«Я улечу, признаюсь, далеко!»

«Я улечу, признаюсь, далеко!»

На следующий день состоялся семейный совет. Присутствовали бабушка Соня, некогда спасшая новорожденного внука и давно оглохшая от старости, доктор Карло, директор школы и два двоюродных дяди Мартина, надевших ради такого случая черные, пропахшие нафталином костюмы. Стол Долли накрыла шикарный: жареное мясо со сладким перцем, сицилийское салями, овечий сыр, горы зелени и две бутылки темного вина. Фрэнка не позвали. Взрослые должны решить будущее мальчишки… Ели активно и молча. Потом мужчины покурили и принялись размышлять.

— Инженер — вот мое мнение. Это перспективно. Заработки хорошие. Рост промышленности в стране… — Школьный директор запнулся, покачал головой и грозно изрек: — Только для этого учиться надо!

— Врачом его лучше сделать. Врачом! — подал голос старший дядя Мартин, хромой от рождения. — Вон у меня колено третий месяц болит. Софья оглохла. А все почему?

— Не-е-е-т! — Голос Железной До перекрыл поднявшийся гвалт: каждый хотел рассказать о своих болезнях. — Авиатором! Только авиатором. Я как посмотрю в небо, когда они там летают, и как представлю моего мальчика в летной форме, аж дух захватывает! Наша Демократическая партия ратует за молодежь. Перед молодыми открыты все дороги…

— А кто говорит, что дорог нет? Вон пусть в окно глянут. И ездют, и ездют! — Бабушка собирала со стола грязные тарелки. — И куда только людей несет в этот… прости, Господи, кризис!

Гости еще долго перебирали разные профессии, мужчины снова курили, Долли варила в огромном кувшине кофе, бабка мыла в тазу посуду. На столе заменили скатерть, выставили печенье, конфеты и чашки для кофе.

После дебатов и полного опустошения стола пригласили Фрэнка. Как на экзамене, он стоял в центре комнаты, не глядя в обращенные к нему раскрасневшиеся лица.

— Фрэнсис Альберт, ответь нам всем, кем ты хочешь стать? — строго вопросил директор школы и осекся, боясь услышать единственно возможный ответ — «бандитом».

Несчастный, чья судьба сейчас решалась уважаемым собранием, задумчиво поднял глаза к закопченному потолку. Воцарилась благоговейная тишина. Долли мелко перекрестилась и глянула на возвышавшуюся в трепетании красных огоньков заступницу.

— Вообще-то… — Главный виновник событий поковырял носком ботинка вытертый коврик. — Ну… Вообще я петь могу. — И, воспользовавшись паузой, он заголосил тонко и фальшиво популярную дворовую песенку: «Когда месяц спрячут пухленькие тучки, когда ветер взвоет, ветки теребя, обману маманю, зашибу папаню, за сараем старым обниму тебя…»

Аплодисменты не последовали.

— Да… Случай трудный. — Директор школы поднялся. — Спасибо за угощение. У меня неотложное совещание в учительском совете.

Извиняясь, гости поспешили разойтись.

— Никогда! Никогда не бывать этому! — грозно изрекла Долли. Сейчас, с поднятой рукой, в которой была зажата пустая бутылка, она особенно походила на статую Свободы. Фрэнк же напоминал маленький кораблик, плывущий по Гудзону.

— Не горячись, ма, — пожал он плечами. — Летчиком так летчиком. Мне это… что два пальца… что раз чихнуть. — Он метко сплюнул жвачку в мусорную корзину и, раскинув руки, зарычал, изображая двигатель самолета: — Под нами Нью-Йорк! Прямо по борту Хобокен! Видите дом Синатры? Приступить к бомбардировке!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.