«Ну почему твой голос меня мучит?»

«Ну почему твой голос меня мучит?»

— Слушай! Вот эта мелодия — она течет, переливается, обретает иное русло, слившись с потоком праны… — Он извлек из кларнета протяжный ручеек звуков. — Похоже на поток сознания Фолкнера. — Арти, в свободной белой рубашке и холщовых брюках, стоял на балконе своей квартиры в Лос- Анджелесе. Восходящее солнце светило из-за его спины, окружая фигуру слепящим ореолом. Ава потянулась и зажмурилась — уж слишком рано он затевает эти «потоки», ловит энергетику рассвета. Считает, что звук в лучах утреннего солнца распространяется особо. По доминанте или по дивергенте, или… Ну дисперсия какая-то происходит. Такого умного мужчину Ава еще не встречала. Всемирно известный кларнетист, руководитель джаз-оркестра, экстравагантный чудак, за которым тянулась бесконечная череда неудачных браков, очаровал ее. Такой особенный, как инопланетянин. Но иногда уж лучше бы попроще. Без наворотов. Без «потока сознания» с утра пораньше.

— Ага, я согласна. Похоже… — Она зевнула. — На этого, которого ты назвал.

— На Фолкнера. А вот здесь, — он выдал сложную музыкальную фразу, — это уже Томас Манн — «Волшебная гора», чувствуешь?

Ава лишь промычала в ответ.

— Да просыпайся же, божество мое! — Арти вошел в комнату, прижался щекой к ее ногам. — Припадаю к стопам твоим, Диана…

— Кофе, булочки с джемом и капельку ликера. — Ава села, склонилась к его уху: — И пожалуйста, волшебник мой, большой кусок ветчины!

— А нежные фрукты?

— Нежности будут после завтрака.

Он приносил завтрак, и они снова занимались любовью. Не размыкая объятий, Арти говорил о музыке или даже брался за кларнет. Ибо уверял, что есть только один способ усилить наслаждение — соединить его с другим.

Но заминки возникали все чаще. Он вел беседу на высоком уровне тонкости и грациозности, как и подобает беседовать с принцессами крови. А ее тело, казалось бы, выведенное вековой селекцией аристократических родов, не воспринимало эти частоты. В драгоценном сосуде скрывалась простая душа невежественной и довольно наглой девчонки. Ему хотелось рассуждать с ней о светомузыке, о необычной глубине русского симфонизма и прозрачности французских импрессионистов. А уж разговоры о джазе… Здесь Арти было не остановить! Он нашел слушательницу с лицом самого чуткого и понимающего существа… Он смотрел в глаза Музе…

— Милый! Ну мне же скучно! Почему я должна часами выслушивать какие-то совершенно непонятные мне лекции. Когда собираются твои друзья, я чувствую себя горничной. Вчера вцепились в какого-то Джойса!

— Ну так возьми книгу и почитай! Что ты вообще прочла за последний месяц?

Выяснилось, что за всю свою жизнь «богиня» прочла единственную книгу — «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл.

Арти надеялся, что в душе Авы дремлет нераскрытая жажда познания, что там глубоко запрятана бездна вкуса. Надо лишь найти ключик… Он давал ей серьезные книги, записал на курсы английской литературы. И ждал.

— Не понимаю, чего он хочет от меня? Нашел бы себе интеллектуалку и пичкал ее пыльными томами из библиотеки. Я никогда не рвалась учиться в колледже! — жаловалась Ава Майеру.

— Этот ловелас и похититель сердец хочет много — го. Не обращай внимания, детка, занимайся своим делом, — успокаивал ее Лев. — У тебя будут интересные роли. Жене совершенно не обязательно сидеть сутками под крылышком мужа.

— Но… Мне кажется, я недостаточно люблю его, чтобы стать женой. Мы такие разные…

— Что ты предлагаешь? — взвился вдруг Майер. — Роман? Никакого сожительства! Либо вы женитесь, либо разбегаетесь!

Они поженились, но брак превратился в кошмар. Уже не ожидая от супруги рвения к образованию, Арти упорно старался раскрыть ее дремлющие дарования. Он даже стал следить за ее посещениями литературных курсов и задавал уроки!

— Ты можешь понять, что это не мое? — Ава фурией носилась по дому, засовывая в шкаф разбросанные книги. — Да, я люблю красивую музыку, люблю потанцевать, смотреть кино… Но эти толстенные книжищи… — Она уронила на пол том какого-то русского, Толстого, раскрывшийся на портрете. — Эти бородатые старики! Избавь!

— Так… — Арти с хрустом заломил пальцы. — Мне кажется, здесь дело в ином. У тебя комплекс парвеню, и твоя психика противится новым знаниям. Вот! — Арти положил перед женой бумагу. — Я записал тебя на сеансы психоанализа. Конечно же надо было начинать именно с этого…

В общем, семейная жизнь Авы не клеилась. Скандалы частенько вспыхивали на людях и становились достоянием общественности.

— Норовистая тебе кобылка досталась… — заметил после очередной бури пианист Зигер Ланвер, наигрывая на фоно нечто успокаивающее.

Музыканты репетировали с Марлен Дитрих, которая готовила новый альбом записей. В брючном костюме, белой мужской рубашке, одна рука в кармане, другая — с длинной сигаретой, она была душой компании. Неподражаемая, элегантная, эксцентричная, острая на язык, мгновенно подхватывающая идеи и подсказывающая неожиданные решения, она блистала и в рабочей обстановке, хрипловатым голосом напевая мелодии на трех языках. И явно кокетничала с красавцем Арти.

Арти, совершенно очарованный Марлен, брякнул:

— Ава, дорогуша, приготовь нам что-нибудь перекусить. Ты все равно ничего не понимаешь в музыке…

Она вспыхнула и в слезах умчалась на кухню. Арти вздохнул и вывел свою прекрасную гостью на балкон.

— Марлен, ты необыкновенная женщина, ты понимаешь все. Помоги…

— Семейные проблемы?

— Не совсем. Мы любим друг друга. Но… — Он пожал плечами. — Как сказал некогда Стендаль: «Я ставил сети слишком высоко, она летала значительно ниже».

— Все ясно: красивая, пустая куколка. О, это ловушка, мой дорогой!

— Но я уверен, она просто не может раскрыться, впустить в себя новый мир мыслей, эмоций… — горячился Арти, сверкая умными глазами.

Марлен положила на его узкую руку тонкие пальцы с искристыми перстнями и заглянула в лицо так, как умела только она — чуть насмешливо и печально.

— Я постараюсь тактично поговорить с ней. Зови девочку, мы посидим здесь. И принеси мой палантин — довольно свежо.

Ава шмыгала распухшим от слез носом. Плетеное кресло противно поскрипывало. Напротив в качалке, закутанная в меха, полулежала Марлен. Прикрыв глаза, она покачивалась в кресле и тянула из бокала вино.

— Детка, я давно заметила вас. Вы очень хороши. Но знаете, здесь много мелькает красоток… — Она мастерски выдохнула дым, уплывший тающими кольцами к ветвям мимозы. — Мелькает и исчезает.

— Но я осталась! — Ава решила постоять за себя.

— И можете сделать еще многое… Я в курсе ваших раздоров с Арти. Знаете, он крупная личность, с такими надо быть начеку.

— Я стараюсь… У нас прекрасный секс. — Ава гордо подняла голову, выставив подбородок с трогательной ямочкой.

Дива нежно улыбнулась:

— Послушайте, девочка, вам двадцать пять, и чтобы стать интересной, недостаточно овладеть искусством любви. Вы должны впитывать знания, как губка. Иначе сильно опоздаете.

— Я вроде и так справляюсь с ролями…

— Ах… — Марлен вздохнула. — Справляться и блистать, блеснуть или остаться в веках — разные вещи. Ваше амплуа — фатальные, неотразимые, породистые женщины, превосходящие силой воли и умом мужчин. Женщины, обладающие сильными чертами противоположного пола и тем самым лишающие его превосходства. Впрочем, превосходства зачастую мнимого. — Она загасила сигарету в стоящей на парапете пепельнице. — Я знаю, о чем говорю. Это и мой путь.

— С Арти мне трудно держаться на высоте, — призналась Ава, — у меня было совсем простое детство. Арти упрекает меня в невежестве, а на меня наводят тоску заумные беседы его друзей.

— Конечно, приятней посидеть с подружкой, посудачить о том, кто с кем спит, или обсудить свежие голливудские скандалы… Глянцевые журналы прельщают куда больше, чем Хемингуэй с Джойсом вместе взятые. А еще, я думаю, ты ненавидишь светские условности…

— Да! Я люблю бродить по дому босиком. И даже когда приходят гости. Не вижу в этом ничего зазорного. А он шипит: «Как можно быть такой деревенщиной! Ты думаешь, что все еще на табачном поле?» Разве не обидно?

— Вы разные люди, это очевидно. Но ты ищешь значительного спутника, а сама, прости меня, милая, не хочешь трудиться! Ты никогда не удержишь при себе стоящего мужчину, если не возьмешь на себя труд подняться до его уровня. Мне повезло, я получила хорошее образование и у меня отменная голова, голова, которая умеет учиться. С Хемингуэем я могу обсуждать сюжеты его романов, с Ремарком — особенности немецкой поэзии, с Оливье — читать Шекспира, а с Джоном Кеннеди — болтать о политике. При этом, милая моя, мои фильмы — всегда прежде всего. Я никогда не упускаю из-под контроля ни единую деталь своей роли, костюма. — Она улыбнулась: — От смыслового стержня до перышка на шляпе. Над этой пластинкой с оркестром Арти я буду работать до тех пор, пока она не станет лучшей не только для меня, но и для всех занятых в работе музыкантов.

— Вы уникальная женщина, мисс Дитрих. Вы представлялись мне недосягаемой. Вы так добры ко мне. В этом зоопарке в основном кусаются и подставляют ножку.

— Я всегда стараюсь помогать. Особенно молодым и подающим надежду.

— Вы были на войне… Это грандиозно. Вы героиня.

— Да, я получила дорогие для меня награды. Но тут нет геройства. Я просто хотела помочь парням, которые шли на смерть. Хоть чем-нибудь. — Лицо Дитрих озарилось.

— Марлен… Дружба с такой женщиной — огромное счастье для любого человека. — Ава была в курсе слухов, живописующих «помощь» Марлен молодым воинам. Актрису называли «секс-бригадой». Но Ава не позволила себе насмешливый тон в адрес влиятельной дивы, несмотря на свою невоздержанность в высказываниях.

— Увы, моя семья и работа занимают меня целиком. И я не дружку с женщинами. Никогда. Этот мир сплетен и полоскания грязного белья вовсе не по мне. Запомните: если хотите учиться, расширять свой интеллект, дружите только с мужчинами. — Марлен поднялась, потянулась всем телом. — И, если честно, Лана Тернер — не лучшая наставница для серьезной актрисы…

Прощаясь с Арти, Дитрих шепнула:

— Дорогой мой, я поговорила с ней. Тяжелое впечатление. В смысле интеллекта бедняжка безнадежна. Увы, прекрасный сосуд, но в нем нет огня. Арти, ваш брак обречен.