Эпилог

Что же за человек был мессер Марко Поло, проживший столь богатую приключениями жизнь, тот Марко, который совершил такое далекое путешествие, участвовал в войне с генуэзцами, попал в плен, написал свою книгу, возвратился в Венецию, женился, породил детей и умер семидесяти лет? Как сказал Орландини, «la figura di quest’uomo rimasto assai enigmatico»[113].

Ни о его сложении, ни о внешности нам ничего не известно. Он не описан ни в одной книге, ни в одном документе, какие вышли из-под пера его современников. Но он благополучно перенес тяжкий караванный путь в Китай, в течение которого он целый год болел, затем долго жил в Восточной Азии, где приходилось сталкиваться с непривычной пищей и многими болезнями, приспособляться к разным климатам, преодолел изнурительное обратное плавание в Персию, когда немало его спутников погибло, выжил в генуэзской тюрьме, а потом не покладал рук еще в течение четверти века и умер в весьма преклонном по тем временам возрасте — все эти обстоятельства заставляют нас думать, что телом Марко Поло был в высшей степени крепок и кряжист. Кое-какие замечания, разбросанные в его книге, показывают, что Марко придерживался здорового и умеренного образа жизни, так отличавшегося от распущенности большинства его современников итальянцев. Встречающиеся в книге скупые фразы о себе самом — их, возможно, внес в книгу уже кто-то другой — убеждают, что он, видимо, был хорошо сложен и привлекателен, если не красив, лицом; во всяком случае, прочтя всю его книгу, приходишь к убеждению, что женщины различных рас считали его привлекательным. Сказать по этому поводу что-либо другое, кроме того, что мы сейчас констатировали, не имеется возможности, все существующие его портреты надо считать плодом чистейшего вымысла[114].

I. Марко Поло как человек

Располагая лишь немногими, рассмотренными в предыдущих главах, свидетельствами современников Марко Поло, писавших о нем, мы должны сделать попытку оценить Марко Поло как человека и описать его характер по его собственной книге — читая иногда, когда это допустимо, между строк, — а также по тем документам, какие сохранились в архивах Венеции и иных городов.

Характер венецианцев определялся как комбинация «ловкости и ума, лицемерия, терпеливости, настойчивости, алчности и неистощимой энергии». Можно сказать, что Марко обладал всеми этими качествами за исключением лицемерия, которое у него не проглядывает нигде.

Что он был умен и ловок, это явствует из всей его книги, но поскольку данное понятие имеет весьма широкий смысл, мы не будем на нем задерживаться. Терпеливость является одним из самых очевидных достоинств в характере Поло. Пристальное чтение одной только его книги показывает, что той горячности, которую при соприкосновении с людьми Востока обычно проявляли во вред своим делам люди Запада, у него отнюдь не было. В юности, вероятно, и он отличался порывистостью, упрямством и нетерпением. Однако свое долгое, трехлетнее путешествие он совершил в обществе двух человек, которые были гораздо старше и мудрее его, он ехал вместе с людьми Востока, для которых, как и для нынешних их потомков, время почти ничего не значит. Семнадцать лет жизни среди китайцев — самого терпеливого народа из всех народов — и испытания обратного пути еще больше научили Марко терпению. К тому времени, когда ему перевалило за сорок и он взялся за работу над книгой, он прошел уже огонь и воду и был поистине закаленным человеком; нигде он, насколько можно судить, не поддавался раздражению, не выходил из себя, даже не гневался. Надо также иметь в виду, что он писал свою книгу как серию воспоминаний о тех народах и землях, какие ему довелось видеть, и в ней проявились прежде всего объективные, бесстрастные взгляды и оценки автора, а не какие-то чисто личные его эмоции.

Рука об руку с терпеливостью идет настойчивость — и Марко доказал ее во всех своих делах, даже на пороге смерти. Благодаря своей неистощимой энергии он завоевал дружбу великого хана, и каждая строка, которая написана им или о нем, рисует его как человека, добивающегося своей цели с бульдожьим упорством, как человека безграничной умственной и физической энергии.

Жажда наживы у мессера Марко — это, увы, типичная черта венецианцев той эпохи. И хотя в книге Марко эта черта не дает себя знать слишком резко, нам все же ясно, что быстрые глаза путешественника, где бы он ни оказался, всегда и всюду шарили и искали возможности продать и купить, возможности загрести барыш. Его жадность к земным благам не могло, по-видимому, насытить и наследство, доставшееся от отца, дяди и брата, а способы, посредством которых он преследовал задолжавших ему родственников и чужих людей, бросают тень на всю его натуру, вообще очень прямую, мужественную и достойную. Вполне возможно, что горькое чувство разочарования, которое он испытал, оказавшись после многолетних вольных странствий по всему Востоку прикованным к Венеции, а также то враждебное недоверие, с которым встретили его рассказы и его книгу, ожесточили Марко, заставив его искать забвения в делах и пробудив в нем скряжничество и жадность, дремавшие во время его прежней деятельной жизни.

Мужество Марко неоспоримо. Хотя на пути в Китай он болел в течение целого года, мы узнаем об этом по одной лишь косвенной фразе. За свое долгое пребывание на Востоке и во время тяжкого пути на родину он преодолел бесчисленное множество затруднений, но не обмолвился о них ни словом, сообщив только, что по дороге из Китая в Венецию из шестисот спутников в живых осталось восемнадцать. Какую сагу рассказал бы почти всякий путешественник об одном только этом маршруте — тут можно бы живописать и свои приключения, и самоотверженность, и упорство. Марко встретился с большими трудностями в Трапезунде, но сведения об этом нам удалось разыскать только в семейном завещании. Он попал в плен в битве с генуэзцами. Какое можно было бы дать чудесное вступление к книге, описав эту битву! А он лишь указывает, что написал свою книгу, будучи пленником в Генуе, чтобы избавиться от безделья и доставить удовольствие читателям.

Марко был человеком весьма тактичным. Если взять его книгу, то мы увидим, насколько тактично вел себя Марко с ханом и невольником, купцом и вельможей. Всегда он знал в точности, что и когда нужно сказать и когда надо не подавать голоса.

Некоторые комментаторы, требуя от автора все, что им вздумается, упрекают мессера Марко в отсутствии юмора. Иногда Марко пересказывает слышанные им от других истории самого невероятного свойства, сохраняя серьезнейшую мину. Но временами у него явственно чувствуется и ирония — рассказывает ли он о добродетельном башмачнике или передает нелепые подробности о случке слонов, — и таких мест в книге множество. Правда, когда Марко описывает Россию и русские попойки[115], его юмор приобретает раблезианский характер. Но как ошибаются те, кто считает, что у мессера Марко не было чувства юмора!

Касательно религии Марко был для своего времени человеком исключительно широких взглядов Как и каждый европеец в ту пору, он верил в любые чудеса, сколь бы они ни были необыкновенны; без всяких комментариев, как реальный факт, он рассказывает нам не одну историю о чудесах, творимых святыми и подвижниками. Однако он не проявлял никакого ханжества и никакой нетерпимости к людям, верования которых были иные, чем его верования. Если мы попытаемся подойти к нему с точки зрения европейца тринадцатого столетия, то мы увидим, что в своих спокойных и здравых суждениях о чужой вере Марко шел далеко впереди своего века. С каким великодушием рассказал он, при всех своих фактических ошибках, о жизни и деяниях Будды — даже в наши времена немного найдется путешественников столь веротерпимых, чтобы сказать вместе с Марко: «будь он [Будда] христианин, то стал бы великим святым у господа нашего Иисуса Христа».

Пространные описания азиатских пиров, снеди, вин и всей прочей роскоши, какую Марко видел в своих странствиях, убеждают нас, что у него был вкус и любовь к благам земной жизни, хотя он, видимо, проявлял умеренность в наслаждении ими. Иногда в нем проглядывает излишняя щепетильность, но совершенно ясно, что женщины его интересовали чрезвычайно — столько у него острых, проникновенных, временами забавных замечаний о них. Марко был молод, а те нравы, которые он наблюдал мальчишкой в Венеции, вряд ли толкали его на путь отшельника и аскета. Двадцать пять лет прожил он на чужбине, среди чужих народов, жениться на женщине своей расы у него не было возможности. Но всюду, какую страницу его книги ни возьми, он выступает перед нами как глубоко порядочный человек — он много знает, много пережил и видел, но когда речь заходит о его интимных делах, он проявляет чрезвычайную сдержанность.

Удивительный парадокс: Марко скромен, даже застенчив, когда речь идет о его личных делах, мало говорит о пережитых трудностях и опасностях, но в своем повествовании он эгоистично отодвигает на задний план и отца и дядю. Мы видим их только во вступительных главах, затем они почти исчезают, смутно выступая, как тени, разве лишь для контраста к яркой фигуре самого автора. Нигде венецианец не высказал им благородной признательности, не оценил их по справедливости. А ведь они являются истинными героями всей эпопеи Они совершили первое путешествие и подготовили второе. Путь Марко был уже расчищен и облегчен. Хубилай принял его с распростертыми объятиями только потому, что он был сыном Никколо; даже редкие упоминания имени отца и дяди в повести Марко свидетельствуют, что, живя столь долго при дворе великого хана, они играли во всех событиях отнюдь не последнюю роль. Скорей всего, именно Никколо и его брат задумали и осуществили тот хитроумный план, который дал им возможность выбраться из Катая в Персию. Даже возвратившись в Венецию, Марко жил и трудился вместе со стариками. Но в своей книге он отнюдь не воздал им должного за все то, что они сделали ему в жизни.

Чтобы найти всему этому объяснение, неизбежно приходится признать, что Марко проявил в данном случае странную форму эгоизма, не связанную, однако, с личным тщеславием. Марксу хотел, чтобы вся повесть принадлежала ему, чтобы вся катайская эпопея была его собственностью, — создавая книгу, на авансцене он вывел свою собственную персону, сосредоточив на ней самый яркий свет, за счет лиц, игравших даже более важную роль, но оттесненных в темноту, к кулисам.

То на одной странице книги, то на другой Марко обнаруживает мелочные черты своего характера. Такова рассказанная им история с потерянным кольцом, которое он разыскал с помощью жрицы из китайского храма; Марко получил свое кольцо, но с гордостью заявляет, что он не сделал никаких приношений в благодарность. Можно допустить, что он таким образом старается уверить читателя в чистоте своей христианской веры. Но так как Марко просил помощи у китайской жрицы и получил кольцо назад, скорее надо полагать, что он невольно выявил здесь, хотя речь шла и о пустячной сумме, свою мелочность и скупость, которая дала себя знать так резко в его поведении уже позднее, в Венеции.

Надо думать, что именно эта черта характера Марко приводила к ссорам и судебным разбирательствам, о которых нам рассказывают судебные документы. Он, конечно, был сутяга и не щадил даже ближайших родственников, если считал, что его права нарушаются или что должники ему не платят, пусть это будет сущая мелочь. Марко рисуется нам человеком, который не упустит ни барыша, ни наследства, если оно плывет ему в руки, и иметь с ним дело или отстаивать перед ним свои права было чрезвычайно трудно. Хотя дошедшие до нас скудные сведения говорят, что Марко был справедливым, честным и ласковым мужем и отцом, все же ясно, сколь ой был суров, когда речь заходила о делах.

Дополнительные документы, если они будут найдены, возможно, откроют какие-то новые привлекательные стороны натуры Марко, но все, чем мы располагаем ныне, свидетельствует, что в последний период своей жизни в Венеции это был придирчивый, алчный человек. Ведя свои дела, он бестрепетно настаивал на букве закона и не в силах был понять права, понять затруднения или несчастные обстоятельства тех, кто перешел ему дорогу, пусть это были люди одной с ним крови. Если с ними стряслась беда, то тем хуже для них. Он тут не виновен. Даже сам Шейлок никогда не был столь требователен и жесток, как этот удивительный венецианский купец[116].

Трудно примирить неумолимую суровость и упрямство старика Марко с тем юношеским образом, который рисуется в его книге. Или Рустичелло, готовя текст книги, «подрумянил» мессера Марко и истинный Марко есть тот, каким мы его видим в старости, или, как указывалось выше, глубокие перемены в судьбе Марко и его жизнь по возвращении в Венецию так покоробили и опустошили его душу, что из нее уже нельзя было высечь ни искры человеческой доброты.

В такой перемене нет ничего невероятного. За двадцать шесть лет скитаний и жизни в стране великого хана Марко крепко проникся духом Востока. Разве мог он, когда ему уже перевалило за сорок, приспособиться к новым условиям, к новой атмосфере без чрезвычайно острых, болезненных душевных и иных переживаний и перемен? Современная психология признает, что такие переживания глубоко воздействуют как на отдельную личность, так и на целые группы людей. Мы должны учитывать это и, разбирая холодные, бесстрастные фразы старинных документов, пролежавших в пыльных архивах Венеции шесть столетий с лишним, не столь строго судить Марко Поло за изъяны его характера.

Интеллект великого путешественника завоевывает высочайшую оценку и уважение у любого серьезного исследователя, изучающего жизнь Марко и его книгу. Надо помнить, что Марко не был человеком науки и что упрекать его за это нельзя. Да и как бы ему сделаться ученым? Если у него и была возможность получить образование — где, чему и сколько он учился, мы не знаем, — приобрести настоящую научную подготовку он все же был бы не в силах. Тот век, когда Птолемей олицетворял всю географию, а Аристотель был высшим авторитетом в области мысли, век, когда строение вселенной представляли по Данте, а на «Сокровище» Брунетто Латини[117] смотрели как на одну из лучших энциклопедий, век, когда все сведения о природе черпали из таких сочинений, как анонимное «L’image du Monde» и «De naturis rerum» Венсана де Бовэ[118], — такой век едва ли мог породить человека, подготовленного к научным исследованиям и наблюдениям и к фиксации их. Вопреки голословным придиркам различных издателей, следует считать истинным чудом, что Марко создал столь ясную и столь научную книгу, каковой она лежит перед нами.

Это был проворный, острый и точный наблюдатель фактов, преимущественно тех, которые имеют практическое применение в жизни. Он обладал по природе своей темпераментом и духом великого исследователя. Не выпячивая маловажного, избегая назойливости в изложении предмета, он извлекает все ценное из того, что наблюдает, и излагает свои выводы ясно, сжато, доступно. Человек неученый, необразованный, накопивший все свои знания главным образом в путешествиях, в живом опыте, он снова и снова проявляет удивительно логичное понимание предмета и умение отделить истинное от ложного. В тех случаях, когда он излагает материал, дошедший к нему по слухам, он часто — подчас наивно — впадает в ошибку, но если речь идет о сведениях, которые он получил путем личного опыта или наблюдения, то современные исследования и проверки показывают, что это был правдивый и осторожный писатель. Учился он быстро, знания усваивал прочно, забывал мало.

Некоторые издатели порицали Марко за многословие и «надоедливые повторения». И вновь надо сказать, что эти критики неправомерно смотрят на книгу Марко глазами человека нашей эпохи. Общепринятый стиль прозы во времена Марко — стиль многословный, напыщенный, изобилующий повторениями. Сказать по правде, в книге Марко этих излишеств сравнительно мало. Да и их можно объяснить прежде всего тем обстоятельством, что книгу писал, вероятно, не мессер Марко, а профессиональный сочинитель романов. Естественно, что этот книжник прибег к цветистому стилю прозы тринадцатого века. Более того, книга Марко, как об этом специально сказано в прологе, задумана в равной мере и для чтения вслух и для кабинетного чтения про себя. А при чтении вслух повторения чтецу и слушателям не мешали, а скорее помогали.

Марко обвиняли также в том, что он чересчур пристрастен к описаниям пышных празднеств и церемоний. Ради истины надо заметить, что пышные празднества и церемонии, шествия и разные зрелища были в средние века одним из главных удовольствий. Да Канале, Фруассар и иные хронисты той поры описывали их множество раз и самым подробным образом. Вполне возможно, что и Марко любил пышные празднества, несомненно также, что в данном случае оставило свой след писательское перо Рустичелло. Эти рассказы о битвах и пирах помимо прочего дают возможность читателю передохнуть — книга велика, все время в ней описываются разные местности и путешествия, — и благодаря таким рассказам мы нередко узнаем драгоценные детали из быта той эпохи.

Упрекали мессера Марко и в недооценке искусства и литературы. Но нельзя спрашивать с него больше, чем он мог дать. Он возвратился в Венецию, привезя нам множество богатств, он был переполнен ими до краев, и мы проявили бы черную неблагодарность, вменив ему в вину то обстоятельство, что он и вправду не был настоящим знатоком искусства или любителем литературы тех стран, где он путешествовал и жил. Несправедливость подобных критиков и комментаторов может понять только тот, кто всю жизнь изучает литературу и искусство Дальнего Востока.

Надо признать, что Марко не всегда умеет определить, действительно ли важна тема его рассказа. Почти без остановки, не переводя дыхания, он повествует о проститутках Ханбалыка и о выпуске бумажных денег; в единственную главу, посвященную Занзибару, он вместил описание жирафа, слона, льва, негров и их одежды (или отсутствия таковой), природных богатств острова и безобразной внешности негритянок. И тем не менее именно это отсутствие научного подхода, как бы это ни было чуждо нашим современным литературным правилам и чувству пропорции, позволило Марко включить в свою книгу массу бесценных сведений, которые иначе были бы навсегда потеряны.

Это правда, что, как бы ни был пропитан Марко духом Востока, он, по-видимому, не мог усвоить великих философских концепций тех восточных народов, среди которых так долго жил. Он не упоминает ни конфуцианства, ни даосизма. Но из бесчисленного множества чужеземных путешественников, посетивших Китай после Марко и подолгу там живших, понять и усвоить эти философские концепции без предварительного или последующего изучения и подготовки оказались способными очень немногие. Даже в наши дни большинство интеллигентных мужчин и женщин, лучшие свои годы проживших в Китае, возвращаются на Запад с самым ничтожным запасом знаний как об этических и религиозных системах китайцев, так и об их обрядах. Марко сочетал в себе купца, администратора, путешественника, исследователя и писателя; он жил в те времена, когда никаких подлинных материалов о Востоке не существовало ни на одном европейском языке; даже умей Марко читать, в данном случае это едва ли помогло бы ему. Мы убеждаемся лишний раз, что оценивать фигуру Марко надо с точки зрения тогдашней эпохи и ни на минуту не упуская из виду его биографию.

Марко очаровывал людей Востока своим обаянием, тактом, способностями и приятным обращением. Возвратившись в Европу, он теми же своими качествами очаровывал земляков-венецианцев и товарищей по генуэзской тюрьме. С тех пор как появилась его книга, она очаровывала, забавляла и воспитывала миллионы читателей в каждом поколении. По своей простоте и откровенности, по богатству материала — тут и антропология, и география, и история, и торговое дело — это настоящая сокровищница фактов и повествований, единственная в своем роде. Она, по-видимому, навсегда удержит свое место в библиотеках человечества как величайшая из всех книг, когда-либо написанных о путешествиях, а автор ее, со всеми его слабостями и грехами, неизменно будет любим и как человек и как творец того бесценного дара, создать который его побудила тюремная скука в Генуе.

II. Могила Марко Поло

Любопытно, что смерть Марко Поло прошла, по-видимому, совершенно незамеченной его земляками-венецианцами. Казалось бы, что кончина столь выдающегося гражданина Венеции, автора книги, широко известной уже при его жизни, должна была вызвать какой-то отзвук, какие-то записи или замечания тогдашних хронистов. Однако подобных материалов до сих пор не найдено.

Самое раннее из известных нам свидетельств о месте погребения Марко заключено в его собственном завещании: он выражал желание, чтобы его похоронили в церкви Сан-Лоренцо, где покоился его отец. Сомневаться в том, что здесь он и был похоронен, нет оснований. Существует еще завещание дочери Марко — Мореты, датированное 1 мая 1348 года. Морета оставила такое распоряжение: «Я завещаю женскому монастырю Сан-Лоренцо, где я желаю быть похороненной в гробнице моих родителей, двадцать сольдо». Можно, следовательно, вне всяких сомнений считать, что не только господин Марко, но и его жена Доната в самом деле были похоронены при той самой церкви, где, по желанию путешественника, должны были покоиться его кости.

Рамузио говорит нам, что в его время еще стояла в Сан-Лоренцо большая гробница мессера Никколо, отца Марко, но о могиле самого Марко он не упоминает. Тем не менее можно полагать, что сын тогда покоился тут же. Упоминание о могиле Поло мы находим затем в замечательном труде Франческо Сансовино «Venetia citta nobilissima et singolare»[119], вышедшем в 1581 году в Венеции. Описывая церковь Сан-Лоренцо, автор замечает: «Под портиком (angiporto) похоронен тот Марко Поло, по прозванию Мильоне, который описал путешествия по новому свету и который первый, прежде Христофора Колумба, открывал новые страны...» Хотя Сансовино чуть-чуть спутал Восточную Азию с Америкой, его сведения о месте погребения Марко Поло вопросов не вызывают.

В музее Коррер в Венеции хранится рукопись под названием «Compendio dell’origine e progresso del monasterio illmo di San-Lorenzo»[120]. Она составлена в 1685 году Томазо Фугаццони, позднее в ней делали добавления другие авторы. В этой рукописи говорится, что в 1580 году церковь Сан-Лоренцо, в то время «ветхую и развалившуюся», начали ремонтировать и что работа «была закончена самым торжественным образом в 1592 году». Далее Фугаццони указывает, что «в середине портика было место погребения прославленного Марко Поло, знатного венецианца». Церковь же «была обновлена с самого фундамента и перестроена в благородной и обширной форме». Эта перестройка, в результате которой церковь изменила свои очертания, возможно, вызвала переделку пола церкви или портика — последний был на две ступени выше пола древней церкви, построенной дожем Анджело Партичипацио еще в 809 году. Фугаццони говорит, что в середине было [era] место погребения Марко. Это, по-видимому, означает, что к тому времени гробница Марко уже исчезла. В течение последующих столетий в разных частях церкви производилось много перестроек и ремонтных работ.

В записи о похоронах в Сан-Лоренцо и Сан-Себастьяно (пристроенная позднее к церкви часовня), относящейся к 1718 году, значится: «в церкви [часовне] Сан-Себастьяно… у подножья указанного алтаря, место погребения прославленного и знатного венецианца Марко Поло Коломбо Мильоне» (откуда взялось это «Коломбо»?). Такая запись указывает, по-видимому, что в 1718 году гробница или могила великого путешественника была известна и даже, возможно, была как-то отмечена.

В 1765 году в Венеции появилась очень интересная книга, иллюстрированная многочисленными гравюрами. Она называется: «Просвещенный иностранец о редчайших и любопытнейших древних и новых достопримечательностях города Венеции и окружающих ее островов»; написал ее Джамбаттиста Альбрицци. Автор этого курьезного путеводителя описывает церковь Сан-Лоренцо, какой он ее знал. Он называет также и часовню Сан-Себастьяно, отмечая, что там находилось «три алтаря необыкновенной работы... Здесь похоронен Марко Поло, прозванный Мильоне, столь хорошо известный и знаменитый своим открытием новых стран раньше Христофора Колумба». Ссылаясь на заслуги Марко, Альбрицци явно следует заметке Сансовино, но он употребил выражение ? sepolto (погребенный). Возникает вопрос: существовала ли и была ли отмечена гробница или могила Марко Поло в 1765 году? Мы не знаем.

В своем фундаментальном и весьма ценном труде «Венецианские надписи» (1827) Чигонья обозревает историю церкви Сан-Лоренцо, описывая всякие перемены, всякий ущерб, который ей был нанесен, так же как и многочисленные перестройки. Исчезновение важнейших надписей и надгробий очень беспокоило Чигонью. Он пишет:

Что касается надписей, то указанные перестройки и украшения привели к исчезновению многих из них, в том числе чрезвычайно ценных... Среди прочих утраченных памятников был и памятник Поло, прославленных венецианских путешественников XIII века, чья гробница вместе со многими другими находилась в портике старой церкви, в том [портике], который был построен после пожара 1105 года.

В подстрочном примечании Чигонья ссылается на некоторые надписи, которые были разысканы, но добавляет, что «надписи семейств Поло, Скьявети, Джустиниани, Базадонна, Фоскарини и Бьонди еще не найдены». Так к 1828 году исчезли могилы Марко и его близких — отца, жены, дочери Мореты, и не осталось никаких надгробных надписей, указывавших, где они похоронены.

Опубликован отчет и о сравнительно недавних исследованиях и раскопках в церкви Сан-Лоренцо. В результате этих раскопок — последние из них были произведены в 1924 году — руководитель работ пришел к твердому убеждению, что надежды обнаружить останки Марко Поло, чтобы захоронить их вновь, уже нет. Он считает, что во время перестройки церкви кости были выкопаны и брошены в общую могилу вместе с костями умерших от чумы и т.д.; кроме того, когда часть церкви при перестройке была снесена, много вырытых костей пошло как материал при возведении фундамента новой церкви[121].

Автор данной книги летом 1938 года имел случай еще раз осмотреть те места Венеции, которые связаны с семейством Поло. Церковь Сан-Лоренцо представляла собой тогда полуразрушенный остов — крыши местами не было, стены ободраны и изранены, пол всюду разрушен и выворочен — почти ни одного надгробного камня не было на месте. Во всем здании фактически не осталось ничего такого, что говорило бы, что в прошлом это был храм. Невозможно было разыскать ни одного священника; когда же, после многократного дерганья заржавелого звонка, появился со своими ключами старый ключарь, он признался, что о могиле Марко Поло ему ничего неведомо. Единственно, что он мог сказать, так это то, что, по старинным преданиям, «могила была тут, направо от двери, а на ней были голуби». «Голуби», быть может, означают тех трех галок в гербе Поло, о которых говорит Джамбаттиста Рамузио в своем предисловии к книге мессера Марко.

Таким образом, истинное место погребения Марко Поло ныне неизвестно. Та церковь, где он просил себя похоронить рядом с отцом, была перестроена до неузнаваемости и теперь превратилась в развалины. Возможно, что где-то под разрушенным полом церкви Сан-Лоренцо поныне стоит гроб с костями великого путешественника. И, может быть, гордая Венеция, до сих пор относившаяся к деяниям своего величайшего сына почти равнодушно, когда-нибудь поставит ему такой памятник, какого он заслуживает.

III. Семейство мессера Марко

Недавно было обнаружено несколько документов, которые проливают новый свет на семейство Марко Поло, — эти документы веками лежали в пыльных архивах Венеции и их никто не брал в руки. Сведений там немного, но они интересны.

Имя донны Донаты Бадоэр Поло, вдовы Марко, впервые встречается в венецианских судебных документах от 24 июня 1325 года — в этом документе она и три ее дочери передают Марко Брагадину, мужу Фантины, имущество, ранее принадлежавшее мессеру Марко.

Раздоры в семействе Поло, очевидно, не утихали и после смерти Марко — следующий судебный документ рисует ею вдову Донату в очень непривлекательном свете. При каких-то неясных для нас обстоятельствах ей были переданы на хранение два мешка венецианских гроссов, стоимостью в 1500 долларов; мешки были завязаны и опечатаны [legati et bullati] и спрятаны в опечатанном ящике. Когда ее зять Бертуччо Кверини, муж Беллелы, взял деньги и пересчитал, то их оказалось лишь на 850 долларов. Отношения между тещей и зятем были, видимо, очень враждебны. Кверини заставил тещу предстать перед Советом сорока и обвинил ее в присвоении денег «non bono modo» — нечестным образом. Совет признал Донату виновной, приказал, чтобы она возвратила деньги, и оштрафовал ее на 187 долларов 50 центов. Можно представить, какой был мир и дружба у Кверини и его тещи!

Доната фигурирует еще в одном документе — от 12 июля 1333 года,— согласно которому она и ее дочери вводятся во владение имуществом мессера Марко, ее покойного мужа. Почтенная донна умерла между 12 июля 1333 года и 4 марта 1336 года — дата смерти пока неизвестна, но именно 4 марта 1336 года о ней говорится как о «покойной вдове Марко Поло из sestiere (квартала) Сан-Джованни Кризостомо».

Когда именно родились и умерли три дочери путешественника, мы не знаем, но кое-какие сведения о них имеются в венецианских документах, так как Поло и перед открытым судом и в других судебных учреждениях появлялись очень часто.

Из трех дочерей Марко и Донаты первая дочь, Фантина, прожила дольше всех. Замуж она вышла до 1318 года за Марко Брагадина, который, очевидно, пользовался особым доверием тестя. В судебных документах, связанных с семейством Поло, имя Фантины встречается не раз. По наиболее интересному такому документу — от 11 января 1337 года — она передала домашний скарб покойной матери своей сестре Морете. Здесь упоминаются и те три кровати со всеми принадлежностями, которые сам мессер Марко считал такой ценностью, что в своем завещании оговорил их передачу супруге. Видимо, эти три кровати особо ценились как фамильное достояние.

1 мая 1348 года Фантина Брагадин появляется вновь, на этот раз как наследница сестры Мореты. К 28 мая 1361 года Фантина овдовела, ибо в этот день она предстает перед судом прокураторов как relicta nobilis viri Marci Bragadin[122], который, кажется, умер на Крите.

Пространное решение прокураторов святого Марка от 4 августа 1362 года свидетельствует о том, что ссоры в семействе Поло отнюдь не кончились. Решение это касается тяжбы о каком-то имуществе, которое, как утверждала Фантина, принадлежало ей по наследству от отца мессера Марко и которое, заявляла она, ее покойный муж забрал у нее «frandulenter malo modo et violenter»[123], против ее воли и согласия.

Имя Фантины вновь занесено в судебном решении от 5 сентября 1362 года; Фантина требовала передать ей имущество, доставшееся Марко по наследству от дяди Маффео. Решение прокураторов по данному делу представляет собой наиболее ценный документ из всех документов о семействе Поло, какие в последнее время были найдены. Вслед за несколькими страницами, где перечислялись те наследственные вещи и предметы, о которых шел спор, там имеется строка, точно фиксирующая, после шестисот лет неопределенности, дату смерти господина Марко: «In note de Dio 1323 die 8 zener mori miser Marco Polo»[124].

28 августа 1375 года было составлено завещание вдовы Фантины Поло Брагадин. И, наконец, среди бумаг «больниц и богоугодных заведений» находится закладная, датированная 18 декабря 1385 года, по которой «Катеручча Брагадин [дочь] покойной Фантины Поло» продает часть материнского наследства. Таким образом, Фантина пережила своего отца не менее чем на пятьдесят лет и скончалась между 28 августа 1375 года и 18 декабря 1385 года.

Беллела Поло, как и Фантина, вышла замуж еще при жизни господина Марко. Мужем ее был некий Бертуччо Кверини. Своего отца она пережила не намного. В документе от 24 июня 1325 года она упоминается еще как живая. Она скончалась, не оставив детей, до 16 октября 1326 года: в этот день Большой совет отменил ее завещание на том основании, что она составила его, будучи не в здравом уме [non erat sane mentis]. Здесь можно отметить, что именно ее муж, через два года после кончины жены, пожаловался в суд на тещу за то, что она похитила деньги из двух доверенных ей мешков.

Морета, о приданом которой Марко позаботился в своем завещании, оставалась незамужней еще в начале 1326 года. Это зафиксировано в одном судебном документе, который, по счастью, сохранился, — он рисует быт Венеции той поры. Некий Дзанино Гриони напал на Морету Поло на площади Сан-Витале и, не ограничившись оскорбительными словами и жестами [verbis injuriosis et factis], избил ее. Причина нападения неизвестна. Но, надо думать, это был серьезный случай, ибо 26 февраля 1326 года Совет сорока признал Гриони виновным и приговорил его к двум месяцам тюремного заключения. Правосудие вершилось весьма быстро — заключительная фраза в документе гласит: «в тот же день, до обеда, указанный Дзанино Гриони был арестован и взят под стражу».

Мы не знаем, когда именно, но уже после этой истории Морета вышла замуж за Рануччо Дольфина. В документе от 4 марта 1336 года о нем говорится как о живом, но в боле позднем документе, от сентября 1337 года, Морета уже фигурирует как его «relicta», или вдова. Очевидно, семейные склоки разгорелись и тут: 12 сентября 1337 года Морета и некий Бальдовино Дольфин просили «во имя мира и избавления от скандалов» судейского вмешательства. 29 июня вышло постановление о передаче Морете имущества ее мужа. Но дело, очевидно, тянулось еще несколько лет, так как последний документ обо всем этом датирован 19 декабря 1341 года. Морету не обескуражила ни утрата близких людей, ни суды — она вновь вышла замуж — за Томасо Градениго. Об этом браке мы узнаем из завещания Мореты, датированного 1 мая 1348 года, где о ней говорится как о жене Градениго и где ее душеприказчицей назначена сестра Фантина. День смерти Мореты неизвестен. Но умерла она до 28 августа 1375 года, ибо в завещании Фантины, помеченном этим числом, отпущены деньги на помин души Мореты. Несмотря на двукратное замужество, Морета Поло умерла бездетной.

В отличие от своих сестер, Фантина породила многочисленное потомство — четырех сыновей и двух дочерей. Два сына — Дзанини и Николето — умерли неженатыми до 1375 года, Стеффано женился на Магдалудзе Контарени и прижил с ней двух дочерей, Катеруччу и Магдалучу; обе они умерли незамужними. Сам Стеффано умер до 1375 года: в этом году его мать завещала деньги на помин его души, как и на помин души двух его братьев. Другой сын, Пьетро, женился на Рудзинелле (фамилия ее неизвестна) и в 1403 году был еще жив. У него был сын Марко, который умер, видимо, неженатым неизвестно когда. Из дочерей Фантины Мария вышла замуж за Марчелло (фамилия неизвестна) до 1 мая 1348 года. Она была жива еще в 1375 году и оставила двух сыновей, Франческо и Фантино, которые умерли, вероятно, неженатыми. Вторая дочь, Катеручча, вышла замуж за человека, имя которого до нас не дошло. От него она, видимо, родила сына Андриоло (хотя имя написано неразборчиво), который получил в наследство сорок сольдо в гроссах на обзаведение в том случае, если он станет священником. Сведений о дальнейшей судьбе Андриоло не имеется. Имя Катеруччи фигурирует в самом позднем из найденных документов о потомках Поло. 18 декабря 1385 года она продала свою долю наследства, полученную от своей матери, некоему Фантино Марчелло ди Сант-Анджело.

Таким образом, линия прямых потомков господина Марко Поло и донны Донаты Бадоэр Поло оборвалась в третьем поколении и, по выражению Рамузио, «как только обстоятельства и превратности человеческих судеб привели ее к этому, она бесследно исчезла». В результате те богатства, которые венецианский путешественник до старости наживал такими трудами, были рассеяны и размотаны, и в конце концов все перешло в чужие руки.

IV. «Мильоне» и значение этого прозвища

Как появилось прозвище «Мильоне» («Il Millione»), приставшее к Марко Поло и его книге, — твердо сказать нельзя. Якопо д’Аккви, современник Марко Поло, в своем сочинении именует Марко Поло так: «господин Марко Поло Венецианец, которого называют Millonus (или Milionus), что означает сумму в тысячу тысяч лир, и так его зовут в Венеции». Говоря о книге Марко, Рамузио в своем «Предисловии» (1557) пишет:

Поскольку он постоянно и все чаще и чаще рассказывал о великолепии великого хана и о том, что ежегодный доход хана исчисляется от десяти до пятнадцати миллионов золотом, а также рассказывал о богатствах тех стран, все время употребляя слово «миллионы», то ему дали прозвище мессер Марко Миллиони; я видел, что так записывали его имя в книгах республики, когда заходила о нем речь, и двор его дома с тех пор и поныне обыкновенно называют Двор Миллиони.

Когда мессер Марко выступал поручителем контрабандиста Боночо из Местре, он был записан как «Марко Поло Миллион». Это было в 1305 году, почти за двадцать лет до смерти Поло. В составленных по латыни судебных документах, касавшихся дочери Марко Фантины, — документы датированы 5 сентября 1362 года — путешественник назван «Маркус Поло Миллион». Сансовино, писавший в 1581 году, говорит, что «возвратившись на родину богатым, он [Марко Поло] получил прозвище Мильоне благодаря тем богатствам, которые привез». Чигонья в заметке, составленной в 1827 году, по вопросу о происхождении прозвища Марко выразил сомнение. В то время как Юл и Орландини склонны принять объяснение Рамузио, Бенедетто выдвинул новую теорию: «Мильоне», по его мнению, есть форма от «Эмильо» и является частью настоящего имени Марко. Таким образом, авторитетные лица в течение веков к согласию не пришли, и вопрос останется нерешенным до тех пор, пока какие-то доселе неизвестные документы не дадут нам истинного объяснения.

Та же странная неопределенность связана с названием «Мильоне», которое нередко дается книге Марко. Марко назвал свою книгу «Описание мира»[125]. Рассказывая о книге, Якопо д’Аккви, современник Марко, сообщает: «эта книга называется «Книга Мильоне [Milionis или Milonis] о чудесах мира». Виллани, другой современник Поло, называет книгу просто «Мильоне». Под таким названием книгу Марко знают в Италии обычно и ныне. Название это, возможно, было перенесено с книги на автора, став его прозвищем, а возможно, и наоборот. Окончательно решить этот вопрос пока нельзя, любой догадке с равным основанием можно противопоставить другую.

V. Состояние Марко Поло

Само прозвище «Мильоне» и свидетельства некоторых средневековых авторов о том, что Марко получил это прозвище из-за своего большого богатства, породили немало предположений и догадок о действительных размерах его состояния. К счастью, изыскания Орландини хотя бы частично выявили перечень имущества, которое было у путешественника к моменту его смерти. Такой перечень взят из судебной записи, касавшейся семейства Поло, столь склонного к сутяжничеству. Речь идет о том же документе, который содержит дату смерти Марко, — то есть о жалобе Фантины Поло, требовавшей возврата имущества отца, которое, как она утверждала, было присвоено ее покойным мужем.

Перечень имущества занимает несколько страниц. Перечисляются главным образом различные ткани, хранившиеся в ящиках и сундуках — обитых железом, из орехового и другого дерева. Следуя Юлу в оценке венецианской lira dei grossi и сложив переписанное имущество с суммой даров, которые путешественник сделал в своем завещании, мы приходим к заключению, что состояние господина Марко было таково:

Благотворительные дары по завещанию …… 1400 долларов

Вклад на пожизненную ренту Донате Поло

(по исчислению Моула) .…… 3000 »

Имущество по перечню .…… 6865 »

Частичная стоимость дома (по исчислению Моула) …  3500 »

Итого ……… 14 765 долларов

Если даже допустить — хотя для этого нет никаких оснований, — что Марко раздарил часть своего имущества родственникам еще при жизни, то и тогда, во всяком случае по существующим документам, будет ясно, что состояние Марко не выходило за пределы весьма скромного. Хотя общая сумма его состояния по реальной ценности для XIV века окажется, вероятно, выше, чем для XX века[126], все-таки нет никаких оснований думать, что он скопил, как нередко считали и современные ему и позднейшие авторы, сказочные богатства. Такой вывод заставляет нас отказаться от фантастической версии Рамузио, будто бы по возвращении на родину путешественники Поло задали пир и показывали несметные драгоценности. Если же это имело место в действительности, то остается предположить, что Марко был очень расточителен, потерпел катастрофические убытки в торговле или разорился в войну с генуэзцами. Никаких данных о подобных обстоятельствах у нас нет, и, как говорят на сегодняшний день источники, венецианский путешественник, по-видимому, жил скромно и умер не бедным, но отнюдь и не богачом.

VI. Рукописи и печатные издания книги Марко Поло

Как показано выше, первоначальная рукопись книги Марко Поло была составлена на старофранцузском языке. Списки этого французского текста побывали, должно быть, во многих руках как вне пределов Италии, так и внутри страны. История дарения копии книги Тибо, владельцу Сепой, уже была рассказана. Жан из Ипра, аббат монастыря Сен-Бертен, известный также под именем Жана Лонга, который составил много ценных компилятивных сочинений о средневековых путешествиях и географических знаниях последней четверти XIV века, рассказал также о путешествии венецианцев Поло на Восток. Сообщив о мессере Марко, он прибавляет: «И после этого он составил книгу обо всех делах на французском наречии, каковая книга о чудесных вещах наряду со многими другими [книгами] имеется у нас».

Французская рукопись, видимо, не удовлетворяла читательского спроса, и еще при жизни Марко были сделаны ее переводы и сокращенные переложения. По-видимому, уже к 1320 году «по настоятельной просьбе многих духовных братьев и владык» книгу Поло в сокращении перевел на латинский язык монах Франческо Пипино из Болоньи; для перевода, по-видимому, была взята не первоначальная французская, а ломбардская рукопись. Итальянский перевод (на тосканском диалекте) тоже, по всей вероятности, появился при жизни Марко — перевод этот ныне хранится в Мальябекьянской библиотеке[127] во Флоренции. Со временем появились венецианский, испанский, чешский, немецкий, каталонский, арагонский и другие переводы. Всего на сегодняшний день обнаружено сто девятнадцать рукописей книги Поло, не считая сомнительных, отрывочных и т.д.

На книгу Марко, вскоре после ее появления, ссылался в своих работах флорентийский историк Джованни Виллани (около 1275–1348 гг.). Описывая татар, Виллани замечает:

А кто пожелает узнать об их делах подробнее, пусть обратится к книге брата Айтона (Хайтона), владыки Колкоса в Армении, написанной по предложению папы Климента V[128], а также к книге под названием «Мильоне», которую написал мессер Марко Поло из Венеции: он много рассказывает об их могуществе и их управлении, тем более, что он долгое время жил среди них. Теперь мы оставим татар и вновь обратимся к нашему предмету — делам флорентийским.

Еще до изобретения книгопечатания повесть Марко Поло интересовала читателей и читалась во всей Европе: об этом говорит такой факт, как находка фрагмента книги Марко в Ирландии — самой западной из всех цивилизованных стран, известных в середине XV столетия. Сама история этой находки полна романтического интереса.

В 1814 году герцог Девонширский приказал ремонтировать свой древний ирландский замок Лисмор в графстве Уотерфорд. Внутри здания рабочие наткнулись на дверь, замурованную кирпичной кладкой. Дверь вскрыли и за ней обнаружили деревянный ящик, в котором лежал великолепный старинный епископский посох и какая-то рукопись. Эта, ныне знаменитая рукопись, получившая по месту ее открытия название «Лисморской книги», была, в сущности, не изучена вплоть до 1839 года, когда ее тщательно проштудировал выдающийся ирландский исследователь Юджин О’Карри. Оказалось, что среди житий святых, среди различных легенд, преданий о Карле Великом и тому подобного в рукописи есть и отрывки из книги Марко Поло (всего около десятка листов), написанные по-гэльски. Книга Поло была, очевидно, переведена примерно в 1460 году «для Фингина Мак-Карти Рига, лорда Кэрбери, и его жены Кэтерин, дочери Томаса, восьмого графа Десмонда». Отрывок книги Марко из лисморской рукописи, представляющий собой сокращенный и вольный перевод с латинского перевода Пипино, был переведен на английский язык Уайтли Стоксом[129].

Интерес к книге Марко Поло рос с каждым годом — она была одной из первых книг, напечатанных в Европе. Необычайно уже то, что книга родилась в результате совместного труда венецианца и пизанца и была написана по-французски; еще необычнее, что первое печатное издание книги — это ее немецкий перевод. Это первое издание, с вымышленным портретом мессера Марко Поло на титульном листе, появилось в Нюрнберге в 1477 году, оно является одной из редчайших первопечатных книг. Второе издание вышло тоже в Германии, в Аугсбурге, в 1481 году. На новом французском языке книга Поло впервые напечатана в Париже в 1556 году. Но это не оригинальный текст Марко Поло, а французский перевод с латинского текста Пипино. Знаменитое итальянское издание Рамузио появилось в 1559 году. В 1597 году в Венеции вышло сокращенное итальянское издание Марко Клазери. Затем появились многочисленные издания на английском (первый напечатанный английский перевод сделан с испанского текста Сантаэльи Джоном Фремптоном и вышел в Лондоне в начале 1579 года), испанском, португальском, чешском, шведском и других европейских языках, появилось даже издание на китайском. Почти ни одно из этих изданий не совпадает с другим, все они восходят к различным рукописным версиям. Нет никакой уверенности, что мы уже располагаем тем полным текстом, который был создан в генуэзской тюрьме. Самый авторитетный на сегодняшний день текст опубликован Географическим обществом в Париже в 1824 году. Замечательную работу о тексте книги Марко Поло выпустил во Флоренции в 1928 году Луиджи Фосколо Бенедетто. Это свод всех известных текстов с многочисленными примечаниями — синьор Бенедетто пытался создать, как он выражается, «edizione integrate» («полное издание»). Но хотя эта капитальная исследовательская работа вышла сравнительно недавно, она неполна — после нее были открыты новые рукописи и другие материалы.

В результате долгих поисков в 1933 году среди книг Зелады (Zelada) в библиотеке Толедского собора (Испания) Персиваль Дэвид обнаружил чрезвычайно ценный латинский текст книги Марко. Он датируется концом XIV — началом XV века. Текст был напечатан в 1935 году, но вышел в свет только в 1938 году в Лондоне. Он содержит очень много нового материала, особенно много сведений о России, — сведения эти Марко получил из вторых рук, поскольку известно, что он в этой стране не был.

На основании труда Бенедетто и недавно открытого текста Зелады профессор Кэмбриджского университета Моул издал, как он называет, «комбинированный перевод». Это удивительная, в высшей мере удачная «попытка собрать и соединить каждое или почти каждое слово, приписываемое Марко Поло, с указанием источника, откуда это слово идет». Труд состоит из латинского текста Зелады (том I), предисловия и перевода Моула (том II), за которым должен последовать том специальных статей, том таблиц и карт. Лучшего с научной точки зрения и более обширного перевода текста великой венецианской книги, чем этот великолепный перевод, до сих пор не появлялось.

Для широкого читателя, интересующегося в первую очередь путешествиями мессера Марко и его описанием Азии, а не каждым словом подлинного текста, наиболее подходит хорошо комментированное издание Генри Юла (1921)[130]. В любом другом издании дается только малая часть тех филологических, этнологических, исторических и географических сведений, которые содержит этот труд. С изучения его должен начинать каждый серьезный исследователь жизни, путешествий и книги мессера Марко Поло.

Серьезный исследователь жизни Марко Поло должен всегда чувствовать глубокую признательность по отношению к покойному Орландини за изданный им небольшой, но чрезвычайно ценный сборник[131], включающий фактически все известные документы о семействе венецианского путешественника.

VII. Первоначальная реакция на книгу Марко Поло и позднейшее ее влияние на географию, картографию и другие науки

При жизни мессера Марко Поло его писательская репутация складывалась неудачно. Современники всерьез его книгу не принимали. Оценить и принять содержавшуюся в книге Марко правду они были не в силах — им мешало невежество, вера в церковную лжегеографию тех дней, предвзятые представления о странах, где никто из них не бывал, и то непостижимое для современного человека упорство, с которым средневековый ум слепо держался фантастических легенд. Якопо д’Аккви, современник путешественника, передает такое — неизвестно, истинное или вымышленное — предание. Друзья Марко были очень огорчены той дурной славой, которую приобрел Марко, рассказывая множество «вздорных историй», — друзьям эти истории казались сплошным враньем. «И поскольку, — пишет Якопо, — там [в книге Марко] было много великого, имеющего огромную важность, а также совсем невероятного и немыслимого, друзья Марко, когда он уже умирал, стали умолять его, чтобы он исправил свою книгу и изъял оттуда все, что выходит за пределы [истины]. А Марко ответил: «Я не написал и половины того, что мне довелось повидать».

Подобное отношение к книге Марко держалось долго. Большинство читателей считали «Описание мира» плодом вымысла — на книгу Марко смотрели как на один из тогдашних романов и нередко даже переплетали ее вместе с романами. Нелепая, подложная книга сэра Джона Мандевиля «Путешествия»[132] пользовалась гораздо большей популярностью, чем правдивая повесть Марко: в XV веке на одно печатное издание Марко приходилось пять изданий Мандевиля[133].

Правдивость «Описания мира» часто оспаривалась или отрицалась даже в конце XIV столетия. В Национальной библиотеке Флоренции до сих пор хранится флорентийская рукопись книги Марко, восходящая к 1392 году. В ней сделана такая приписка:

Здесь кончается книга господина Марко Поло из Венеции, которую я, Амельо Бонагуизи, переписал собственной рукой, будучи подестой[134] Чьеррето Гуиди, чтобы скоротать время и отогнать тоску. То, что рассказывается в этой книге, кажется мне немыслимым; утверждения автора кажутся мне не ложью, а скорее чудесами. Вполне может быть, что все, о чем он говорит, и правда, но я не вер» этому, хотя на белом свете есть много весьма различных вещей в той или другой стране. Но мне кажется, что эта [книга], поскольку я переписал ее для своего удовольствия, полна таких вещей, которым верить никак нельзя. Я утверждаю это по крайней мере для себя. И я закончил переписывать [ее] в вышеупомянутом Чьеррето Гуиди в 12 день ноября в год господень 1392. И, кончив книгу, возблагодарим господа нашего Христа. Аминь.

Сомнения Бонагуизи в правдивости книги Марко, конечно, важны не сами по себе, а как свидетельство умонастроений современников Поло и их неверия в истинность сведений, сообщенных путешественником.

Злой рок, витавший над Марко Поло, преследовал его даже тогда, когда люди уже начали ценить его книгу как действительный вклад в географию и другие науки. О самом авторе книги были утрачены и забыты всякие сведения: дело дошло до того, что испанский историк XVI века Мариана назвал путешественника «некиим Марко Поло, флорентийским врачом», а один английский писатель начала XIX века считал его «венецианским священником».

Потребность мореплавателей в хороших картах вызвала появление морских карт более точных, чем они были раньше. Первыми появились по справедливости прославленные портуланы, рассчитанные скорее для практического кораблевождения, чем для научного пользования. Самые совершенные, самые лучшие портуланы изготовляла одна семья каталонских евреев, работавших на острове Мальорка в конце XIV века. В 1375 году они создали величайший свой атлас. Он «отличался от обычных портуланов тем, что представлял собою как бы карту всего мира. Следуя тексту Марко Поло, он изображал Восточную Азию, полуостров Декан и Индийский океан гораздо точнее, чем карты, до тех пор существовавшие»[135]. Портуланы впервые были созданы в XIII веке, моряки ими пользовались еще и в XVI веке. Пока не вошел во всеобщее употребление компас, направления на картах обозначались названиями ветров. «В легендах нередко отмечалось, какие есть в том или другом месте богатства и какое там население. Много таких сведений бралось, по-видимому, у Плиния, Солина, Исидора или у путешественников вроде Марко Поло».

По традиции считается, что карта мира Марино Санудо, изготовленная около 1320 года, — это копия карты, привезенной Марко Поло из Китая, однако не имеется никаких оснований утверждать, что дело обстоит именно так.

С течением времени европейские картографы признали ценность географических наблюдений мессера Марко; через сто лет после смерти путешественника географический материал его книги стал отражаться на тогдашних картах. Влияние книги венецианца, несмотря на явные его ошибки в определении местонахождения некоторых стран, все возрастало. Итальянский историк Эррера называет книгу Поло «надежным источником истины», признанным уже в конце XIV века. Те люди, которые олицетворяли успехи наук в Европе и в XIV веке и позднее, в так называемую «эпоху великих открытий», зачастую являлись прилежными читателями книги Марко Поло, изучали ее. Хотя настенная карта фра Мауро, изготовленная в 1459 году и хранящаяся ныне в библиотеке Сан-Микеле-ди-Мурано в Венеции, базируется на ложной теории о дискообразной форме земли, названия мест и некоторые детали нанесены на ней, видимо, по книге Марко Поли.

В 1426 (или в 1428) году [португальский] принц Педру, старший брат принца Генриха Мореплавателя, посетил Венецию. Здесь Синьория преподнесла ему экземпляр книги Марко, и, если верить традиции, карту, представлявшую собой копию карты путешествий Марко по Востоку, сделанной им самим. Таким образом Марко Поло обогатил знания португальских географов и мореплавателей буквально на пороге открытия и исследования Нового Света и, следовательно, внес в это дело существенный вклад.

Карта Контарини, изданная, вероятно, в Венеции в 1506 году, — первая из карт, отобразивших какую-то часть Америки[136], — содержит географические названия, впервые приведенные в книге Марко Поло. То же самое относится и к карте Йоганна Рейса, изданной в 1508 году в Риме: на ней впервые нанесены внутренние области Восточной Азии «уже не на основании данных... Марина Тирского и Птолемея… а на основании новых данных, в особенности данных Марко Поло»[137].

Освещать влияние книги мессера Марко на картографию более подробно нет надобности, так как все материалы, относящиеся к позднейшим временам, легко найти в любом труде по истории географической науки или картографии. Следует остановиться лишь на двух моментах. Во-первых, ошибка венецианца, поместившего Японию (в которой лично он никогда не бывал) слишком далеко на восток, сыграла, вероятно, большую роль в плавании Колумба и открытии Америки.

Что касается второго момента, то здесь лучше ограничиться следующей цитатой:

Первый шаг в этом направлении [в пересмотре карты мира] был сделан Тосканелли, флорентийским ученым-космографом. Он изготовил карту, ныне утраченную, задачей которой было, по-видимому, изобразить восточную часть Азии и острова, лежащие от нее к востоку и югу, то есть ту часть света, которая Птолемею была неизвестна и которую Тосканелли знал по путешествиям Марко Поло и других; он хотел также показать, что в Азию можно проплыть, держа курс от Португалии прямо на запад, через неведомую тогда Атлантику. В 1474 году Тосканелли послал эту карту, вместе с письмом, Колумбу, желая воодушевить великого путешественника, замышлявшего в то время плавание через Атлантический океан на запад к Индии. Тосканелли разделил на своей карте все пространство между западными берегами Португалии и восточным берегом Азии на двадцать шесть частей, по 250 миль в каждой, поместив, вероятно, у берегов восточной Азии описанные Марко Поло острова Сипанго [Японию], Яву и другие точно так, как это сделано на глобусе Мартина Бехайма, который, как полагают, был сделан в год открытия Колумбом Америки, по-видимому, на основании географических данных, извлеченных Бехаймом из карты Тосканелли. Полагают, что карта Тосканелли была начерчена по способу Птолемея, но включала данные, собранные Марко Поло[138].

Вклад Марко Поло в мировую культуру не ограничивался его влиянием на труды географов или его влиянием в деле усовершенствования географических карт. Удивительная память Марко и его знаменитые записки, доставленные ему в генуэзскую тюрьму из Венеции, донесли нам столько сведений в области истории, этнографии, социологии, географии, зоологии, ботаники, экономики и быта Азии, сколько не вмещала еще ни одна книга, написанная до или после него. Даже краткий обзор всех вопросов, рассмотренных или просто затронутых в его книге, составил бы небольшую библиотеку. Перечень названных им растений и животных — за вычетом тех, определить которые по его описаниям не удается, — занял бы не одну страницу. Придирчивые критики жалуются, что он многое упустил, хотя надо только дивиться, как много он собрал и как это все драгоценно, — сколько сведений, рисующих Азию XIII века, бесследно канули бы в вечность, если бы их не поведал нам Марко Поло.

VIII. Заключение

В середине XIV века над Азией опять опустилась темная ночь. Торговые пути оказались во власти разбойников. «Вечная династия» монголов в Китае, просуществовав менее столетия и растеряв свою славу, пала. Естественно, что свергнувшая ее династия Мин к иностранцам относилась враждебно. Купцы и монахи уже не разъезжали туда и сюда, из Европы к Желтому морю, торговля с Дальним Востоком захирела и замерла совсем. Простые люди забыли и Марко и тот удивительный мир, который он впервые открыл им: междоусобные войны и неудержимая, грозная турецкая волна, захлестывавшая Европу, ставили перед ней новые тяжелые проблемы. Но книга мессера Марко не исчезала, она переходила из рук в руки, из одной страны в другую, переводилась с одного языка на другой, память о ней окончательно никогда не гасла. Одних читателей книга Марко Поло привлекала как рыцарский роман, другим читателям она давала возможность забыться от повседневной жизни, зачитавшись страницами, рисующими сказочные страны и народы Азии. Третьим повесть Поло навевала мечту — мечту о необыкновенных приключениях и отважных подвигах. Кого-то, очень немногих, эта книга, написанная в тоскливые тюремные дни, побуждала к действию, звала идти вдаль и искать, как и в давние времена, незнаемого, неведомого.

В тот великий день третьего августа 1492 года, когда Христофор Колумб отплыл из Палоса в поисках другого мира, он вез с собой, в латинском издании Пипино, книгу Марко Поло. Эта книга, содержащая на полях свыше семидесяти собственноручных заметок прославленного мореплавателя, до сих пор хранится в Колумбовой библиотеке в Севилье (Испания). Вид этой книги свидетельствует, что ее усердно читали и штудировали; в трудные дни и ночи долгого плавания великий мореход, должно быть, не расставался с ней. Так дух мессера Марко Поло, благородного венецианца, первого обстоятельно описавшего неведомую Азию, незримо несся по океану вместе с Христофором Колумбом. В этом величайшем из всех путешествий им и следовало быть вместе — один из них открыл перед недоверчивым взором Европы Азию, а другой вот-вот должен был открыть человечеству Новый Свет — землю великой надежды и великой судьбы.

Слава Венеции закатилась. Огромные склады, шумные толпы на Риальто, пристани, где теснились каравеллы с богатыми грузами, горделивая пышность дожей, обручение с морем — все это ушло в прошлое. Венеция быстро клонится к упадку. Солнце, поднимаясь по утрам, еще одевает ее в сияющие красные и золотые одежды, а сумерки нежно окутывают темной синевой и мерцающим серебром. Громадная луна еще светит на ее дворцы, но они уже опустели, разрушились или стали жилищем бедных мастеровых. Еще звучит эхо на каналах, отзываясь на возгласы гондольеров, на звон гитары или мандолины. Но тот, кто знает историю Венеции, тот чувствует теперь, как в этом городе грустно, как бесконечно тоскливо. Прежнего величия Венеции уже нет. Она уже только грезит о тех днях, когда она была владычицей морей, когда перед ее оружием трепетали, а в ее сундуки стекались сокровища со всех земель. Волны мягко припадают к ступеням и мостам, как и прежде, звезды сияют, как они сияли веками, но былые дни гордой Венеции уже не возвратить. Тех трофеев, которые приносили ей и война и мир, ей уже не видать. Подчас даже кажется, что море жаждет вернуть себе то, что по истине и принадлежит ему — и лагуны и острова своей невесты, Венеции Светлейшей, величайшим сыном которой был мессер Марко Поло, сын Никколо, много лет назад прошедший неведомые земли и написавший об этом бессмертную книгу, но забытый и своим народом и родным своим городом.