III. Свитки из пепла. История обнаружения рукописей, найденных в Аушвице
III. Свитки из пепла. История обнаружения рукописей, найденных в Аушвице
Некоторые, способные к письму, узники записывали, хронику зондеркоммандо, которую упаковывали в свинцовые банки и закапывали в надежде, что когда-нибудь кто-то их выкопает и прочтет.
Филипп Мюллер
Дорогой находчик, ищите везде!
Залман Градовский
История обнаружения, изучения, хранения и публикации текстов Залмана Градовского неотрывна от истории обнаружения, изучения, хранения и публикации других свидетельств «из первых рук» — рукописей, написанных бывшими членами «зондеркоммандо» в Биркенау и обнаруженных после войны.
В сжатом виде сведения о времени и месте обнаружения и о современных местах хранения оригиналов и копий этих рукописей приводятся в нижеследующей таблице. Более детальные сведения о каждой из находок содержатся в специальных описаниях (см. далее).
Сведения об обнаружении и местах хранения рукописей членов «зондеркоммандо»
Сокращения: XX — Хаим Херман, ЗГ — Залман Градовский, ЛЛ — Лейб Лангфус, ЗЛ — Залман Левенталь, МН — Марсель Надьяри.
Лейб Лангфус, автор одной из тех немногих рукописей, что были найдены, обращался к потомкам:
«Я прошу собрать все мои разные и в разное время закопанные описания и записки с подписью J.A.R.A. Они находятся в различных коробочках и сосудах на территории крематория IV, а также два более длинных описания — одно из них, под названием «Выселение», лежит в яме с кучей остатков костей на территории крематория III, а описание под названием «Освенцим»[462] между размолотыми костями на юго-западной стороне того же двора. Позже я сделал с этого копию и дополнил и закопал отдельно в пепле на территории крематория III. Я прошу все это вместе собрать и под названием «В сердцевине ужасного преступления» опубликовать. <…>
Сегодня 26 ноября 1944 года»[463].
Хенрик Порембский, электрик, обслуживавший крематории по электрической части, доверенное лицо и связной «зондеркоммандо», осуществлявший связи с подпольщиками в Аушвице I, утверждал, что ему лично известно о 36 схронах на территории крематориев[464]. Трижды приезжал он в Освенцим в надежде найти их и выкопать бесценные записи. Первый раз, в августе 1945 года, он опоздал — на территории крематориев хозяйничала комендатура лагеря для немецких военнопленных. Второй раз — в 1947 году — копать ему не разрешил уже музей, опасавшийся наплыва «черных археологов». И только в июле 1961 года санкция варшавского и музейного начальства была получена: раскопки начались 26 июля и увенчались 28 июля находкой проржавевшего немецкого солдатского котелка, внутри которого оказались плотно уложенные листы бумаги — записки Э. Хиршберга из Лодзинского гетто с комментариями 3. Левенталя. Рядом с котелком в земле были остатки пепла и несгоревших человеческих костей — наверное, Левенталь почтил память автора записок персональным захоронением его условных останков[465].
Станислав Янковский-Файнзильбер закопал в землю недалеко от крематория фотоаппарат, металлическую банку с остатками газа и заметки на идиш с расчетами количества убитых в Аушвице[466]. Кроме того, повар Леон закопал там же большую коробку с талесом, тфилином и молитвенником, подобранными у погибших[467]. Яков Габай утверждал, что он и некоторые другие греческие евреи закопали возле крематория III несколько символических банок с как бы индивидуальным пеплом их родственников[468].
Еще об одном послании, причем коллективном, сообщает Миклош Нижли — его, по-видимому, главный инициатор. На трех из четырех пергаментных, большого формата листов рукой парижского художника Давида Олере описывалось все, что происходило на крематориях Биркенау, приводилась оценка числа жертв и назывались имена основных палачей. Четвертый лист занимали подписи почти 200 членов «зондеркоммандо»[469] крематория II, где обретался и сам Нижли. Эти листы были прошиты шелковой нитью, свернуты в трубочку и вложены в специально изготовленный цинковый цилиндр, вскоре закопанный во дворе крематория II. (У этого, так и не найденного после войны, послания был необычайно экстравагантный «двойник». Обершарфюрер СС Эрих Мусфелъд приказал изготовить двухспальную кровать-рекамье и отправить ее багажом к себе домой, в Мангейм. Члены «зондеркоммандо» изделие изготовили, но заложили между погруженными в шерсть и вату пружинами аналогичный цинковый цилиндр!)
Известно, что члены «зондеркоммандо» вели свой учет прибывающих транспортов и регулярно передавали эти сведения польскому подполью в центральном лагере: именно таким документом является, судя по всему, список эшелонов, написанный поэтому по-польски Лейбом Лангфусом и найденный среди бумаг Залмана Левенталя[470].
Но, быть может, самое уникальное, что удалось переправить на волю, — это групповые «автопортреты»: страшные фотографии живых членов «зондеркоммандо» на фоне лежащих на траве и сжигаемых на костре трупов.
Сохранились только четыре фотографии, которые были сделаны в конце августа или начале сентября 1944 года сквозь квадратное окно или дверь какого-то временного укрытия близ костровища у крематория V[471]. Польское подполье переправило пленку в Краков, а сопроводительная касиба Йозефа Циранкевича и Станислава Клодзинского к Терезе Ласоцкой-Эстрайхер от 4 сентября 1944 года достаточно точно датирует событие[472].
Рамка фотографии и изображение находятся под некоторым углом друг к другу, что наводит на мысль о том, что фотографии делались лежа. Но, конечно, самое поразительное — то, что «зондеркоммандо» удалось еще и сфотографировать свое рабочее место!
Согласно сведениям, зафиксированным в экспозиции Государственного музея Аушвиц-Биркенау, автором фотографий был грек по имени Алекс, для которого через Аушвиц I был специально раздобыт фотоаппарат, пронесенный на крематорий Ш. Драгоном[473]. По свидетельству членов «зондеркоммандо» Леймы Филишки и Аврома-Берла Сокола от 31 мая 1946 года, фотографировал также и Лейб-Гершл Панич из Ломжи, нашедший в вещах погибших исправный фотоаппарат[474]. Поэтому не исключено, что фотографов было двое.
Довид Нэнцел вспоминал также о закопанном в землю большом стальном ящике, в который были уложены фотографии, найденные у венгерских евреев, и заметки о каждом венгерском эшелоне, а также письма-отчеты Сталину, Рузвельту, Черчиллю и де Голлю, написанные на соответствующих языках[475].
Те же Филишка и Сокол утверждали, что члены «зондеркоммандо» захоранивали свои рукописи и рисунки в термосах и флягах на территории всех крематориев, но в особенности часто на территории крематория III — приблизительно в 20 метрах в сторону цыганского лагеря. Авторами этих документов, кроме Градовского, были Йосель Варшавский, Довид Нэнцел из Рифича, некий даян из Макова[476], имени которого они не называли, и Леон Француз, или Давид Олере, художник из Франции, старавшийся делать зарисовки со всего того, что он, к сожалению, видел[477].
Постоянно вел дневник и Яков Габай, но он не мог взять его с собой при эвакуации лагеря[478]. Греческие евреи, видимо, меньше интересовались мировой историей, нежели семейной. Поэтому они писали главным образом письма своим родным, закладывали их в бутылки и закапывали на 30-сантиметровой глубине в пепле: и, как ни удивительно, одно такое письмо — от Марселя Надьяри — нашлось и «дошло»!
Если же и всех нас воспринимать в качестве адресатов, то в конечном итоге до нас дошло восемь таких свитков, и находки обеих рукописей Градовского входят в тройку самых ранних. Первой (по-видимому, в середине февраля 1945 года) была обнаружена рукопись, написанная по-французски и принадлежавшая Хаиму Херману, а последней — в октябре 1980 года — рукопись Марселя Надьяри, написанная по-гречески. Остальные шесть рукописей писались на идиш (с минимальными вкраплениями на польском и немецком языках, а также на иврите).
Первые три находки от последней отделяют более чем 35 лет!
Первые три были найдены практически одновременно (так что провозглашать чье бы то ни было «первенство» — не более чем условность). Существенно, что все три случились в первые недели после освобождения Аушвица-Биркенау советскими войсками 27 января 1945 года. В феврале (а может быть, и в марте; да и самые последние числа января тоже не исключены) была найдена рукопись Залмана Градовского «В сердцевине ада», а 5 марта 1945 года — фляжка с другой его рукописью[479].
В 1952 и 1970 годах были обнаружены рукописи Лейба Лангфуса, а в 1962 году, 28 июля и 17 октября, одна за другой, — две рукописи Залмана Левенталя. Последней находкой — в 1980 году! — стала рукопись Марселя Надьяри, написанная по-гречески. Сам он — единственный из авторов обретенных рукописей, о ком достоверно известно, что он уцелел и прожил после войны еще четверть века.
Говоря об истории обнаружения рукописей, следует начать с истории их необнаружения.
Из восьми найденных рукописей только четыре были обнаружены вследствие целенаправленного поиска государственных органов — первая рукопись Градовского в марте 1945 года (комиссия ЧГК), одна рукопись Лейба Лангфуса в 1952 году (партийная комиссия) и обе рукописи Левенталя, обнаруженные в 1962 году в рамках специальной экспедиции Государственного музея Аушвиц-Биркенау (правда, под большим давлением со стороны двух бывших узников, утверждавших, что знают, где надо копать).
Но почему же с самого начала не копал сам музей? Ведь в земле сыро, и никакая банка или фляжка от сырости целее не становится. Почему же не копали ни с самого начала, ни потом?
А вот предприимчивые «частники»-поляки в 1945 году старательно копали — копали и находили! Искали они, правда, не еврейскую память, а еврейское золото: эдакий Клондайк у подножия крематориев! Когда находили рукопись с еврейскими буквами — выбрасывали, и никто не призывал их продавать находки музею. Только один молодой поляк, имени которого история, к сожалению, не сохранила, найдя рукопись Градовского, догадался предложить ее оказавшемуся по соседству земляку-еврею.
Волнерман торговаться не стал и рукопись у него купил.