РИМ, 22 МАРТА 1968 ГОДА

РИМ, 22 МАРТА 1968 ГОДА

Продолжение переписки с Франсуа Буше; делаю сверку корректуры «Цейлона».

В полдень с Элен и Мишелем Бувар в «Раньери», via Mario dei Fiori. Я прошел по Испанской лестнице, месту встреч битников и хиппи со всего света. Один позировал в фиолетовом кителе и серебристых туфлях, с белокурыми волосами, спадавшими до плеч, в адмиральской фуражке над накрашенным лицом. В воздухе дымок гашиша.

Мишель Бувар старается выглядеть раскованным, хотя явно сосредоточен, манера его поведения позволяет предположить, что он знает что-то такое, чего не знают другие. Он не курит и не пьет, не ест мяса. Зато он с удовольствием смотрит, как его офицеры весело сидят за праздничным столом, когда он во главе. То, что я не воспользовался его приглашением в Дакар, когда он командовал там военной авиацией, является моим упущением. Он предусмотрел также вылазку в Тассили. Я посещал его в Ларе; он базировался там со своими реактивными истребителями. При этом присутствовал Жюль Руа, воин в духе Рене Кентона, писателя и боевого летчика во Второй мировой войне[624]. Он готовился к отъезду в Индокитай и напророчил, что, если они отступят там, настанет черед Алжира, а потом и всего остального. Конечно, это был скорее прогноз, поскольку в нем не содержалось, как в подлинном пророчестве, никакого «если» и «но». Оно связано с ходом судьбы, а не с логичным развитием, и угадывает непременно случающееся. Оно — предвидение, а прогноз — предварительное обдумывание. Прорицание авгуров основывается на том, что недостает оценки обстановки. Выводят случайно.

Прежде чем я тогда поехал в Лap, Перпетуя пыталась было «придержать меня за темляк»: «Тебе все же не следует сейчас отправляться в штаб-квартиру французов. Это неприлично».

Я ответил: «Они посещали меня в Париже, когда мы их оккупировали. Теперь они оккупировали нас, и я посещу их в Ларе».