Глава двадцать седьмая Месяц спустя Сербская провинция Лика

Глава двадцать седьмая Месяц спустя Сербская провинция Лика

Телеграмма из дома моментально выдернулся Теслу из мира грез. Отныне промедление сделалось его главным врагом.

Путешествие в Европу показалось Тесле мучительно долгим. Мать была при смерти, а он ничем не мог ей помочь.

Никола мог позволить себе путешествовать первым классом, но все прелести купленного за деньги комфорта не могли заглушить его страх. Время тянулось невыносимо медленно. Тело-автомат вечно торчало на палубе, не обращая внимания на погоду. Роскошной кают-компании Тесла избегал. Урчание парового котла в корабельном брюхе уносило его мысли очень далеко…

«Если звезд не видно, корабль следует за стрелкой компаса, который в свою очередь заряжается от магнитного поля Земли. У магнитного поля есть проводящие энергию полюса, положительный и отрицательный. Один скрывается в недрах нашей планеты, другой располагается наверху, где-то в ионосфере. Следовательно, Землю вместе с атмосферой можно рассматривать как гигантский электрический прибор…»

И Тесла тут же принялся рассчитывать массу этого прибора.

«Если судить по составу коры, главный элемент земного ядра, вероятнее всего, железо. Расплавленное железо, учитывая царящую там температуру… А коль скоро гигантское магнитное поле по своим свойствам не отличается от тех, что можно создать в лаборатории, у него должна быть определенная частота или несколько частот, генерирующих гармонические колебания Земли, подобные музыкальным долям.

Если продолжать эту аналогию, нельзя ли создать устройство, вызывающее определенные колебания земной коры? Эти дополнительные колебания станут выделяться на фоне естественных земных вибраций, распространяясь по всей планете; с их помощью электричество можно будет передавать куда угодно без проводов…»

И так далее и тому подобное. Тесла не возвращался к реальности, пока не добрался до родительского дома.

Здесь по-прежнему царили простота и сердечность. Едва переступив порог и вдохнув почти забытые запахи, Тесла вновь почувствовал себя маленьким мальчиком. Следуя за сиделкой в материнскую спальню, он с болью в сердце вспоминал о том, как много лет назад точно так же спешил домой, чтобы успеть к постели умирающего отца.

Джука Тесла едва могла говорить, но взгляд ее остался ясным и пронзительным, а рука, которой она сжала ладонь сына, твердой. Не говоря ни слова, она благодарила сына, радовалась его приходу, благословляла его. В комнате кто-то заплакал, но Никола не обернулся, боясь хоть на миг отпустить взгляд Джуки, полный такой нежности, с какой только мать может смотреть на своего ребенка. Как в детстве, когда она приходила подоткнуть ему одеяло. Она отходила с миром, завещая сыну всю свою любовь.

— Ты пришел, Никола, — наконец прошептала Джука. — Я горжусь тобой.

То были ее последние слова.

* * *

Никола отстоял заупокойную службу, исполнил все положенные ритуалы и надолго задержался у свежей могилы, когда остальные разошлись. Хотел помолиться, но слова не шли на язык. Так он и стоял у могильного холма в полном молчании, размышляя о том, что было бы, если бы Джука Тесла не защитила своего диковатого мальчугана от подстерегавших его демонов, не дала бы ему любовь и заботу, чтобы он мог вырасти и найти в себе силы встретиться с ними лицом к лицу.

Никола пробыл на кладбище до вечера. В сумерках на землю опустился серебристый влажный туман. Ответ, которого он ждал, пришел в свое время. Никола заставил измученное тело-автомат сделать еще один шаг и растворился в тумане.

* * *

Вернувшись в Америку, Тесла перепоручил автомату скучные дела, связанные с текущими заказами, патентами, деловыми переговорами и благоустройством лаборатории. Финансы компании требовали тщательных подсчетов. Деньги текли, словно вода, но за отливом неизбежно следовал прилив. Новых доходов вполне хватало, чтобы оплачивать текущие расходы.

Изобретатель охотно выступал с публичными лекциями о вещах, которые мало кто понимал и в которые мало кто мог поверить, а демонстрируя скачок напряжения в электрической сети, не раз доводил публику до панического бегства, когда не подключенная к проводам лампочка сама собой зажигалась в его руке. Добропорядочные и богобоязненные обыватели в ужасе бросались к выходу, но не потому, что были глупы и невежественны, а исключительно из-за того, что ни один человек в те времена не мог представить себе ничего подобного. Изобретение Теслы казалось им дьявольским наваждением, кошмарным недоразумением, которому нет места в нашем мире.

Иногда, провожая взглядом в страхе разбегавшихся зрителей, Никола чувствовал к ним необъяснимую нежность и всей душой жалел, что напугал. В иные дни они напоминали ему крыс, спешащих покинуть обреченный корабль. Но даже в такие минуты он продолжал их любить и желал им спасения, если случится настоящее бедствие.

Когда у Теслы не было времени выступать перед публикой, он отправлял вместо себя автомат, и тот справлялся с ролью докладчика так легко и непринужденно, что каждая лекция изобретателя становилась большим событием. Слава его росла, а с ней росло и состояние.

Начало девяностых годов выдалось таким гладким, что Никола почти не заглядывал в реальный мир, предпочитая, покачиваясь в любимом кресле, размышлять о сходстве энергии солнечного света и электрического генератора. Настоящая работа протекала не в лаборатории, а в комнате с окнами-глазницами, где никто не мог застичь изобретателя врасплох.

* * *

Нью-йоркское общество не любило узнавать новости из газет, предпочитая свежие сплетни. Научных журналов, как водится в любую эпоху, почти никто не читал.

Почти никто — за исключением тех, у кого были власть и деньги. Контракт манхэттенской лаборатории Теслы с «Вестингауз электрик» не остался незамеченным. Как и создание системы освещения на переменном токе для «Колумбовой выставки» на Всемирной выставке в Чикаго в 1893 году. То был отличный шанс раз и навсегда прекратить разговоры о чрезмерной опасности нового тока. Впечатляющий успех изобретателя дал новый толчок «войне токов», как журналисты окрестили вражду Теслы и Эдисона.

Томас Эдисон приходил в отчаяние, наблюдая за успехами иностранного выскочки. Не в меру одаренный сын сербского священника не унаследовал отцовского благочестия, но при этом умел не хуже любого попа произносить проникновенные проповеди, попутно облегчая карманы честной публики.

В публичных выступлениях Теслы несомненно заключалось нечто большее, чем в обыкновенных лекциях или представлениях фокусника. То, что он предлагал зрителем, существовало за гранью научной логики и не исчерпывалось набором артистических приемов. Никола творил чудеса. Веселые, восхитительные чудеса. Он осыпал свою публику головокружительным фейерверком, каждой искрой которого можно было осветить целый город.

Устройств для потешных опытов в лаборатории Теслы скопилось едва ли не больше, чем полезных приборов. С их помощью хозяин лаборатории не только потчевал гостей любопытным зрелищем, но и заставлял их заглянуть в будущее.

Нехитрая магия публичных опытов приводила зрителей в экстаз: в зале, где не было ни камина, ни свечей, ни фонарей, вдруг становилось светло как днем. Гости немели от восторга, впервые в жизни увидев разноцветные электрические лампочки причудливой формы. Их свет был столь ярок, что делалось больно глазам, привыкшим смотреть только на солнце.

Никола отлично высыпался за два-три часа и почти не тратил драгоценного времени на ночной отдых. Порой ему удавалось проработать двое суток подряд не смыкая глаз.

Теперь, когда родители покоились в могиле, а у сестер были свои семьи и своя жизнь, Тесле предстояло обрести новую цель. Отныне он видел свое предназначение в том, чтобы воплотить в реальность посланные Кариной видения. Таким должен был стать его вклад в будущее, весомый и зримый, как сама реальность.

* * *

Колумбова выставка в Чикаго обернулась триумфом Теслы и Вестингауза. Никола купался в лучах всеобщего обожания, согревавших его усталое тело. Отчаявшись успеть все, что от него требовалось, он высылал навстречу публики автомат, а сам мысленно уединялся в своей лаборатории, старательно воссозданной в воображении.

Работа захватила Теслу с головой. Вокруг шумела и сверкала выставка, а он рассеянно бродил по павильону, в который раз продумывая детали будущего эксперимента. Ученому предстояло со всей возможной достоверностью установить, что порождает гравитацию: масса самой планеты или накопленное вокруг нее магнитное поле вкупе с притяжением противоположных полюсов. Во втором случае можно было считать доказанным существование отдельной силы гравитации.

Если же земное притяжение изначально присуще самой Земле, на него можно влиять при помощи магнитных полей, а то и вовсе отключить.

Превратить гравитацию в левитацию.

Следующим шагом могло бы стать создание двигателя, способного преодолеть притяжение Земли. Тогда можно будет построить аппараты, способные добраться до любой точки на карте или даже отправиться на другую планету.

* * *

Поздним вечером накануне последнего ярмарочного дня Никола отправился прогуляться. Сверкающие огнями павильоны не отвлекали его от мысленного поединка с земным притяжением. С ним у Теслы были старые счеты.

Погруженный в размышления, Никола и сам не заметил, как набрел на Томаса Эдисона, окруженного стайкой репортеров. Один из них узнал изобретателя, окликнул и поинтересовался, не затем ли тот придумал свой переменный ток, чтобы низвергнуть великого Эдисона? Приятели наглеца заухмылялись, оценив его смелость.

Никола ничего не слышал и спокойно прошел мимо, не заметив, как побагровела от ярости мировая знаменитость. Изобретателя волновали совсем другие вещи.

В тот вечер в лице Теслы было нечто такое, что ни один из репортеров не решился догнать его или окликнуть еще раз. Ученого оставили в покое.

Глядя Николе в спину, журналисты переминались с ноги на ногу и смущенно покашливали. Когда Тесла скрылся из вида, все как один повернулись к Эдисону посмотреть, как Чародей из Менло-парка переживет неслыханное оскорбление.

Сенсации не случилось. Томас Алва Эдисон умел держаться с достоинством и в унижении. А еще он умел ждать. Когда растешь в семье, где каждому приему пищи предшествует столь долгая молитва, что еда может остыть — еще одно доказательство религиозного рвения, — поневоле научишься терпению.

* * *

На подготовку достойного ответа ушел почти год. Когда великий день настал, Эдисон почувствовал себя на десять лет моложе и на двадцать фунтов легче. Воодушевленный и полный решимости, он бросился — или, точнее сказать, быстрым шагом направился — в контору Дж. П. Моргана и швырнул — то есть аккуратно положил — перед ним на стол экземпляр «Уорлд» от 22 июля 1894 года. Затем он форменным образом наорал — то есть обратился на слегка повышенных тонах — на самого Моргана, хлебавшего из миски наваристый суп.

Миллиардер крошил в миску белый хлеб. О том, что в действительности скрывается за этой неспешной трапезой, догадывались немногие.

Подождав, пока на него обратят внимание, Эдисон ткнул пальцем в журнальную заметку.

— Это воскресный выпуск! Прочтите то, что обведено кружком. Всего один абзац. — Не дождавшись реакции, он схватил журнал и прочел вслух: — «Гигантские генераторы на Ниагарском водопаде еще не были построены, а доктор Тесла уже уверял журналистов, что любой находящийся в добром здравии американец имеет немало шансов дожить до повсеместного распространения переменного тока». По-все-мест-но-го! — патетически произнес Эдисон и замолчал, выдерживая паузу. Он ждал, когда Морган прожует.

Морган посмотрел на посетителя, кивнул и отломил от багета очередной кусок. Суп он зачерпывал аккуратными круговыми движениями. Эдисон решил не отвлекаться на эти европейские штучки и продолжать как ни в чем не бывало.

— Видите? — настаивал он. — Видите, что бывает, если позволить сумасшедшему безбожнику, который разговаривает с облаками, взять хотя бы небольшую власть?

Морган покосился на изобретателя.

— И что же? Что, собственно говоря, бывает? — Он потер подбородок, изображая глубокую задумчивость. — Оказывается, можно покорить мощь Ниагарского водопада, не разрушив его красоты. Зажечь миллион новых лампочек, изрядная часть которых продана вами и принесла вам прибыль. Так?

— Людей!.. — заорал Эдисон. Спохватившись, он прочистил горло, взял себя в руки и заговорил спокойно. — Людей и близко нельзя подпускать к такой страшной силище. Большинство людей. Говорю вам, мистер Морган, этот переменный ток убьет уйму народу! Он слишком мощный! Люди будут постоянно прикасаться к этим чертовым проводам в таких ситуациях, каких мы с вами даже вообразить не сможем, и каждое прикосновение станет смертельным!

Морган спросил с набитым ртом, не поднимая глаз от миски:

— Разве постоянный ток не может убить?

Эдисон растерянно умолк, вздохнул…

— Нет, сэр. У моих приборов для этого недостаточно напряжения. Их можно трогать сколько угодно, они абсолютно безопасны!

Морган позволил себе вежливо выразить нетерпение. Аудиенция начала его утомлять. Голос финансиста звучал едва слышно, словно у него совершенно не осталось сил поддерживать разговор:

— Для вашего безопасного тока требуется по станции на каждые полмили. Итого шесть тысяч, чтобы протянуть один-единственный кабель от побережья до побережья.

У изобретателя упало сердце. Сейчас Морган позовет мажордома и велит проводить гостя. Оставалось только выложить козырную карту. Эдисон рисковал собственной репутацией, но выбора не было.

— Еще окончание статьи, мистер Морган. Я его не отметил, но, возможно… возможно… вам стоит его прочесть!

Морган хранил молчание.

— Вы должны прочесть его, это в ваших интересах! — не унимался Эдисон. Финансист и ухом не повел. Изобретатель продолжал: — Тесла во всеуслышание заявил, что собирается вовсе отказаться от кабеля. Отказаться от кабеля! Вы слышите? Никакого кабеля! Он говорит, что кабель не нужен! — Эдисон наклонился к Моргану и понизил голос: — Речь идет о сотнях миль медного кабеля, в производство которого вы уже вложили деньги, кабеля, которым вы могли бы опутать всю страну. По мнению нашего Теслы, провода уродуют пейзаж. Значит, от них надо избавиться. А почему бы и нет? Ему-то что, он же у нас человек будущего!

У Босса осталась последняя попытка, и он решил идти до конца.

— Человеку будущего неинтересно, сколько стоит медный кабель и какой это адский труд — протянуть его по всей стране.

Последние слова Эдисон произнес в сторону, не глядя на Моргана. Немного помедлив, он повернулся к собеседнику и возобновил атаку:

— Он хочет войти в историю, остальное его не волнует.

Изобретатель готов был орать во весь голос, плясать, кувыркаться, трясти миллиардера за плечи. «Посмотри на меня! Посмотри же, черт возьми, на того, с кем разговариваешь! Ага, наконец-то! Слава богу! Что, приятель, весело терять свои деньги? Давай, посмейся над собой!»

Томас Алва Эдисон был слишком умен, чтобы произнести это вслух. Когда Дж. П. Морган наконец соизволил оторвать свой багровый нос от тарелки, он не прочел в лице изобретателя ни гнева, ни обиды. Он всего лишь говорил правду. Тем приятнее было недоучке и деревенщине увидеть, как глаза вечно невозмутимого финансиста наливаются бешенством. Эдисон не ожидал, что мучить старика будет так приятно. Что и говорить: в том, чтобы толкнуть падающего, есть некое неизъяснимое удовольствие.

«Посмейтесь, мистер Морган! Вообразите бесконечные мили медной проволоки от „Морган идиотик“! А потом велите подать себе еще супа».