Евгений Сокол. «Эх, гульбище, пьяное!»

Эх, гульбище, пьяное!

Сверканный пляс монист.

Улыбка обезьянья

Немого гармониста…

Тоска одинокая,

Гнетущая тоска, —

Прижитый до срока

Сверлящий зуд в висках.

Будь прокляты счастливые!

Будь проклята любовь!

Под всякой женской бровью

Извечная лживость.

Больное сердце чует

Начала и концы.

Поэт всегда колдует

И видит через границы.

Больное сердце тронь-ка, —

Порвется в момент, —

Визжи же гармоника,

Проклятый инструмент!

Всегда — одно и то-же.

Во всякой лживой сказке

Осклабленная рожа

Немого дурака.

И лжет ли он гармошки

Хрипучими слезами,

И лжет ли он мышиными

Безбровыми глазами,—

Один и тот же камень

Готовит в спину мне.

Все исходит, что посеяно,

Истлеет, что взросло.

Гудит обман песенный

В мозгу, как сверло.

Кабак как-будто тесен мне,

Дышать мне тяжело,—

Эх, если бы Есенина

В разгул занесло!

Больное сердце слышит

Больного сердца крик.

Гармошка, визжи же,

Кривляйся старик!

Эх, гульбище пьяное,

Тоска одиночества!

Кошмарные ночи

Залечут ли раны мне?

Или потихоньку

Уйти на чердак,

Пока визжит гармоника,

Кривляется дурак?

Все минет, все сгинет,

Все в памяти истлеет,

И медленно остынет,

Качаясь в петле.

Москва. 17 декабря 1925.