От автора

От автора

Знаю я, что дело наше свято.

Не к лицу нам горе горевать.

Но настанет час и мы, солдаты,

Это время будем вспоминать.

И тогда своим расскажем внукам

О друзьях, что пали здесь в песках,

И о том, как русская наука

Победила у арабов страх.

А еще мы скажем нашим внукам,

Чтоб любили бабушек своих,

Потому что с нами ту науку

Всю прошли и все сахих![1]

Предлагаемые читателям «Записки…» подготовлены на основе дневника, который я вел в 1970–1972 гг., находясь в Египте в качестве военного советника командира зенитно-артиллерийского полка. Заново перечитывая написанное более двадцати лет назад, я не только вспомнил и пережил былое, но увидел и по-новому оценил те события, в которых мне довелось участвовать. В основе своей все правильно. Но, положа руку на сердце, признаюсь, что очень хотелось кое-что исправить, что-то дополнить или вычеркнуть.

Не буду указывать те места «Записок…», которые я считаю слабыми или ошибочными. Они не носят принципиального характера. Думаю, что подобного рода исправления задним числом не улучшат содержания «Записок…», но лишат их того неуловимого аромата, которым всегда веет от первоисточника.

Все мои действия, рассуждения и оценки соответствуют реальностям тех лет. Да, я так думал, так говорил и был убежден в правильности своих слов и действий. В свете сегодняшней информированности некоторые мои рассуждения покажутся наивными и упрощенными, но я не хочу ничего изменять в тексте, потому что не в силах изменить прошедшей жизни.

«Записки…» начинаются без какого-либо пояснения предыстории описываемых событий. Между тем для лучшего понимания их это сделать необходимо.

До 30 мая 1970 года я проходил службу в Дальневосточном военном округе в должности командира зенитно-артиллерийского полка. До этого, в январе, я впервые в жизни отдыхал в санатории. Однажды меня пригласили к телефону. Звонили из отдела кадров военного округа. Так я узнал, что рассматривается вопрос о моей командировке «в одну из жарких стран». Я попытался узнать что-нибудь поконкретнее, но мне сказали: «Это не телефонный разговор». От меня хотели только одного: нет ли с моей стороны существенных препятствий или возражений. Если нет, то надо на неделю сократить отдых и возвратиться в часть.

Только при оформлении документов я узнал, что командировка намечается в Египет. На военном совете армии меня снова спросили о моем отношении к службе в Египет. Что я мог ответить?

Сегодня не все мне поверят, что еще в школьные годы я хотел быть военным. Вероятно, это желание возникло под влиянием рассказов отца. Он в юные годы вступил в партизанский отряд и участвовал в боях с колчаковцами. Вслед за мной воинской службе посвятили себя два моих младших брата. Сейчас они оба полковники.

В годы войны у меня было стремление попасть на фронт. Поэтому, узнав о появлении у нас на Алтае 4-й Московской социальной артиллерийской школы, я поступил туда. Но оказалось, что школа готовит к поступлению в военное училище и только после окончания его можно было попасть на фронт. Хотя мы носили военную форму, даже погоны, мы не были военнослужащими. Школа относилась к Наркомпросу. Было это в 1943 году. Аттестат зрелости, только что введенный, я получил в Москве в июне 1945 года. После окончания училища началась обычная офицерская служба в разных округах и гарнизонах от реки Одер на западе до озера Ханка на востоке.

Не писал я рапортов с просьбой направить меня в какую-нибудь горячую точку. В те годы на границе с Китаем обстановка была очень напряженной. Доходило до вооруженных столкновений и разного рода нарушений. Работы у командира полка в этих условиях было невпроворот. Впервые за двадцать лет службы у меня был хорошо устроен быт. Приличная квартира в центре города Благовещенска, жена работает в поликлинике, сын учится в десятом классе. А тут предлагают поменять Дальний Восток на Ближний. И все благополучие летит кувырком. Для военного человека это не могло быть серьезной причиной отказа от ответственного задания. Главным было то, что я был убежден тогда и убежден сегодня в правильности политики помощи Египту, в том числе и военной. Не всегда она правильно проводилась в некоторых деталях, но это уже другая тема.

Короче говоря, 2 июня рано утром с группой товарищей и туристами из Магадана я был в Шереметьево. Утро выдалось прохладным, и мы натянули на себя непривычные гражданские плащи. В карманах у нас лежали заграничные паспорта.

В утробе ИЛ-18 разместились кому как удобнее. Самолет, видимо, простоял в аэропорту всю ночь. В салоне было свежо. Я занял место у иллюминатора и уселся, не снимая плаща. Маршрут наш пролегал через Крым, Турцию, остров Кипр на Александрию. Конечный пункт международный аэропорт восточнее Каира. До Крыма под самолетом была сплошная облачность и только над Крымом она исчезла. Но сохранилась дымка, размывшая побережье нашего Причерноморья. Турция была видна лучше, но, кроме гор, ничего не запомнилось. Зато остров Кипр и Средиземное море поразили яркостью красок. Голубое небо слилось с голубым морем. Горизонт исчез. Внизу зеленый остров в обрамлении белой рамки прибоя. Маленькие кораблики оставляют за кормой длинный белый след. На горизонте появился африканский берег. Ярко-желтый песок, белая ломаная линия прибоя и различного оттенка морская вода. От светло-голубого до темно-зеленого.

Неожиданно в иллюминаторе я увидел пару истребителей. Зашли они с хвоста. Четко вижу на фюзеляжах звезды Давида. Некоторое время самолеты Израиля идут рядом с ИЛ-18, затем отваливают и скрываются где-то внизу.

Пока я наблюдал за истребителями, наш самолет заметно снизился и сбавил скорость. Летим над границей зеленой зоны дельты Нила, справа пустыня. Но вот и посадка. Перешагнул порог салона. Ощущение такое, словно меня сунули в раскаленную духовку. На ступеньках трапа снимаю плащ, а с первыми шагами по египетской земле освобождаюсь от пиджака и расслабляю галстук. Спешим под крышу аэропорта. Нас никто не встретил. Тычемся, как слепые котята, по углам. То разбредемся, то снова толпимся, на зная что делать. Кто-то из наших на весьма слабом английском начинает выяснять у арабов порядок оформления документов. Нам выдают карточки с образцами заполнения на английском языке. Латинскими буквами записываю фамилию, имя, отчество. Остальное копирую у товарища, с которым даже не познакомился. Когда мы уже все оформили и прошли таможенный досмотр, появился наш представитель с переводчиком. Извинились за опоздание и пригласили в автобус.

Приехали мы в офис — так назывался штаб главного военного советника и командующего нашими войсками в Египте. Там нас расписали по родам войск и определили место жительства. Мне и подполковнику Геннадию Яворскому, тоже зенитчику, отвели комнаты в десятиэтажном здании в Олимпийской деревне. «Мединат Наср» — или «Городок Победы» — так назвали египтяне комплекс зданий, построенных для участников Олимпийских игр, сорванных нападением Израиля и возникшими в связи с этим трудностями в Египте.

Первые дни мы чувствовали себя неуютно. Казалось, что мы здесь не очень нужны. Возникали проблемы, которые самостоятельно решить нам было невозможно. Например, Г. Яворский и я целую неделю не могли переодеться в форму египетской армии. Каждый день мы на попутных машинах выезжали в «Гкдаи», так называлось место нахождения старшего советника по ПВО и где было очень много наших советников. Все попытки выяснить, где и как можно получить обмундирование, встречались вопросом: «Вы, что, маленькие? Езжайте на склад и переобмундировывайтесь». Но где и как искать этот склад в огромном городе? На чем ехать, как объясняться? Документов у нас никаких. Даже заграничный паспорт изъяли в офисе. За это же время не могли выяснить, где находятся наши полки. После недавних налетов и связанных с ними потерь, а также с появлением новых формирований была произведена перегруппировка средств ПВО, и «наши» «потерялись». Никто не знал, куда нас направить. Через неделю все как-то выяснилось и утряслось. Мы выехали на фронт. Так началась моя служба в армии Египта.