Ф. А. Осташенко Герой Советского Союза Незабываемые дни

Федор Афанасьевич Осташенко, Герой Советского Союза

(1896–1976)

В июне 1941 года — полковник, заместитель командира 6-й Орловской Краснознаменной стрелковой дивизии по строевой части. В дальнейшем командовал дивизией и корпусом.

За умелое управление войсками и личный героизм, проявленный в боях за Будапешт, удостоен звания Героя Советского Союза.

Награжден семью орденами, многими советскими и одной чехословацкой медалями. Почетный гражданин Братиславы.

Член КПСС с 1926 года.

В последние годы генерал-лейтенант в отставке Ф. А. Осташенко жил в Москве.

В Брест я прибыл в октябре 1940 года.

В марте 1941 года прибыл новый командир 6-й стрелковой дивизии полковник М. А. Папсуй-Шапко. Вместе с начальником штаба полковником А. М. Игнатовым и заместителем начальника отдела политической пропаганды полковым комиссаром Г. С. Пименовым мы поставили перед командованием корпуса волновавший нас вопрос о скученном размещении личного состава дивизии и нецелесообразности создания неприкосновенных запасов в подвалах крепости.

В апреле из Березы в крепость перешла еще и 42-я стрелковая дивизия.

Командующий войсками округа запретил выводить из крепости части и подразделения в лагеря. Это была ошибка.

Между тем обстановка с каждым днем становилась все более тревожной. Это хорошо помнят все, кто в то время жил в Бресте.

В первых числах июня приказом по 4-й армии я был назначен руководителем группы по рекогносцировке второго рубежа брестских опорных пунктов. В состав ее входили помощник начальника штаба артиллерии дивизии капитан В. Я. Чертковский, подразделение саперов, топовзвод армейского артполка, а также взвод станковых пулеметов и стрелковое отделение для охраны имущества и документов. Учитывая обстановку, я приказал всем уезжавшим со мной иметь при себе оружие и один боекомплект патронов.

21 июня наша группа находилась в деревне Турна. Когда в начале пятого утра 22 июня часовой разбудил меня и сообщил, что на границе слышна канонада и раздаются сильные взрывы, я не сомневался, что началась война.

Объявив тревогу личному составу, приказал подготовиться к выезду в Брест. Около 7 часов мы достигли перекрестка шоссейных дорог в нескольких километрах южнее местечка Чернавчицы. Здесь я встретил сборную группу бойцов, несколько командиров и грузовую машину, на которой находились раненые.

Заместитель командира 459-го стрелкового полка по политчасти батальонный комиссар (фамилию его не помню) был настолько потрясен, что ничего не мог мне сказать о положении в Бресте.

Я приказал пулеметному взводу, стрелковому отделению и саперам занять оборону у шоссе. Машину с ранеными направил в армейский госпиталь — в Кобрин.

В это время из густой ржи вышли около 30 курсантов полковой школы 125-го стрелкового полка с винтовками и двумя пулеметами. Командир взвода сообщил, что неподалеку в ржаном поле находится командир полка майор А. Э. Дулькейт с 9-й ротой в количестве 50 человек.

Дулькейт доложил обстановку в Бресте. Город окружен. Из крепости прорываются лишь небольшие группы и одиночки, многие из них вплавь через обводный канал, так как ворота враг держит под огнем. Где штаб дивизии, не знает, — посланные им связные не вернулись.

Количество подходивших бойцов и командиров 6-й и 42-й дивизий возрастало, и я приказал Дулькейту немедленно приступить к формированию рот и батальонов.

Вскоре прибыл заместитель командира 42-й стрелковой дивизии полковник М. Е. Козырь. Мы наметили с ним рубеж обороны и, распределив людей, приказали немедленно окопаться.

Начальником штаба нашего отряда назначил подполковника Ф. Ф. Беркова (перед войной он сдал майору Дулькейту 125-й стрелковый полк, но не успел выехать к новому месту службы) и приказал немедленно послать на командный пункт 28-го корпуса командира связи в сопровождении двух конных пограничников (посланный ранее на легковой машине капитан Чертковский не вернулся). На этот раз наш посланец часа через два вернулся, но указаний не привез, так как на командном пункте никого из командования не нашел. Вместе с полковником Козырем мы продолжали удерживать жабинковское шоссе, рассчитывая, что корпус, устанавливая связь с частями, разыщет и нас.

Около 10 утра к нам прибыли два орудия на мехтяге из корпусного артполка и автомашина 125-го стрелкового полка с винтовочными патронами и гранатами. Это подкрепление было особенно дорого. Боеприпасы сразу же раздали бойцам. Орудия пришлось направить в Кобрин, так как к ним не было ни одного снаряда. Вскоре появились два автоброневика из разведывательного батальона 42-й дивизии. В одном из них находился замполит батальона батальонный комиссар. Огневая мощь наша теперь значительно возросла.

Батальонный комиссар рассказал, что на северо-западной окраине Бреста он вел бой с танками, два из них подбил, но гитлеровцы подожгли один броневик. С появлением тяжелых танков он решил отходить по Каменецкому шоссе.

В это же время в наше расположение вышел полковой комиссар Пименов.

Полковой комиссар Г. С. Пименов.

С прибытием Пименова и Беркова у меня появились заместитель по политчасти и начальник штаба, легче стало решать вопросы партийно-политической работы и боевой деятельности отряда, насчитывавшего к этому времени около тысячи человек.

Полковой комиссар Пименов с винтовкой в руках и ранцем за плечами все время находился среди бойцов. Словом и личным примером он вдохновлял воинов на подвиги, неоднократно лично водил их в контратаки.

Не могу не отметить деловитость и храбрость майора Дулькейта: несмотря на сложную обстановку, он ни на минуту не терял самообладания, умело управлял боем.

Во избежание обхода нас с левого фланга и с тыла отряд полковника М. Б. Козыря выдвинулся в район Жабинки, одну роту направили в Чернавчицы.

Наземный противник нас пока не беспокоил. По-видимому, сопротивление остававшихся в крепости и контрудары подразделений и групп, отходивших из Бреста, до некоторой степени сковывали врага, вынуждая его действовать осторожно. Но зато авиация противника не давала покоя. Она непрерывно висела над нами. Приспособили было один станковый пулемет для зенитной стрельбы, но это не помогло.

Часа в два дня в наше расположение по шоссе от границы прорвались 10–12 мотоциклистов. Потеряв трех убитыми, гитлеровцы повернули назад. Час спустя с того же направления показалось до десяти легких танков. Наши бронеавтомобили открыли по ним беглый огонь, подбили две головные машины, остальные отошли. Однако очень скоро они появились снова, открыв ураганный огонь по нашим броневикам. В завязавшемся бою подбили еще один танк, но и мы потеряли бронеавтомобиль; находившийся в нем батальонный комиссар получил тяжелое ранение в плечо. Другой броневик, искусно маневрируя во ржи, продолжал вести меткий огонь по танкам и вынудил их отойти. Хочется отметить мужество батальонного комиссара. После перевязки ему предложили немедленно эвакуироваться, но он категорически отказался:

— Пока целы голова, ноги и правая рука, я еще боец и могу драться.

Он остался в строю, снова вступил в единоборство с танками, и лишь когда прямым попаданием снаряда бронемашина была выведена из строя и загорелась, комиссар вместе с экипажем покинул ее. Жив ли он — не знаю, но я всегда с любовью вспоминаю этого замечательного героя первых боев[29].

Батальонный комиссар А. Ф. Мухин.

К вечеру противник выбил нашу роту из Чернавчиц и занял этот населенный пункт. Из района Жабинки доносился шум боя. Было ясно, что противник вышел в наш тыл и грозит окружением.

Мы решили отходить вдоль шоссе на Жабинку, соединиться с отрядом Козыря и там совместно обсудить план дальнейших действий. Однако отряд Козыря мы не нашли — Жабинка была в руках гитлеровцев. В 2–3 километрах северо-западнее ее мы обнаружили скопление наших танков. Это были части 22-й танковой дивизии.

Командир дивизии генерал-майор В. П. Пуганов, не имея связи с армией, принял решение отходить на новый рубеж, пользуясь темнотой. Мы объединили свои действия. Отойдя 12–15 километров, заняли оборону северо-западнее Кобрина. Здесь к нам присоединились заместитель командира 459-го полка 42-й дивизии майор А. М. Дмитришин, начальник ветеринарной службы полка Рузин и около 30 бойцов. Теперь у нас появился врач, правда, ветеринарный. До этого у нас была только медицинская сестра из медсанбата 6-й дивизии, звали ее Антонина, сама она из Жабинки.

В 23 или 24 часа прибыл офицер связи 28-го корпуса, который передал устное распоряжение командира корпуса — подготовиться совместно с 22-й танковой дивизией к наступлению утром 23 июня на Брест. На наш вопрос, где находятся основные силы 6-й дивизии и ее штаб, а также где находится штаб корпуса, он ответил, что штаб корпуса сейчас в Кобрине, но переезжает на новое место. О дивизии он не мог сообщить ничего определенного, считая, видимо, наш отряд ядром дивизии. Офицер связи очень спешил и в заключение сказал:

— Скоро получите письменный приказ командира корпуса. Из него узнаете местонахождение корпуса.

Однако ни я, ни командир танковой дивизии никакого приказа не получили ни ночью, ни утром следующего дня. Наступать на Брест нашими силами вне всякой связи с частями корпуса и армии, не имея точно сформулированной задачи, мы, конечно, не могли.

23 июня часов в 8 утра в расположение нашей обороны неожиданно для нас по полевой дороге въехала «эмка», в ней оказались три немца-разведчика. Пленные показали, что их дивизия из Жабинки следует в Пружаны, а их батальон, составляя правый охраняющий отряд, следует по этому же маршруту. Показания немцев подтвердило и боевое охранение моего отряда. Генерал Пуганов приказал изготовиться к бою, но огня пока не открывать. Когда мотобатальон гитлеровцев в колонне подошел вплотную к нашей обороне, подразделения моего отряда открыли по нему ружейный и артиллерийско-пулеметный огонь. В этот же момент части 22-й дивизии, имевшей в своем составе 65 танков, нанесли внезапный удар по врагу во фланг и тыл. Батальон противника был полностью уничтожен. После боя генерал Пуганов вывел танки в укрытие, а наш отряд продолжал занимать оборону на том же рубеже.

На участок, где только что происходил бой, налетели около 40 «юнкерсов» и начали усиленно бомбить… остатки своего разгромленного батальона.

Генерал Пуганов принял решение в 16.00 сняться с занимаемых позиций и, двигаясь через кобринский аэродром, выйти на московское шоссе, минуя город, так как к этому времени, по данным нашей разведки, он был уже занят противником.

Для прикрытия танков по просьбе генерала Пуганова я выделил в его распоряжение один батальон — примерно 200 человек — во главе с капитаном Лукашенко.

Наш отряд во главе с Берковым и Пименовым начал движение на 30–40 минут раньше танкистов с тем, чтобы вовремя прибыть в намеченный район. Танки шли по полю и вскоре были обнаружены самолетами противника. Пять «мессершмиттов» начали поливать колонну огнем крупнокалиберных пулеметов; правда, танкам они вреда не причинили, но пехотинцев, находившихся на броне, рассеяли.

Аэродром произвел на нас гнетущее впечатление. Мы не встретили ни одной живой души, увидели остовы сгоревших самолетов, разрушенные и объятые огнем казармы и склады. Ни горючего, ни боеприпасов, к сожалению, не нашли.

С аэродрома танки начали движение по полевой дороге через деревню. Здесь они вновь столкнулись с вражескими танками. Разгорелся встречный бой. Вскоре до 30 самолетов-пикировщиков начали бомбить наши боевые порядки. В этом бою геройски погиб генерал-майор Пуганов и многие другие танкисты. Были потери и среди личного состава моего отряда. Тяжелое ранение получил секретарь дивизионной парткомиссии батальонный комиссар Д. А. Нелепа.

В районе Именин полковник И. В. Кононов (он вступил в командование 22-й танковой дивизией после гибели Пуганова), Пименов, Берков и я провели короткое совещание. Решили ночным маршем двигаться на Пружаны, полагая, что там еще обороняются наши.

Приказал вызвать Дулькейта, чтобы дать ему указание о порядке дальнейшего следования отряда, но его не нашли. Позже мне сообщили, что он убит[30].

Около 22 часов тронулись в путь. В дороге узнали, что Пружаны заняты противником. После небольшого привала выступили в направлении Малечь — Береза.

24 июня с восходом солнца вышли к железной дороге северо-западнее Малечи, здесь встретили артполк 205-й моторизованной дивизии. Командир полка сообщил, что и Береза занята немцами. Основные силы 205-й мотодивизии отходят за реку Ясельду по мосту севернее местечка Селец.

Вслед за артполком последовали мой отряд и отряд Кононова. Часов в 12 мы были уже на северном берегу Ясельды. После переправы мост сожгли.

Командир мотодивизии выделил часть продовольствия из своего скудного запаса, чтобы покормить людей наших отрядов. Впервые за эти три дня бойцы и я сам обедали из армейского котла.

205-я мотодивизия полностью сохранила свою штатную организацию. Командовал ею опытный и храбрый командир — полковник Ф. Ф. Кудюров. К этому времени она насчитывала около 4000 бойцов, мой отряд — свыше 600 и отряд Кононова около 400. Это уже была сила.

Однако мы по-прежнему не имели связи с армией. Все попытки Кудюрова связаться с армейским штабом по рации оказались безрезультатными. Сказывалось расстояние. Наземная разведка тоже ничего не дала. Она только установила движение немцев по московскому шоссе и по шоссе Пружаны — Ружаны.

Утром 25 июня Кудюров решил сняться с обороны на Ясельде и двигаться на Ружаны — Слоним. Оставаться здесь дольше не было никакого смысла — немцы были уже далеко впереди.

Около 12 часов дня головной полк дивизии вышел к шоссе, в 2–3 километрах южнее Ружан; остальные части, в том числе мой отряд и отряд Кононова, были на подходе. Над Ружанами появились три наших бомбардировщика ТБ-3 и начали бомбить шоссе, по которому двигалась мотопехота противника. Колонна была рассеяна.

Отбомбив, самолеты начали разворачиваться. В это время в воздухе появились три «мессершмитта» и, воспользовавшись тем, что бомбардировщики летели без прикрытия, подожгли их. Три летчика выбросились на парашютах. Из одного самолета извлекли летчика — капитана, получившего сильные ожоги, ему тут же была оказана медицинская помощь, но спасти его не удалось. Он умер в дороге.

После боя стало ясно, что путь на Слоним отрезан. Полковник Кудюров, с нашего общего согласия, принял решение следовать в направлении Коссово.

При подходе к городу часов в 7 вечера мы установили, что там находится до батальона вражеской мотопехоты с 3–5 танками. Мы выбили их из Коссово. В городском парке с воинскими почестями похоронили отважного летчика.

Утром 26 июня выступили в направлении Масиловичи — Жировицы. За эти дни мой отряд значительно увеличился.

Между тем противник обнаружил нас. Решено было с наступлением вечера прорвать окружение в южном направлении, вывести войска в большой лес, что в 10–12 километрах юго-западнее Бытеня. Прорыв удался со сравнительно небольшими потерями. Движение такой большой массы людей без огневых средств было очень затруднительным. Мы решили отряд разбить на несколько частей и после форсирования реки Гривды на участке Ивацевичи — Доманово пробиваться через пинские болота.

Я возглавил отряд численностью до 800 человек, отряды по 600 человек взяли Пименов и Берков и отряд в 400 человек возглавил майор Дмитришин. Каждому отряду было намечено и место переправы. Так поступил и Кудюров. Операция проходила успешно и кончилась к рассвету 28 июня. Но вражеские истребители обнаружили нас и начали обстреливать колонну. Мы понесли немалые потери. Здесь погиб замечательный человек, отважный командир подполковник Ф. Ф. Берков.

1 июля рано утром столкнулись с мотопехотой противника. Отряд развернулся и открыл огонь из четырех станковых и ручных пулеметов. Бой продолжался около часа. Силы противника наращивались за счет подходивших резервов. Я вынужден был отойти в лес. На следующий день вечером мы пересекли дорогу Логишин — Доброславка.

3 июля продолжали движение на Лунинец. Пройдя деревню Богдановку, встретили группу работников политуправления Западного фронта, которая шла в тыл врага для организации подпольной работы и партизанского движения. Они сообщили, что в Лунинце обороняется 75-я стрелковая дивизия.

Это известие обрадовало всех нас. Совершив пятидесятикилометровый марш, мы подошли к деревне Лунин. За все эти дни люди страшно устали, восьмерых бойцов, совершенно обессилевших, со стертыми до крови ступнями ног, пришлось оставить в одной крестьянской семье. Приютившие их советские патриоты обещали помочь воинам выйти из окружения, как только они станут на ноги.

В Лунинце 75-й стрелковой дивизии уже не оказалось. Утром 6 июля при подходе к железной дороге севернее Кожан-Городка мы увидели в бинокль три танка, замаскированные в придорожной посадке. Это встревожило нас. Чьи они: наши или немецкие? Остановив колонну, я приказал подготовить связки гранат, а гранатометчиков выслать в голову колонны. Расстояние до танков было около 3–4 километров. Я спросил, кто желает пойти в разведку. К моему удивлению, первой отозвалась наша единственная медсестра Антонина, а за ней ветврач Рузин и еще три бойца. Они ушли.

Велика была наша радость, когда нам навстречу двинулся танк, на борту которого сидели Антонина и Рузин, они приветливо махали платками. Эти танки, оказывается, прикрывали отход 75-й дивизии. Когда стемнело, мы достигли реки Случь в районе Ленино.

Здесь я встретился с генерал-майором С. И. Недвигиным, которого хорошо знал еще до войны. Наконец-то кончилось наше пребывание за линией фронта. Наступало время, когда мы по-настоящему начнем бить заклятого врага.

По приказанию командующего 21-й армией 75-я дивизия, в которую теперь влился наш отряд, получила новую боевую задачу — оборонять участок железной дороги Житковичи — Лунинец. Я вступил в исполнение должности заместителя командира этой дивизии, а числа 17 июля убыл в свою 6-ю стрелковую дивизию в район города Черикова на реке Сож.