Глава 7. Государь-император

Историки, ставящие под сомнение саму историчность личности Давида и утверждающие, что речь идет о вымышленной фигуре, обычно упирают на тот факт, что кроме еврейских письменных источников, у нас нет никаких доказательств, что такой человек и в самом деле существовал в действительности. Однако в таком случае, замечают их противники, верно и обратное: если бы мы безоговорочно принимали бы на веру только еврейские письменные источники, то нам следовало бы сомневаться в том, существовали ли когда-нибудь на свете фараоны по имени Рамзес, Тутанхамон, Мернептах и все прочие – ведь в Библии имена фараонов не упоминаются; о какой бы эпохе ни шла речь, владыка Египта называется просто «паро» – «фараон».

По той же причине и в египетских и других хрониках не упоминаются имена еврейских царей – тем более, что с точки зрения египтян крохотное еврейское государство и его цари долгое время вообще не заслуживали внимания.

Но ведь и с точки зрения археологии, говорят «отрицатели» историчности личности Давида, в отличие от Египта, нет совершенно никаких доказательств его существования – тех или иных артефактов XI–X вв. до н. э., на которых бы значилось его имя. Однако и последнее вполне объяснимо – к примеру, тем, что у археологов и сегодня нет возможности провести полномасштабные раскопки на Храмовой горе в Иерусалиме. Да и не принято было у евреев ставить статуи своих царей, так как это категорически запрещено Пятикнижием. И все же постепенно Иерусалим открывает нам свои тайны, и мы начинаем получать все новые и новые, путь пока и косвенные подтверждения реальности существования царя Давида.

К примеру, в начале 2000-х годов израильский археолог Э. Мазар в ходе раскопок в «Городе Давида», то есть в самой древней части Иерусалима, обнаружила несущую стену огромного трехэтажного здания, которое в свою эпоху, видимо, возвышалось над всеми остальными строениями города, так что с него хорошо просматривались крыши и дворы всех остальных домов в пределах крепостных стен. Продолжая раскопки, Мазар наткнулась на останки поддерживавших этот дом колонн, сам внешний вид и орнамент которых свидетельствовал об их финикийском происхождении. Никогда и нигде прежде на территории современного Израиля финикийских колонн не было обнаружено. Зато в Библии, как уже писалось выше, рассказывается, что сразу после взятия Иерусалима царь финикийского города Тира Хирам направил Давиду в подарок «кедровые деревья, и мастеров по дереву, и мастеров по камню для стен, и построили они Давиду дом» (См. 2, 4:11).

Понятно, что финикийские зодчие должны были строить дом Давида именно в своей национальной традиции, и таким образом у Э. Мазар не осталось почти никаких сомнений в том, что она обнаружила тот самый дворец царя Давида, который до нее искали многие археологи.

Обосновавшись в Иерусалиме, Давид, подобно другим восточным владыкам, значительно расширил свой гарем и, видимо, продолжал пополнять его едва ли не до последних лет своей жизни:

«И взял Давид еще наложниц и жен из Иерушалаима после того, как пришел из Хеврона. И вот имена родившихся у него в Иерушалаиме: Шаммуа, и Шовав, и Натан, и Шеломо, и Йивхар, и Элишуа, и Нэфэг, и Йафийа, и Эишама, и Элийада, и Элифэлет» (См. 2, 5:14-16).

Это, видимо, далеко не полный список сыновей, которых родили Давиду его 18 жен и множество наложниц. Устное предание утверждает, что всего у Давида было 400 сыновей, и хотя эта цифра не вызывает особого доверия, она, очевидно, отражает восхищение народа перед тем множеством детей, которых породил царь.

А ведь, помимо сыновей, были еще и дочери! Вся эта огромная толпа домочадцев, даже если она размещалась не в одном, а в нескольких домах, попросту не могла не сталкиваться друг с другом, не вести борьбу за внимание и любовь Давида, не вступать между собой в те или иные взаимоотношения, и потому в царском дворце постоянно бурлили страсти и интриги.

В число домочадцев Давида вошел и калека Мемфивосфей – сын Ионафана и внук Саула. Специальным указом Давид закрепил право Мемфивосфея на все имущество его деда Саула, поручил старому слуге Саула Сиве (Циве) управлять всем хозяйством, а сам поселил Мемфивосфея с женой и маленьким сыном в своем дворце, удостоив потомка Иоанафана чести есть с ним за одним столом. Авторы Библии, а вслед за ними и Исиф Флавий чрезвычайно комплиментарно описывают этот поступок царя, видя в нем проявление подлинного благородства. Однако, если задуматься, то проявив заботу о Мефивосфее, Давид лишь выполнял клятву, данную в свое время лучшему другу – такая верность слову заслуживает уважения, но никак не восхищения. Да и сам Давид, очевидно, относился к своей «милости» по отношению к Мефивосфею именно как к исполнению клятвы, к желанию быть чистым перед Богом, а не как к велению души:

«И сказал Давид: остался и еще кто-нибудь из дома Шаула, чтобы мне оказать ему милость ради Йеонатана? А в доме Шаула был раб по имени Цива; и позвали его к Давиду, и сказал ему царь: ты ли Цива? И тот сказал: я, раб твой. И сказал царь: нет ли еще кого из дома Шаула, чтобы оказал я ему милость по клятве во имя Бога? И сказал Цива царю: есть еще хромой сын Йонатана. И сказал ему царь: где он? И сказал Цива царю: вот он, в доме Махира, сына Аммиэла из Ло-Девара. И пришел Мефивошет, сын Йеонатана, сына Шаула, к Давиду и пал на лицо. И сказал Давид: Мефивошет! И тот сказал: вот, раб твой! И сказал ему Давид: не бойся, ибо я окажу тебе милость ради Йонатана, отца твоего, и возвращу тебе все владения Шаула, отца твоего, и ты всегда будешь есть за столом моим. И поклонился тот и сказал: что такое раб твой, что ты призрел такого мертвого пса, как я? И призвал царь Циву, слугу Шаула, и сказал ему: все, что принадлежало Шаулу и всему дому его, отдал я сыну господина твоего. Обрабатывай же для него землю, ты и сыновья твои, и рабы твои, и доставляй плоды ее, чтобы у сына господина твоего был хлеб для пропитания. Мефивошет же, сын господина твоего, есть будет всегда за столом моим… А у Мефивошета был малолетний сын по имени Миха. И все жившие в доме Цивы были рабами Мефивошета. И жил Мефивошет в Иерушалаиме, ибо ел он всегда за царским столом. А он хром был на обе ноги» (См. 2, 9:1-13).

Отрывок этот весьма многозначителен. Оказывается, после убийства Иевосфея Мемфивосфей скрылся в Ло-Деваре – городе-убежище на севере Земли обетованной. И скрылся не случайно, а опасаясь (и как покажет будущее, небезосновательно) того, что его могут убить вслед за дядей из желания извести весь род Саула.

Все это время управляющий хозяйством покойного царя Саула Цива, видимо, чувстовал себя и хозяином всего его имущества. Таким образом, Давид напоминает Циве его место и велит отныне считать доходы от имения Саула собственностью Мемфивосфея и отчитываться за них перед ним. С другой стороны, он предоставляет Мефивосфею самое, казалось бы, надежное из всех возможных убежищ – стены своего дворца. Сын Ионафана, по всей видимо, никак не ожидал проявления такой милости от Давида – он явился в царский дворец, трясясь от страха, теряясь в догадках, что же стоит за царским приказом.

Предание утверждает, что впоследствии Мемфивосфей стал близким другом второго сына Давида – Далиуа-Килава, и они вместе посвящали большую часть своего времени изучению Торы, став в итоге одними из самых великих ее знатоков в своем поколении.

* * *

В эти первые годы своего правления в Иерусалиме Давид активно занимается и созданием тех институтов, без которых невозможно нормальное функционирование государства, и, как следствие, у него появляется большой двор, насчитывающий сотни слуг и чиновников, отвечающих за те или иные государственные вопросы и удоветворяющие нужды непосредственно царского двора и армии.

«Вторая книга Самуила» сообщает о структуре царского Давида предельно кратко, ограничиваясь упоминанием имен командущих армией, священников и летописца:

«И царствовал Давид над всем Исраэлем; и вершил Давид суд и правду всему народу своему. Йоав же, сын Церуйи, был военачальником (всего) войска; и Иегошофат сын Ахилула – летописцем, а Серайя – писцом…» (См. 2, 8:15-16).

Однако в «Книге Хроник» мы встречаем уже куда более подробный список челяди Давида:

«…А над сокровищами царскими поставлен был Азмавэт, сын Адиэйла; а над запасами в поле, в городах, в селениях и в башнях – Йеонатан, сын Уззийау; А над занимающимися полевыми работами и земледелием – Эзри, сын Келува; А над виноградниками – Шимъи, раматиянин, и над запасами вина в виноградниках – Зафди, шимьянин, а над маслинами и смоковницами, что на низменности – Баал Ханан, гедеритянин, над запасами масла – Йоаш. И над крупным скотом в долинах – Шафат, сын Адлайа. И над верблюдами – Овил, ишмеилитянин, и над ослицами – Йедеяху, мейронитянин. И над мелким скотом – Йазиз, агаритянин, все они начальники собственности, что была у царя Давида. А Йонатан, дядя Давида – советник, человек разумный, он же писец; и Йехиэл, сын Хахмони – при сыновьях царских. Ахитофель же – советник царя, а Хушай аркиянин, приближенным другом царя. А после Ахитофела – Йеойада, сын Бенайау, и Эвйатар и начальником войска – Иоав» (КХ. 1, 27:25-34).

Те же хроники чуть выше сообщают, что Давид также составил из левитов хор и оркестр, сотоящий из арфистов, цимбалистов и киннористов – суммарно этот музыкальный коллектив насчитывал 280 человек. Кроме того, Давид лично проконтролировал распределение обязанностей между священниками-коэнами.

Таким образом, Давид попытался соединить в своих руках судебную («И вершил Давид суд и правду»), духовную (опираясь на первосвящеников Цадока и Ахимелеха), военную (с опорой на Иоава) и административную власть (с помощью писца Серайи, очевидно возглавлявшего канцелярию царя и следившего за порядком в обширном царском хозяйстве).

Как видим, в непосредственное окружение царя входила группа советников – его родной дядя Ионафан (Йонатан), Ахитофель, Хусай (Хушай), Иодай (Йоайада) и Авиафар (Эвйатар), а также, видимо, наставник царских сыновей Ихиэль. Еще одним приближенным царя считался и летописец Иегошафат, и Келлер видит в самом появлении этой должности еще одну маленькую «революцию», совершенную Давидом.

«Именно во времена царствования Давида, – писал он, – начали вести точные записи Ветхозаветной истории»[60].

Наконец, вместе со всеми вышеперечисенными лицами на самых высоких ступенях дворцовой иерархии стояли придворные пророки. Библия упоминает о двух придворных пророках Давида – Нафане и Гаде, сопровождавшем его еще в дни опалы и бегства от Саула.

Как видно из самого библейского текста, такие пророки обладали огромным влиянием на царя, активно участвовали во всех политических интригах и при этом играли во дворце самые разные роли. С одной стороны, в их задачу входило как бы постоянное осуществление связи между царем и Богом, передача монарху волю Последнего. С другой, они, несомненно, выполняли роль политических советников, причем самых приближенных и главных советников, с которыми Давид препочитал общаться наедине. Наконец, в третьих, они были своего рода «совестью царя», так как только им дозволялось говорить ему, все, что они думают, указывая на грехи и ошибки. Были Нафан и Гад, видимо, «по совместительству» еще и придворными писателями – во всяком случае, именно их называет традиция в качестве авторов первой и второй «Книг Самуила» и 1-ой «Книги Царств» (в Синодальном переводе – 1-3-я «Книги Царств»).

На следующих ступенях иерархической лестницы располагались казначей (видимо, контролировавшийся писцом), управляющий имеющимися в каждом городе на случай его осады государственными продовольственными складами и начальники различных хозяйственных служб. Все эти придворные просто по определению не могли уместиться в небольшом Городе Давида и потому так же, как упоминавшийся ранее Аведдар, видимо, проживали неподалеку, за его стенами.

Список придворных Давида показывает также, что значительную их часть составляли иноплеменники – исмаильтянин (то есть араб) Овил, агаритянин (африканец) Йазиз, гедеретянин Баал Ханан, бывший, судя по имени уроженцем какого-то из ханаанейских племен. Были среди придворной челяди и филистимляне, идумеи, хетты и представители других народов, что со всей очевидностью доказывает, что Давид считал личные качества и таланты человека куда более важными, чем его происхождение.

Впрочем, к примеру, Ю.Заблоцка считает, что привлечение Давидом на службу инородцев было вынужденным. Сама созданная Давидом система управления государством, отмечает она, при наличии в ней ряда оригинальных элементов, была частично заимствована у египтян, а частично – у ханаанейских народов. Однако при этом Давид испытывал, что называется, явную нехватку профессиональных национальных кадров – он не мог найти достаточное число израильтян, обладавших необходимым опытом ведения государственных дел, и в этой ситуации и вынужден был приглашать к себе на службу идумеев, ханаанеев, египтян и прочих. Часть из них проходила гиюр – церемонию перехода в еврейство – и становилась прозелитами, но часть решала сохранить верность обычаям своих предков. Вследствие этого, указывает Заблоцки, при дворе Давида, а затем и Соломона нередко возникали конфликты, так как его приближенным-евреям претили обычаи, верования и сам образ жизни инородцев[61].

Но в любом случае, повторим, не вызывает сомнений, что Давид, как и многие другие великие правители будущего, предпочитал оценивать людей и вводить в круг своих приближенных по их способностям и человеческим достоинствам, а отнюдь, что называется, не по национальному признаку. Если учесть, что мы ведем речь о событиях трехтысячелетней давности, то для этого нужна была необычайная смелость и широта мышления. Даже куда большая смелость, чем та, которая, скажем, понадобилась Петру I для того, чтобы поставить иных чужеземцев на равных, а то и выше представителей самых именитых боярских фамилий.

* * *

И все же, вне сомнения, главной заслугой Давида в деле строительства единого еврейского государства стала проведенная им армейская реформа, давшая ему в руки мощную и хорошо обученную армию. Сами принципы этой реформы были настолько рациональны, что на них, по сути дела, строится и современная Армия Обороны Израиля.

Суть реформы состояла в том, что каждое из двенадцати еврейских колен должно было ежемесмячно посылать в армию 2000 своих мужчин боеспособного возраста – относительно немного. В течение месяца эти мужчины несли армейскую службу, упражнялись в воинском искусстве, в то время как их родственники и соседи обязаны были в это время заботиться об их хозяйстве и нуждах их семей. Затем наступал следующий месяц – и каждое колено высылало еще 2000 человек и т. д. Таким образом, Давид в любое время года располагал армией в 24 000 бойцов. Если учесть, что, по оценкам историков, ни одно из окружающих евреев государств, за исключением разве что союза филистимских городов и, само собой, Египта, не могло выставить армию в свыше 25 000 бойцов, то это была вполне солидная сила. У каждой из этих (назовем их условно так) «дивизий» был свой командир (имена этих «комдивов» приводятся в 27-й главе 1-ой «Книги Хроник»), а внутри они, в свою очередь, делились на тысячи, сотни и десятки и у каждого из таких подразделений были свои командиры. Остается непонятным лишь то, находились ли «комдивы» и начальники тысяч и сотен на царской службе постоянно, или же также призывались только на месяц. В любом случае такая система позволяла Давиду при необходимости легко мобилизовать из народа армию в 576 000 человек, каждый из которых умел владеть оружием, знал свое место в строю и своего командира.

Наконец, в случае крайней необходимости Давид мог привлечь в армию вообще все взрослое мужское население колен, составив из него пестрое народное ополчение. И это была уже поистине колоссальная, способная снести все на своем пути военная машина, равной которой в то время на Ближнем Востоке не было.

Другое дело, что Давид за все время своего царствования, видимо, ни разу не прибег к такой массовой демобилизации, понимая, что она вызвала бы понятное недовольство в народе, так как помешала бы повседневным хозяйственным работам, обеспечивавшим пропитание крестьянских семей. Но случаи частичной мобилизации, когда Давид за счет резервистов увеличивал свою армию до 50, а то и до 70-72 тысяч человек, видимо, бывали.

Помимо этой «народной» армии у Давида была еще и своя личная гвардия, делившаяся на две части.

Основу первой составляли те самые 600 воинов, которые входили в его дружину еще когда он считался «беглым рабом» Саула. Эти люди прошли с ним через скитания по пещерам в Иудейских горах и по пустыне, жизнь в Циклаге и первые годы его царствования в Хевроне. Разумеется, все они были обласканы Давидом и щедро одарены не только своей частью военной добычи, но и земельными угодьями. Наиболее привилегированное положение в этом отряде занимали, разумеется, те самые «тридцать витязей», или «тридцать смелых», с которыми Давид начинал свою военную карьеру после победы над Голиафом.

В первой книге «Книге Хроник» (11: 26-47) опять-таки приводится весь список этой «знатной» тридцатки. По всей видимости, все эти тридцать человек входили в состав военного совета, и каждый из них возглавлял свое подразделение. Вероятнее всего, каждое такое поразделение также состояло из 30 или менее отборных воинов, то есть, представляло собой по современным понятиям взвод. Не исключено, что Давид, сам в прошлом командовавший таким отрядом, сделал вывод о том, что данная численность боевой единицы является оптимальной для выполнения оперативных задач. Таким образом, общая численность «еврейской» царской гвардии не превышала 900 человек, и непосредственное командование ею осуществлял племянник Давида, младший брат Иоава Авесса.

Вторую часть гвардии, видимо, аналогичную или чуть меньшую по численности составлял отряд наемников «из керитян и пелитян», то есть, видимо, из критян и филистимлян, командиром над которыми был долгое время филистимлянин Ефей Гефянин (Иттай Гиттянин), а затем после его гибели, уже в последние годы жизни Давида его сменил на этом посту старый боевой друг царя Ванея сын Йоады (Бенаягу сын Йеодая). Преданность наемников, как и во все времена, покупалась щедрой платой и подарками, но, как мы увидим далее, у них были свои понятия о чести, и этот отряд не бросил своего господина и в самые трудные часы его жизни.

Главнокомандующим же всей царской армии был старший племянник Давида Иоав, которому в свою очередь, подчинялись и Авесса, и Еффей, и «командиры дивизий», и, само собой, «тридцать сильных».

Таким образом, в обычное, мирное время общая численность армии Давида составляла около 26 000 человек. Вся она была пешей – первая конница и колесницы появились, судя по всему, в составе армии израильтян только во времена сына Давида Соломона, начавшего закупать лошадей в Египте. Да и то эти действия царя, как следует из самого тона бибейского текста, вызвали явное неодобрение народа, увидевшего в них нарушение традиций. Однако это вовсе не означает, что пехота была однородной. В нее, как следует из «Второй книги Самуила» и «Книги Хроник», входили лучники, пращники, легко– и тяжеловооруженные копьеносцы (первые метали дротики, вторые были вооружены щитами и боевыми топорами или копьями). Оба отряда царской гвардии, видимо, имели на своем вооружении мечи, щиты и копья.

Многие факты говорят за то, что именно в эпоху царя Давида в объединенном Израильском царстве начинает постепенно налаживаться «военная промышленность» – у евреев появляются свои кузнецы, начинающие изготавливать в массовом количестве те или иные виды оружия, которыми распогали армии соседних государств.

При этом в своих псалмах Давид подчеркивал, что для него крайне важно обеспечить мир своей стране и народу; объявлял мир высшей ценностью и высшим благом, каким только может Бог благословить людей. Однако сами реалии Ближнего Востока того времени были таковы, что тому, кто хотел мира и независимости для своего народа, надо было не просто готовиться к войне, а порой и выходить на войну и завоевывать соседей прежде, чем они завоевали тебя.

* * *

Для Давида с его широтой души, самого в детстве и юности познавшего, что такое человеческая жестокость и несправедливость, крайне важно было, чтобы народ воспринимал его именно как справедливого и милосердного царя, думающего о благе всех своих подданных.

Видимо, не случайно годы правления Давида воспринимаются евреями как один из лучших периодов их истории. При нем не было произвола властей, а если случаи подобного произвола и имели место, то каждый житель страны, будь он богач или бедняк, мог явиться с жалобой к царю, и Давид лично разбирал подобные инциденты.

Установленный им подоходный налог не превышал 10 % доходов каждой семьи. Заподозренных в том или ином преступлении ждало, как правило, справедливое судебное рабирательство, а тех, кого не устраивал приговор, мог обжаловать его в Синедрионе (аналоге Верховного Суда), или в суде самого царя, который уж точно был последней инстанцией.

Сам Давид предельно четко определил принципы, которые он стремился положить в основу своего царствования и отбора приближенных в 101(100)-м псалме:

«Давида песня. Милосердие и правосудие воспою! Тебе, Господь, буду петь! Постигаю путь непорочных – когда он откроется мне? Пройду с непорочным сердцем по своему дому – нечестивого изображения не помещу перед глазами. Поступки извращенные ненавижу – не прилипнут они ко мне. Стропитивые сердца удалятся от меня, с нечестивыми не буду знаться. Тайно доносящего на своего ближнего уничтожу; смотрящего свысока и с надменным сердцем не потерплю. Мой взгляд на верных земле, живущих у меня. Идущий по пути непорочности будет мне служить. Не приживется в моем доме поступающий лукаво, произносящий ложь не устоит перед моими глазами. Каждое утро искоренять буду всех нечестивцев земли, чтобы искоренить из города Господа всех, творящих беззаконие» (Пс. 101).