Военное строительство

Дутов любил армию, тем более что антибольшевистские вооружённые формирования на Южном Урале в тот период были (и воспринимались современниками) в значительной степени его собственным детищем. Надо сказать, что на подконтрольной Дутову территории летом 1918 г. создавались не только казачьи формирования — велась активная работа по созданию армейских (из иногородних) и национальных (в основном из башкир и киргизов) частей. С июля 1918 г. в Оренбурге было установлено ношение погон, чего не было в Самаре, воспринимавшей это как реакционный жест[920].

Летом 1918 г. была осуществлена мобилизация башкир 1915–1919 гг. призыва[921]. Техническое выполнение мобилизации было возложено на башкирское правительство[922]. В общей сложности к концу лета 1918 г. сформировано шесть башкирских полков (5 пехотных и 1 кавалерийский), сведённых в две стрелковые дивизии, а в начале сентября формально — в Башкирский корпус под командованием генерал-майора Х.-А.И. Ишбулатова[923]. На ключевых должностях корпусного, дивизионных, бригадных и полковых командиров находились почти исключительно башкирские офицеры, штабные и строевые должности занимали, как правило, русские офицеры. Впрочем, сам корпус существовал лишь на бумаге.

За контроль над башкирскими формированиями на востоке России развернулась негласная борьба. Формально башкиры подчинялись Народной армии Комуча, однако подчинить их себе стремилось ещё и Временное Сибирское правительство (по всей видимости, это была инициатива управляющего Военным министерством Временного Сибирского правительства генерал-майора А.Н. Гришина-Алмазова)[924]. Последнее летом 1918 г. отказало башкирам в финансовой поддержке, тем самым вынудив их распустить часть добровольцев по домам[925]. Дутов, судя по всему, также претендовал на управление башкирскими войсками, хотя бы в рамках Оренбургского военного округа, на территории которого в основном формировались и дислоцировались эти части. Не случайно он инспектировал эти формирования, стремился создать видимость активного участия в башкирском военном строительстве. 10 августа в Оренбург из Челябинска переехал Башкирский военный совет[926], оттуда же в Оренбург были передислоцированы 1-й и 5-й Башкирские пехотные полки. 11 августа Дутов посетил батальон 1-го Башкирского полка, расположенный в лагере 2-го Оренбургского кадетского корпуса на Маячной горе[927]. При этом сами башкирские лидеры стремились к полной самостоятельности в отношении собственных вооружённых формирований[928], причём в результате их активности создавалась значительная путаница в деле мобилизации у правительств, власть которых распространялась на заселённую башкирами территорию[929]. На практике башкирские войска подчинялись всем трём правительствам (самарскому, омскому и оренбургскому), а также и своему собственному руководству, что не могло не вызывать противоречий. Осенью 1918 г. были случаи неподчинения в 1-м и 2-м Башкирских стрелковых полках даже собственному башкирскому командованию, причём после беспорядков в 1-м полку во дворе Караван-сарая в Оренбурге зачинщики были расстреляны[930].

В середине октября 1918 г., вскоре после образования Временного Всероссийского правительства, башкирские части были подчинены в военном отношении Дутову, а дальнейшая мобилизация башкир и формирование 2-й Башкирской стрелковой дивизии в связи с финансовыми затруднениями прекращены[931]. По заявлению Валидова, Дутов «великодушно объявил, что «он выхлопотал Башкирскую дивизию, но с полным подчинением ему»»[932]. Башкирская стрелковая дивизия получила 9-й номер (37, 38, 39, 40-й Башкирские стрелковые полки, 4-я Башкирская батарея) и вошла наряду с другими неказачьими соединениями в состав Оренбургского армейского корпуса[933]. Общая численность дивизии на 28 декабря 1918 г. составляла 2278 штыков и сабель, 47 пулемётов, 2 трёхдюймовых орудия[934]. Впрочем, в январе 1919 г. башкиры, очевидно, в пику белому командованию приступили к восстановлению Башкирского корпуса[935] и, по всей видимости, восстановили прежнюю нумерацию, поскольку в документах встречается и та и другая[936].

Башкирские части принимали активное участие в операциях на Южном Урале, в частности во взятии Орска. Практически полное отсутствие у казаков пехоты обусловливало особую ценность башкирских частей, которые являлись в основном пехотными.

Один из современников, Н. Стариков, описал то впечатление, которое произвели на него башкиры во время пребывания в Оренбурге во второй половине октября 1918 г.:

«…Много говорят о стойкости и дисциплинированности казацких частей, хотя и здесь больше подразумевают те будущие казацкие полки, куда войдут старики. Моё впечатление от казаков, которых я видел на улицах города, маршировавших взводами и ротами, таково, что они не радуют глаз военного человека — нет, так сказать, вида, выправки, стройности… Совершенно другое впечатление от башкирских частей. Хорошо одетые, молодцеватые — они всегда обращают на себя внимание, когда проходят частями по городу со своим оркестром, со своими национальными значками на фуражках и погонах. Видел башкирскую кавалерию, которой можно было любоваться… я узнал о трениях между башкирами и Дутовым. Башкиры заявили Дутову о своём определённом желании объединить все башкирские войсковые части в башкирский корпус. Отрицательный ответ Дутова вызвал сильное недовольство в рядах башкир. Я не знаю, чем башкиры угрожали, если Дутов не уважит их ходатайства, но знаю, что они угрожали: я понял, что они дали понять, что не будут так ретиво сражаться, как это было до сих пор. Точно знаю, что башкиры сильно раздражены дутовским освещением боёв на Орском фронте — Орск был занят почти исключительно башкирами («казаки чай пили в это время», как говорят башкиры), а между тем честь взятия Орска Дутовым была приписана прежде всего «доблестным» казакам…»[937]

Свидетельство Старикова весьма интересно, однако нельзя не отметить, что в рассматриваемый период башкирский корпус существовал лишь формально.

Что касается взятия Орска, то, забегая вперёд, отмечу, что казаки также принимали активное участие во взятии этого города. Как впоследствии писал помощник Дутова Генерального штаба генерал-майор И.Г. Акулинин, «башкиры показали себя хорошими солдатами, сохранившими — несмотря на революцию — старую дисциплину и уважение к старшим и к начальникам; но в политическом отношении это были люди совершенно тёмные; поэтому их главари могли ими пользоваться в каких угодно целях и увлечь в любую сторону, объяснив предварительно, что того или иного исполнения требует от них долг службы»[938]. К сожалению, впоследствии так и случилось. В 1919 г. переход башкир на сторону красных повлёк за собой резкое ухудшение положения на левом фланге белого Восточного фронта. Есть и противоположное свидетельство. Один из пехотных офицеров отмечал, что обучить башкирские пополнения военному строю не было никакой возможности. Башкиры плохо понимали по-русски, а отряды находились в постоянном движении, вследствие чего башкиры не освоили даже рассыпной строй[939]. Думаю, в этом свидетельстве есть некоторая доля правды.

Однако даже башкирские части не покрывали потребность Дутова в пехоте, в связи с чем из неказачьего населения подконтрольного Дутову Оренбургского уезда были сформированы 5-я Оренбургская стрелковая дивизия в составе 18, 19, 20 и 21-го Оренбургских стрелковых полков, Оренбургского стрелкового добровольческого полка имени атамана Дутова (включён в состав дивизии с 24 сентября 1918 г.), а также 5-я стрелковая артиллерийская бригада в составе двух артиллерийских дивизионов (тяжёлого и лёгкого, всего шесть батарей). 5-й Оренбургской стрелковой дивизии были приданы Оренбургский офицерский батальон, Оренбургская добровольческая дружина, кадровые сапёрная, железнодорожная и обозная роты[940]. Формирование дивизии было завершено, по всей видимости, в сентябре 1918 г., когда была объявлена мобилизация призывников 1898–1899 гг. рождения в Оренбурге и Оренбургском уезде (25 сентября). Численность дивизии была довольно внушительной и составляла к 1 октября 1918 г. 370 офицеров, 4980 нижних чинов при 120 пулемётах и 20 орудиях[941].

Дутов содействовал и формированию киргизских частей. Всего было сформировано два киргизских конных полка. 1-й полк существовал с лета 1918 г. и находился в Кустанайском уезде в распоряжении командира Уральского Отдельного корпуса (вне подчинения Дутову), 2-й полк был сформирован в районе Орска в ноябре 1918 г. в составе 4 сотен (около 400 джигитов-добровольцев) и находился в распоряжении Тургайского совета Алаш-Орды[942]. Формированием 2-го полка занимался генерал-майор З.Ш. Дашкин.

Несмотря на успешный ход мобилизации на Южном Урале летом 1918 г., уклонение от призыва всё же имело место, а качество призванных и дисциплина во вновь формируемых частях оставляли желать лучшего. Молодые казаки непочтительно относились к мобилизованным старикам, являвшимся опорой Дутова[943]. Уже в июле 1918 г. имели место беспорядки и неисполнение приказов в частях Илецкого фронта, а командир 14-го полка сотник Велизаров заявил следственной комиссии, что «они-де зачинщиков не выдадут и расстрелов не боятся»[944].

Поведение мобилизованных казаков вызвало серьёзную озабоченность бюро Круга объединённых станиц 1-го военного округа, обсуждавшего этот вопрос на экстренном вечернем заседании 14 августа 1918 г. В постановлении бюро говорилось: «Казаки, находящиеся в г. Оренбурге, совершенно утеряли вид воинского чина, а именно по улицам города ходят в неряшливом виде, а по вечерам делают бесчинства над женским полом, хватая последних на улице, и с бранной руганью тащат их в казармы, такие поступки недопустимы в среде воинских чинов, наипаче казакам (так в документе. — А.Г.). Поступки эти позорят имя казака, и они развивались только в среде большевистских банд, которых за насилие осудил весь народ, восстав против насильников как один человек, на нас, казаков, восставших против извергов[-]большевиков, смотрит весь народ и думает, что казаки, стоя на страже законности и порядка, будут показывать пример для других народностей, но на деле далеко не так, на казаков начинают смотреть плохо, и казаки своими действиями сами отталкивают от себя тех лиц, которые с жаром ожидали прибытия казаков в гор[од] Оренбург. Ввиду таких крайне нежелательных проступков, чинимых казаками, навлекают на казачество отрицательное действие и в дальнейшем могут повлечь за собой печальное последствие во вред казачества и в пользу большевикам. Вам, казаки, самим хорошо видно было, как враги ваши, большевики, за нетактичные действия прокляты всем народом и изгнаны из своей среды, как вредный элемент, Вам, казаки, этого делать не должно, а следует стяжать любовь и славу народа, а не проклятие. Бюро Круга объединённых станиц предупреждает всех казаков и командный состав, находящихся как в гор[оде] Оренбурге, так и на фронтах, иметь бодрый и весёлый вид, а в частностях соблюдать надлежащий порядок, чистоту и опрятность. Всем лицам гражданского населения как на улицах, в частных домах, а также и в казарменном помещении оказывать должное уважение и вежливость. За все чинимые беззакония виновные будут привлекаться к ответственности по закону военного времени. Командному составу вменяется в обязанность строго следить за порядком, чистотою и опрятностью казака и отнюдь не допускать самовольных отлучек со двора»[945].

В свете этого неслучайным выглядит один из приказов Дутова, изданный в августе 1918 г.: «По городу — мною замечены — кучками ходят казаки без поясов и даже фуражек, эти служилые казаки не имеют никакого воинского вида: грызут семечки, толкают проходящих, ругаются. Подобное явление характеризует полный упадок дисциплины и отсутствие внутреннего порядка в сотнях, полках и батареях. Обращаю внимание всех Начальствующих лиц на недопустимость подобного бесцельного шатания по улице и совершенно запрещаю появление казаков на улицах без увольнительных билетов»[946]. Дутов считал, что «армия без дисциплины — сброд и что она должна быть вне политики. Армия не должна принимать участия в выборах, митинговать по поводу тех или иных вопросов, как это было во времена Керенского. Эти начала надо считать безусловно здоровыми и надо надеяться, что они будут проведены в жизнь»[947].

Тем не менее разболтанность нижних чинов устранить так и не удалось. Более того, она коснулась и офицерского состава. В другом августовском приказе Дутов запрещал «ношение военнослужащими смешанной одежды (военной и статской), а особенно «маскарадного» характера. Наблюдаются прискорбные случаи недостаточно корректного поведения гг. офицеров в общественных местах. Считаю эти явления недопустимыми. Офицер всегда и везде должен являть собою пример безукоризненного рыцарского отношения как между собою в своей среде, так и ко всем гражданам и при всех обстоятельствах. Офицеров, которые будут уличены в некорректном поведении, — предавать суду чести, замеченных в нетрезвом виде на улицах и в общественных местах — представлять к разжалованию в рядовые; участвующих в каких-либо крупных ссорах — предавать военно-полевому суду»[948].

Ярким проявлением неблагонадёжности части казаков стал уход с фронта 4-го Оренбургского казачьего полка, покинувшего свои позиции в районе станции Яйсан Ташкентской железной дороги в августе 1918 г. На заседании Круга объединённых станиц 1-го округа было постановлено «запросить казаков 4-го полка, желают ли они защищать сами себя или хотят, чтобы их защищали кто-то другие (так в документе. — А.Г.), если да — то немедленно распустить их по домам с документами, в которых указать, что они изменщики родины и казачества»[949]. Расследование показало, что казаки устали, некоторые не имели обуви и белья[950].

Неблагонадёжность проявляли и казаки Краснохолмского полка, находившегося на Ташкентском фронте. Они хотели разойтись по станицам для полевых работ[951].

По агентурным данным Дутову было известно, что «настроение среди молодых казаков, призываемых на службу, вполне удовлетворительное, никакого разногласия и недовольства установленным ныне порядком нет. В особенности хорошо настроена молодёжь из станиц, пострадавших от поджогов большевиков, и представляет из себя вполне надёжную силу. Настроение казаков-фронтовиков продолжает быть ненадёжным, в особенности это проявляется в станице Сакмарской, где среди фронтовиков имеется много сторонников большевизма. Молодые же казаки недовольны лишь одним, что они не получают никакого содержания. Вот буквальные слова казаков, призванных на службу, вынесенные из разговора с ними: «В народной армии выдают жалованье по 45 р. в месяц каждому, при готовом довольствии и содержании, у каждого казака есть много расходов, а возмещать их не из чего, приходится просить у стариков отцов, а многие из последних ничего дать не в состоянии, выдача жалованья должна быть всем казакам, а не только офицерам и чиновникам»… Среди стариков-казаков настроение безусловно хорошее, они всецело на стороне нового порядка правления и ненавидят большевиков. Одно их огорчает — непомерная дороговизна всех покупаемых ими продуктов в городе — чай, сахар, кишмиш, мануфактура, железо и пр.»[952].

В конце лета для скорейшей ликвидации партизанщины в вооружённых формированиях оренбургского казачества Дутов предпринимает удачную попытку унификации существующих казачьих частей, что говорит о его вероятном стремлении в перспективе создать собственную казачью армию, на которую можно было бы всецело положиться. Указом Войскового правительства № 115 от 31 августа 1918 г. были переименованы: 1-й Линейный полк — в 7-й Оренбургский казачий конный полк, 2-й Линейный полк — в 8-й Оренбургский казачий конный полк, Степной полк — в 9-й Оренбургский казачий конный полк, Полтавский полк — в 10-й Оренбургский казачий конный полк, 6-й Окружной казачий полк (3-го военного округа) — в 11-й Оренбургский казачий конный полк, 4-й Исетско-Ставропольский полк — в 12-й Оренбургский казачий конный полк, 3-й Левобережный полк — в 13-й Оренбургский казачий конный полк, Восточный полк — в 14-й Оренбургский казачий конный полк, Кваркенский полк — в 15-й Оренбургский казачий конный полк, Петропавловский полк — в 16-й Оренбургский казачий конный полк, 3-й Уфимско-Самарский полк — в 17-й Оренбургский казачий конный полк, два Кундравинских и Чебаркульский полки — в 18-й Оренбургский казачий конный полк, 2-й Оренбургский казачий полк — в 19-й Оренбургский казачий конный полк, Сакмарский полк — в 20-й Оренбургский казачий конный полк, 5-й Окружной казачий полк (из казаков старших возрастов 2-го военного округа) — в 21-й Оренбургский казачий конный полк, Уйский полк — в 22-й Оренбургский казачий конный полк, 4-й Левобережный — в 23-й Оренбургский казачий конный полк, 1-я Оренбургская казачья батарея — в 10-ю Оренбургскую казачью батарею, 2-я Оренбургская казачья батарея — в 8-ю Оренбургскую казачью батарею, 3-я Оренбургская казачья батарея — в 9-ю Оренбургскую казачью батарею[953]. Спустя примерно полтора месяца после этой реорганизации была создана Юго-Западная армия, основу которой составили оренбургские казачьи части. Дутов позднее отметил, что «все работники, на долю которых выпала, так сказать, чёрная работа по организации первых ячеек армии, были горячие головы, люди молодые, а потому делали немало ошибок. Я прошу граждан помнить, что не ошибается тот, кто ничего не делает»[954]. При этом реорганизация армии объективно усиливала позиции Дутова в его негласном противоборстве с лидерами оренбургских повстанцев, о котором пойдёт речь ниже.

В общей сложности на фронтах Оренбургского войска к 23 августа 1918 г. имелось 3 батальона пехоты, 2 дружины, 11 казачьих полков, 2 отдельных казачьих дивизиона, 5 партизанских отрядов, 2 отдельных сотни, отдельный отряд и эскадрон кавалерии. Всего 327 офицеров, 9500 шашек, 2200 штыков, 39 пулемётов Максима, 8 — Кольта, 2 — Гочкиса, 3 батареи, 13 3-дюймовых орудий, 2 3,5-дюймовых поршневых орудия образца 1895 г., одна 48-линейная гаубица и бронированный поезд, имевший на вооружении 1 орудие и 2 пулемёта[955].

4 сентября 1918 г. был издан приказ по Оренбургскому казачьему войску, Оренбургской губернии и Тургайской области за № 42 о том, что в связи с мобилизацией в Челябинском, Троицком, Верхнеуральском и части Орского уезда новобранцев 1919–1920 гг. призыва на территории Оренбургского уезда объявляется мобилизация родившихся в 1898–1899 гг.[956] В десятидневный срок, но не позднее 26 августа население Оренбурга должно было сдать оружие[957].

Дутову и Комитету членов Учредительного собрания из всей Оренбургской губернии реально подчинялась лишь территория Оренбургского и части Орского уездов — т.е. только 1-й военный округ, остальная же (и большая) часть территории войска находилась под контролем Временного Сибирского правительства (возможно, этим и объясняется более благожелательное отношение Дутова к омскому правительству).

В конце августа 1918 г. Дутов переехал из Центральной гостиницы, где работал ранее, в Атаманский дом на Водяной улице[958]. Сохранилось расписание ежедневной работы атамана. Его рабочий день начинался в 8 утра с получасового доклада адъютанта по оперативной части, затем решались дела конвоя, гаража, комендатуры штаба округа, в 9 часов начинался получасовой доклад юрисконсульта Войскового правительства, с 9.30 до 10.15 Дутов совершал объезд города с посещением воинских частей и госпиталей, далее следовал пятнадцатиминутный доклад начальника милиции. С половины одиннадцатого до двенадцати часов оренбургский атаман принимал посетителей. С 10 до 15 часов имели право внеочередного доклада секретарь и управляющий делами Комуча. После этого до 15.00 следовали доклады начальника контрразведки, коменданта города, начальника гарнизона, инспектора артиллерии округа, начальника штаба, генерал-квартирмейстера, инспектора инженеров округа (по средам), начальника военно-учебных заведений (по понедельникам), военно-санитарного инспектора (по четвергам), начальника военно-дорожного управления (по вторникам), начальника военно-топографического отделения (по пятницам), дежурного генерала (по субботам) и доклад окружного интенданта. Затем до 17.00 был перерыв, а с 17 до 18 часов проходил доклад по управлению главноуполномоченного по продовольствию, с 18 до 21 часа — заседание Войскового правительства. После заседания в течение получаса Дутов разбирался с делами прессы, завершал же рабочий день Дутова получасовой доклад фронтового врача. Оперативные доклады делались вне очереди в любое время дня и ночи[959].

Таким образом, Дутов работал не менее 12 часов в сутки практически без перерыва. Кроме того, он был совершенно доступен для простых людей — любой человек мог прийти к атаману со своими вопросами или проблемами. Единственное, что для этого требовалось, — получить пропуск у коменданта штаба Оренбургского военного округа полковника Н.И. Душинкевича[960]. Несмотря на это, автор ряда недоброжелательных характеристик, С.А. Щепихин, отмечал, что «к этому времени относится и переход Дутова к сибаритизму (так в документе. — А.Г.): вагон-салон (бывший Столыпина), отдельный поезд, охрана, конвой, повар и метрессы. Так это завелось с Самары и сопровождало Дутова до смерти…»[961]. Впоследствии сам Дутов вспоминал: «Лично я занимал в Оренбурге несколько ответственных должностей, совмещая в себе военную и гражданскую власть. У меня было полдня военного и полдня гражданского, приходилось работать с 7 час[ов] утра до 2 час[ов] ночи. Личным примером я доказывал, что иногда существует 8, 14, 18-часовой рабочий день. Работая так, я просил граждан убедиться, что я не только говорю, но и делаю дело»[962]. Работая с бумагами, Дутов любил писать резолюции синим карандашом, цвет которого совпадал с приборным цветом Оренбургского войска, пометки красным встречаются лишь изредка.