ЭПИЛОГ

После обеда нас встретил совершенно другой майор Сиротин. Он лучился добродушием и при этом был исполнен такой важности, будто совершал некое таинство. Майор сказал напутственное слово: мол, надеюсь, служба не прошла для вас даром, вы ее не забудете, и прочее, и прочее. При этом наши военные билеты он сжимал так, будто ему очень хотелось спрятать их в стол и заорать: «А теперь убирайтесь нести службу, негодяи!». Он, видимо, чувствовал, но осознать не мог, что сейчас на самом деле происходит таинство: майор отдает билеты – и мы ему больше не принадлежим.

Заканчивался ритуал пафосно: майор, крепко вцепившись в билет, интересовался, каковы планы товарища сержанта на гражданскую жизнь. Выслушав ответ, глубокомысленно кивал, пожимал сержанту руку и осчастливливал его «военником» с отметкой об увольнении в запас.

Олеги сказали, что продолжат учебу.

– А я буду работать в газете.

– Ну, это после института, – подсказал мне Сиротин.

– Я печатался и до института.

Сиротин захлопал глазенками. Мало кто из офицеров понимал, как это можно – работать в газете, не имея образования. Им-то погоны дали после училища, а я чем лучше? Начальник штаба, с которым я однажды разоткровенничался, посоветовал мне врать, да не завираться.

Зато мне верил Минотавр. Такой страшный, такой могучий, бешеный и… Такой по-детски беззащитный. Он верил.

Если я о чем и жалел, пожимая вялую руку Сиротина, так о том, что это не крепкая лапа Минотавра. Которого мне не увидеть больше никогда.

Выйдя из кабинета, я сунул «военник» в карман и направился вдаль по коридору.

– Ждем внизу! – сказал Большой.

Я, не оборачиваясь, кивнул и достал нож. Подошел к двери пятой комнаты. Присмотрелся. И нацарапал косой крестик точно на том месте, где он раньше был.

Не я его тут первым вырезал – не мне и закрашивать.

Мы с Олегами вышли из штаба, и я прямо у дверей рванул с шеи форменный галстук.

Армия кончилась.

* * *

Примерно за месяц до увольнения в запас я встретил у вещевых складов подполковника Миронова. Командир пушечного дивизиона, способного пару раз стрельнуть и уйти с огневой раньше, чем первый его снаряд поразит цель в пятидесяти километрах впереди – нес под мышкой газетный сверток, из которого торчали новенькие половые щетки. Миронов посмотрел на меня и вдруг сказал печально:

– Знаешь, парень, вот я целый подполковник, комдив и все такое. Но если бы мне двадцать лет назад объяснили, что я стану ходить со щетками и буду ответственным за туалет… Я бы сказал – ну его на хер, ребята!

Он знал, что мне на дембель уже скоро. А ему – нет.

Кажется, он мне завидовал.

А собственно, почему бы не сказать это сейчас? Да, прошло еще почти двадцать лет. Но такие слова никогда не вредно произнести вслух. Хотя бы как эпитафию нашей ББМ. И всем несчастным Вооруженным Силам СССР. И я скажу:

– Ну его на хер, ребята!

23 февраля 2007 года