ХАМСИН

Хамсин, горячий ветер аравийских пустынь, дул три дня и три ночи. Трепал листья финиковых пальм на бересту Тигра и завывал за окнами моего номера в отеле «Багдад».

Хамсин принес с собой тончайшую пыль, и над городом даже в полуденное время солнце с трудом, еле-еле, прорвалось через желтый сухой туман, объявший все.

Улицы и круглые площади древней столицы Арабского халифата выглядели как на плохих, выцветших фотографиях. Прохожие, прижимая к лицам полы халатов, шарфы или платки, шагали торопливо, сутулясь, навстречу ветру. Черные покрывала женщин вздувались, открывая шаровары и маленькие ступни ног в сандалиях. Машины шли медленно, с зажженными фарами.

Пыль проникала внутрь машин и даже в хорошо закрытые помещения. В моем номере уже через несколько часов после начала бури все было покрыто седым слоем пыли… И когда мы с профессором-востоковедом Ахмедом Ахмедовичем Искандеровым сели обедать, мельчайшие песчинки противно захрустели на зубах.

Мы досадовали: хамсин заставил отложить нашу поездку по стране. Особенно было досадно мне, ибо время моего пребывания в Ираке было ограничено несколькими днями.

— Ничего не поделаешь. Будем по-восточному спокойно принимать превратности судьбы, — сказал, усмехаясь, Искандеров, когда я в который раз послал проклятие капризам здешней природы. — И давайте после деловых разговоров — им-то хамсин не помешает — посетим Национальный музей Ирака. Окунемся в прошлое этой страны.

Так мы и сделали.

Музей занимает современное здание на улице, с севера на юг пересекающей правобережную, новую часть Багдада.

Обширный квадратный двор замыкают глухие серые стены. Плоское здание без окон. Лишь поверху идет застекленная галерея. Поднимаемся на второй этаж. В первом небольшом зале в шкафах и ящиках-витринах орудия людей каменного века, найденные в долинах гор на севере страны. Некоторые предметы датированы. Они стотысячелетней давности. И все же ничего особенно интересного в этой экспозиции нет. Кремневые скребки и ножи, наконечники стрел и копий — такие предметы есть в любом историческом музее. Но, шагнув за порог следующего зала, я увидел, как заволновался Искандеров, прильнув к витрине. Нелепые маленькие фигурки из мрамора и глины лежали на ее полках, цветные окатыши бус и ожерелий, щербатые коричневые чаши, похожие на пиалы, обломки керамики со странными значками клинописи — первыми материализованными словами в истории человечества.

Да, на все это нельзя было смотреть без волнения.

Пять, шесть, а может быть, и более тысячелетий назад руки шумерийцев, обитавших на здешней земле, создали эти простые и удивительные вещи! Пока еще точно неизвестно, откуда пришли в Двуречье — Месопотамию греков или Сенаар иудеев — шумеры и аккадцы и создали здесь, видимо, самую древнюю цивилизацию.

Они строили настоящие дома и замки-крепости, знали колесо, умели обрабатывать металл, изобрели письменность и календарь.

На стене зала я вижу маску женщины-шумерийки. Широкое, губастое лицо. Миндалевидные глазницы. Пышная прическа — волнами уложенные волосы. Такие прически можно встретить и сейчас.

…Свистит и воет за стенами музея хамсин. Мельчайшая пыль пробивается и сюда, казалось бы, в герметически закрытое помещение. Окон здесь нет. Окна пропускали бы безжалостно яркие и горячие лучи солнца, и трудно было бы тогда поддерживать более или менее ровную температуру, что необходимо для любых хранилищ.

Служитель в платке характерного рисунка — в черно-белую клетку — и коричневом халате до пят сметает метелкой из перьев пыль со стекол шкафов и стен.

Он показывает нам дальнейший маршрут осмотра, хотя и так понятно, куда надо идти.

Следующий зал посвящен первому вавилонскому царству, созданному амореями после крушения под натиском племен варваров шумеро-аккадской цивилизации. Наше время отделяет от него почти четыре тысячи лет.

В зале музея не много вещей — свидетелей той эпохи. Снова глиняные и каменные таблички с клинописью, украшения, статуэтки, орудия труда из камня и металла. Есть и крупные скульптуры и барельефы. Фигуры львов и странных зверей — драконов с длинными шеями и когтистыми, птичьими задними лапами.

Первое вавилонское царство было разгромлено ассирийцами. Оно вскоре возродилось и почти пятнадцать веков было культурным, торгово-экономическим центром и Двуречья, и земель от Средиземного моря до Персидского залива.

Ассирии в музее отведено особенно много места. Целое крыло первого этажа. Вдоль стен одного из залов стоят огромные керамические картины-барельефы. На них изображены люди в профиль, больше мужчины с завитыми бородами, в длинных халатах до пят. Люди на этих картинах то приветствуют кого-то, подняв правую руку, иногда с чашей, или потрясают оружием. Есть картина, где изображена колесная повозка. На другой — сцена сражения. На третьей — жертвоприношение.

В том же зале статуи человеко-быков и фигура женщины с ношей на голове. Маска царя Саргона. Как будто ухмыляется он в свою волнистую бороду. Женская маска из города Нимруда. Широкие брови. Прямой нос. Полные губы в странной — то ли насмешливой, то ли призывной — улыбке. Этот скульптурный портрет-маску называют ассирийской Моной Лизой, ассирийской Джокондой.

Мы тихо переговариваемся с Искандеровым. Музей интересен. Музей волнует. И все же как он неполон, сколь многого в нем не хватает! Искандеров говорит, что археологи-немцы, а потом особенно англичане, проводившие раскопки Ниневии, Нимруда и других ассирийских городов, а также Вавилона, увезли из Ирака огромное количество исторических ценностей.

— Обратите внимание, — говорит Искандеров, — вот стела с клинописью на глыбе черного базальта. Это копия. Ее сняли в одном из европейских музеев, где находится оригинал. А вот еще одна копия — статуи. И еще — керамического орнамента. Впрочем, в здешней земле, наверное, осталось еще великое множество, как вы говорите, «вещей-свидетелей»…

Мы идем дальше по залам музея. Здесь то, что добыто при раскопках Вавилона в период его расцвета, при Навуходоносоре II. Целый угол занимает большой макет «Вавилонской башни» — храма Эсагилу, главного бога Бэла-Мардука.

Башня представляет собой ступенчатую пирамиду. В натуре она имела высоту около ста метров и семь этажей, каждый из которых был окрашен в свой цвет. В ротонде, венчающей пирамиду, стоял идол из золота и перед ним стол и скамьи из того же металла. Общий вес всех этих предметов — двадцать четыре тонны.

«Вавилонская башня» в своей архитектурной основе повторяет элементы «зиккуратов» — ступенчатых пирамид, храмов богов ассирийско-аккадского периода. В Ниневии, Нимруде и других городах стояли несколько «зиккуратов». Интересно — ступенчатые пирамиды Саккара в древнем Египте, что на левом берегу Нила, недалеко от Каира, напоминают храмы цивилизации Двуречья. Но, как известно, египетские пирамиды не храмы, а могильники. А вот ацтеки и майя на Юкатанском полуострове американского континента строили очень похожие на «зиккураты» здания-пирамиды… Это обстоятельство и ряд других фактов навели некоторых ученых на мысль о древнейших связях первых цивилизаций между собой.

И об этом мы говорим с Искандеровым в тихих залах музея, под свист и завывание хамсина за его стенами.

Завершается экспозиция истории Двуречья предметным рассказом об арабском ее периоде. Второе вавилонское царство было потрясено натиском скифов, потом в Двуречье владычествовали персы. Александр Македонский, победив персидскую деспотию, задумал возродить Вавилон, сделать его столицей своей огромной империи, но не успел. Он умер в Вавилоне. С тех пор этот город постигло забвение. А в Двуречье снова сменялись народы и власти. Наконец оно было завоевано арабами. Столицей Арабского халифата стали другие города, и в конечном счете Багдад.

Залы музея, посвященные арабской истории, резко отличаются по характеру экспонатов от предыдущих. Здесь нет статуй богов и царей, нет барельефов со сценами из быта людей далекого прошлого, каменных картин сражений и охот. Нет изваяний животных, ни мифических, ни реальных.

Законы ислама запрещают изображение в любой форме людей и животных. И поэтому «вещи-свидетели» древней арабской истории — это только различные предметы и орудия быта, оружие, затейливые фрески и орнаменты мечетей и дворцов. Художники того времени изощрялись лишь в создании сложных, часто прекрасных, резных рисунков на камне и в мозаических украшениях, в основе своей имеющих геометрические фигуры и очертания растений.

Во внутреннем дворе клубилась песчаная пыль. Горячий ветер трепал, крутил, пригибал к земле только что распустившиеся олеандры и апрельские розы. Нежные белые и палевые цветы посерели, и лепестки их сворачивались, убитые дыханием хамсина. Прикрывая рот и нос руками, мы поспешили к машине.

…Ночью я часто просыпался. Было душно. За окнами стонала буря. Скрипели жалюзи. Где-то методично хлопала незапертая дверь. Помимо моей воли мысль возвращалась к вещам — свидетелям истории Двуречья, к его переменчивой и страшной судьбе.

…Завтра-послезавтра мы поедем по стране и обязательно посетим Вавилон, в переводе — Врата божьи. Вероятно, останки этого полумиллионного города величественны. И мне вспоминаются развалины такого же огромного города древности — Мерва в Туркмении, уничтоженного Чингисханом «не так давно», всего шесть столетий назад…

Вавилон погиб более чем на тысячу лет ранее. Но ведь он был, пожалуй, грандиознее? В моем воображении возникают ступенчатый, разноцветный «зиккурат» Бэла-Мардука на макете в музее, прямые улицы Вавилона, застроенные трех-четырехэтажными домами, импозантные, украшенные изразцами ворота, дворцы.

Хамсин стих так же внезапно, как начался. Под вечер к нам в отель пришли багдадские знакомые — арабы — и Николай Дубин, представитель Совэкспортфильма. Они предложили пойти на набережную, подышать относительной прохладой, сменившей удушающий зной.

Мутная луна висела высоко. Коричневая вода Тигра еще рябилась мелкими волнами и дышала свежестью. Мы были далеко не единственными, кто пришел к Тигру. Набережную заполняли гуляющие. Заняты были почти все столики маленьких ресторанчиков под навесами или под открытым небом. Около каждого горели костры, дымились жаровни. Тут же в ямах или чанах плескались полуметровые рыбины. Почти все ресторанчики специализировались на рыбной кухне. Причем главным образом на приготовлении «масхуба» — печеной рыбы.

Посетители сами выбирали себе «масхуба». Повар убивал рыбу, потрошил, распластывал и, растопырив на специальных палочках или железных прутьях, как бы прислонял сбоку притушенного костра или жаровни. Пока она пеклась таким образом, заказчики отведывали традиционные закуски — не менее десятка сортов. Большой набор закусок, от «хамуса» — тертых орехов с оливковым маслом и какими-то специями — до козьего сыра, — характерное угощение всех арабских народов. Потом на стол подают «масхуба», целиком, на блюде или просто на куске фанеры.

Конечно, ни я, ни Искандеров не отказались попробовать это редкое блюдо. Печеная рыба была ароматной и нежной. Четыре-пять тысяч лет назад на том же самом месте на берегу Тигра люди первых цивилизаций вот так же пекли и ели рыбу, только что пойманную в исторической реке… Интересно, что именно способы приготовления многих видов пищи сохранились тысячелетия. У всех народов.

На следующее утро мы выехали на юг страны. Воздух теперь был прозрачен, и я впервые явственно увидел Багдад. Красивую круглую площадь Свободы со сквером в центре ее, легкий арочный мост, перешагнувший через Тигр, пальмовые рощи и сады правобережья, обрамляющие светлые здания. Правобережье — новый район Багдада. Оно застраивается современными домами, сменяющими хибары прежних времен.

Вдали поднимаются трубы новых заводов и фабрик. На окраине города знакомое здание Национального музея.

Магистраль переходит в хорошо заасфальтированное, совершенно прямое шоссе. Песчаные языки лежат на нем, как снег после поземки. «Волга» обгоняет грузовики с высокими бортами и автобусы, полные мужчин в белых бурнусах, с клетчатыми платками на головах. Над кабинами водителей машин полощутся зеленые, а иногда еще и красные флаги. Это едут паломники к святым местам мусульман-шиитов — Ель-Куфу и Кербала. А навстречу идут грузовики с зерном первого весеннего урожая ячменя из первых кооперативных хозяйств. Тянутся вереницы осликов, нагруженных дровами, тростником, овощами. Сразу же за пригородами Багдада по обеим сторонам шоссе поля, изрезанные арыками, сады, пыльные фонтаны финиковых пальм. Плоская желто-коричневая равнина, без конца и края. Лишь иногда на гладкой, действительно как стол, поверхности сухой, потрескавшейся земли можно увидеть невысокие холмики. Они то расположены группами, то тянутся один за другим по прямой линии. Это следы бывших поселений и оросительных каналов. В древности вся равнина между Тигром и Евфратом орошалась и была заселена.

На горизонте появляется темная полоска. Скоро становится видно, что это пальмовая роща, сады. Маленький поселок белых домиков-кубиков. На арке ворот, ведущих во двор двухэтажного здания, арабская вязь надписи и государственный флаг Иракской республики.

Наш спутник, чиновник министерства культуры и информации, переводит надпись: «Кооперативное хозяйство». Иракская республика взяла курс на постепенное объединение мелких крестьянских хозяйств в кооперативные объединения — некоторое подобие наших колхозов.

Проезжаем мостик через неширокий канал, дающий воду и жизнь этому оазису. И снова ровное, прямое шоссе без конца и края, желтовато-коричневое мертвое пространство пустыни на некогда плодородной земле… Да, плодородной, очень плодородной. Если напоить ее водой, солнце поможет земледельцу снять два-три урожая зерновых в год. Плодовое дерево — яблоня, груша или персик — начинают плодоносить уже на третье лето после посадки!

Снова темная полоска вдали — опять оазис. Снова мостики через арыки. Пальмовые рощи, сады, поля сжатого уже ячменя и вымахавшей на два метра кукурузы. Белые и коричневые глинобитные домики. Городок Хилла. При въезде в него бурые голые холмы. Лишь чахлые кустики степных трав кое-где уцепились за трещины на их склонах.

Шофер тормозит машину около фанерной стрелки на обочине, указывающей на «проселочную» дорогу, ведущую вправо. На стрелке слова по-арабски и английски: «Вавилон — 2 км».

Нет, сейчас мы не свернем с шоссе. Мы вернемся сюда после посещения столицы южной провинции республики города Кербала, мечети в Ель-Куфу и замечательных памятников арабского зодчества мечетей-мавзолеев Аль-Ашра и Аль-Аббас в Кербале. Нас пригласили ознакомиться с этими святынями мусульман-шиитов, их Меккой.

Часа два езды по прямой ленте шоссе, разрезающей плоскую равнину, мимо редких небольших поселков с садами и полянами вокруг них. По обочинам шоссе часто стоят небольшие шалашики из тростниковых циновок или фанерных щитов. Над ними зеленые и красные флажки. Около — большие глиняные сосуды. Это места отдыха для паломников, которые, исполняя обет, пешком идут к святым местам. Таких теперь не очень много. И все же почти в каждой такой «гостинице» на нашем пути отдыхают по нескольку человек.

Ель-Куфу — маленький городок, почти весь застроенный только глинобитными домиками. Он одна из мусульманских святынь: здесь могила и мечеть одного из религиозных вождей шиитов. Кербала тоже священное для них место — там мавзолей Аль-Ашра, имама Али, внука Магомета.

Два гигантских минарета, облицованные листовым золотом, сторожат величественный, в каменной резьбе, портал ее входа. Боковые крылья здания в голубой, красной, зеленой и золотой мозаике. Мечеть-мавзолей венчает гигантский купол, также крытый листовым золотом. Внутренние стены храма сплошь в серебре и хрустале, и поэтому там все вокруг искрится и мерцает. В центре, за решеткой из толстых серебряных прутьев, отполированных до блеска губами и руками паломников, гробница имама.

Иноземцам сюда вход закрыт. Для нас, друзей, было сделано исключение. Сам главный настоятель мечети любезно показывал нам этот храм. А потом мы долго беседовали с ним и с губернатором провинции Кербала.

Последние столетия Ирак, по-арабски Страна берегов, был под властью оккупантов. Завоеватели совершенно не беспокоились о том, чтобы помогать арабам развивать свое народное хозяйство. Они сосали нефть, открытую в северо-восточной провинции, в Моссуле, вывозили исторические ценности, нещадно эксплуатировали земледельцев. И то, что давало жизнь землям Двуречья в прошлом — оросительные системы, — окончательно пришло в упадок.

— Вы проехали уже немало по нашей стране, — говорил нам губернатор, — и вы видели много мертвой земли. Мертвой потому, что ее не поили водой. Очень плодородной. Ведь все пространство между Тигром и Евфратом — речные наносы. Как в дельте Нила, которая кормила и кормит миллионы людей. И главное сейчас в нашей провинции да и во многих других в Ираке — оживить землю. Оживить по-современному, с помощью науки и техники, общественного труда. Вы видели наши первые кооперативные хозяйства? Они еще невелики. Они еще малосильны. Однако именно там рождается будущее Двуречья. Там применяются каналокопатели, тракторы, другая сельскохозяйственная техника. Там есть агрономы. Там используется опыт ирригации в вашей стране. Я сам видел в Узбекистане, в Голодной степи, где теперь поля хлопка и сады, что можно сделать с пустыней. Нам надо еще много трудиться. Мы это знаем…

— Так, так, — кивал головой, соглашаясь с ним, настоятель мечети. — Кто не трудится, тот не вкусит счастья. Иншаллах. — Мулла был образованный и, видно, неглупый человек.

Мы вернулись к перекрестку около городка Хилла по другой дороге и съехали с шоссе на проселок, ведущий к Вавилону. Очень скоро вдали показались зеленые купы деревьев. Волнение охватило нас. Искандеров даже подался вперед, вглядываясь в ничем в общем-то не примечательные холмы — песок, камни, чахлые травы. Мы ждем — вот-вот должно показаться что-то необычайное. Вавилон… Огромный город. Мы знаем, что от него давно остались лишь развалины, руины. И все же…

«Волга» огибает несколько поросших колючками бугров. Пыльные акации и тамариски. Несколько хижин, сложенных из кусков камня и кирпича-сырца. Небольшая площадь и на ней сверкающие эмалью изразцовой облицовки ворота богини любви и плодородия ассирийцев и вавилонян Иштар. Ворота эти реконструкция, однако полностью восстановившая те, которые были построены тысячелетия тому назад. Вплоть до деталей, до изразцовых глазурованных цветных кирпичей и драконов и львов на ее стенах. В восемь рядов, по два зверя на каждом из фасов четырехугольных башен и по три на их выступающих боковинах. Они рельефно выделяются на густо-синем фоне основной облицовки.

На удлиненных мордах драконов завитые рога. У них чешуйчатые тела, львиные хвосты и львиные передние лапы, а задние с огромными орлиными когтями. Львы такого же размера — высотой в половину человеческого роста, они золотисто-оранжевого цвета.

За воротами под акациями стоит небольшой современный дом — местный музей. Он небогатый и в миниатюре повторяет экспозиции вавилонского раздела Национального музея в Багдаде. Хранитель музея отсутствует. А сторож очень плохо говорит по-английски, да и вообще как гид он нам показать ничего, очевидно, не сможет. Мы идем дальше. Туда, где был Вавилон. Бурые, желтоватые холмы, бугры, ямы раскопов, поросшие колючками и чахлой травой, битый кирпич, хрустящие под ногами черепки, песчаные наносы… Тишина. Ни птиц, ни даже насекомых. Лишь маленькие ящерицы, быстро просеменив лапками, скрываются в трещинах. В ямах раскопов глубиной в пять-шесть метров видно остатки фундаментов и стен домов, сложенных из широких плоских кирпичей, и груды обломков. Мы идем над бывшим городом. Прах тысячелетий покрыл руины его дворцов, храмов и жилых домов. На поверхности земли, куда ни кинь взгляд, теперь лишь холмы и бугры. На окраине гигантского, в тысячи квадратных метров, кладбища-города — рощи финиковых пальм. Там течет Евфрат. Высится новенькое странное здание — коробка без окон, — построенное недавно, как и ворота богини Иштар. Это реконструкция посвященного ей древнего храма.

Ориентируясь по плану Вавилона, взятому в музее, мы пробираемся по тропкам среди руин и раскопов к тому району, где археологи и реставраторы расчистили одну из улиц города — улицу Процессий, когда-то проводившую к большому дворцу царей… Впрочем, улицу не расчистили, а «выкопали». На ее мостовую из широких каменных плит нужно спускаться по лестнице.

Улица Процессий не широка. Всего-то метров шесть-семь. Ее сжимают глухие стены домов. Примерно в три этажа. Они сложены из плоских седых кирпичей того времени. На стенах выпуклые фигуры-барельефы драконов в три-четыре ряда. Головы их обращены в одну сторону — к дворцу, которого нет. Драконы такие же, как в облицовке ворот Иштар. Но разница между ними огромная — эти настоящие.

На некоторых кирпичах в стенах Искандеров находит еле заметные черточки клинописи. Древние строители маркировали иногда материал своими именами или именами богов.

Улицы-ущелья, сжатые стенами домов без окон, утверждают археологи, характерны для Вавилона и вообще древних городов Двуречья. Мрачны, наверное, с нашей точки зрения были эти города-крепости далекого прошлого…

Главный дворец властителей Нововавилонского царства совершенно разрушен, так же как и «Вавилонская башня» — Эсагила. Они не восстановлены.

С улицы Процессий мы поднимаемся из прошлого к современности. Снова перед нами бугры, ямы раскопов. Кое-где стены восстановленных домов выступают из них, как бы прорастают над поверхностью земли и кажутся лишними.

Мы шагаем, спотыкаясь, по обломкам кирпичей над дворцом царей, над «висячими садами» Семирамиды, над «Вавилонской башней»…

На более или менее расчищенной площадке, изваяние из черного камня — «Вавилонский лев». Скульптура, добытая из праха времен. Могучий лев над распростертым человеком.

Лев символизировал с тех времен мощь, силу, победоносность.

Львы использовались в войсках царей Двуречья, а потом арабских халифов. Известно, что халиф Ал-Муктадир держал в своей армии более ста львов.

До вечера мы бродили там, где был великий город древности. Трудно было вообразить на месте бесформенных буро-желтых бугров и ям раскопов величественный храм Бэла-Мардука, стометровой высоты семиступенчатый «зиккурат» Эсагилу, дворец Навуходоносора с сотнями залов и садами на террасах — «висячими садами» Семирамиды, крепостную стену, с четырехугольными зубчатыми башнями, очертившую город по граням гигантского квадрата.

Возвращаясь обратно к воротам богини Иштар, мы снова прошли мимо изваяния вавилонского льва. На гранитном постаменте его седым слоем лежала пыль аравийских пустынь, принесенная отшумевшим хамсином. Слой ее был тонок, как папиросная бумага.

— Саван истории, — усмехнулся Искандеров, проведя пальцем по платформе постамента. — Он почти не заметен современникам. Но он ох как силен! И сколько еще неизвестного нам скрывает он, наслаиваясь многими годами на земле Двуречья!

Багдад встретил нас вечерними огнями. Современный Багдад! А древняя столица огромного арабского государства халифов ведь тоже давно уже погребена под саваном истории…

Основанный халифом ал Мансуром в VIII веке, Багдад назывался «Мадинат ас-Салям», что значит Город мира. Три стены, такие же мощные, как кремлевские, опоясывали его. Багдад того времени был городом роскошных дворцов и мечетей, подземных залов с бассейнами для отдыха в летнюю жару и крытыми рынками, куда свозились товары с трех континентов. В нем работали водопровод, бумагоделательные, стеклодувные, оружейные и другие мастерские…

Почти ничего не осталось от Багдада халифов. С тех пор как внук Чингисхана взял его штурмом, убил последнего халифа аббасидской династии и разрушил город, он не возродился. Заново отстраивать его стали лишь через пять столетий. И сейчас названия некоторых районов и улиц Багдада напоминают о прошлом. Например, улица халифа Гарун ар Рашида, идущая на север от площади ал Тахрир, параллельно Тигру, и крытый рынок — «сук». Да некоторые сооружения эпохи аббасидов: ворота Баб аль Вастани, мусульманская школа аль Мустынсыра, так называемый «аббасидский дворец» на берегу реки и некоторые другие. Но эти памятники архитектуры, так же как ворота Иштар в Вавилоне, реконструированы, построены заново уже в наше время. В качестве строительного материала для них частично использованы кирпичи, взятые из развалин древнего Багдада, причем, может быть, те же кирпичи, которые привозились из Вавилона или разрушенной незадолго до рождения столицы халифов — столицы парфянского царства Ктесифона. Так уж повелось в истории: последующие цивилизации использовали для строительства камень и кирпич сооружений, созданных поверженными народами. В Риме и Париже, например, в средине века дворцы и храмы возводились из камня, добытого еще римскими рабами.

Руины Ктесифона находятся километрах в тридцати от Багдада. Там еще стоит часть гигантской арки главного зала дворца. А вокруг нечто вроде «парка культуры и отдыха»: карусели, кафе, стадион, лавочки, этнографический музей. Они подчеркивают мрачность здешних руин.

По дороге на Ктесифон, по другим главным дорогам, ведущим из Багдада на Басру, на Моссул, как только позади остаются пригороды — кварталы новых домов и вилл, — в степном просторе встают дымящие трубы кирпичных заводов.

Современный Багдад строится. Строится интенсивно. Светлые многоэтажные дома возводятся на окраинах, на правобережье да и на улицах старого города, вернее — города времен оккупации его турками и англичанами. На улице Гарун ар Рашида, рядом со старым рынком, есть целый квартал превосходных зданий, где размещаются официальные ведомства республики и банки. Недавно еще застройка Багдада шла стихийно, а проекты зданий создавались главным образом английскими архитекторами. Теперь правительство Иракской республики осуществляет реконструкцию столицы по плану и силами своих архитекторов.

— Пройдет еще немного времени, и вы не узнаете Багдада, — говорил мне Али-Хаммад, генеральный директор телевидения, — так же как не узнают вашу Москву люди, не видавшие ее, скажем, со времен второй мировой войны. Наша революция принесла Ираку независимость от колониализма, и мы пошли по пути истинного прогресса. Во всех аспектах. Это трудно — идти вперед. Но мы пойдем, и мы благодарны вашему правительству, что оно понимает, как это трудно, и не отказывает в экономической помощи и, что, может быть, еще важней, в моральной, политической поддержке. И мы верим в великое будущее Двуречья.

Когда наш самолет начал снижаться и стюардесса объявила, что через несколько минут он приземлится в Багдаде и что нужно пристегнуть привязные ремни и не курить, я невольно поглядел в окно. Далеко внизу, где медленно-медленно уходила под срез крыла буро-желтая земля, творилось что-то непонятное. Необозримая равнина справа, казалось, как бы закрыта плотным серым покрывалом. Вглядевшись, я увидел, что от края этого покрывала космами, острыми языками наискось тянутся темные тени. Через несколько минут, когда самолет снизился, стало видно, как эти языки движутся, наступают, наплывают, взвихривая пыль, и она, поднимаясь, сливается с темной массой «покрывала», застлавшего очень скоро полнеба. Я понял — это стремительно надвигается буря, ветер аравийских пустынь хамсин.

Самолет обогнал бурю. И в Багдад хамсин пришел лишь тогда, когда мы были в своем отеле.