ВИЛЬФЛИНГЕН, 19 ОКТЯБРЯ 1968 ГОДА

ВИЛЬФЛИНГЕН, 19 ОКТЯБРЯ 1968 ГОДА

Златки[921] из Верхнего Египта, золотисто-зеленые торпеды с большими фасеточными глазами, солнечные создания исключительной элегантности. Солье[922] окрестил этот вид Steraspis; старые энтомологи умели ориентироваться в мифологии, как у себя дома.

Я извлек эти экземпляры из их саркофага и, чтобы рассмотреть, встал у окна. Солнце горит на панцирях, как когда - то у нубийского Нила.

При этом абсурдная мысль: «Хорошо ли они себя сейчас чувствуют?» Все-таки: хитиновый покров не изменился; он, как и тогда, своим блеском отвечает солнцу. Это производит впечатление большого и всеобщего поворота. Так это видит художник: не только как собственное, психологическое переживание… картина может удасться только тогда, когда материя из себя самой получает жизнь. Это отражается в произведении искусства. Мотив — это не только увиденное; он еще и движущее.

Вселенная живет. Египтяне в этом не сомневались; мумии, пирамиды, скарабеи подтверждают кукольное спокойствие некой присущей мировой материи и преодолевающей время силы. Человек принимал в ней участие. В застылости царства мертвых дремлет знание, превосходящее любую надежду.

Сюда же относится культ реликвий, который даже в наше время еще проглядывает в том смутном чувстве, с каким мы держим в руках фотографию умершего или предмет, который он любил: мы ощущаем контакт.

Среди зон, на которые нас разделяют народы, семьи, виды и индивидуумы, а также среди тех, в которых желается, думается, воспринимается и даже живется, общее все еще отвечает солнечному лучу. Солнце восходит как над праведными и неправедными, так и над смертью и жизнью.

Материя не чувствует и не страдает, хотя в ней скрыты первичные формы любой радости и любого страдания. Описание мира титанов, который возникает из мира стихийного, показывает, что грекам была хорошо знакома промежуточная область: мир бессмысленного страдания, еще не выраженный гештальт. Однако могучие вершины поднимаются уже до почти олимпийской высоты. Боги коренятся в титанах, как те — в силах стихии.

Языком материя тоже владеет. Воды безмолвствуют, но все же они говорят плеском ключей, журчаньем ручьев, бушеванием водопадов, пронзительным свистом, с каким высвобождается перегретый пар. Было б ошибочно полагать, что мы выдумываем мир, веселье и муки из собственного нутра. Это происходит в действительности, но происходит лишь потому, что мы опираемся на собственную, стихийную основу. Там покоится всеобщий закон, к которому в искусствах ближе всего, до глубин невыразимого, ощупью подбирается музыка.