Мелкие неприятности

На следующее утро, оставив Семена сушить подмоченный груз, мы все снова отправились на устье Эмтыгея, так как вчера успели сделать очень мало.

Почти во всех взятых на Эмтыгее пробах оказались знаки золота. Это нас очень обрадовало: видимо, где-то выше имеются коренные или россыпные источники золота, возможно достаточно серьезные. Я внимательно рассматривал галечный материал, слагающий прибрежные косы. Меня очень интересовала странная разноцветная галька, похожая на застывший шлак. Такие породы мне никогда раньше не попадались. Где они выходят и как залегают?

Мы довели съемку до нашего лагеря и стали готовиться к дальнейшей планомерной работе.

Я вместе с Алексеем решил отправиться в маршрут по правому водоразделу Эмтыгея, а Успенский с транспортом должен был двигаться вверх по долине, ведя опробование. Договорились, что он остановится на правой стороне Эмтыгея, около устья его первого крупного притока — Большого Непесекчана. Судя по карте-схеме, он находился километрах в тридцати от устья Эмтыгея. В маршрут мы взяли маленькую походную палаточку размером два на полтора метра и весом около полутора килограммов, легко укладывающуюся в рюкзак.

Забрав с собой трехдневный запас продовольствия, мы распростились с нашими спутниками и стали медленно взбираться на водораздел.

Алексей оказался толковым парнем, съемка его заинтересовала, и я был уверен, что дело у него пойдет на лад.

Работа не дает возможности быстро идти вперед. То надо остановиться замерить и описать обнажение горных пород, поискать ископаемую фауну, отобрать образцы, то внимательно рассмотреть развал кварцевой жилы, взять пробу, сделать зарисовку, нанести на карту линию маршрута с необходимыми деталями. За день мы прошли не более 9–10 километров.

К вечеру второго дня погода стала портиться. Поднялся ветер, небо затянуло сплошной пеленой туч, и как-то внезапно хлынул ливень. Он был настолько силен, что не успели мы оглянуться, как промокли до нитки. С большим трудом удалось поставить нашу маленькую палаточку. Мы залезли в нее и, лязгая зубами, скрючились на мокрой земле, тесно прижавшись друг к другу в тщетных попытках согреться. Дождь лил как из ведра, и не было никакой возможности развести костер, чтобы обсушиться и сварить ужин. Пришлось поужинать всухую несколькими сухарями, запивая их дождевой водой.

После ужина мы опять тесно прижались друг к другу и забылись в зябкой полудремоте. Мне невольно вспомнились уютные слова из классического труда «Полевая геология» Вебера: «Полевая работа геолога тяжела физически, поэтому ему нужен хорошо обставленный отдых. Геолог, не будучи сибаритом, должен брать с собой складную кровать, обыкновенную (не надувную) подушку, и покрываться надо не полушубком или пальто, а одеялом». Какой насмешкой звучали эти прописи классика геологии в наших условиях!

Дождь лил, почти не переставая, больше полутора суток. Во время краткого перерыва мы ухитрились развести огромный костер, обсушились, нагрели щебенистую поверхность земли, наложили на нее ворох мокрых стланиковых веток, которые сразу же окутались облаком ароматного пара, и поставили над ними нашу палаточку. Забравшись в нее, мы заснули крепчайшим сном на влажной, но теплой постели.

Когда мы проснулись, дождя не было, но все вокруг тонуло в густейшем тумане. Мы сварили завтрак из остатков наших продуктов и, похлебав жидкой кашицы, с нетерпением стали ждать, когда туман рассеется.

Идти дальше со съемкой было невозможно. Мы установили на месте ночлега каменную пирамиду и, затесав со всех сторон ствол крупного дерева, написали на затеси номер точки съемки и дату. Потом мы решили потихоньку добираться до лагеря.

Через некоторое время туман стал постепенно подниматься. Воды вокруг было хоть отбавляй. Она хлюпала под ногами, сочилась из-подо мха, ручейками стекала вниз по склонам, лужицами, лужами и озерами преграждала нам путь в пониженных местах. Каждый ничтожный ручьишко ревел как бешеный, скаля белопенные зубы бурунов и каскадами низвергаясь вниз.

После короткого прояснения горизонт опять затянуло серой завесой облаков, которые постепенно превратились в густые темные тучи, начавшие нещадно поливать нас обильным дождем. Долго шли мы, переползая с сопки на сопку, напряженно всматриваясь в тщетных поисках спасительного дымка. Напрасные старания: впереди расстилалась мокрая туманная даль и маячили густые заросли леса по берегам мутного Эмтыгея. Трудно было рассчитывать, что нам удастся рассмотреть в этой влажной мгле струйку дыма от далекого костра.

Алексей совсем пал духом. Ему вновь пришлось испытать пережитое прежде. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке и втайне дал себе слово, что впредь буду уходить в маршрут только тогда, когда буду точно знать местонахождение лагеря. Надо представить себе всю «прелесть» блуждания по тайге, когда не знаешь, ни где находится лагерь, ни где ключ, в устье которого он должен стоять, ключ о существовании которого тебе известно только со слов якута, бывавшего здесь во времена своей далекой юности.

Уже перед вечером, когда дождь несколько стих, перед нами появилась широкая долина большого притока Эмтыгея. Видимо, это был Большой Ненесекчан. Пристально вглядываюсь в сторону его устья, мы с трудом уловили слабенькую, чуть заметную синеватую струйку дымка, такую ничтожную, что, если бы не слегка прояснившаяся даль, мы бы ее не увидали. Обрадованные, направились мы к спасительному дымку, путаясь в валежнике и по колени утопая в болоте, пока наконец не подошли к берегу Эмтыгея. На противоположной, левой стороне его весело горел костер; рядом с ним белела палатка.

Эмтыгей яростно вздулся. Его мутные воды несли вывороченные с корнем деревья, коряжины, пучки травы, сломанные ветки и прочий хлам. Перейти реку вброд не было никакой возможности.

На наш крик раздался ответный возглас, и из палатки показались фигуры наших спутников.

Стоять на месте промокшему до нитки в ожидании, пока переправят лошадей, мне отнюдь не улыбалось, тем более что в груди моей клокотал вулкан ярости и гнева на моего прораба, на каюра, вообще на весь состав партии, ухитрившийся остановиться на противоположной от нас стороне реки.

Чтобы ускорить события и дать разрядку накопившимся эмоциям, я, вытащив из карманов все, что там было, и передав Алексею, бодро вступил в пенистые воды Эмтыгея и, как был, в одежде и ичигах, «вольным стилем» поплыл к противоположному берегу.

Переправившись на ту сторону и слегка лязгая зубами, я направился к костру. Навстречу мне с жалкой виноватой улыбкой шел Успенский, и на него обрушился первый шквал моего гнева. Он робко оправдывался, говоря, что пришел только перед дождем, что лагерь разбили без него Семен и Николай. Я ехидно спросил его, почему же стан не перенесли на правую сторону; он жалобно взглянул на меня и умолк, потупив взор. В лагере тоже досталось кое-кому. Главный же виновник — наш каюр Семен — куда-то предусмотрительно исчез.

С трудом кое-как переправили мы на конях Алексея и наше снаряжение, сверх ожидания даже не подмочив его.

Как приятно было после перенесенных невзгод очутиться в тепле, с комфортом устроившись на ночлег в сухом, мягком спальном мешке!