Поединок

Поединок

Многие корили его и осуждали за глупость, говоря, что худо иметь большое тело и малый ум.

Диодор. Историческая библиотека

Жестокое предупреждение богов не достигло цели; Александр не изменил прежний образ жизни, то есть продолжал воевать, убивать и… пьянствовать. Вином царь заливал горечь неудач, вином отмечал победы, без вина не обходился его обед, – он уже не мог жить без этого напитка.

Диодор говорит, что «Александр, выздоровев от ран, принес богам благодарственные жертвы и стал устраивать роскошные пиршества друзьям. За одной попойкой случилось событие своеобразное и заслуживающее упоминания». Воины Александра по пьянке предвосхитили и любимое развлечение римлян и непременный атрибут средневековых рыцарей.

В числе приближенных Александра было два богатыря, прославившихся своими подвигами: македонянин Горрат и грек Диоксипп. Выпитое вино способствовало самым низменным проявлениям гордыни и создавало иллюзию небывалой силы у поднимающих чаши с обманчивым зельем. Македонянин начал глумиться над товарищем-афинянином, говоря, «что за войском следует бесполезное животное в военном плаще: когда они вступают в бой, оно умащается и готовит свое брюхо для пира».

Так как Диоксиппа мало трогали эти оскорбления, разгоряченный и осмелевший македонянин потребовал, чтобы он сразился с ним на мечах. Диоксипп со спокойной усмешкой принял вызов. Александру показалось забавным будущее развлечение, и он назначил поединок на следующий день.

Все же поединок походил на бой гладиаторов, а именно – полуобнаженного ретиария и вооруженного до зубов секутора. Необычное зрелище описывает Курций Руф.

Собралось множество воинов, среди которых были и греки, сочувствовавшие Диоксиппу. Македонец надел полное вооружение: в левую руку он взял медный щит и копье, называемое «сарисса», в правую дротик и опоясался мечом, точно собирался сражаться с несколькими сразу. Диоксипп блестел от масла и был украшен венком, в левой руке держал багряный плащ, в правой – большую узловатую дубину. Это обстоятельство вызвало у всех захватывающий интерес, так как выступать голому против вооруженного казалось даже не безрассудством, а полным безумием.

Итак, македонец, уверенный, что можно быть убитым и издали, метнул в противника дротиком. Диоксипп легким движением увернулся от него, но пока враг перекладывал копье из левой руки в правую, он подскочил и ударом дубины переломил копье пополам. Потеряв оба метательных оружия, македонец стал отстегивать меч. Пока он был занят этим, Диоксипп подбил ему ноги и, свалив на землю, вырвал у него меч, поставил ногу на шею лежащего, замахнулся дубиной и размозжил бы ему голову, если бы не был остановлен царем.

Александр был опечален результатом короткого боя, как будто только что проиграл решающее сражение. Македоняне также находились в большом унынии, и лишь греки чествовали победителя, как могли: земляки украсили его лентами, словно он прославил всех эллинов.

Судьба однако не позволила Диоксиппу долго наслаждаться победой. Он сразу же попал в немилость к Александру, а придворные льстецы, желая угодить царю, нашли способ окончательно избавиться от ненавистного героя. Они уговорили слугу афинянина подбросить ему под подушку золотой кубок, якобы пропавший у Александра.

Послушаем окончание этой истории из уст Диодора Сицилийского:

На очередной пирушке его обвинили в воровстве, ссылаясь на то, что у него нашли кубок, – Диоксипп был опозорен и обесславлен. Видя, что македонцы устремляются на него, он ушел с пирушки. Вскоре после этого, прибыв уже к себе домой, он написал Александру о подстроенной ему ловушке, поручил близким передать это письмо царю, а сам покончил с собой.

Безрассудно согласился он на поединок и еще бессмысленнее оборвал свою жизнь. Поэтому многие корили его и осуждали за глупость, говоря, что худо иметь большое тело и малый ум. Царь, прочтя письмо, опечалился смертью Диоксиппа и часто вспоминал о его доблести. Пренебрегая живым и тоскуя об умершем, который уже ничем не мог послужить ему, он раскрыл низость клеветников и понял высокие качества этого человека.

Это в духе Александра: отправить человека, выделившегося какими-либо замечательными качествами, на смерть и затем лить крокодильи слезы. Точно так же он переживал за им же погубленных Клита, Филоту, Пармениона…