Начало пути

В начале мая 1935 года я вернулся из отпуска в Магадан. К этому времени он стал уже вполне оформившимся, большим поселком, даже с некоторой претензией на щегольство. Некоторые домики радовали глаз своим своеобразным архитектурным оформлением. Хотя в основном поселок состоял из одноэтажных строений барачного типа, в нем уже было около десятка двухэтажных стандартных домов. Некоторые из них сохранились до настоящего времени. Грязь в нем, правда, стояла непролазная, но кто будет обращать внимание на такие мелочи при рождении нового города, который строится ураганными темпами!

Сразу же по прибытии, я получил назначение на должность начальника отдаленной Аян-Юряхской партии, работавшей в истоках Колымы. Временно возглавляемая геологом И. Д. Гавриловым, она уже находилась в поле.

Время было позднее — вот-вот в тайге начнется весенняя распутица. До ее наступления нам надо было добраться до Горного управления, находившегося в 400 километрах от Магадана, в среднем течении Оротукана. Там нам должны были обеспечить дальнейшее продвижение.

Из Магадана я взял с собой прораба-поисковика — своего старого знакомого Алексея Николаевича Успенского. Он раньше работал смотрителем разведочных работ на Среднекане и тоже только что вернулся из отпуска. Алексей Николаевич — высокий, слегка рыжеватый, невозмутимо покуривавший вечно торчащую изо рта трубочку, спокойный, рассудительный и молчаливый.

Больше всего нас беспокоило, успеем ли мы до наступления ледохода перебраться на противоположный берег Колымы. Нам сообщили, что пока еще Колыма не тронулась, но до вскрытия ее остаются считанные дни, а быть может, даже часы.

По Оротукану почти во всю его ширину с шумом бежала верховая вода, а так как зимняя дорога переходила с одной стороны русла на другую, нам много раз приходилось переезжать его. Вода местами доходила лошадям почти до брюха.

Проехав километров двенадцать, мы с удовлетворением увидели, что опередили движение воды. Перед нами лежало заснеженное русло Оротукана. В пути нам пришлось немного задержаться, чтобы дать отдых уставшим лошадям, и к Спорному мы подъезжали в предвечерних сумерках. Только что мы перебрались на противоположную сторону Оротукана по запорошенной снегом поверхности — льда, как вдруг услышали какое-то всхлипывающее бульканье. По руслу журча побежали сначала струйки, затем потоки и, наконец, каскады воды, которые в несколько минут превратили сухое русло в бурный, бушующий поток.

Расторопный начальник оленьего транспорта Сыромятников, предупрежденный по телефону, успел подготовить к нашему приезду оленей, и рано утром 15 мая мы отправились в дальнейший путь. Идти пришлось целиной, торя дорогу по раскисшему снежному покрову. Мы шли цепочкой, с трудом вытаскивая ноги из кисельного месива талого снега. За нами, хрипя и задыхаясь, с трудом тащили нарты худые, измученные зимними перевозками олени. Солнце струило с неба потоки жарких лучей. Любители загара шли раздетые по пояс.

Мы спешили изо всех сил, но все же, подойдя утром 17 мая к Колыме, увидели, что она уже вскрылась. Пришлось сгрузить вещи на берегу, разбить палатки и, отправив обратно оленей, искать выход из положения. Выход же был только один. Надо было как-то добираться до Хатыннаха и просить Краснова помочь нам перебросить груз конным транспортом.

Напротив нашей стоянки в Колыму впадал небольшой ключик Бюченнах, в устье которого виднелось несколько небольших бараков. Там раньше велась золотодобыча. Сейчас на ключе оставалось только два или три человека, причем у них была лодка. После небольшого совещания было решено, что мы с Успенским отправимся на Хатыннах договариваться с Красновым, а Котов подготовит грузы обеих партий для переброски их вьючным способом, чтобы не задерживать лошадей, которых пришлет Краснов.

На небольшой утлой лодчонке, которую нам любезно перегнал один из обитателей Бюченнаха, мы с Успенским переехали на противоположный берег Колымы и быстро зашагали по раскисшему зимнику, ведущему на Хатыннах.