Сталин и ясновидящий

Сталин и ясновидящий

Отношения Сталина и Мессинга складывались неравномерно. Вождя нервировало, что какой-то там телепат разговаривает с ним на равных, а главное, без лести и подобострастия. Смерть жены, Надежды Сергеевны Аллилуевой, наверное, настолько ожесточила его и без того грубое сердце, что он находил отдохновение в раболепстве перед собой других людей, в убийстве непокорных или даже, как ему казалось, в чем-то с ним несогласных.

А тут какой-то актеришка задает ему вопросы и дает советы. Мысленно Иосиф Виссарионович уже приставил пистолет к его затылку, но вовремя вспомнил, что сам нуждается в услугах ясновидящего, сам вызвал его в Москву по неотложному и волнующему делу. К тому же Сталин не ощущал в собеседнике даже намека на агрессивность и интуитивно чувствовал перед собой умного, если не гениального человека, который об их сугубо интимном разговоре не поведает никому. Он знает цену жизни, сам прошел через адские мучения, а его родственников погубили фашисты, к которым теперь отношение и у вождя и у ясновидца одинаковое.

Сталин долго и томительно переживал предательство Гитлера, к тому же не прошло и двух месяцев с начала войны, как немцы захватили в плен его старшего сына – Якова. Сталин недолюбливал этого своенравного мальчишку, особенно после того, как тот самостоятельно, без упоминания об отце, поступил в Институт инженеров железнодорожного транспорта, не спрашивая совета, женился на красивой танцовщице Юлии Мельцер. Сталин искал в нем свои черты – честолюбие, властность, жестокость, но видел мягкосердечие, спокойствие, рассудительность. Это иногда бесило отца. К тому же Яков слишком прямодушен и многое рассказывал жене о жизни семьи Сталина.

Тайной и неодолимой мечтой вождя было передать власть в стране одному из двоих сыновей. Старший меньше всего подходил для этой роли, не уверен был Сталин и в младшем сыне – Василии, но упорно «расчищал» для него страну от умников и инакомыслящих, способных стать соперниками будущему наследнику.

По характеру Яков не подходил для этой жесткой роли, к тому же был грузином – его мать, прачка, умершая рано от тяжелой поденной работы, в девичестве носила фамилию Сванидзе. А Сталин интуитивно чувствовал, что в наследнике должна быть частица русской крови. Ведь большинство в стране составляли русские. И не случайно после войны Сталин провозгласил тост за победивший фашизм русский народ.

И в искусстве, по его негласному приказу, ловко и настойчиво пропагандировалась дружба и даже любовь именно между русским и грузинским народами.

Особенно наглядно это проявилось в фильме «Свинарка и пастух», где еврей Зельдин, игравший грузинского пастуха, буквально пожирал взглядом русскую свинарку в исполнении актрисы Ладыниной.

Жгучий брюнет и голубоглазая блондинка, встретившиеся на ВДНХ, полюбили друг друга ярко и безумно. Такими же хотелось бы видеть вождю отношения между своим и коренным народами. Поэтому младшему сыну, которому в душе давно отводилась роль наследника престола, Сталин дал чисто русское и распространенное имя – Василий. Казалось, что для его восхождения на престол он сделал очень многое, а главное, утопил в крови почти половину страны, могущую воспользоваться сменой власти и проявить своеволие.

Даже во сне видел, как Василий читает клятву на его могиле, клятву верности делу отца. Нет, вождь не собирался умирать, но, выражаясь словами тех лет, готовил себе надежную смену. Пленение Якова он воспринял как очередной и коварный удар от предавшего его Гитлера. И на поступившее по нейтральным каналам предложение обменять сына на немецкого маршала Паулюса поспешил громко и гордо ответить: «Мы рядовых на маршалов не меняем».

Затем пожалел об этом, но не потому, что терял сына, – он показал стране, что для него судьбы всех его солдат одинаковы, – а потому, что находящегося в плену Якова Гитлер мог использовать для всяких инсинуаций. Уже в начале августа 1941-го немецкие самолеты разбрасывали листовки с его фотографиями: «Это – Яков Джугашвили, старший сын Сталина, который 16 июля сдался в плен под Витебском вместе с тысячами других командиров и бойцов. По приказу Сталина Тимошенко и другие командиры учат вас, что большевики в плен не сдаются. Чтобы запугать вас, комиссары лгут, что немцы плохо обращаются с пленными. Собственный сын Сталина доказал, что это ложь. Он сдался в плен. Потому всякое сопротивление германской армии отныне бесполезно. Следуйте примеру сына Сталина – он жив, здоров и чувствует себя прекрасно. Зачем вам идти на верную смерть, когда сын вашего верховного заправилы сдался в плен. Переходите и вы!»…

Сталин небрежно протянул листовку Мессингу. Они находились вдвоем в Ореховой комнате Кремля. Мессинг дважды прочитал текст.

– Яков жив? – спросил Сталин.

– Жив и не знает об этой листовке, – сказал Мессинг и, откинувшись на спинку кресла, заставил себя войти в состояние, близкое к каталепсии. Длилось оно недолго, и Мессинг вскоре пришел в себя.

– Вы слышите меня? – донесся до него голос Сталина.

– Я хочу разобраться в увиденном, – ответил Мессинг и на несколько минут погрузился в свои мысли, а потом медленно начал рассказ:

– Ваш сын попал в специально подготовленную ловушку.

– Кто подготовил?! – негодующе произнес Сталин.

– Не знаю. Извините, Иосиф Виссарионович. Мелькало много людей в офицерских погонах и с ромбами на воротниках кителей.

– Среди предателей были наши офицеры? Не может быть! – взорвался Сталин. Мессинг промолчал, давая возможность собеседнику овладеть собой. Сталин нервно сжал руки.

– Он мог сдаться сам, тем более что его батарея попала в окружение. Об этом мне донесли. Слабохарактерный юноша. Волочился за актрисой старше себя по возрасту, еврейкой и, не послушав меня, женился на ней. Говорят, что даже амурничал с Надей. Но в это я не верю! Грузин – это не грузин, если не уважает отца, его семью. Что вы еще видели?

– Допрос Якова. Его пытались завербовать, но безуспешно. Просили написать письма вам и жене.

– Где письма?

– Он их не написал. И больше всего боялся, что вы поверите в его предательство. Хотел покончить с собой, но батарею захватили слишком стремительно.

– Мой мальчик! – неожиданно вырвался стон из груди отца, на мгновение его лицо исказилось от боли, но он достал трубку, закурил и стал похож на сурового задумчивого Сталина, каким его рисуют на портретах, только без прикрас и с рябью на лице.

– Что они могут с ним сделать? – задал он вопрос Мессингу и самому себе и зло вымолвил: – Будут манипулировать его именем! Унижать меня! Всю страну.

– Кстати, ваш сын не поверил, что немцы подошли близко к Москве, – заметил Мессинг.

– Не защищайте его! – вдруг, как большая овчарка, ощерился Сталин. – Он виноват уже тем, что попал во вражеский плен! Там он представляет для страны опасность, большую опасность!

Мессинг удивился выводу вождя, но, прочитав мысли Сталина, вздрогнул, побледнел и промолчал.

– Где он находится сейчас? – выдавил из себя Сталин.

– В лагере Заксенхаузен.

– В Заксенхаузене, – медленно произнес Сталин, заставив похолодеть сердце Мессинга. – Спасибо за теплые слова о Якове, – неожиданно благодарно улыбнулся он. – Надеюсь, о нашем разговоре не узнает никто, – и грозно сузил глаза. – Очень надеюсь!

Мессинг с достоинством ответил:

– Я своих обещаний не нарушаю.

– Вот и хорошо, товарищ Мессинг, – обнял телепата Сталин, провожая к дверям.

Всю дорогу до Новосибирска Мессинг чувствовал себя скверно, из головы не выходили мысли, прочитанные в сознании Сталина. Позднее они подтвердились. В лагере на Якова постоянно оказывалось давление. Местное радио без конца передавало слова его отца: «Нет военнопленных, есть изменники родины». А 14 апреля 1943 года – именно в этот день Мессинг предвидел гибель Якова – в лагерной столовой, где вместе обедали русские и английские офицеры, завязалась ссора, кто-то из англичан обозвал Якова «большевистской свиньей» и ударил по лицу.

Немцы относились к англичанам лучше, чем к русским, за что наши называли их подхалимами. Поводов для ссоры было немало. «Но почему оскорбили и ударили именно Якова?!» – потом думал Мессинг, вспоминая слова Сталина о том, что Яков, находясь у немцев, представляет большую опасность для страны, и прочитанные в сознании вождя мысли: «Лучше бы его там не было!»

Яков схватился за электрический провод ограждения и закричал дежурному немецкому офицеру: «Застрелите меня! Не будьте трусом!» Офицер поступил согласно инструкции. Тело Якова сожгли в крематории.

Сталин узнал о его смерти сразу, хотя союзники объявили об этом значительно позже, не желая сообщать миру, что сын Сталина погиб после ссоры с англичанами. Лейтенант Джугашвили был посмертно награжден орденом Отечественной войны. Через несколько месяцев после гибели.

Мессинг долго и мучительно думал над прочитанным в газете крошечным некрологом, и решил, что этим Сталин реабилитировал сына, a может быть, и себя самого…

Кроме дела ясновидящего, где находились зафиксированные свидетелями описания его чудес, источником сведений о телепате были слухи, нашептываемые вождю его придворными.

Он довольно серьезно отнесся к гипотезе, что Мессинг святой, по какой-то причине живущий среди простых смертных. «Может, для того, чтобы читать их мысли и предвидеть судьбы?» – подумал Сталин.

Еще в деле, принесенном Берией, он обратил внимание на высказывание грузина, одного из основателей нейропсихологии Александра Лурии: «Факт ясновидения бесспорный, но перед сутью мы трепещем». Прочитав эти слова, Сталин задумался: в Бога, как такового, он не верил, но мистические явления не отрицал. Людей, способных на невероятные и необъяснимые мысли и поступки, считал своего рода юродивыми и старался их не трогать. К ним относил поэта Бориса Пастернака и ясновидящего Вольфа Мессинга.

У Сталина даже мелькнула мысль испробовать его способности в воспитании сына Василия или предсказании даты своего ухода из жизни, но он испугался. Испугался, что под воздействием врагов – а Сталину они мерещились повсюду – Мессинг может приврать в любую сторону и тем самым ввести его в заблуждение, расстроить. Подумал было уничтожить ясновидца, но решил повременить. Мало того, он разрешил Мессингу гастроли по всей стране с лекцией-концертом «Чтение мыслей на расстоянии». Будет нужен – всегда под рукой…

Василий создает спортивную державу ВВС. Серьезно. Переманивает в свое общество лучших спортсменов из других команд, ездит для переговоров к ним домой. Сулит квартиры, иные блага. Это обойдется армии и стране в копеечку Но главное, сын занят делом и меньше пьет. Может, со временем его так же увлечет руководство всем Советским Союзом. Иосифу Сталину не о чем будет беспокоиться. Его сменит на престоле родной сын – столь же властный, сильный и жесткий, как отец. Сталину доносят: Василием уже сформированы лучшие в стране команды по хоккею, баскетболу, водному поло… Хуже обстоят дела с футбольной командой. Собрать и быстро создать сыгранную команду из одиннадцати футболистов сложно. Зато в хоккей за ВВС играют бывшие первые тройки ЦСКА, «Спартака», «Динамо»… Такие звезды хоккея, как Бобров, Бабич, Шувалов, Тарасов, Новиков, Зикмунд, Артемьев, Бочарников, вратарь Гарри Меллупс из Риги…

Неожиданно для Сталина Мессинг добивается у него приема.

«Что ему нужно, когда дела в семье сына поправляются? – думает Сталин. – Наверное, хочет что-то попросить для себя. Что? Деньги? Квартиру? Получит он их, если аппетит не будет сверхмерным!»

Сталин не поднимает глаз на вошедшего в кабинет. Перелистывает бумаги, делает вид, что занят. Молчит и Мессинг. Наконец Сталин обращает взгляд на него и думает, как постарел ясновидящий. Однажды он спросил у Мессинга, почему у него не по возрасту морщинистое лицо. Мессинг ответил без промедления: «Мне приходилось много думать и страдать, гибель каждого родного человека отражалась морщиной на моем лице». Теперь виски Мессинга поседели, лоб сильно сморщен, одряхлело и тело. Наверное, он и сам за эти годы постарел. Замечаешь это обычно при встрече с человеком, которого давно не видел.

– Зашли навестить меня? – не без ехидства замечает Сталин.

Мессинг чувствует иронию и съеживается от унижения. Он не ощущает страха перед Сталиным. Он знает его судьбу, дату смерти, даже то, что последует за нею.

– Ваш сын летит с хоккейной командой в Свердловск, – говорит Мессинг.

– Не знаю, но вполне возможно, – отзывается Сталин.

– На встречу с местным «Спартаком», – уверенно продолжает Мессинг. – Пусть едет поездом.

На лице Сталина изумление. Но глаза сидящего перед ним то ли святого, то ли юродивого сверкают столь мистически, что Сталин нервно произносит:

– Вы советуете или настаиваете?

– Настаиваю, – отвечает Мессинг, встает во весь рост, и перед Сталиным уже не сгорбленный человек, а статный, уверенный в себе и вышедший к зрителям ясновидящий и артист.

– Ладно, хорошо, – на всякий случай соглашается Сталин и опускает глаза, показывая, что встреча закончена.

Очень трудно было уговорить Василия отправиться в Свердловск не с командой в самолете, а поездом.

– Я тебе приказываю! – сурово вещает в трубку Сталин. Василий не понимает, в чем дело, но решает не ссориться с отцом из-за сущего пустяка. Уговаривает для компании поехать с ним в поезде хоккеистов Боброва и Виноградова.

«Отец чудит», – объясняет им свою просьбу Василий. Игроки со смехом соглашаются. А вылетевший утром того же дня самолет с хоккейной командой разбивается под Свердловском. Гибнут все до одного хоккеисты ВВС – игроки сборной СССР.

Сталин вскоре узнает об этом и просит осведомиться у Мессинга, не нуждается ли он в чем-либо.

– Я работаю, спасибо, – отвечает Мессинг.

Сталин едва ли не всю жизнь очищал страну от врагов, а сейчас ему казалось, что их стало неизмеримо больше. В конце 1947 года он вызвал к себе Мессинга, сорвав его с дальневосточных гастролей и заменив их выступлениями в Государственном еврейском театре на Малой Бронной.

Мессинг поздоровался с вождем и поблагодарил за предложение.

– Будешь выступать перед своими, – оскалил зубы Сталин.

– Я не различаю зрителей по национальности, – ответил Мессинг.

– Врешь! – впервые грубо сказал ему Сталин. – К тебе за кулисы обязательно зайдет Михоэлс. Ваш кумир!

– Но я выступаю в театре только по понедельникам, – заметил Мессинг. Он был давно знаком с Михоэлсом, но Сталину об этом не сказал.

– Ну и что? – нахмурился Сталин. – Сделай так, чтобы он к тебе зашел. Прочитай его мысли. Узнай, что он затеял против страны. Его планы. Связи с Америкой. Ведь наше еврейское издательство вместе с американским создают «Черную книгу» о зверствах фашизма над евреями.

– Полезная книга, – заметил Мессинг, – всю мою родню погубили фашисты.

– Не полезная, а националистическая! – взорвался Сталин. – И ты защищаешь своих!

– От чего? От кого? – спокойно ответил Мессинг. – Вся моя родня давно уже покоится в земле… Никого не вернешь, – хрипло произнес он. (Позднее выяснится, что чудом выжила одна из его племянниц – Марта Мессинг. – В. С.)

– Ладно, – смягчился Сталин, – ты интернационалист, а Михоэлса прощупай. Обязательно!

Разговор со Сталиным расстроил Мессинга, и свое выступление в этот вечер он провел неровно. Часто не мог сосредоточиться и разыскал заказанный предмет только с третьего раза. Зал шумел, назревала сенсация: великий телепат терпел фиаско. Он нервничал, едва ли не умоляя индуктора постоянно повторять про себя желание, и, только собрав волю в кулак, все-таки нашел на последнем ряду балкона лежащий под сиденьем портсигар, из которого нужно было достать три сигареты. Волнение зала обернулось шквалом аплодисментов – зрители посчитали, что Мессинг выполнил очень трудное задание.

Михоэлс сам пришел в гримерную к Мессингу. Они встретились как старые и добрые друзья.

Вид артиста обескуражил Мессинга. Перед ним стоял сильный человек, с непропорциональными чертами лица, часто свойственными гениям, лучистые добрые глаза выдавали его талант и наивность. Мессинг на мгновение заглянул в его сознание и тут же отказался от этого, настолько помыслы Михоэлса были чисты и светлы, как и его душа. А вот будущее артиста заставило пришедшего в ужас Мессинга опуститься на стул, чтобы не выдать своего волнения.

– Я всегда присаживаюсь перед выходом на сцену, словно перед дальней дорогой, – сказал Мессинг.

– А я сажусь в кресло, мне как народному артисту и королю Лиру положено кресло, – пошутил Михоэлс.

Они расстались очень дружелюбно, крепко пожав друг другу руки. Мессинг задержал руку Михоэлса в своей.

– У меня ощущение, что вы прощаетесь со мной, – удивился Михоэлс.

Мессинг покраснел от растерянности, но нашел что ответить:

– Не очень часто мне удавалось пожимать руку королевской особы!

Оба рассмеялись: Михоэлс – чистосердечно, Мессинг – нервно и напряженно. Он просто страшился рассказать другу, что его ожидает. Надеялся, что видение было ошибочным и Сталин переменит свои намерения.

Сталин принял Мессинга в комнате, закрытой шторами, между которыми все-таки пробивалось первое весеннее солнце. Наверное, не хотел, чтобы во время их беседы телепат мог разглядеть его лицо.

– Видели Михоэлса? – хмуро произнес вождь.

– Видел.

– Я знаю. Даже о чем вы говорили. Но интересно, что вы прочитали в его мыслях?

– Они чисты… – начал Мессинг.

– Покрываете своего, – дернулся Сталин.

– Зачем? – сказал Мессинг. – Я знаю, что, когда еврейский театр вместе с главным режиссером Грановским решил остаться за границей, именно Соломон Михоэлс возглавил группу артистов, вернувшихся домой. На мой взгляд, он чересчур советский человек. Я правильно сказал «чересчур»? Иногда еще путаюсь в русском языке.

– Вы не скажете правды? – двусмысленно заметил Сталин. – Почему вы молчите? Что вы еще увидели, встретившись с Михоэлсом?

– Его смерть. В темноте… Было плохо видно.

– Ха-ха! – вдруг диковато засмеялся Сталин. – Даже я не вечен. Но грузины живут долго!

После ухода Мессинга Сталин дал указание Управлению культуры не занимать этого артиста в дальних от Москвы концертах.

А Мессинг, садясь в кремлевскую машину, услышал за своей спиной чисто звучащий бас:

– Вольф? Это ты, Вольф?

– Поль? – обернулся Мессинг!

Они обнялись как старые друзья, когда-то вместе выступавшие в Берлине в одном варьете и не видевшиеся с довоенных лет.

Кремлевские курсанты с недоумением, но по уставу спокойно наблюдали странную, не предусмотренную графиком встречу.

Известный прогрессивный американский певец Поль Робсон приехал на прием к Сталину в то время, когда Мессинг покидал Кремль.

– Я буду выступать телевизор, – с трудом подбирая русские слова, произнес Робсон. – Прямой эфир!

Мессинг отвел Робсона в сторону и на бумажке латинскими буквами начертал три куплета песни, шепотом сообщив ее название. Робсон понимающе кивнул головой:

– О’кей, камарад!

Концерт состоялся через несколько дней, и в конце выступления Робсон спел эту песню. Опешивший от неожиданности диктор, волнуясь и заикаясь, сказал, что певец исполнил песню защитников Варшавского гетто.

Сталин растерянно глядел на экран, не понимая, как эта песня могла миновать десятилетиями отлаженную цензуру, а Вольф Григорьевич Мессинг сквозь слезы смотрел на Робсона, мысленно благодаря коллегу, поведавшего миру об убитых в прошедшей войне шести миллионах его соотечественников.

Непредсказуемость в поведении Сталина волновала Мессинга, и он никак не мог привыкнуть к вызовам в КГБ, к нелепым и грубым требованиям чекистов.

Одна из последних встреч со Сталиным произошла в начале 1948 года. Сталин был хмур, не в настроении. «Наверное, плохо выспался», – подумал Мессинг, но во время их разговора, прочитав мысли вождя, понял, что его раздражает.

– Американцы имеют атомную бомбу! – неожиданно выпалил он. – А мои ученые только обещают ее создать, говорят, что очень скоро. Можно ли им верить?

– Если солидные люди, настоящие ученые, – сказал Мессинг, – то я не вижу оснований им не доверять.

– Вроде понимающие в науке. Как докладывал мне Берия, – оживился Сталин. – А то эти америкашки совсем загордились. Думают, что самые сильные в мире. Звери. Бросили свои атомные бомбы на японские города, уничтожили массу людей и задрали нос, понимаешь!

Мессинг удивился столь резкому осуждению американцев за применение грозного оружия против общих врагов. Шла война. Тогда газеты очень лояльно отнеслись к атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, бомбардировке, по сути дела заставившей японцев капитулировать. Она привела к окончанию войны на Дальнем Востоке, способной затянуться еще надолго и стоить нам немалых людских потерь.

Неожиданно сонливость покинула Сталина и он сменил тему разговора.

– Вы меня очень обрадовали, товарищ Мессинг, обрадовали своей верой в наших ученых. Надеюсь, они не подведут меня с обещаниями не нарушать сроки, – живее, чем минуту назад проговорил он и внезапно протянул Мессингу фотографию женщины.

– Она жива, – взглянув на снимок, сказал Мессинг, привыкший к тому, что ему показывают фотографии с одной целью: узнать, жив ли человек, а если погиб, то где находится.

– Посмотрите внимательнее, товарищ Мессинг, и скажите, что это за женщина? – с хитрецой в лице спросил Сталин.

– Симпатичная, – заметил Мессинг, но, увидев, что его ответ не удовлетворил вождя, добавил: – Весьма общительная и культурная.

– Чересчур общительная! – взорвался Сталин. – Она была на приеме в американском посольстве! Вы можете определить, чья она жена?

– Не могу, – искренне признался Мессинг.

– Значит, и вы не все можете, – не без удовлетворения проговорил Сталин. – Я вам скажу, кто это.

Жена Молотова! Мы сейчас выясняем ее связи с американской разведкой!

– Она в тюрьме? – нервно вымолвил Мессинг.

– А где ж еще? – в свою очередь выразил удивление вождь. – И жена Калинина там же.

Мессинг хотел сказать, что на Западе принято приглашать на приемы в посольство дипломатических работников других государств вместе с женами, но промолчал, начиная проникать в мысли Сталина, подперевшего подбородок рукой и задумавшегося.

– Значит, и вы не все можете разгадать! Знаете, как зовут жену Молотова?

– Нет.

– Полина Семеновна Жемчужина! Вам это ни о чем не говорит? Семеновна… А может, Соломоновна? Нашел «жемчужину» мой министр! Вчера подходит ко мне и, опустив голову, говорит дрожащим голосом: «Полину арестовали!» – «Ну и что? – отвечаю я. – У меня тоже арестовали грузинскую родню. И не только грузинскую. У чекистов свои сведения о людях, и более точные, чем у нас с вами». Это их работа. Я уже не говорю, что эта «жемчужина» встречалась с послом Израиля Годдой Меир. Так вышло. Мы признали Израиль. Совсем недавно. Голда Меир вручала Молотову верительные грамоты. Тогда мой Вячеслав Михайлович и познакомил их. Согласно дипломатическому этикету. Оба забыли, что Израиль поддерживает Америка и американское посольство! Зная, что мне немедленно доложат о случившемся. Это – нахальство. А вы говорите – культурная женщина! Шпионка! Пошла наводить контакты! Лаврентий Павлович выяснит, что она там делала. Но вы, товарищ Мессинг, не расстраивайтесь. Оказывается, и вы не можете объять необъятное. Я вам все-таки благодарен за то, что вы обнадежили меня насчет наших атомщиков. Мы утрем нос америкашкам! Представляю, что с ними будет, когда они узнают, что у нас есть своя атомная бомба! До свидания, товарищ Мессинг! Я не сомневаюсь, что о нашем сегодняшнем разговоре, как и обо всех других, не узнает никто. Никто! Никогда! Вы понимаете, чем вам грозит болтливость? – угрожающе произнес Сталин и отвернулся от Мессинга. Тот вышел из кабинета, тихо закрыв за собою дверь.

Дома он «дочитал» мысли Сталина. Подозрительность у него растет. Он знает, что Молотов и Калинин люди недалекие, прыгнувшие благодаря ему выше своей головы, но стали ли они до предела верными псами, в этом он сомневается. Вот и арестовал их жен, чтобы проверить рабскую покорность и того и другого.

С Калининым положение понятнее, чем с Молотовым. Окончил сельскую школу. Скрытый пьяница и бабник. Но его рекомендовал в партию сам Ленин. Калинин играл на этом, цитируя в своей книге слова Ильича о том, что он «обладает умением находить подход к широким слоям трудящихся масс». Придумал себе определение – «всесоюзный староста» и приучил газетчиков так его называть. Староста – не вождь и учитель. Бог с ним, с этим сельским полуграмотным старичком. Пусть потешит себя непонятным званием. У него нет никаких полномочий, он не может решить ничего серьезного и значимого.

Иное дело – Молотов. Взял себе псевдоним, похожий на сталинский, от слова «молот». А в действительности – Скрябин. Какая-то дворянская фамилия. Он от нее быстро избавился. Родился в семье приказчика – не пролетария. Участвовал в Февральской революции. Интересно, на чьей стороне? Надо попросить Лаврентия Павловича уточнить этот момент в его биографии. А может, и не нужно. В настоящее время – ничтожный человек. В справке о нем Берия привел стишок некоего эмигранта-сатирика Дона Аминадо (Григория Шполянского. – В. С.), которого другой эмигрант Бунин назвал классиком русского юмора. В стишке есть не известная никому фамилия – Ломброзо. (Чезаре Ломброзо – итальянский ученый, определявший по внешнему виду склонность человека к совершению преступлений и его общее развитие. – В. С.). Стишок гнусный, но забавный: «Лобик от Ломброзо. Галстучек. Кашне. Морда водовоза, а на ней пенсне». И это написано о министре иностранных дел Советского Союза! Пусть напечатано во Франции, но все равно мерзость, задевает умение его, Сталина, подбирать кадры, которые «решают все!».

Впрочем, такие кадры, как Молотов и Калинин, его устраивают. Жену Калинина он арестовал зря. Она – ничто. Не влияет на мужа, в отличие от Жемчужиной. Умная, начитанная и активная еврейка. Иногда Молотов позволяет себе высказывания и предложения, явно не им придуманные. Логичные и конструктивные. Это раздражает Сталина, и он знает, что они подсказаны Молотову его женой. Пусть поумничает вдалеке от нее. Пусть осознает свое истинное положение в партии и полную зависимость от вождя. Кажется, он уже осознал это и лишь позволил себе пискнуть об аресте жены, не более. Зато сохранил свою должность и жизнь. Надо его наградить орденом ко дню рождения. Рабы жаждут подачки, она для них важнее любой ласки. А свободы боятся. Дай Молотову и Калинину власть, возможность принимать государственные решения самостоятельно – они растеряются, будут молить о возвращении в рабство. Он их проверил лишний раз, арестовав жен. Доверяй, но проверяй.

Потом Сталин подумал о Вольфе Григорьевиче. Слава богу, не отнес его к числу своих рабов. «Удивительно, – усмехнулся про себя Сталин, – что этот гениальный провидец довольствуется малым и даже счастлив оттого, что ему дали возможность работать. И вечно благодарен стране, что спасла его от фашизма, даже, наверное, не стране, а лично мне – Сталину».

«Нет, – подумал Вольф Григорьевич, – стране».

Из головы не выходил один из моментов его прежней встречи со Сталиным. Что-то в ответе Мессинга не понравилось вождю, и глаза его налились кровью. В зрачках Сталина Мессинг увидел реки пролитой им крови.

– Что вы видите?! – не выдержал Сталин, и взгляды их скрестились на мухе, сидевшей на двери. Неожиданно муха съежилась, засохла и упала на пол.

– Это вы убили ее?! – воскликнул Сталин.

– Я, – спокойно сказал Мессинг.

– Значит, вы можете убивать?! – догадался Сталин.

– Не могу, – после паузы ответил Мессинг, – если не считать насекомое, которое может помешать работе.

– А людей?! – с рьяным любопытством поинтересовался Сталин. – Своих врагов? Интриганов? Завистников? Неужели не можете убивать?!

– Не могу, не хочу, – тихо произнес Мессинг. – Даже предсказывать людям время их смерти, тем более что в жизни бывают чудеса.

Пройдя через обиды, нервотрепки и мучения, Вольф Григорьевич Мессинг напишет: «Свойство телепата позволяет мне иной раз слышать о себе такое, что вянут уши. Так, может быть, самое завидное – умение видеть будущее? Да тоже нет! Я никогда не говорю людям печальные вести. Зачем тревожить их души заранее? Пусть будут счастливы. Так не завидуйте мне!»