Сценические игры длиною в 10 лет

С «Последним шансом» я, пожалуй, «перегорел». Мне безумно нравилась эта — действительно уникальная! — группа, я дружил с ребятами, и напиши я о них лет на пять раньше, наверняка получилось бы живее и веселее. А тут… и группа уже была «на излете», и я к ней поостыл. Это последняя статья из многих, написанных для Аркадия Петрова в журнал «Клуб и художественная самодеятельность». Сдал я ее, кажется, летом 1985-го, а осенью того же года мы с другом и коллегой Аркадием фундаментально поссорились, не сойдясь в оценке творчества Александра Башлачева.

Очень-очень давно хотелось написать об этом ансамбле. Знаю я его уже довольно много лет, а полюбил еще с первого взгляда. Мне приходилось вести концерты «Последнего шанса» (не побоюсь этого названия), рекомендовать группу заинтересованным лицам, мирить (а может быть, и ссорить…) участников — но вот выполнить свою прямую профессиональную обязанность, то есть сочинить статью, так до сих пор и не удавалось. Получается, что она подоспела как раз к круглой дате — десятилетию этого популярного непризнанного коллектива.

Да, ноябрь 1975 года имел место десять лет тому назад. (Впору задуматься…) Именно тогда состоялась встреча двух длинноволосых юношей — Володи Щукина и Саши Самойлова. Первый был «акустическим» гитаристом и композитором-самородком, второй — рок-ударником со стажем игры в шумной группе «Рубиновая атака». Выглядели они тоже по-разному. Помню, когда мне впервые показали Щукина, это сопровождалось ремаркой: «Скажи, ведь сразу видно, что талантливый парень…» В самом деле, лик его замечательно благороден и одухотворен. Длинный, худой, всегда отрешенный — прямо-таки иконописная стать. Если Щукин — устремленный ввысь шпиль, то Самойлов — основательный фундамент. Крепкий и невысокий, внешне грубоватый и при этом полный практической сметки. Дон Кихот и Санчо Панса — вот хорошая «типажная» аналогия, пожалуй. Однако Володя и Саша стали равноправными партнерами. Они стали вокально-инструментальным дуэтом и придумали себе название — «Последний шанс».

О, это название! История его не менее драматична, чем путь самого ансамбля. Дело в том, что некоторые почему-то склонны усматривать в нем «пессимизм». Отчего это шанс «последний», а не, скажем, «верный»? Или еще лучше — «Все шансы». Полный оптимизм… В действительности за «последним шансом» стоит совсем иная — и очень благородная — идея. «Последний шанс», как постановили еще тогда Самойлов и Щукин, — это во всем выкладываться до конца. Так, будто другого шанса уже не будет… «Каждая игра — решающая», как пишут в спортивных репортажах.

Фото В. Конрадта

Сергей Рыженко

Первый шаг молодого дуэта: они договорились с дирекцией московского кинотеатра «Баррикады» (напротив зоопарка, и там показывают одни мультфильмы) и стали играть там каждый вечер в фойе. Бесплатно. Одновременно они начали заниматься в самодеятельной студии пантомимы и импровизационного сценического действия, руководимой режиссером Евгением Харитоновым. Росли и музыкальные амбиции дуэта; гитар и бубнов уже не хватало для осуществления новых замыслов. Поступили просто: пришли в Гнесинское музыкальное училище и поинтересовались — кто у вас тут лучший скрипач? Молва привела к Сергею Рыженко. Тогда, в мае 1977-го, ему было уже двадцать лет, но выглядел он на все пятнадцать: хрупкостью напоминал Щукина, а ростом — Самойлова… Известная песенка группы «Маленький кузнечик» отныне обрела точный визуальный эквивалент. Щукин — Самойлов — Рыженко… Это «классический» состав «Последнего шанса». В тот период появилось на свет большинство из тех песен, что ансамбль исполняет по сей день. Именно тогда окончательно сложился уникальный стиль «Шанса» — гордость группы и одновременно ее бич…

Да, оригинальность, непохожесть ни на кого, как показывает практика, не только почетна, но и доставляет массу хлопот. «Тяжелое бремя уникальности» — так можно было бы озаглавить сагу о десятилетних мытарствах «Последнего шанса». Начать с того, что неизвестно — к какому жанру ансамбль отнести. Помню, в первый раз меня звали в «Баррикады» с такой рекомендацией: «Трое ребят играют кантри и делают шоу…» Обилие английских слов не вдохновило. Спустя полгода их же описали несколько иначе: «Что-то вроде театрализованного КСП». «Театрализация» ассоциировалось у меня с помпезностью, а «КСП» — с дремотной претенциозностью, — и встреча с «Шансом» отложилась еще на год… Но это пустяки. Совсем недавно ансамбль сдавал программу одной официальной комиссии, и хотя само по себе выступление удивило и обрадовало, разгорелись жестокие споры — к какой из установленных категорий «Последний шанс» отнести. Выходило — ни к какой! Так «свое лицо» едва не стоило артистам тарификации.

И все-таки что же это за невидаль «внежанровая» — «Последний шанс»? Если слушать их записи (благо их довольно много вышло на «Мелодии») или сидеть на концерте, закрыв глаза, легко сделать следующие заключения. О музыке: великолепные, порою просто захватывающие лирические мелодии; скромная «акустическая» инструментовка, не лишенная, правда, изюминок — неожиданных созвучий, забавных тембров детских инструментов; виртуозная игра скрипача и красивое, но не приторное многоголосье. В мелодических поворотах, интонировании угадывается влияние русской народной музыки, городского романса и… «Beatles». О словах: как правило, это стихи детских поэтов (от Чуковского и Хармса до Мориц и Яснова) — остроумные, полные ярких образов, персонажей и далекие от дидактики. Есть и классические стихотворения — Пушкина, Есенина, Бернса, Крылова.

Что ж, все очень симпатично. Но, «открыв глаза», мы попадаем в еще одно, визуальное измерение «Шанса». Привычное словечко «шоу» тут не совсем подходит: представление ансамбля куда живее и интереснее, чем ставшие уже привычными световые эффекты, танцевальные трюки и картинные позы. Каждая песня «Последнего шанса» имеет свою драматургию: «отработанные» режиссерские находки сочетаются со сценической импровизацией музыкантов-актеров. Скажем, один из популярнейших номеров — баллада «Гамельнский крысолов» (сюжет, я думаю, всем известен…). Здесь сразу несколько сценических сюрпризов, вызывающих в зале то смех, то легкое ошеломление. Скажем, Самойлов-крысолов, «требуя оплаты» за изгнание крыс из средневекового городка, гневным жестом срывает с лица темные очки — а под ними оказываются еще одни. Или: он же играет на своей волшебной дудочке, затем отдаляет ее от губ — но инструмент продолжает играть. (Секрет фокуса — на флейте играет в микрофон стоящий за ширмой Рыженко.) И так далее. Все эти чудеса не производят впечатления чего-то заученного, неестественного, поскольку музыканты «лицедействуют» все время — тщательно отрепетированное как-то незаметно ложится в канву карнавального бурлеска. У музыкантов «Шанса» даже сложились свои актерские амплуа, своего рода маски в духе комедии дель арте. Рыженко — трогательный лирический герой, грациозный и беззащитный. Самойлов — тип хладнокровный и ироничный, нередко злодей (как в «Крысолове» или «Принцессе и людоеде») и всегда искуситель — человек, вносящий диссонанс. Щукин (и его последующие преемники) — повествователь и комментатор, нечто вроде хора в дневнегреческих трагедиях… Необходимо еще заметить, что эксцентрика «Последнего шанса» очень «музыкальна». И в том смысле, что сценическое движение предельно ритмично и всегда соответствует настроению песни, и в том, что сами музыкальные инструменты становятся заметными действующими лицами представления. Нельзя не подивиться «шлагбауму» (длинная палка с туго натянутой веревкой плюс бочка-резонатор), издающему упругие «контрабасные» звуки, и целой армии простейших и диковинных игрушечных звучащих приспособлений. Некоторые из них используются единственный раз за концерт, но всегда эффектно.

Вот и решайте, куда их «отнести». Театр? Да, пожалуй. Литературная песня? А как же! Пантомима? Опять же да — есть даже целые номера «без слов» («Что с тобой?», «Невидимые бревна»…). Любители рок-музыки тоже считают ансамбль «своим»: энергии, динамизму, музыкальной экспрессии «Последнего шанса» могло бы позавидовать большинство наших «электрических» групп. Недаром, когда Александр Градский несколько лет тому назад набирал труппу задуманного им (но, к сожалению, так и не осуществленного) «рок-театра», кандидатуры ребят из «Шанса» были среди первых.

Ансамбль на любой вкус? Не сказал бы. Скорее, «на хороший вкус» любого. Людям с ограниченным восприятием эти «сценические игры» (так Саша Самойлов предлагает назвать жанр ансамбля) могут показаться шокирующим озорством. Но я таких пока не встречал. Зато могу засвидетельствовать, что аудитория «Последнего шанса» практически неограниченна — дошкольники, их бабушки, дедушки и родители реагируют на выступления ансамбля с равновеликим энтузиазмом.

Конечно же, такое сокровище не могли не заметить. Вслед за лестными отзывами посыпались престижные предложения. «АБВГДейка» и «Очевидное — невероятное» на ЦТ, «КОАПП» на радио, записи для детского журнала «Колобок», даже съемки в кино («Скоморохи», Свердловская киностудия). Не предлагали только одного — постоянной профессиональной работы. (Конечно, какаду или павлин забавны и удивительны, но куда им на практике до серых курочек!..) Статус ансамбля в самом деле не очень отличался от скоморохов давних времен или, скажем, персонажей мультфильма «Бременские музыканты». Мобильный, не обремененный тяжелыми инструментами и аппаратурой, «Последний шанс» выступал в студенческих кафе и детских домах, пионерлагерях и на фестивалях КСП — как правило, бесплатно. Это было и романтично, и благородно, но… сами понимаете, сейчас не средние века. Первым не выдержал «взвешенного» положения и покинул корабль «Последнего шанса» (1 апреля 1979 года) Володя Щукин. Он решил, что станет «настоящим» композитором. На гитаре начал играть семнадцатилетний Сергей Воробьев, а в июне был призван и новый композитор — ленинградский бард Володя Леви. Замена была удачной: Леви не только внешне чем-то напоминал Щукина, но и походил на него по авторской манере. С приходом нового лидера репертуар изменился примерно на треть и стал более изощренным музыкально. Будучи виртуозным гитаристом, Леви ввел в программу инструментальные пьесы и стал заботиться об аранжировке. Зрелищная сторона интересовала его меньше, и сочиненные им новые песни визуально были решены относительно скромно. Из щукинских песен Володя пел немногие (авторское двоевластие — дело щекотливое…) — здесь солировал Андрей Жабин, заменивший в конце 79-го недостаточно опытного Воробьева.

Творческие триумфы и административные бедствия продолжались. Песня «Маленький кузнечик» в исполнении детского хора стала лауреатом «Песни-80», «Последний шанс» участвовал в передаче «Шире круг» и снял «сольные» концерты на Латвийском и Белорусском ТВ, был представлен в пятнадцатиминутной программе радиостанции «Юность» и выступил на международном фестивале политической песни в Риге… А также лишился очередной «крыши», будучи изгнан из Всероссийских творческих мастерских эстрадного искусства при Рос-концерте. Вновь объявился Володя Щукин с архизаманчивым предложением: пойти работать в Театр на Таганке и поставить там музыкальный спектакль. Леви получил отставку (пожалуй, единственный по-человечески некрасивый эпизод в непростой истории «Шанса»), и под руководством режиссера Анатолия Киселева группа на полгода приступила к репетициям. 1 апреля 1981 года спектакль был отвергнут. Нового фиаско не выдержал Рыженко и присоединился к рок-группе «Машина времени».

Самойлов, Щукин и Жабин брали на пробу многих скрипачей и остановили выбор на Коле Жеренкове. «Скоморошья» жизнь продолжалась: гастроли по пионерлагерям прерывались съемками в кино («Комета» режиссера Р. Викторова), а зимнюю апатию однажды нарушил договор с одной из областных филармоний. Профессиональной работы хватило всего на два месяца (январь-март 83-го)… Ушел, точнее, уехал обратно в родной Ростов Андрей Жабин. В очередной раз откололся (теперь, возможно, и навсегда) Щукин. Вернулся возмужавший Воробьев. Появился мим-гитарист Павел Брюн. Потом ушел. Ушел Жеренков. В январе 1984-го с «Шансом» воссоединился Сергей Рыженко…

Конечно же, все эти смутные времена и калейдоскоп составов не очень способствовали творческому росту «Последнего шанса». После неудачи на Таганке ансамбль выживал «на проценты» со своих старых находок и заслуг. Печально, обидно — однако этот факт доказывает и другое: насколько притягательна, неистребима и нестареюща сама формула «Последнего шанса»! Ансамбль не только выстоял под ударами обстоятельств (за это, прямо скажем, спасибо Саше Самойлову, единственному бессменному участнику), но и, несколько лет практически не обновляя репертуар, сохранил популярность и верность аудитории. И, кстати, так и остался при своем «бремени уникальности».

По-своему уникален и «послужной список» группы. Две долгоиграющих (КОАПП), четыре маленьких («но твердых», как говорит Рыженко) и десять гибких грампластинок. Участие в дюжине популярных телепередач (я еще не назвал «Веселые ребята», «Адреса молодых») и в кинофильмах, восторженные статьи даже в зарубежной прессе… Очень немногие из профессиональных эстрадных ансамблей могли бы представить такое «досье», а тут неприкаянная самодеятельность… Может быть, они какие-нибудь хулиганы и скандалисты? — готов заподозрить недоумевающий читатель. Да нет, нормальные ребята, интеллигентные и коммуникабельные. С одной-единственной «проблемой» — бескомпромиссной верностью своему «непохожему» стилю. Жаль, ей-богу, что коллектив, который — могу это смело утверждать — мог бы стать гордостью нашей молодежной эстрады и, не имея аналогов за рубежом, с успехом представлять ее на международном уровне, стал в действительности жертвой косности и музыкальной «уравниловки».

…Сегодняшний «Последний шанс» — это Саша Самойлов, Сергей Рыженко и Сергей Воробьев. Воробьев — основной вокалист и гитарист; внешне он разительно отличается от утонченно-субтильных Володь— Щукина и Леви. Могучий и плечистый, на сцене он спокоен и, как положено сильному человеку, снисходительно-добродушен. Группа обрела базу (клуб одного из московских предприятий) и постепенно восполняет музыкально-сценический реквизит (украденный в прошлом году в Пятигорске). Как будто подходящая ситуация для начала новой попытки восхождения… Главная проблема — новый репертуар. Песни Щукина хороши, но давно известны. Песни Рыженко — наиболее плодовитого автора из рядов нынешнего «Шанса» — мало кому известны, но, по мнению худрука Самойлова, слабоваты. Терять в качестве не хочется, топтаться на месте — тоже. Общими усилиями, не быстро, но программа «Последнего шанса» обновляется. Продолжаются игры последних настоящих скоморохов.

А как остальные персонажи нашей короткой истории? Что ж, закончим ее в диккенсовском стиле и в алфавитном порядке.

Кинотеатр «Баррикады» стоит на том же месте, и по-прежнему показывают в нем мультфильмы. Только уже семь лет никто не играет и не поет в фойе.

Павел Брюн выступает в составе ансамбля «Арсенал» Алексея Козлова, демонстрируя на сцене пантомиму в духе «новой волны». Осваивает танец брейк.

Андрей Жабин, по слухам, музицирует в одном из центральных ресторанов Ростова и наверняка обеспечивает себя лучше, чем все участники «Шанса», вместе взятые.

Коля Жеренков играет на скрипке в ансамбле Государственного театра кукол.

Топя Киселев руководит небольшой «Студией пластической импровизации» и ставит пантомимные спектакли. Альянс его с Театром на Таганке давно распался.

Владимир Леви уехал в Ленинград. Он играл в ВИА «Поющие гитары» и ансамбле Людмилы Сенчиной, а затем организовал свою фолк-рок-группу «Тамбурин» и уже трижды стал лауреатом ежегодного городского рок-фестиваля. «Тамбурин» иногда показывает ленинградское телевидение; в его репертуаре — многие песни, исполнявшиеся и «Последним шансом» («Глухая тетеря» и др.).

Евгений Харитонов, «крестный отец» и наставник «Последнего шанса», умер летом 1982 года от сердечного приступа.

Володя Щукин надолго (а может быть, и навсегда) ушел со сцены. Сейчас он работает в библиотеке Московской консерватории. Постригся, но внешне изменился мало. Отдельные посвященные посетители библиотеки украдкой кивают в его сторону и шепчут знакомым: «Это тот самый…»

1985

(Публикуется по рукописному оригиналу.)