Н. Я. Щербаков Взрывы в ночи

Николай Яковлевич Щербаков

С марта 1942 года — командир диверсионной группы отряда им. Чернака, с 1943 года — командир партизанского отряда им. Сильницкого бригады им. Дзержинского Брестского соединения.

Награжден орденом Красного Знамени и многими медалями.

В настоящее время живет в Бресте. Пенсионер.

Служба моя в 6-й стрелковой дивизии подходила к концу, а уезжать из Бреста не хотелось. Познакомился с хорошей девушкой, и полюбились мне и город, и леса, и поля Белоруссии. И потому, когда пришло время демобилизоваться, не раздумывал — остался. Работал шофером на гарнизонной кинобазе и одновременно киномехаником в железнодорожном клубе.

Вечером 21 июня показывал в клубе фильм «Богдан Хмельницкий». Когда уже шел последний сеанс, примерно в половине 12-го, погас свет. Наладить его не удалось, и я, так и «не докрутив» кино, ушел домой. В 4 часа утра вскочил от каких-то раскатов. Гремело где-то отдаленно, и сполохи озаряли небо западнее города. Я бросился на улицу. Впереди меня бежал пограничник. Вдруг на площади Свободы разорвался снаряд. Вокруг засвистели осколки. Пограничник упал. Он был убит наповал. Снаряды густо падали на город. Рушились дома, гибли люди.

Война!..

Это был день, который круто повернул жизнь каждого. Что-то надо предпринимать…

До Жабинки добрался. Дальше идти нельзя — впереди немцы. Решил вернуться в Ковалево. Там жил мой тесть. Подхожу к мосту через Мухавец и вижу такую картину. Через мост идут колонны немецких автомашин. Одна машина застряла на обочине в песке. Гитлеровцы подгоняют к ней группу пленных, бьют наших людей прикладами, издеваются над ними. В душе закипела злоба, руки сами сжались в кулаки. «Ну, фашисты проклятые, — подумал я, — вы ответите за все!» Но как я буду мстить врагу, где это будет, — еще сам хорошенько не знал.

Фронт уходит все дальше. Фашисты ведут себя как хозяева, как завоеватели. «Неужто, — думаю, — так будет? Нет, не может быть!» И действительно, все шире пошли слухи о партизанах. Но как с ними установить связь? Стал искать верных людей. Скоро познакомился с ребятами из числа бывших военнопленных, которым разными путями удалось выскользнуть из фашистских лап. С ними в марте 1942 года и ушел в отряд Чернака. Комиссаром там оказался мой знакомый по Бресту Леонид Зеленин. Стал у него связным.

Время идет, и роль связного меня перестает удовлетворять. Молодой, здоровый, я чувствовал, что способен на большее! И случай подтолкнул. Прохожу как-то мост через Мухавец, что на дороге из Пугачево, а он стоит целехонек и… никем не охраняется. Родилась у меня идея: раз так, думаю, то и Суворовский мост не очень-то охраняется. Взорвать тот мост, а потом, пока не оправятся фашисты, этот.

Иду к комиссару. Так, мол, и так, побыл я в связных порядочно, хватит, иду на диверсии. А он мне:

— Диверсионную работу возглавляет Михаил Чернов, а связным к Сикорскому нужен опытный, да и чтоб не робкого десятка человек.

— Ладно, комиссар, пойду сам к Сикорскому, отпустит— все, не отпустит — похожу еще почтальоном.

— Связной — не почтальон, а важная боевая…

— Не надо агитации. Одно прошу — об идее с мостами никому… Ну, словом, сам хочу, давно руки чешутся.

Пошел к Сикорскому. Выслушал меня Сергей Иванович и сказал:

— Одобряю такое решение. Есть задор — с пользой для дела надо использовать.

— Спасибо за доверие, Сергей Иванович!

— Желаю успеха, «Колька-профессор». Так, кажется, тебя зовут? — пожал он мою руку, дружески улыбаясь.

— Да вот, прозвали ребята.

Вернулся в отряд. В напарники взял хлопца Ивана Донового по кличке «Молдаван». Отчаянный парень, на него можно было положиться.

Идем с Молдаваном разведать пути подхода к мостам, а на том, что не охраняется, посмотреть, где взрывчатку положить.

Ночь спустилась темная, густая. Но идем уверенно, правду говоря, привыкли ходить ночью. Вот уже и река заблестела в темноте тяжелым, свинцовым блеском. Вдруг — голоса. Остановились, прислушались. Наши! Подходим ближе — и точно наши: Николай Шаповалов, Владимир Василюк, Фома Вольский.

— Чего вы тут, хлопцы? — спрашиваю, делая вид, что не понимаю.

— Комиссар послал, мост взорвать.

— Ну, конечно, который не охраняется взорвать не больно много храбрости нужно, а везде потом охрана усилится.

— Приказ.

— Эх, приказ! — выругались мы с Молдаваном, а делать нечего, ушли. Ребята подожгли и взорвали мост.

Как теперь нам быть? Ломаем голову день-другой. И вдруг осенило!

— Слушай, Молдаван, — обращаюсь к своему другу, — фашист ночью усилил охрану Суворовского моста?

— Факт!

— Комендантский час с девяти?

— С девяти.

— А если после девяти попался — значит, партизан, расстрел на месте, так?

— Так. Да что ты ко мне пристал, — возмутился Молдаван, — будто сам не знаешь.

— Знаю, все знаю, а потому и говорю — мост мы взорвем днем.

— Тю-ю! Ты что, очумел, Профессор? — вытаращил на меня глаза Молдаван.

— А ты не удивляйся. Слушай внимательно, мы сделаем так… — И я рассказал другу свой замысел.

Немцы народ пунктуальный. После обеда — отдых, самое, если можно так сказать, спокойное время. А если это еще и воскресенье! С полудня на улицах народу мало. Мы с другом на повозке едем и думаем, как бы самим вместо моста не взлететь на воздух: груз в нашей повозке довольно деликатный — взрывчатка.

Улицы проехали, уже и переезд виден, и откуда ни возьмись — немцы.

— Тут обязательно обыскивать станут.

— Это точно, сворачивай в переулок.

Повернули в Пугачево. Железнодорожная линия, и опять немцы! Придется ехать прямо. На расстоянии почтительно снимаю фуражку:

— День добрый!

Немцы посмотрели подозрительно на повозку, но пропустили. Отъехали, облегченно вздохнули — пронесло!

Выезжаем с проселка на шоссе. Смотрим — сзади четверо немцев и с ними фрау. Ах черт! Нельзя же, чтобы они сзади были! Соскакиваю с повозки.

— Тпру, дьявол, — ругаюсь на ни в чем не повинную лошадь. Выпрягаю ее из повозки, выигрываю время. Вот уже все пятеро проходят мимо. О чем-то лопочут. Фрау игриво смеется. «Ну, — думаю, — этим не до нас». Прошли, не обратили внимания.

Вновь запрягаю, и едем дальше. Вот и мост. Солнце уже стало клониться к закату. На реке играют блики. А сердце в груди колотится, будто выскочить хочет. Смотрим — те пятеро, что обогнали нас, остановились на мосту, разговаривают с часовыми. Это нам на руку: не сразу обратят внимание! Жаль, стоят на середине первого от нас пролета.

— Ну, Ваня, — говорю своему другу, — или пан или пропал! Теперь бери коняку под уздцы, на мосту остановимся — распрягай. Скажу «готово!» — сразу за повозку и ко мне. Только не бежать, чтобы те, что на железнодорожном мосту, ничего не заподозрили.

— Да знаю, что ты мне жуешь, — недовольно буркнул Иван, напряженно глядя мимо немцев: нам, дескать, безразлично, что вы тут собрались.

Въезжаем на мост. Напарник — к лошади, стал возиться около нее, будто поправляет. Я тем временем зажег фитили. Зажег прямо в мешке, где взрывчатка. Потом мешок — на мост.

— Готово!

Ваня лошадь повернул поперек моста, а сам ко мне. Немцы что-то заподозрили.

— Хальт!

Но мы скорым шагом — вниз по дороге.

Впереди Молдаван, я сзади, пячусь лицом к мосту. Пистолет на боевом взводе в кармане. Вижу — немцы метнулись к повозке, к мешку. Увидели дымок фитилей и быстрей на другую сторону моста, к Бресту! А нам только это и нужно, — главное, чтоб тихо, чтоб стрельбу не открыли.

Проходим метров 150. Навстречу немец — винтовка на плече, на ней, как на палке, узел с бельем. Посмотрел на нас и в ужасе забормотал: «Фэрфлюхт, бандиты». И скорей от нас. Вторым встретился пьяный полицай. Едет на велосипеде, песни орет, а другой велосипед ведет в руках. Проехал. Третий был фашистский офицер с немкой под ручку. Этот тоже не обратил на нас внимания.

Идем дальше. И вот желанный, давно ожидаемый взрыв! Мы бросаемся в сторону, прячемся в картофлянике. Долго лежим, не шевелясь. Наконец стемнело. Благополучно уходим…

Больше месяца затратили гитлеровцы на восстановление моста. А мы тем временем все новые и новые взрывы устраивали. В Пугачеве немцы какой-то пост связи установили. Разведали мы все как следует, и в одну из ночей ликвидировали этот пост. Гитлеровцы сразу было усилили его, а потом вовсе убрались из Пугачева.

Не хватало взрывчатки. Стали добывать снаряды, они заменяли ее. В болоте недалеко от Радваничей нашли 8 снарядов, из них два — шрапнельных. В деревне Закий, в кузнице, осторожно сверлили в снарядах дырку, в нее вставлялся капсюль. Эти снаряды мы подложили под рельсы, а шрапнельные — направлением на мост. Снаряды взорвали поочередно. Немцы всполошились, думали, что наша артиллерия ведет откуда-то огонь. Большой пролет железной дороги надолго вышел из строя.

Большие ли, маленькие ли диверсии — все равно они наносили урон врагу. Но мне опять не давал покоя Суворовский мост. Он начал действовать. Во что бы то ни стало взорвать его, лишить фашистов важной дороги! Решено — сделано! Начинаю подготовку к операции. Раздобыли мину в 12 кг, снаряд на 22 кг и бензина 20 литров. На этот раз дневная операция не пройдет, нужно только ночью.

Но вот все готово. Ждем подходящей погоды. Скоро нам повезло — выдалась темная дождливая ночь. И мы пошли. Мы — это Алексей Егоров (по кличке «Скопской»), Жорка-«полицай» и я.

В деревне Пугачево решили взять помощника. Зашли к молодому Н.

— Одевайся, пойдешь с нами!

— Куда? Что вы, ребята.

— Хватит прятаться за юбку. Бери снаряд, понесешь. Не понесешь — пеняй на себя, — пригрозил я ему, берясь за кобуру пистолета.

Дрожа всем телом, Н. согласился нести снаряд. И всю дорогу он дрожал, но все-таки нес. Мы его поставили в середину группы. А ночь — настоящая партизанская, хоть глаз выколи. Укрывала нас темнота хорошо, но идти было трудно. Н. в темноте несколько раз спотыкался, чуть не ронял снаряд. Чудом удерживал его на руках. Но вот наконец трудности пути позади. Подошли к мосту. Теперь наступает самое главное — пробраться незамеченными. Осторожно поднялся на насыпь. Бросился в будку с намерением уничтожить часовых. Но… часовых нет. Дал сигнал своим.

Егоров быстро разлил бензин, Жорка приладил мину, я — снаряд.

— Готово, Профессор, — доложил Егоров.

— Готово! — шепотом сообщил Жорка.

— Теперь вниз, на другую сторону откоса!

Дождавшись, когда все скрылись, стал на колени, чтобы укрыться от ветра и дождя, зажечь спичку. Зажег. Бензин вспыхнул ярким пламенем, загорелись брюки. С железнодорожного моста застучал пулемет. Я упал. Покатился под откос. Не заметил, когда сбил пламя. Пополз к проволоке. Пулемет фашистский не дает подняться — бьет по шоссе. Хочет, чтобы мы ушли вправо, попали на мины.

Лежу, соображаю, как выбраться, и слышу разговор:

— Профессора нет. Может, ранен.

— Слушай, дай ты по этому фашисту, чтоб он там у своего пулемета захлебнулся.

Не успел я что-нибудь сообразить, как наши открыли огонь. И в самом деле, фашист замолчал. Немедленно воспользовался этим, присоединился к своим. Мы пересекли шоссе и по болоту ушли в направлении на Пугачево. Когда были уже далеко от моста, грохнул взрыв. На мгновение пламя озарило тяжелые, низко нависшие тучи, выхватило из тьмы мостовые фермы, деревья, кусты, и снова все погрузилось в черную, вязкую тьму.

На другой день разведка донесла — фермы моста рухнули в Мухавец. Гитлеровцы так и не смогли его восстановить.

На снимке: Суворовский мост в Бресте, взорванный диверсионной группой Н. Я. Щербакова.

Но, как говорится, аппетит приходит во время еды. Получаем задание взорвать бензоколонку. Началась подготовка — сбор взрывчатки, снарядов. Староста деревни Закий Девенчук (он поддерживал связь с партизанами) погрузил на три подводы картошку, а под ней — снаряды и взрывчатка. Привезли на квартиру к Андрею Цимбалюку по улице Широкой (теперь бульвар Шевченко). Заряжали мины на квартире у портного по ул. Куйбышева, потом у Цимбалюка.

К назначенному сроку вышел к бензоколонке, а подойти не могу — немцы ходят кругом. Вот уже условленное время на исходе, а я топчусь на месте, выглядываю из-за будки. Наконец немцы ушли. Подбегаю к колонке, наскоро прилаживаю снаряд. Торопливо поджигаю фитиль и убегаю. По пути снимаю шляпу, меняю на кепку, а сам прислушиваюсь, жду взрыва. Наконец грохнул мой снаряд, а пламени нет. Что такое? Потом мы узнаем, что взрывом было убито три немца, разворочена бензоколонка, но… цистерна не загорелась.

Не раз еще гремели наши взрывы в ночи. Не давали мы покоя гитлеровцам, горела у них под ногами наша священная белорусская земля.

Литературная запись С. Маслюкова.