Альтос-де-Конрадо
Альтос-де-Конрадо
Дни после боя при деревне Мар-Верде были заполнены лихорадочной деятельностью. Мы понимали, что повстанцы еще не были достаточно подготовлены, чтобы вести длительные боевые действия, эффективно проводить операции по окружению противника и противостоять его фронтальным атакам. Вот почему мы продолжали оставаться в обороне в долине Эль-Омбрито, соблюдая все необходимые меры предосторожности. Эта долина находится в нескольких километрах от деревни Мар-Верде и, чтобы добраться туда, нужно подняться по шоссе, ведущему в Санта-Анну, и переправиться через небольшую горную речушку Гуайябо. Можно, правда, добраться и Эль-Омбрито и другим путем: идти вдоль той же речки Гуайябо на юг, мимо холма Ботелья, и перейти на шоссе, которое ведет из Минас-дель-Фрио.
Нужно было обеспечить оборону всех этих подступов и организовать постоянное наблюдение, чтобы не быть застигнутыми врасплох противником, если бы тот стал продвигаться прямо через леса. Главный обоз был переправлен в район Ла-Меса, дом Поло Торреса. Худа же были отправлены и раненые. Единственным раненым, который не мог сам передвигаться, из-за ранения в ногу, был Жоэль Иглесиас. Отряд Санчеса Москеры расположился лагерем в самой Санта-Анне, другие подразделения противника двигались по дороге из Калифорнии, и точное место, куда они направлялись, нам не было известно. Спустя четыре или пять дней после боя при Мар-Верде прозвучал сигнал боевой тревоги. Отряд Санчеса Москеры продвигался по наиболее удобной дороге, ведущей из Санта-Анны в Эль-Омбрито. Немедленно были предупреждены все те, кто готовил засады, и проверены мины. Наши первые самодельные мины имели весьма примитивный взрыватель, ударный механизм которого состоял из простого гвоздя и пружины. Они так ни разу и не взорвались во время боя при Мар-Верде, не сработали они и на этот раз. Через некоторое время на командном пункте услышали стрельбу, а затем поступило сообщение о том, что бойцы вынуждены отступить, так как мины не сработали, а противник с боем продолжает продвигаться вперед. Наши бойцы все же успели нанести противнику кое-какие потери. Их первой жертвой был толстый, высокого роста сержант, вооруженный пистолетом, который на коне возглавлял вражескую колонну. Лейтенант Энрике Нода и боец, по прозвищу Мексиканец, стреляли в него с близкого расстояния, и их описания этого человека совпадали. Говорили, что были и еще убитые. Но факт остается фактом - отряд Санчеса Москеры вынудил нас отступить. Спустя несколько недель ко мне пришел крестьянин по фамилии Брито, чтобы поблагодарить нас за великодушие. Этот крестьянин рассказывал, что батистовцы заставили его показывать им дорогу и, двигаясь впереди колонны, он видел, как наши парни только целились в него, а стреляли мимо. Брито сообщил мне, что потерь в этом столкновении не было. Они имелись около Альтос-де-Конрадо.
При наших скудных огневых средствах позиция, которую мы занимали, была настолько трудна для обороны, что мы даже не стали отрывать окопов, а использовали старые оборонительные укрепления, предназначавшиеся для защиты подступов с стороны Минас-де-Буэйсито. Противник, продолжая продвигаться по шоссе, стал угрожать нашим людям, находившимся в засадах. Поэтому всем бойцам был дан приказ к отходу. Никто из местных жителей не остался в этом районе, за исключением некоторых крестьян, у которых хватило мужества противостоять жестокостям батистовских карателей или которые тайно поддерживали связь с врагом.
Мы немедленно отступили по дороге, ведущей к Альтос-де-Конрадо. Альтос-де-Конрадо - это всего лишь небольшая гора в Сьерра-Маэстре, на самой вершине которой жил крестьянин Конрадо. Этот товарищ был членом Народно-социалистической партии и с первого же момента вступил в контакт с бойцами Повстанческой армии, выполняя для нее важные поручения. Он эвакуировал свою семью, и дом стоял пустой.
Это место очень подходило для устройства засады. На вершину горы можно было подняться лишь по трем узким тропинкам, которые, извиваясь, бежали по крутому склону, покрытому густым тропическим лесом. Другим же путем взобраться на эту гору было очень трудно, так как со всех сторон она была надежно защищена отвесными скалами.
Напасть на отряд Санчеса Москеры было решено в том месте, где дорога расширялась и проходила рядом с небольшим участком вырубленного леса. В первый же день мы заложили в печке дома две мины. Расчет был прост: если батистовцы войдут в дом и станут разводить огонь, произойдет взрыв, в результате которого все находящиеся в доме будут уничтожены. Но это мы предусматривали на случай нашего отхода, а пока нам предстояло заняться засадой около Альтос-де-Конрадо.
Три дня мы терпеливо ожидали противника, ведя круглосуточное наблюдение. Ночи на такой высоте и в такое время года очень холодные, сырые, и надо признаться, что мы были не особенно привычны к тому, чтобы провести целую ночь на боевой позиции под открытым небом.
На мимеографе мы напечатали листовки с воззванием к солдатам противника и намеревались расклеить их на деревьях, растущих вдоль дороги.
Утром 8 декабря, расположившись на высокой скале, мы услышали голоса батистовцев, готовившихся начать подъем по петляющей вверх дороге, которая проходила на 200 метров ниже нашей боевой позиции. Был отдан приказ расклеить листовки. Это, сделал товарищ Луис Олазабаль. В воздухе уже разносились крики о чем-то яростно споривших людей. Прислонившись к скале и осторожно наблюдая за ними, я услышал, как, по-видимому, какой-то офицер приказывал солдату идти вперед, но тот сердито отказывался. Затем спор прекратился, и противник начал подъем.
Батистовцы продвигались небольшими группами, прячась за деревья. Пока противник поднимался по дороге, я подумал, что вряд ли стоило расклеивать листовки и обнаруживать себя. Я позвал Луиса и приказал ему снять их. Времени у него для этого оставалось очень мало, так как первые солдаты подходили к нам довольно быстро.
Замысел боя был чрезвычайно прост: огонь открывался, когда противник выходил на открытое место. Камило, спрятавшись за большое мастиковое дерево, должен был в упор выстрелить из автомата по шедшему впереди своей колонны дозорному, Затем в действие, вступали снайперы, которые расположились на обоих флангах нашего боевого порядка в кустарниках. Лейтенант Ибрагим и еще один боец, укрывшись на обочине дороги в десяти метрах от Камило, должны были прикрывать его фронтальным огнем, с тем, чтобы никто не мог подойти к нему после того, как он убьет вражеского дозорного.
Моя огневая позиция находилась около дерева, ствол которого наполовину закрывал меня. Я и некоторые другие товарищи вначале не могли наблюдать за происходящим, так как находились на открытом месте и нас могли увидеть. Все должны были ждать, пока не откроет огонь Камило. Осторожно выглядывая из-за дерева и действуя при этом против отданного мною же приказа я смог по достоинству оценить то напряжение, которое испытывает человек перед началом боя.
Вскоре появился первый батистовский солдат. Он подозрительно огляделся по сторонам и медленно двинулся дальше. И в самом деле, это место, где мы залегли, будто предупреждало о засаде. Оно производило странное унылое впечатление - высохший участок земли, эти деревья, одни из которых были повалены, а другие стояли, но были мертвы. И все это - на фоне окружавшей нас пышной лесной растительности, где бежал небольшой ручеек.
Я спрятал голову и стал ждать начала боя. Прозвучал выстрел, и тотчас же завязалась перестрелка. Позднее я узнал, что стрелял не Камило, а Ибрагим, который не выдержал нервного напряжения и выстрелил раньше времени. В начавшейся общей перестрелке мало что можно было увидеть с любого наблюдательного пункта. Наши разрозненные выстрелы, каждый из которых должен был бы попасть в цель, и расточительная пальба батистовцев раздавались одновременно, но их можно было различить. Через пять-шесть минут над нашими головами прозвучали первые залпы из вражеских минометов или "базук". Огонь был не точен, и снаряды рвались где-то за нами.
Вдруг у меня появилось неприятное ощущение, как будто что-то меня обожгло. Я почувствовал, что меня ранило в левую ногу, не защищенную стволом дерева. Я сразу же выстрелил. (Для большей точности стрельбы я взял себе винтовку с оптическим прицелом.) В момент, когда меня ранило, я услышал, как ко мне, раздвигая с большим шумом ветки деревьев, приближались люди. Винтовкой я не мог воспользоваться, поскольку я только что выстрелил из нее. Пистолет находился под моим телом, и я не мог подняться, не подставив себя под огонь противника. Повернувшись, насколько это было возможно, я отчаянно схватил пистолет как раз в тот момент, когда передо мной возник наш боец по прозвищу Кантинфлас.
Мое самочувствие было неважное: раненая нога болела, и я не мог подняться. А тут еще пришел бедный Кантинфлас, чтобы сказать, что у его винтовки заело затвор и он решил отойти назад. Я выхватил у него винтовку и осмотрел ее. Оказалось, что произошел перекос патрона. Я устранил неисправность и, возвращая винтовку, сильно обругал Кантинфласа. Взяв винтовку, он вышел из-за дерева, которое прикрывало нас, и присоединился к остальным бойцам, чтобы разрядить в противника свое оружие и тем самым доказать свою храбрость.
Но ему не удалось осуществить свое намерение: его тут же ранило. Пуля вошла в левую руку и вышла через лопатку, пройдя при этом любопытную траекторию. Теперь мы были оба ранены, и нам стало очень трудно выйти незамеченными из-под сильного огня противника. Не оставалось ничего другого, как ползти в направлении поваленных деревьев и скрыться. Нам удалось достигнуть этого места, но Кантинфлас потерял сознание, а я, несмотря на боль, сумел добраться до своих и попросил помощи.
Было известно, что среди батистовцев имелись убитые, но точное их число мы не знали. Выбравшись из зоны, простреливаемой противником, мы - двое раненых - направились к дому Поло Торреса, находившемуся в двух-трех километрах от места засады. Когда прошло вызванное боем возбуждение, боль в ноге стала чувствоваться еще сильнее. Я не мог двигаться дальше. На середине пути мне пришлось сесть на лошадь, которая довезла меня до импровизированного госпиталя, а Кантинфласа принесли на санитарных носилках, сооруженных из гамака.
К тому времени перестрелка закончилась, и мы решили, что противник уже взял Альтос-де-Конрадо. Мы выслали небольшое прикрытие, чтобы сдержать продвижение противника вдоль берега небольшой речушки, в месте, которое мы прозвали Пата-де-ла-Меса (ножка стола), и занялись эвакуацией крестьян и их семей. Затем я послал Фиделю большое донесение с подробным описанием обстановки.
Я принял решение послать основные силы отряда под командованием Рамиро Вальдеса на соединение с Фиделем. Фактически это обусловливалось тем, что среди части наших бойцов росло опасение полного поражения. Оставляя для прикрытия небольшую группу во главе с Камило, я хотел обеспечить максимум подвижности в бою.
На следующий день после боя, когда кругом все было как будто спокойно, мы послали одного из наших лучших разведчиков, по фамилии Льен, разузнать, что творится в лагере противника. Оказалось, что противник совершенно оставил этот район. Разведчик дошел до самого дома Конрадо и нигде не обнаружил батистовских солдат. Для подтверждения он даже принес одну из мин, спрятанных нами в хижине.
При проверке оружия выяснилось, что у товарища Гиле Пардо не было принадлежавшей ему винтовки. Перед боем он взял другую винтовку, а свою оставил во время нашего отхода. Это считалось в нашей армии одним из наиболее тяжких преступлений. Последовал строгий приказ: "Найти свою винтовку или добыть у противника другую". С низко опущенной головой, вооруженный только одним пистолетом, Гиле отправился выполнять приказ. Спустя несколько часов он вернулся и с радостью показал свою собственную винтовку. Разгадка была проста: противник не пошел дальше того места, где он подвергся нашему нападению. Каждая сторона отошла на свои прежние позиции, и никто из вражеских солдат не побывал там, где Пардо оставил свою винтовку. Она лишь покрылась ржавчиной после прошедшего сильного ливня.
В этом районе батистовцам удалось дальше всего проникнуть в Сьерра-Маэстру. В Эль-Омбрито и прилегающих к ней деревнях батистовский каратель Санчес Москера, как всегда, оставил после себя лишь сожженные дома.
Наша хлебопекарня была совершенно разрушена, и среди дымящихся обломков бродили лишь кошки да какой-то обезумевший боров, который сбежал от противника, чтобы попасть в наши желудки. На второй или на третий день после боя Мачадито (в настоящее время он министр здравоохранения) с помощью бритвы сделал мне операцию и извлек пулю карабина М-1. После этого я быстро пошел на поправку.
Санчес Москера забирал у крестьян все, начиная от кофе и кончая мебелью. У нас создавалось впечатление, что пройдет много времени, прежде чем Москера опять появится в горах Сьерра-Маэстры.
В этот период для нас становилось необходимым заняться решением политических задач в Сьерре и приступить к созданию нашего основного материально-производственного центра теперь уже не в Эль-Омбрито, а несколько дальше, в районе Месы.