2. Пусть пока всего четыре копии

2. Пусть пока всего четыре копии

Самиздат без политики

«Русский журнал», апрель 1998 г.

До того как начать печатать на компьютере, я печатал на машинке. Машинка была простая, даже не электрическая, называлась, в полном соответствии с хрестоматийной строчкой Галича, «Эрикой». Брала она, кстати, куда больше четырех копий, но не об этом речь.

Разумеется, печатал я различный самиздат, преимущественно не слишком политически крамольного содержания: Бродский, Цветаева, Хармс — короче, все то, что теперь можно в изобилии найти у Фарбера или Мошкова. Последнее неудивительно — именно из самиздатовских источников по большей части и сформированы виртуальные русские библиотеки (в основе, конечно, были тексты, напечатанные не на машинке, а на какой- нибудь БЭСМ-6, — мои отдельные поздравления молодым читателям, не знающим, что это за зверь). Впрочем, связь самиздата с русской литературой в Сети была отмечена еще Цокотухиным в его классической работе — меня же интересует совсем другое: не столько тексты, сколько способ их бытования, который — анонсирую идею статьи — является одним из бесчисленных аналогов Сети в real world.

Итак, первый принцип, заявленный в самом названии — сам-издат — равноправное участие читателя в процессе создания «книги». Точно так же, как среди драг-дилеров трудно найти неупотребляющего, среди читателей самиздата почти не было не принимавших участия в создании «продукта», то есть в изготовлении, распространении или хранении (напомню, что три последних слова пришли из соответствующей статьи старого УК). Это участие — или, точнее, соучастие — в появлении на бумаге очередного стихотворения Бродского носило, конечно, полумагический характер. В некотором роде перепечатывая «Шествие» (от которого его автор к тому моменту почти отрекся), я присваивал себе авторские права — не только в юридическом, но и в духовном смысле. Классическая новелла Брэдбери рассказывает историю школьной учительницы, от руки переписывающей Диккенса и притом отождествляющейся с ним. Подобными персонажами были все создатели самиздата — до сих пор большую часть стихов, которую я помню наизусть, я выучил «с кончиков пальцев». Если угодно, можно назвать этот метод общения с материалом интерактивностью, или вовлеченностью, или еще каким-нибудь словом.

Важнее, однако, второй принцип: прочел — передай товарищу. При позитивном отношении он вызывает в памяти распространение христианства, при негативном — гербалайф или финансовую пирамиду. В те времена меня волновал — гипотетически, разумеется, — вопрос учета тиража самиздатовских книг. Помнится, я даже продумал систему маркировки экземпляров, чтобы можно было отследить, сколько раз книга копировалась тем или иным способом. Резонно подозревая, что мои идеи заинтересовали бы людей, исследующих этот вопрос по долгу службы, я удержал оные идеи при себе. Однако уже тогда образ множества (сотен? тысяч?) людей, принимающих участие в тиражировании и распространении самиздата, не давал мне покоя. Они представлялись мне огромной сетью, связующей всех нас.

Вы только представьте — по всей огромной стране ночью сидят незнакомые друг с другом люди и делают общее дело. Они связаны между собой только за счет информационного обмена — книжек, которые ходят от одного к другому. Многих из тех, кто перепечатывал романы или стихи, перевернувшие мою жизнь, я никогда не увидел и не узнал ни имени их, ни пола. Временами я воображал, как прекрасная девушка при свете лампы перепечатывает «1984» или, напротив, читает «Остановку в пустыне», перепечатанную мной (некую сусальность этой картинки можно списать на подростковый возраст). Подобные мысли были, вне сомнения, эротическими — и сегодня я склонен предполагать, что это не случайно.

Само видение огромной сети, связующей различных людей, есть — помимо прочего — идеальная эротическая карта общества. Как и в случае самиздата, составлением подобных карт занимаются преимущественно специалисты. В этом смысле можно сказать, что гипотетических кагэбэшников, отслеживающих наши ночные перестукивания, заменили венерологи (боюсь, столь же гипотетические), отслеживающие пути распространения ВИЧ-инфекции. Случайный попутчик в метро мог нести в портфеле копию книжки, что я распечатал полгода назад, а случайный знакомый в гостях или на тусовке может оказаться в той же цепи обмена body fluids, что и я. Учитывая нравы моих знакомых, вероятность последнего даже выше.

Когда нечто — информация, вирус, сексуальная энергия — передается другому человеку, оставаясь одновременно и у дающего, возникает цепная реакция передачи, объединяющая всех ее участников в сеть. Возникает структура, большая, чем сумма ее составляющих, — структура, в которой люди превращаются в узлы сети.

В «Алмазном веке» — романе киберпанка № 2 Нила Стивенсона — рассказывается о подпольной мировой сети CryptNet, связывающей людей посредством микроскопических кибернетических устройств, которые живут в мозге и передаются при половых контактах. Все люди, вовлеченные в эту сеть, сами того не зная, одновременно занимаются решением общих для всех задач, в том числе хакерских. Эта сеть не имеет центрального органа управления — решения, полученные в результате работы, остаются невостребованными, поскольку замурованы в глубине коллективного разума всех участников, к которому никто по отдельности не имеет доступа. Возможно, такой симбиоз подпольного самиздата, всеобщей сексуальной повязанности и информационных сетей и явится итогом второго тысячелетия нтернета, выведя человечество на новый эволюционный виток.

Пока же остается ограничиваться тем, что есть, — компьютерами и модемами, подругами и друзьями. Впрочем, это не так уж и мало: мы помним продолжение вынесенной в заголовок цитаты — «Этого достаточно».

Статья была написана еще для Zhurnal.ru — последний номер как раз и назывался «1000 лет российского Интернета». В ZR она почему-то не вышла, и Женя Горный унес ее в «Русский журнал», где взял в «НетКультуру». Две последующие статьи были уже написаны специально для этого раздела «РЖ».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.