера Усэмы и Рэфорда для меня не был неожиданным. Об этом мы уже говорили раньше. Но вместо мистера Рефорда обещали дать нового начштаба, а его не было. Ко мне пришел мистер Фавзи. Из его слов, а точнее, по его виду, я понял, что он растерян. К тому же пришел приказ о новом перемещении ближе к каналу для прикрытия другого зенитно-ракетного дивизиона. Вместе с мистером Фавзи мы выехали и выбрали новый боевой порядок. Заехали к ракетчикам. Там я встретился с уже знакомым мне Валентином Сыроватским, который значительно раньше прошел через прикрываемую нами позицию. Я воспользовался его переводчиком и растолковал мистеру Фавзи, как организовать перемещение полка. Мистер Фавзи, в свою очередь, пожаловался мне, что он не может охватить всех возникших вопросов и попросил помочь ему.

Действительно, обстановка сложилась неблагоприятная, и при всем желании добросовестного и исполнительного мистера Фавзи он физически не мог справиться со свалившимся на него обязанностями.

В этот же день полк занял новый порядок примерно в 15 километрах западнее Исмаилии, и я выехал в штаб армии. После непродолжительных переговоров с полковником Юрием Пузановым и бригадиром мистером Хэльми мне обещали направить в полк нового начштаба в ближайшие дни. Обещание было выполнено, и через день мы встречали начштаба полка — молодого накыба Абдельазиз Гама. Двадцатичетырехлетний начштаба выглядел моложе своих лет. Из разговора с ним я узнал, что он окончил военный колледж, 15 дней командовал взводом, четыре года — батареей. Только назначили помощником начштаба и сразу к нам. Тонкое, редкое для арабов лицо. Нос с горбинкой. Взгляд спокойный, с усмешкой. Худой. Родился и рос на юге, в зажиточной семье. Отец умер. Мать имеет 20 феданнов земли. Общительный. Главное, знает зенитное дело и добросовестно относится к своим обязанностям.

Через несколько дней занятий, тренировок и подготовки техники одна из батарей выехала на полигон для производства учебно-полевых стрельб в районе Абу-Султана.

Когда я приехал туда, то увидел участок такой же пустыни, как и у Суэцкого канала. Никакого Абу-Султана не было. Из этого я сделал вывод, что отдельные места Аравийской пустыни, как у нас участок или массив леса, имеют свои названия.

Единственно, что отличало этот участок пустыни от других бетонированное кольцо диаметром метров 20 с металлическим столбом в центре. Вокруг столба на тросе бегал ярко-красный самолетик американского производства. Набрав необходимую скорость, самолетик отрывался от круговой взлетной полосы, отбрасывал ненужное в воздухе шасси. Это была мишень, которой управляли два офицера по радио.

Я думал, что самолетик будет сбит первыми же очередями, но не тут-то было. Высокая маневренность самолетика и ошибки расчетов позволяли ему уходить от трасс и нахально кружить в чистом небе. Пожалуй, только здесь я наглядно убедился, что, несмотря на большой боевой опыт и большое количество стрельб, арабам не хватает того «чуть-чуть», без чего нет мастера своего дела. А организация стрельб была такова, что не позволяла добиваться мастерства и ювелирной точности в боевой работе. Командование ПВО решило под предлогом уменьшить передвижение войск в зоне канала, технику на полигоне не менять, а возить личный состав других батарей по очереди. Таким образом, техника только одной батареи была отрегулирована и проверена стрельбой, а остальные стояли на своих огневых позициях.

Но и такая организация стрельб имела свои положительные моменты. Командиры батарей получали хорошую практику в управлении огнем. Особенно обращали внимание на своевременность открытия и прекращения огня. Это увеличивает эффективность стрельбы и дает большую экономию снарядов. Во время стрельб выявилась закономерность: большинство трасс отстающие. Запаздывание — хроническая болезнь арабов. Через несколько дней после стрельб, а точнее, вечером 29 августа, из штаба армии мне позвонил переводчик и сообщил, что в Исмаилии в 9 часов 30 августа состоится совещание, на которое вызывают в числе других советников и меня.

— А где я там буду искать это совещание? — спросил я.

— Совещание будет в столовой, — ответил переводчик.

— А где столовая?

— В Исмаилии.

— А сколько там столовых?

— Этого я не знаю.

— А есть ли кто-нибудь рядом из тех, кто знает?

— Нет, никого.

— Так где же я буду искать совещание?

— В столовой.

— Понятно, — ответил я и положил трубку.

В Исмаилии мне до этого бывать не приходилось и все же утром следующего дня на грузовике «Наср» с водителем я храбро отправился в путь. Пятнадцать километров мы проехали за пятнадцать минут. Переехали по высокому горбатому мосту через пресноводный канал и оказались на окраине города. Уверенный, что дальше судоходного канала меня все равно не пустят, я сказал водителю: «Алатуль[16]!» — и махнул рукой. Прямая и широкая улица с зеленой полосой посередине и с невысокими пальмами по сторонам привела нас в центр города. Здесь я увидел представителей военной полиции в красных беретах и на все их вопросы отвечал, что мне нужен «руси мусташар» — русский советник. После продолжительного и оживленного совещания полицейских с водителем один из полицейских сел ко мне в кабину и мы поехали по той же улице обратно. Не знаю сколько в Исмаилии столовых, но мы приехали после нескольких поворотов туда, куда было нужно. Только успел поздороваться с друзьями, как началось совещание.

После совещания нас угостили русским обедом. Были щи с мясом, котлеты и арбуз. Но вместо русского хлеба подали традиционные лепешки. Обед готовили повара-арабы и, несмотря на их старания, русского вкуса и запаха я не почувствовал. После обеда и перекура все разошлись по своим машинам. Вышел и я. Моего персонального грузовика на месте не оказалось, хотя я дважды повторил водителю, что меня нужно ожидать. После недолгих поисков и ожидания убедился, что машины по неизвестным причинам нет. Стал искать попутчика, и Валентин Головко любезно согласился подвезти меня, сделав крюк километров десять. Во время нашего разговора подошел «местный житель» Виктор Кузменко и предложил свои услуги в качестве гида. Мы с удовольствием согласились и уселись в прикрытый брезентом «Джип» ГАЗ-69. Выехали на знакомую уже улицу, проехали в центр и повернули на юг вдоль канала. Я с любопытством всматривался в фронтовой город. К моему удивлению город пострадал несильно. Только наглухо закрытые железными шторами витрины магазинов да редкие прохожие напоминали о том, что в нескольких сотнях метров проходит линия фронта. Ближе к каналу стали чаще попадаться дома с прострелянными стеклами. Тонкие стены легко пробиваются пулями крупного калибра насквозь. Отверстия от пуль аккуратные и обычно тянутся строчкой. Отверстия от осколков не имеют определенной формы, а различные по размеру и рассыпаны по стенам в беспорядке. Дома невысокие, большинство в два-три этажа. Их плохо видно из-за густых верхушек пальм. Водонапорные башни, а их в городе много, все как решето. Нет более легкого способа выгнать население из города, чем лишить его воды. Видимо, поэтому израильтяне старательно поработали над хорошо видимыми водонапорными башнями.

Тихий, без машин и без людей, зеленый от множества пальмовых рощ, кустов и цветов город, казалось, дремал под знойным солнцем. Проехали красивое здание Правления Суэцкого канала, замедлили ход у многоэтажного дома с флагом ООН на мачте и выехали в пальмовую рощу, иссеченную пулями и осколками. Здесь мы вышли. Осмотрелись. К нам подошел офицер и мы попросили провести нас к каналу. Офицер охотно согласился, и мы по узкой и глубокой траншее, вырытой в каменистом грунте, через пальмовую рощу направились за ним. В стенках траншеи часто встречались крепкие и толстые пальмовые корни. Мне стало жалко и красавицы пальмы, и покинутый жителями город. Немало поколений египтян потрудились в этих жарких безводных местах, чтобы сделать их пригодными для жизни. По извилистой траншее мы поднялись на высокий каменистый вал и увидели Суэцкий канал. Чтобы не привлечь внимания израильтян, осторожно выглядывали из-за кустов и пальм.

Неожиданным оказалось то, что на высоком берегу нам из-за зеленых кустов открылась желтая пустыня. Ни кустика, ни деревца. Прямо перед нами, на высоком свеженасыпанном песчаном валу стоял ярко-оранжевый бульдозер. Возможно, израильтяне обедали или пережидали жару и оставили свой бульдозер, как напоминание арабам о своем присутствии. Других признаков израильтян я не заметил. Да и были мы там всего несколько минут. Зеленая вода канала была неподвижной. Удовлетворив свое любопытство, мы той же дорогой вернулись к машине. Решили посмотреть на озеро Тимсах, что в переводе означает крокодил. Прекрасная пальмовая аллея привела нас к полуразрушенному мосту через пресноводный канал. Мост был разрушен в последний день перед заключением соглашения о прекращении огня. Тогда израильтяне нанесли удары по уцелевшим мостам, видимо, уже не надеясь воспользоваться ими после перемирия для рывка в глубь страны. Но полностью эту задачу выполнить они не смогли, помешали зенитчики.

Дорога через мост вела к Суэцкому судоходному каналу. Местность здесь открытая, и мы, осмотрев мост и полюбовавшись темно-синим озером в оправе ярко-желтых берегов, вернулись.

Вскоре я прибыл на КП и узнал, что водитель грузовика вернулся давно. Попытался узнать, почему он уехал, но так и не понял. Или он имел приказ отвезти меня и вернуться, или не понял моего распоряжения, или проявил недисциплинированность. Мистер Фавзи, наверное, чтобы успокоить меня, обещал водителя наказать, но за что, известно одному аллаху. Да и наказал ли, тоже знает один аллах. Я не настаивал. Несколько дней у нас полностью заняли тренировки, боевое дежурство, совершенствование инженерного оборудования и другие большие и малые заботы.

Неожиданно в штаб армии был вызван мистер Гама.

Вернувшись, он доложил мне, что получил приказ за три дня оборудовать и занять новый боевой порядок в районе г. Кебрит, дачного места на западном берегу Горького озера. После рекогносцировки местности выделили солдат для инженерного оборудования позиций, а с остальными продолжали занятия, несли боевое дежурство.

На исходе третьих суток, когда инженерные работы подходили к концу, мистер Гама сказал мне:

— Мистер Васили, приказ — новая позиция.

— Занимать новую позицию? — спросил я. Мне не хотелось этого делать средь белого дня, да и окопы хотя и можно было занимать, не были полностью обложены мешками с песком. Поэтому я предложил занимать новый боевой порядок в сумерках. В это время нас уже не видно с восточного берега озера, но еще была достаточно светло, чтобы батареи заняли свои огневые позиции быстро и без происшествий.

— Нет, мистер Васили, — выслушав меня, ответил мистер Гама, — другой позиция Суэц.

— При чем здесь Суэц, — не понимал я. — Хатли хорита, давай карту.

Принесли карту, и мистер Гама показал мне точку на северозападной окраине Суэца.

— Хэна, здесь.

— Или путает что-то мистер Гама, или я не могу понять, — подумал я. Три дня назад был получен не только приказ о перемещении, но и некоторые обоснования необходимости этого, а сегодня…

— Ты понимаешь, почему Суэц? — спросил я мистера Гаму, надеясь получить от него некоторые подробности, которые убедили бы меня, что полк действительно должен занять боевой порядок в районе Суэца.

— Не понимаю, — пожал плечами мистер Гама. Я, в свою очередь, не мог понять, чего не понимает мистер Гама: моего ли вопроса, или причины неожиданного приказа о перемещении.

— Нада ехать, — сказал Гама.

— Куда ехать? — спросил я.

— Хэна, здесь, — ткнул мистер Гама в карту.

Я посмотрел и увидел, что ехать нужно к мистеру Адаму Ивановичу Седлецкому. Полк возвращался туда, где я нашел его в первые дни пребывания в ОАР, но значительно ближе к каналу.

— Позиции там подготовлены? — спросил я мистера Гама, — или все нужно самим делать?

— Нус-унус (серединка на половинку), — ответа он.

Я решил, что это та позиция, что мы готовили в июне, но так и не заняли.

Когда прибыли на место, оказалось, что мои надежды не оправдались. Позиция была занята другим полком, где советником оказался коренастый, молчаливый, даже несколько угрюмый подполковник Владимир Бурковский.

Мы спешно начали переоборудовать многочисленные окопы, оставленные другими войсками. Налицо было явное недоразумение: на одну позицию назначали два полка. Я предложил мистеру Гама выехать в штаб армии и доложить обстановку. В штабе армии Адама Ивановича не оказалось, он выехал на полигон. Бригадир, начальник ПВО выслушал наш доклад, посмотрел на карту и сказал по-русски:

— Вот ваша позиция.

Мы с мистером Гамой переглянулись: позиция была на 10 километров севернее Суэца.

Выехали обратно в полк. Мистер Гама помрачнел. Кто-то явно напутал, и хотя мистер Гама не получил упрека, настроение его было неважным. Я понимал и сочувствовал ему, но ничем помочь не мог. В полк приехали, когда уже стемнело, поэтому на рекогносцировку решили выехать пораньше утром.