Мама-папа

Пока я наблюдала за коллегами по сцене, каждый вечер срывающими с себя на сцене одежды, мама переключилась с писем на дневники. На дворе стоял 1969 год. Из девушки, которая наслаждается новизной своей любви к мужу и детям, она превратилась сначала в заботливую мать и типичную домохозяйку пятидесятых годов со всеми причитающимися к этому плюсами и минусами, а в шестидесятые – в зрелую женщину с порой непокорным нравом.

Заполняя дневники, мама училась искать ответы на мучившие ее вопросы. И как она находила на это время? Мама явно не писала на кухне, где она готовила бесконечные запеканки с тунцом и энчиладас с сыром, которыми каждый день объедалась вся семья, – она ни за что бы не положила свои дневники на столешницу, заставленную плошками с кукурузными хлопьями и пшеничными проростками. Когда же мама успевала писать? Не раньше, чем папа уходил на работу, а дети – в школу. Не раньше, чем ей удавалось выкроить из скромного бюджета крохи, необходимые на разные нужды всех членов семьи. Неужели у мамы оставалось свободное время после мытья посуды и стирки, разборки вещей, пересдачи экзамена на права и помощи Дорри с домашними заданиями? Сомневаюсь.

Вот у меня было свободное время – достаточно, чтобы написать эту книгу. И параллельно я успела поработать над авторской линией вещей для магазина “Все для ванны и спальни”, отредактировать книгу по современной архитектуре для “Риццоли Пабликейшенс” и сыграть в низкобюджетном фильме Ларри Касдана в Парк-сити в Юте.

Моя семья – я, Декстер и Дьюк – продолжает традиции Холлов и каждый вечер собирается за ужином. Но наши ужины совсем не похожи на застолья, проходившие в доме на Райт-стрит. Я, исполняющая роль мама-папы (как метко окрестил меня Дьюк), совсем не похожа на свою мать. В нашем доме во главе стола сижу я, по бокам от меня – Декстер и Дьюк. Иногда к нам присоединяются гости – Сандра Шэйдик (которую Дьюк прозвал “Санчо в кальсонах”) или Линдси Дуэйли, больше известная как “Ла-Ла”. Порой заглядывает Ронен Стромберг. Я люблю ужинать, но сама никогда не готовлю – за это у нас отвечает Дебби Дюран.

Во время ужина я, как Бог-отец (еще одно прозвище от Дьюка), начинаю перечислять хорошие и неприятные моменты прошедшего дня. В этот момент Дьюк обычно начинает корчить рожи. Я делаю вид, что ничего не замечаю, и продолжаю свои попытки увлечь семейство беседой, предлагая такие темы, как ежегодный отчет по состоянию худших пляжей в Южной Калифорнии.

– Ну, хотя бы пляж Санта-Моники на этот раз не хуже всех, – замечает Декстер.

– Верно, Декс, и то слава богу.

Во время этой вполне почтенной беседы Дьюк исподтишка дразнит Декстер – обычно прохаживаясь по поводу ее бесконечных влюбленностей в разных Максов, Мэтью, Тайлеров, Кори, Крисов Б. и Крисов Л. Декстер в ответ обзывает Дьюка “надоедливым тараканом” и закладывает его мне: оказывается, школьные брюки Дьюка забросил в душевую после тренировки в бассейне сам Дьюк, а вовсе не Сойер, как утверждалось ранее. Сандра просит Декстер “хоть на минутку оставить брата в покое”. В конце концов я кладу конец препирательствам, рявкнув что-нибудь вроде “хватит”.

Потом мы начинаем обсуждать вечеринку в честь дня рождения Декстер, и дискуссия на какое-то время приобретает благообразный характер. Декстер сообщает, что хочет видеть на праздничном столе жареные луковые кольца, куриные наггетсы, макароны, чизкейк из магазина и НИКАКИХ овощей. Со стола мы убираем все вместе. Декстер просит у меня айфон – я с неохотой отдаю ей телефон и начинаю рассуждать о трагической гибели Элизабет Эдвардс, цитируя газетный некролог о “расхождении между образом и реальностью”, но никто не обращает на меня никакого внимания. Сандра – самая шустрая из нас – быстро загружает всю посуду в машину, даже прежде, чем я успеваю донести пакет молока до холодильника.

У моей мамы свободное время появилось, только когда я уехала в Нью-Йорк, а Рэнди стал работать билетером в кинотеатре Санта-Аны. Дорри и Робин заканчивали школу, когда мама наконец села за стол и начала переносить свои мысли на бумагу. Лишь стоя на пороге нового десятилетия, мама наконец смогла найти свой голос.