Усама и Наджва

Соблазнитель поневоле

Брюссель, 2000 год.

В своей квартире Малика и ее муж Абдесатар спокойно смотрят телевизор. И вдруг на экране появляется лицо, от лицезрения которого обоих супругов неожиданно охватывает сильное волнение. «Посмотри на эти черты. Ну не великолепны ли они?» – невольно вырывается у Абдесатара. Снова на минуту-другую всмотревшись в экран телевизора, Абдесатар осознает, что этот человек с замечательной внешностью и в самом деле вызывает у него огромную симпатию. «Мне он тоже нравится», – отвечает его жена. «В этот момент Усама и мой муж стали сливаться в моей голове в единое целое […]. Какую одухотворенность я узрела в их чертах! Я переводила взгляд с лица своего мужа на лицо руководителя исламистов, который, взятый телеоператором крупным планом, призывал дать отпор агрессии против бедных и безоружных»[355].

Речь и внешность Усамы бен Ладена производят на эту тунисскую семейную пару, обосновавшуюся в Бельгии, неизгладимое впечатление. Малика и Абдесатар им буквально околдованы. Через год после появления Усамы бен Ладена на телеэкране – а именно девятого сентября 2001 года – Абдесатар Дахмани, все еще находясь под впечатлением от увиденного им одухотворенного лица, представляется журналистом и взрывает себя в одной из провинций на северо-востоке Афганистана с помощью взрывчатки, спрятанной в телекамере. Он тащит с собой на тот свет «Панджшерского льва» – человека, который в течение нескольких лет оказывал сопротивление движению Талибан и которого зовут Ахмад Шах Масуд.

Месяцем позже человек, который одним лишь выражением своего лица превратил Абдесатара Дахмани в фанатика, начинает регулярно появляться в телевизионных выпусках новостей по всей планете. После трех недель сомнений Усама бен Ладен заявляет, что он организатор террористических актов, потрясших Соединенные Штаты 11 сентября, и снова призывает к войне с Западом. Отныне он становится для западных стран олицетворением фанатизма, ужаса, безумия. Всего лишь за несколько часов этот почти никому не известный сорокачетырехлетний мужчина окажется в центре внимания едва ли не всей планеты. Однако он останется загадочной личностью, относительно которой ходит много слухов.

Начиная с октября 2001 года личность Усамы бен Ладена оказывает гипнотическое воздействие не только на мужчин, но и на женщин по всему миру. Даже если они никоим образом не разделяют целей священной войны, направленной на подрыв влияния Соединенных Штатов на Ближнем Востоке, весьма многие из них покорены проницательным и невозмутимым взглядом этого мужчины, облаченного в белые одежды. Сколько их таких, очарованных Усамой и проникнувшихся симпатией к нему, – трудно даже и предположить.

Молодые женщины из исламистской организации «Хофстад», штаб-квартира которой находится в Гааге, начинают испытывать кое-какие трудности с разнообразием их вымышленных имен: «Умм Усама», что в дословном переводе означает «мать Усамы», с конца этого года становится самым почетным и самым «модным» псевдонимом. «Как только он появился на телевидении, они все захотели называть себя “Умм Усама”»[356], – рассказывает одна из них. Когда эти молодые женщины, живущие на Западе и ищущие для себя новые моральные ценности, видят на экране телевизора улыбающееся лицо бен Ладена и слышат его твердый металлический голос, воинственность исламиста приобретает для них романтический оттенок.

«Это так здорово – иметь фотографии Усамы бен Ладена на своем компьютере», – восторженно заявляет некая юная девушка. «Мои родители не запрещают мне хранить видеозаписи о нем и его фотографии в моей комнате, мне не приходится их прятать»[357], – говорит молодая женщина, работающая в школе учительницей младших классов. Женщины, поддерживающие его идеи, занимаются распространением видеокассет с записями, сделанными этим новым кумиром, и обсуждают между собой, какой он решительный и какой у него «стальной» взгляд. Для некоторых из них он олицетворяет собой полубога, спасителя.

Но до того, как Усама стал «бен Ладеном», одна из них узрела в нем то, что в этом человеке есть замечательного. Наджва Ганем еще подростком обещает себе до самой смерти любить этого юного жителя Саудовской Аравии: «Каждый раз, когда я его видела, мои глаза говорили мне, что его внешность – олицетворение совершенства»[358].

Сирийские каникулы

Латакия, лето 1966 года.

В гости к семейству Ганем, как обычно, приехали родственники из аравийского города Джидда. Хозяйке дома – искусной поварихе – и без того приходится много возиться со своими тремя сыновьями и двумя дочерями, но она, тем не менее, хочет, чтобы к приезду золовки все было подготовлено идеально. Стоя за плитой, она занимается приготовлением пюре из турецкого гороха, хумуса со специями и прочих угощений. Время от времени она выходит на огород, чтобы нарвать помидоров, огурцов и баклажанов, которые затем начиняет мятой и орехами.

Придерживаясь консервативных взглядов, она всегда накрывает платком свои волосы и носит одежды, скрывающие тело до щиколоток. Ее сестра Алия пользуется своими «сирийскими каникулами» и имеющимся здесь садом для того, чтобы продемонстрировать свои самые модные наряды. Она носит элегантные – но при этом тщательно скрывающие тело – платья, не забывая надевать на голову и легкий платок. Эта модная тетя организует семейные вылазки в горы и на море. Наджва, восьмилетняя дочь хозяйки дома, снова встречается со своим двоюродным братом Усамой, который старше ее на год и приезда которого она ждет с нетерпением каждое лето. После таких вылазок детишки бегут на пляж, играют в прятки и качаются на качелях. Усама услужливо срывает сочные виноградинки и протягивает их девочке, чтобы та съела их, пока они еще свежие. Они запускают руки в ветви кустов и срывают эти, уже созревшие под жарким солнцем, ягоды. А еще Усама помогает своей двоюродной сестре забраться по стволу на яблоню, на которой ее ждут большие и сладкие яблоки. Этот портовый город, который обдувают средиземноморские ветра и который называют «маленьким Лазурным берегом», дает детям возможность предаваться невинным увеселениям вплоть до обеда.

Наджва Ганем – прилежная ученица. А еще она очень хорошо умеет играть в теннис. Надевая юбку, достаточно длинную для того, чтобы при смелом прыжке не обнажались ноги, она тренируется по нескольку часов подряд, чтобы научиться делать подачу с такой же силой, с какой ее делают мальчики. Когда же Наджва не орудует теннисной ракеткой, она рисует портреты и пейзажи или разрисовывает глиняную посуду. Ее старший брат Наджи пророчит ей карьеру художницы и мировую известность. В семействе Ганем не жалеют времени и денег на искусство, пусть даже и любительское. Наджва играет на гитаре, а Наджи дарит ей еще и аккордеон. Творческую натуру очень быстро очаровывает спокойствие, обходительность и вежливость ее двоюродного брата из Саудовской Аравии. «Его поведение кардинально отличалось от поведения моих шумливых братьев, которые постоянно – по поводу и без повода – надо мной насмехались».

Еще один брат Наджвы – Солиман – вспоминает: «Он обожал природу! Больше всего он любил плавать, охотиться и ездить верхом на лошади»[359]. Двоюродный брат из Саудовской Аравии также обладает непреклонной волей. Как-то раз утром он решает нарушить вместе с Наджи существующий внутри семьи запрет и съездить без взрослых – лишь вдвоем – в столицу. Усама обожает долгие путешествия, и он увлекает Наджи в прогулки быстрым шагом по улочкам Дамаска в компании с какими-то местными повесами. Однако его скорость вскоре оказывается непосильной для его спутников. Они – уставшие и проголодавшиеся – с радостью замечают неподалеку яблоню. Они забираются на дерево, оставив Усаму стоять на земле и наблюдать, не приближается ли хозяин дерева: Наджи знает, что юный саудовец не станет рвать плоды с дерева, которое ему не принадлежит. Усама, не решившийся воровать яблоки, вскоре услышал, как по направлению к нему бегут, размахивая ремнями, какие-то разъяренные мужчины. Не имея возможности удрать, мальчики с жалким видом начинают спускаться с дерева, чтобы получить по заслугам. Наджи при этом кричит двоюродному брату: «Спасайся! Беги отсюда как можно быстрее!»

Алия считает своего первенца самым дорогим из всего, что у нее есть на свете, и Наджи не может допустить, чтобы Усама влип в какие-либо неприятности. Усаму, тем не менее, очень быстро догоняет и хватает один из этих разъяренных мужчин, который начинает лупасить его как сообщника. «Он наклонился вперед и укусил его руку так сильно, что у него потом от этого укуса остался шрам». Посмотрев на этих мужчин сердитым взглядом, Усама заявляет: «Вам лучше меня не трогать, я не здешний. Я приехал в вашу страну в гости, и я не позволю вам меня бить». Можно себе представить, насколько действенными могли оказаться эти слова, произнесенные девятилетним мальчиком. Однако рассказ о том, что произошло в этот день с Усамой и Наджи, производит сильное впечатление на восьмилетнюю девочку. «Взгляд Усамы заставил тех мужчин остановиться. Они опустили свои ремни», – восторженно твердит она.

Будучи одновременно и впечатлительным, и смелым, Усама предстает в ее воображении в образе рыцаря Востока, хотя Наджва еще и слишком юна, чтобы разобраться в неожиданно охвативших ее чувствах. «Я не понимала того, что происходит, но я знала, что между мной и ним складываются странные отношения. Усама, конечно, мне никогда об этом ничего не говорил, но его карие глаза начинали блестеть от удовольствия каждый раз, когда я входила в комнату. Я же дрожала от волнения, когда чувствовала, что он уделяет мне много внимания».

Однако делать заявления типа «Не хочу учиться, а хочу жениться» Усаме еще рано. А сейчас нужно именно учиться. Большинство его родственников отправляли в детские годы учиться в престижное учебное заведение Бейрута – школу «Бруммана». Эта школа была основана в середине XIX века миссионером-протестантом, и в ней получали образование отпрыски самых видных семей Ближнего Востока – таких, как семья короля Ливии Идриса I и семья президента Ливана Эмиля Лахуда, а также семья короля Саудовской Аравии. Эта школа совместного обучения использовала педагогические методики, позаимствованные на Западе, она пытается привить отпрыскам семейства бен Ладен любовь к наукам, а они – юные прожигатели жизни – предпочитают предаваться наслаждениям в ливанской столице. Их учитель физкультуры, превратившийся для них в поставщика предметов поп-культуры после того, как открыл магазинчик грампластинок напротив здания школы, вспоминает о «пятерке бен Ладенов»: «Они очень любили музыку в стиле андеграунд, а особенно «Битлз», «Чикаго», Джими Хендрикса и Мика Джаггера»[360]. Иногда они едут на собственном автомобиле в Бейрут, чтобы посмотреть в тамошних кинотеатрах что-нибудь интересное: «Элвис, Брюс Ли, никаких арабских фильмов». Как только эти любители высокой скорости замечают в каком-нибудь фильме гоночный автомобиль и он им нравится, они подбивают некоторых своих товарищей отправиться с ними на самолете в Соединенные Штаты, чтобы купить автомобиль прямо там.

Им также по душе охота, но большей частью охота на роскошную одежду. Брюки клеш, цветастая рубашка, застегивающаяся лишь в районе пупка, шапка курчавых мелкозавитых волос – последний писк моды. Их фантазии и их деньги, счета которым нет, оживляют ночную жизнь Бейрута, в которой они постоянные действующие лица. «Они были по-настоящему экзотическими», – вспоминает Ширли Боуман, английская подружка одного из братьев Усамы[361]. Некоторые из них флиртуют с дочерями выходцев из Европы, которые учатся вместе с ними в школе.

Приехав в конце 1966 года в эту школу, Усама предпочитает заниматься учебой и очень мало общается с родственниками. «Он не был первым учеником в своем классе, – вспоминает его мать, – и получал на экзаменах средненькие оценки». Западная музыка у него интереса не вызывает, и единственное его удовольствие – это смотреть кинофильмы про ковбоев и каратистов[362]. Однако горе, ворвавшись в жизнь Усамы, поставит крест на его пребывании в полном различных соблазнов Бейруте.

Третьего сентября 1967 года небольшой самолет, на борту которого находится отец Усамы – Мухаммед бен Ладен – разбивается. Это сильный удар для многочисленной родни. Благодаря дружбе с королем Абдом аль-Азизом ибн Саудом Мухаммед бен Ладен некоторое время назад стал одним из самых могущественных и преуспевающих людей страны. Эмигрировав еще в раннем возрасте из Йемена из-за одного темного дельца (он вроде бы купил быка в кредит, а затем, еще до того как покупатель уплатил долг, продавец был убит), он отправился в город Джидда и устроился там работать каменщиком. Выполняя на строительных площадках все более и более сложную и ответственную работу, он в конце концов в 1930 году решил основать собственную строительную фирму. В последующие годы он постепенно прибрал к рукам заказы на самых значительных стройках Саудовской Аравии, в которой вскоре откроют самые крупные в мире запасы нефти. Как и его друг и покровитель король Абд аль-Азиз, он живет на широкую ногу и заключает множество брачных союзов. У него 20 жен и по меньшей мере 55 детей (точного учета им никто не вел). Мухаммед бен Ладен создал «империю», которая вскоре будет носить его имя. Каждый из его сыновей получает после смерти этого почтенного старца около 330 миллионов долларов, а дочери, по существующей традиции, вдвое меньше.

Усама отдалился от отца задолго до смерти последнего. Супружеская жизнь Мухаммеда бен Ладена с матерью Усамы, Алией, продлилась недолго: эта эмансипированная женщина потребовала развода после рождения их единственного сына Усамы. «Она была всем, что у него имелось, и он ее всегда слушался», – вспоминает их близкий знакомый Халед Батарфи. Алия окружила ребенка, оставшегося без отца, особой нежностью и заботой. «Он был робким, очень послушным и очень податливым мальчиком, – вспоминает Алия. – Он всегда был услужлив. Я попыталась привить ему страх перед Богом и любовь к нему, уважение к родственникам, соседям и учителям»[363].

Разойдясь с Мухаммедом бен Ладеном, Алия – по настоянию своего первого мужа – вышла замуж за Мухаммеда аль-Аттаса, работающего в компании «Сауди бен Ладен груп». Аль-Аттас проявил себя как внимательный супруг и доброжелательный отчим, но, тем не менее, не смог – в глазах Усамы – стать адекватной заменой выдающегося отца. Усама находит пристанище в семействе Ганем. В течение двух лет он учится в начальной школе в Латакии. Его учитель английского языка вспоминает, что Усама был мальчиком, «очень удрученным гибелью своего отца», и отмечает, что он был «очень одиноким»[364]. Наджва наблюдает за серьезными изменениями, происходящими с Усамой, которому всего-то 10 лет от роду. «Будучи от природы сдержанным и неизменно немногословным, […] он стал еще более молчаливым. Однако по мере того как текли годы, он волей-неволей реже вспоминал об этом несчастном случае». Солиман, преданный брат Наджвы, дает ему первые наставления по части религии, позволяющие подавлять в себе меланхолические настроения. «Он всегда говорил, что хочет вырасти, чтобы продолжить дело своего отца. Ему очень не терпелось начать работать»[365].

У Наджвы, уже превратившейся из ребенка в подростка, возможно, имеется средство, при помощи которого можно развеселить двоюродного брата. Вопреки настояниям матери, она отказывается носить традиционную женскую одежду и предпочитает одежду современную и разноцветную. Когда снова наступает лето, она не хочет надевать кофточки с длинными рукавами и юбки, скрывающие ноги до щиколоток. Она доходит даже до того, что отказывается прикрывать волосы платком. «Мое сердце сжималось при мысли о браке с Усамой. Я мало что знала о взрослой жизни. Мне нравилось в нем все – от внешности до учтивости и силы его характера». Однако Усама по-прежнему отличается молчаливостью: «Мы никогда не разговаривали открыто и откровенно ни о наших чувствах, ни о браке».

Ситуация остается такой же из года в год. Робость Усамы мешает установлению между ним и Наджвой более тесных отношений, к которым Наджва стремится всей душой. Когда Усама заговаривает с ней, он зачастую тут же смущается и начинает бормотать что-то несвязное. «Я помню, как я отвечала пристальным взглядом на его робкий взгляд, думая про себя, что мой двоюродный брат более боязливый, чем “прикрывающая лицо платком девственница”». Усама, похоже, нашел в Латакии душевное спокойствие и безмятежность. Он частенько отправляется на маленький остров, расположенный посреди озера, которое находится неподалеку от дома его тети. Ему очень нравится этот «оазис». «А смогу ли я его купить и жить на нем?» – спрашивает он как-то раз у Солимана[366].

Приходит время «узаконить» отношения между Усамой и Наджвой. В 1973 году, когда Наджве исполняется 15 лет, это решенное дело. Если Алия радуется предстоящему заключению брака между ее сыном и дочерью брата, то мать Наджвы выступает против. «Прошу тебя, не соглашайся на этот брак. Я хочу, чтобы ты осталась со мной. Если ты уедешь в Саудовскую Аравию, твои приезды домой станут такими же редкими, как драгоценные камни», – умоляет мать Наджвы свою дочь. Наджва знает, что ее мать права: ей, Наджве, отказывавшейся носить слишком длинные платья, придется, если она выйдет замуж за Усаму и переедет в Саудовскую Аравию, надевать, как подобает саудовским женщинам, никаб[367], и жить, можно сказать, взаперти. «Это моя жизнь, мама, и решать буду я. Я его люблю, и я выйду за него замуж».

В 1974 году в Латакии устраивают свадьбу, невеста на которой выглядит, как принцесса. «Мое белое платье невесты было элегантным. Мне сделали самую модную прическу. Я знала, что была такой красивой, какой только можно быть. Мне очень хотелось, чтобы моя внешность пришлась по вкусу моему будущему мужу». Празднование свадьбы в скромном особняке семейства Ганем проходит без лишнего шума и гама. Женщины и мужчины находятся в разных сторонах помещения, и после короткой церемонии бракосочетания всех гостей приглашают на традиционный торжественный ужин, на котором, в частности, подают жареное мясо и блюда из злаковых культур. «Было много десертов, но мне есть не хотелось, и я ела совсем чуть-чуть. Весь вечер я чувствовала себя как в сладком сне: я вышла замуж за юношу, которого любила».

Однако восторг, который испытывает молодая жена, она никому не показывает. Любые проявления радости и веселья на этой свадьбе запрещены. Музыкантов просят убрать инструменты, а гостей – удерживаться от танцев. Всех также просят громко не смеяться. «Хотя свадьбы в Сирии обычно проходят с размахом, моя свадьба была скромной. […] Я, тем не менее, чувствовала себя счастливой, поскольку могла видеть по довольному выражению лица Усамы, что я ему нравлюсь и что мои поступки соответствуют его желаниям».

Близкие друзья жениха видят для данного брачного союза гораздо менее романтические причины. К числу таких друзей относится, в частности, Халед Батарфи. По его словам, Усама, будучи еще очень юным, но при этом чувствуя, что постепенно становится мужчиной и испытывает все большее влечение к женщинам, решил побыстрее жениться, чтобы удовлетворить похоть, начавшую мучить его, самым что ни на есть пристойным способом[368]. Брачная ночь проходит, как положено, однако похоть не может долго удерживать Усаму возле его молодой жены. Он возвращается к своей матери в Джидду и живет там около года. Месяцы проходят для Наджвы один за другим в ожидании писем от Усамы, в которых он пишет о том, как сильно жаждет снова ее увидеть. Ее вещи уже давно собраны, и наконец она получает радостное известие: ее муж в конце года приедет и увезет ее к себе.

Расставаясь с родительским домом и со своей страной, Наджва тем самым расстается, в общем-то, с почти светским образом жизни, который распространился в Сирии в результате присутствия в ней французов между Первой и Второй мировыми войнами. «Отныне в моей жизни появится много ограничений. Мне уже нельзя будет водить машину и работать за пределами собственного дома», – констатирует Наджва. Алия, заботясь о хорошей репутации своей невестки, подарила ей просторное черное платье – абайю, черный платок, который надевают на голову, чтобы скрыть волосы, а также еще один платок, которым закрывают лицо. Едва только вылетев на самолете в Саудовскую Аравию, Наджва тут же переодевается. «В этот день я впервые в жизни скрыла свое лицо большим черным платком и облачилась в черное одеяние […]. У меня внезапно появилось чувство, что я задыхаюсь, и мне стало страшно при одной только мысли о том, что будет происходить, когда мне придет время выходить из дома. Смогу ли я достаточно хорошо видеть сквозь платок, скрывающий лицо, чтобы суметь пройти через толпу людей? […] Я посмотрела на Усаму. Он улыбался. У моего мужа был очень довольный вид, хотя и было как-то странно, что я разговариваю с ним о самых обыкновенных вещах через маску».

Идя по улице среди других саудовских женщин, Наджва чувствует себя неповоротливой и неловкой. Всячески стараясь не позволить своей абайе за что-нибудь зацепиться, она вдруг вспоминает басню о большой черной птице, которую обманывают и у которой в результате этого выпадает из клюва сыр. Ее первые путешествия по улице среди массы других женщин, скрывающих свои лица, сопряжены в ее сознании с этой басней Лафонтена, которую она, сама того не желая, то и дело мысленно цитирует.

Невеста моря

«Я никогда еще в своей жизни не видела раньше так много подъемных кранов», – вспомнит впоследствии английская королева Елизавета II о посещении Джидды, состоявшемся примерно в то же время. Нефтяной бум превратил синее море в оживленную транспортную артерию, по которой снуют одно за другим суда, привозящие в Саудовскую Аравию все то, что взбрело в голову закупить за границей местным властям. Скромный порт, обслуживавший раньше большей частью паломников, направляющихся в священный город Мекку, трансформировался в космополитический город с населением более миллиона человек. Джидду стали называть «невестой Красного моря». Усама вырос здесь в доме своей матери, Алии, расположенном в богатом квартале, в котором есть несколько мечетей и полно магазинчиков. Заботливая мать переоборудовала свой симпатичный – хотя и немного простоватый – особняк так, чтобы у молодоженов имелся в распоряжении целый этаж.

«Точно так же как прочная морская раковина защищает драгоценную жемчужину, я стану для тебя прочной раковиной, которая защищает тебя», – заверяет Наджву Усама. Он в первую очередь заботится о том, чтобы у Наджвы имелась прислуга, и нанимает ей в служанки симпатичную эфиопку. Наджва, позабыв о теннисных ракетках и кистях, часами сидит в саду возле дома и читает Коран. Муж выступает в роли ее учителя по вопросам религии, в которых он является большим специалистом. Он вызывает у Наджвы восхищение тем, что, обладая удивительной памятью, цитирует наизусть из Корана высказывания пророка целыми абзацами. Молодожены ежедневно в одно и то же время молятся, причем делают это с удовольствием.

Наджва очень быстро приучается любить то, что любит Усама. Например, кабачки, фаршированные костным мозгом. «Все убеждения ее мужа стали и ее убеждениями», – вспоминает Лейла Ганем, младшая сестра Наджвы[369]. Хотя ей самой вполне хватило бы в качестве еды и хлеба с оливковым маслом, она старается кормить разнообразной и полезной пищей супруга, который с утра до вечера очень занят. Усама все еще учится в лицее. Каждое утро он облачается в школьную форму и отправляется в весьма престижный лицей «Аль-Тагр», созданный самим королем Файсалом. А еще Усама работает на семейном предприятии и в свои 18 лет уже руководит возведением первых сооружений, в то время как многие из его братьев пребывают в праздности. После того как он в 1976 году оканчивает лицей, ему доверяют строительство объекта в нескольких часах езды на юг от Джидды. Чтобы не ездить в такую даль по знойной пустыне, он летает туда на самолете. Усама при этом даже и слышать не хочет об авиакатастрофе, которая унесла жизнь его отца. Садясь за руль гоночных автомобилей последних моделей (несколько он уже разбил), он бьет рекорды скорости. «Не переживай, эта езда легкая и безопасная. Мой отец лично наблюдал за строительством этой дороги, а значит, она лучшая из всех, какие только есть».

Женщины в доме матери Усамы занимаются в основном тем, что обсуждают за чашкой чая последние сообщения о королевской семье и переживают по поводу трех бесшабашных парней из числа их родственников. Вернутся эти сорвиголовы целыми и невредимыми сегодня вечером или же нет – вот что больше всего волнует этих женщин, которые живут, по сути дела, взаперти и утешают себя коллективным чтением священной книги. Однако отвлекаться от всех своих треволнений при помощи одной лишь религии у них не получается. Нужно что-то еще. Например, мода. Наджва пробует себя в качестве портнихи и дизайнера. «Мои платья были довольно незатейливыми. Мне нравилось просматривать журналы мод и отбирать приглянувшиеся модели, а затем аккуратно рисовать выкройку на бумаге». Однако с поставкой тканей возникают проблемы. Поскольку ей не дозволяется ходить одной по магазинам, она вынуждена отправлять за тканями водителя, предварительно излагая свои воззрения в области одежды. «Было непросто втолковать нашему несообразительному шоферу, прожившему б?льшую часть жизни в маленькой деревне в Йемене, насколько важна для женщины плотность и расцветка тканей». Но уж лучше пользоваться услугами этого бестолкового курьера, чем лишать себя возможности творить. Вот так и проходит день Наджвы – «идеальной жены». Вечером домой приходит Усама. Непосредственно перед его приходом она быстренько приводит себя в порядок, и затем они за ужином рассказывают друг другу о том, чем каждый из них занимался в этот день.

После года семейной жизни юная Наджва замечает, что в ее организме начали происходить изменения. В возрасте 17 лет она уже ждет рождения первого ребенка. Усама, узнав об этом, приходит в восторг. Он надеется, что родится мальчик. Наджва тоже заявляет, что ей хочется, чтобы у нее родился сын, однако в глубине души она лелеет другие надежды: «Я всегда хотела родить девочку, чтобы я могла одевать ее в красивые платья и заплетать ее длинные волосы в косы». Стараясь проводить побольше времени рядом с женой, вынашивающей первенца, Усама руководствуется существующими у бен Ладенов правилами: роды должны пройти не в больнице, а дома. Однако боли, которые испытывает при родах Наджва, столь сильны, что он, опасаясь, что она, рожая, умрет, вводит – хотя и скрепя сердце – новое правило: «В дальнейшем Наджва будет рожать наших детей в больнице».

В 1976 году рождается сын – Абдулла бен Ладен, – и Наджва вскоре опять беременеет. Несколько месяцев спустя на свет появляется еще один сын. В 1979 году рождается еще один мальчик. Усаме теперь есть чем гордиться перед родственниками: он – отец троих сыновей. Ему – молодому отцу – едва исполнилось 22 года, он изучает менеджмент и экономику в университете, носящем имя короля Абда аль-Азиза. Трое мальчиков, отличающихся крепким здоровьем, хорошие отношения между супругами и достаточно денег для того, чтобы удовлетворить их запросы, – все это подтверждает, что Наджва сделала правильный выбор. «Как бы мне хотелось, чтобы мы пребывали в этом счастливом состоянии всегда», – мечтает она.

Однако за этими заявлениями об идиллической семейной жизни скрывается, безусловно, совсем другая реальность. Кармен бен Ладен – швейцарка, вышедшая замуж за одного из братьев Усамы – вспоминает, что Наджва иногда едва не впадала в истерику. Первый ребенок Наджвы и Усамы, мучаясь от изнурительной жары, беспрерывно плачет. «Ему хотелось пить. Наджва пыталась давать ему воду в маленькой ложечке, но он был еще слишком маленьким, чтобы из нее пить»[370]. Дочка Кармен охотно сосет воду из бутылочки с соской, и Кармен, видя это, предлагает такую бутылочку Наджве, но та, едва не заливаясь слезами, отказывается ее брать. «Ему не хочется пить», – вот и все, что она говорит в ответ. «Моя свекровь объяснила мне, что Усама не разрешал кормить своего сына из бутылочки с соской, и Наджва не осмеливалась его ослушаться». Не зная, что делать, она качает ребенка на руках. Кармен звонит своему мужу и просит его повлиять на молодого отца, но очень быстро убеждается, что такие ее попытки ни к чему не приведут. Заставить Усаму изменить свое мнение невозможно.

В мире, в котором живут эти женщины, существует превеликое множество правил и традиций. Среди сестер Усамы самой плодовитой является Шейха. «Она была почти копией Усамы, но только женского пола», – вспоминает Кармен. Очень трудно противостоять этой упрямой женщине, рядом с которой «Наджва в своих невзрачных одеждах и с опущенными глазами казалась невидимой». Во время женских собраний в помещении женщины снимали с себя свои абайи. «Это было самым настоящим соревнованием по части того, у кого на лице больше макияжа, драгоценностей, у кого самое изысканное и дорогое платье».

Незатейливые платья, сшитые Наджвой, выглядят довольно убого по сравнению с теми нарядами, которые стали покупать себе в больших количествах некоторые представительницы семейства бен Ладенов с тех пор, как в Джидде появился большой универсальный магазин. «Мы ходили туда группами по несколько женщин в сопровождении шоферов. Там мы останавливались с разинутыми от восхищения ртами перед полками, заваленными западными товарами, и затем покупали их столько, сколько душе угодно»[371]. Однако этот универмаг был только началом. Женщины начинают заниматься улучшением интерьера. «Они приходили в восторг от самой обыкновенной ярко раскрашенной мебели […]. Все имело напыщенный вид и было украшено невянущими пластмассовыми цветами».

Повседневные заботы становятся для Наджвы незаметными мелочами, когда рядом с ней Усама. Он вскоре везет свою «жемчужину» в священную Мекку, находящуюся от Джидды на расстоянии 80 километров. Вид города, привлекающего к себе паломников со всех четырех сторон света, приводит Наджву в восторг, и Усама не скрывает своего энтузиазма по поводу того, что он дал ей возможность испытать благоговейные чувства. «Мои ноги ступили на эту землю, и я пошла по направлению к большой мечети, чувствуя, что я лечу, как во сне».

1979 год: ларец Пандоры

Поездка в Мекку для Усамы – нечто гораздо большее, чем просто способ поразвлечь себя и жену. Сейчас, в 1979 году, в его политическом восприятии мира кое-что изменяется: он теперь считает, что Аравийский полуостров следует защищать от «захватчиков». «Я заметила, что он начал воспринимать окружающий мир по-новому и как-то более широко». Усама проявляет все больше и больше недовольства по части международной политики.

В январе происходит первое из целой серии событий, которые очень сильно отразятся на судьбе Усамы бен Ладена. В начале года шах Ирана после нескольких недель массовых уличных беспорядков вынужден покинуть страну под давлением бунтарей, которыми руководит имам Хомейни. В Иране произошла исламская революция, и Усама наблюдает с удовольствием, смешанным с недоверием, за этими событиями, призванными направить Иран на «истинный путь» религии. Правители Саудовской Аравии поеживаются от страха. Их режим, выступающий за диалог с могучими западными державами – такими, как США, – делает их потенциальной целью атак исламистов.

Поскольку влияние последних на улицах городов Саудовской Аравии становится заметным, королевская семья пытается их «нейтрализовать», претворяя в жизнь требования религиозных идеологов от своего имени. На рынке в Джидде развешаны плакаты, грозящие суровой карой тем, кто будет одеваться не так, как положено. Религиозная полиция – мутава – размахивает дубинками, угрожая бесстыжим женщинам. Черные непрозрачные чулки становятся еще одним элементом одеяния женщин, чтобы у тех была скрыта вся – до единого квадратного сантиметра – кожа. Однако женщины из клана бен Ладенов решают пойти в этом вопросе еще дальше. «Многие по примеру Наджвы и моих золовок Рафы и Шейхи добавляют к своему одеянию еще и перчатки», – вспоминает Кармен. Куклы, алкогольные напитки и проигрыватели с высокой точностью воспроизведения внезапно исчезают по всей стране и становятся предметами контрабанды. Сотрудники мутавы врываются в жилища и уничтожают эти атрибуты безбожности, а виновных затем ждет кулачная расправа и тюрьма. Женщины из числа родственниц Усамы приветствуют эти благотворные изменения. «Они полагали, что мутава делает свою работу – работу почетную и справедливую. Они были убеждены, что религия слишком строгой быть в принципе не может». Лейла, которая на пять лет моложе Наджвы, вспоминает о трансформациях, произошедших с ее сестрой: «Ей не нравился мой образ жизни. Я не носила платка, скрывающего лицо, и это ей очень не нравилось. Она то и дело пыталась уговорить меня его носить»[372]. Как-то раз Кармен, разговаривая с Рафой, отличающейся своей большой набожностью, задает ей вопрос: неужели мужчины так слабовольны и так одержимы плотскими наслаждениями, что один лишь взгляд, брошенный мужчиной на лицо женщины, может понудить его совершить грех? Реакция Рафы очень даже выразительная: «Рафа посмотрела на меня с таким видом, как будто я заговорила по-китайски».

Как-то раз вечером Усама заявляет своей жене: «Наджва, мы поедем в Соединенные Штаты». Вскоре Усама, Наджва и их дети вылетают на самолете в Индиану. Там их ждет встреча с человеком, имени которого они еще не слышали. Абдулла Аззам – палестинский теолог, уверенный в неизбежности ожесточенного столкновения между мусульманским миром и Западом. Он прославился своим участием в вооруженных операциях, направленных против оккупации Палестины Израилем и организованных Ясиром Арафатом. Однако вместо следования социалистической философии национального освобождения Аззам станет разрабатывать идею панисламистского и транснационального движения, которое, как он надеется, перекроит карту мусульманского мира, оставшуюся в наследство от колонизаторской эпохи, и свергнет коррумпированные светские правительства.

Наджва, весьма далекая от подобных идей, переживает за одного из своих детей, который во время поездки заболел. Ей и ее мужу приходится обратиться в Индианаполисе к врачу. «К моему великому облегчению, любезный доктор заверил нас, что малыш […] вскоре поправится». Усама и Наджва проводят в Индианаполисе целую неделю, а затем Усама уезжает на неделю в Лос-Анджелес, оставив Наджву на одну из ее подруг. «Исходя из того, что я увидела во время этих коротких прогулок, я пришла к выводу, что американцы – добрые и любезные люди, отношения с которыми простые и приятные», – как-то раз заявляет Наджва. Она делает и другое интересное заявление: «Мы с Усамой не питаем ненависти к Америке, пусть даже мы ее и не очень-то любим».

Однако один эпизод ставит под угрозу установление «теплых отношений» с Америкой. Когда они уже покидают эту страну, какой-то невоспитанный пассажир много-много раз ходит туда-сюда перед Наджвой. Этот человек никогда не видел женщину, скрытую одеждой с головы до ног, и смотрит на нее с разинутым от удивления ртом. Более того, он разглядывает едва ли не каждый шов и каждую складку ее одежды. «Я задавалась вопросом, что же сейчас думает мой муж. Я покосилась на него и увидела, что он внимательно разглядывает этого любопытного зеваку». Друг Усамы Халед Батарфи вспоминает, что, следуя примеру этого бестактного мужчины, несколько пассажиров начали глазеть на Усаму и Наджву и даже фотографировать их[373]. Реакция Усамы на это довольно неожиданная. Как только он и Наджва заходят в самолет и, сев на свои места, начинают обсуждать только что произошедший инцидент, он шутит по поводу бестактности этого мужчины, предпочитая не возмущаться, а смеяться.

В этом же 1979 году в Саудовской Аравии происходит гораздо более драматическое событие. Пока Наджва возится со своими тремя детьми (вспоминая о том времени, она говорит: «Я в тот год почти не замечала всего, что происходило за пределами четырех стен моего дома»), в ноябре предпринимается отчаянная попытка «экспорта» произошедшей в Иране революции.

Мечеть Аль-Харам в Мекке, утро 20 ноября. Несколько сотен вооруженных людей захватывают самое большое религиозное сооружение Ближнего Востока. В этом священном месте, в которое ежегодно приезжают сотни тысяч паломников, уже в течение некоторого времени проводятся реставрационные работы. Их проведение доверено одной из лучших строительных компаний Саудовской Аравии – «Сауди бен Ладен груп». Пятьдесят тысяч человек собираются отметить наступление первого дня 1400 года – в летоисчислении от хиджры[374] – но неожиданно террористы достают оружие, спрятанное в гробах. Хотя в Мекке строго запрещено и ношение оружия, и какое-либо кровопролитие, это не мешает террористам убить одного из охранников. Это святотатство станет прологом к двухнедельной вооруженной борьбе между иранскими экстремистами и силами охраны порядка Саудовской Аравии. Террористы стремятся свергнуть правящую в этой стране династию, которую они обвиняют в том, что она «развращенная, поскольку ведет нарочито роскошный образ жизни», а также в том, что она «уничтожила саудовскую культуру посредством политики насильственного привития западноевропейского образа жизни».

После нескольких попыток освобождения заложников, приведших к гибели более чем ста человек, саудовцам приходится признать свое бессилие. Не имея возможности обратиться за помощью к своим соседям без риска утратить региональный статус и престиж, руководители Саудовской Аравии просят помочь Соединенные Штаты. Однако президент Картер пропускает их обращения мимо ушей. А вот Франция готова помочь. Французскому президенту Валери Жискар д’Эстену приходится действовать быстро, и он срочно отправляет в Мекку трех молодых сотрудников недавно созданного элитного антитеррористического подразделения французской жандармерии. После первого неудачного штурма люди, захватившие заложников, прячутся в подвалах и огромных катакомбах этого священного места, чертежей или просто планов которых ни у кого нет. Ни у кого, кроме, пожалуй, реставраторов. Прибыв на место проведения операции, французские спецназовцы видят растерявшихся саудовских офицеров, один из которых вопит перед стенами мечети: «Где бен Ладен? Где бен Ладен?»[375]

Сал?ма – старшего брата Усамы, ставшего главой семьи после смерти отца, – просят принести драгоценные документы. Вместе с французскими военнослужащими офицеры Саудовской Аравии выясняют, в каких именно местах подземные ходы выходят на поверхность. Затем они устраивают штурм, который – несмотря на 250 жертв – увенчивается успехом. Шестьдесят двух взятых живьем террористов приговаривают к смертной казни: им отрубают головы. Усама, которому 22 года, все еще является ярым противником любого проявления насилия. Как-то раз, когда какой-то молодой человек во время футбольного матча, сжав кулаки, выкрикивает в его адрес оскорбление, друг Усамы Халед Батарфи, вмешиваясь, набрасывается на обидчика и с силой отталкивает его. Усама тут же выражает свое неодобрение: «Если бы ты подождал пару минут, я решил бы эту проблему мирным путем»[376].

Усама хотя и не возражал против освобождения заложников, но он не одобряет методы, которые для этого использовались. «Они могли бы разрешить этот конфликт, не сделав ни одного выстрела. […] Что им было нужно, так это время. [У террористов] имелось только стрелковое оружие и очень мало съестных припасов. А еще они были окружены». Он винит в произошедшем прежде всего наследного принца Фахда: «Он, упорствуя, применил грубое насилие, после которого на выложенном плитками полу мечети остались следы бульдозеров и бронированных машин»[377]. Эти апокалипсические картины снова и снова мелькают перед мысленным взором молодого студента. «Все помнят, как минареты покрылись копотью после того, как танки открыли огонь».

Если данные события вызвали у Усамы неприязнь к правящей в Саудовской Аравии королевской семье, которую он считает косвенно виновной в смерти нескольких сотен верующих, то еще одно событие заставит его вскипеть негодованием и тем самым поставит крест на пока что тихой и спокойной семейной жизни Наджвы. В следующем месяце – в декабре – Советский Союз решает оказать вооруженную поддержку прокоммунистическому режиму, утвердившемуся в Кабуле, и посылает войска в Афганистан. Усама постоянно интересуется новостями из зон военных действий. Он становится обеспокоенным и нервным, его мучает бессонница. «Я не имела ни малейшего представления о том, что могло происходить в этой далекой стране, а вот мой муж очень этим интересовался».

Наджва и Усама когда-то без слов достигли своего рода соглашения: она никогда не расспрашивает его о политике. Однако на этот раз его состояние становится таким настораживающим, что она набирается мужества и нарушает договоренность. «Он был таким ошеломленным, каким я его еще никогда не видела. Его шокировали рассказы о том, как невинных мусульманских женщин и детей бросают за решетку и пытают до смерти». Ему очень захотелось что-то предпринять. Он начинает собирать средства среди своих родственников. В этом ему помогает сестра Шейха. Наджва видит, что по вечерам домой возвращается не ее муж, а скорее его слабое подобие, изнуряемое горящим внутри него огнем. «Война в Афганистане начала завладевать жизнью моего мужа». Он планирует отправиться в Афганистан, где уже собираются многочисленные правоверные, желающие принять участие в партизанской войне. Усама, когда-то обещавший защищать ее, Наджву, теперь говорит только о закупках продовольствия, медикаментов и вооружений, которые он собирается доставлять из Пакистана в Афганистан на грузовиках, чтобы затем раздавать тем, кто поднялся на вооруженную борьбу с существующим в Афганистане режимом.

Абдулла Аззам сразу же начинает помогать афганцам и усиленно подбивает Наджву поехать вместе с мужем в Пешавар – город неподалеку от афгано-пакистанской границы, используемый в качестве базы антикоммунистического сопротивления. Муж Наджвы всецело занят заботами, которые не имеют никакого отношения к его семье и которые, в общем-то, непонятны Наджве. Она поддерживает ту борьбу, которую он ведет в Афганистане, исключительно из личных соображений. «Хоть бы мой муж смог вернуться домой так, чтобы мы снова зажили своей прежней жизнью».

Усама, прежде чем уехать на три месяца из Саудовской Аравии, заботится о том, чтобы его семья могла жить как можно лучше. Он покупает в Джидде для Наджвы большой каменный дом из двенадцати квартир, находящийся неподалеку от дома его матери. «Я была удивлена размерами этого дома и подумала про себя, что у меня никогда не будет столько детей, сколько нужно для того, чтобы заполнить это здание». Пустые комнаты с голыми стенами вызывают у нее предчувствие одиночества, которое ее, по-видимому, ждет. Она находит в этом своем новом и пока еще холодном жилище лишь несколько традиционных персидских ковров и несколько подушек, лежащих в ряд у стен. Она чувствует одновременно разочарование и беспокойство, но пытается подавить в себе оба эти чувства. «Мне всегда хотелось, чтобы в нашем доме стояла красивая мебель, однако только Богу было известно, когда Усама вернется из Пакистана». Это огромное здание никогда не станет тем элегантным домом, о котором она мечтает с первых лет супружеской жизни. Усама и Наджва никогда больше не вернутся к обычной жизни, ибо отныне бен Ладен будет проводить больше времени за границей, чем в родной Саудовской Аравии.

Наджва не единственная, у кого судьба пытается отнять дорогого ей человека. Настораживающие перемены в поведении Усамы угнетают и его мать Алию. Отправившись в поездку всего лишь с целью оказать материальную помощь бойцам сопротивления, Усама затем решает лично принять участие в вооруженной борьбе. «Ей и так было плохо, а тут стало еще хуже. Позднее она услышала о том, что русские используют против моджахедов какой-то газ. С этого момента она все время смотрела телевизор и слушала радио, со страхом ожидая, что услышит страшную для нее новость», – вспоминает Халед Батарфи[378]. После нескольких недель тревожных ожиданий Алия пытается вмешаться. «Она попыталась его остановить, – вспоминает одна из сестер Наджвы. – Она хотела, чтобы он вернулся в Саудовскую Аравию, но он ее не послушал. Когда она поняла, что он поступает так в силу своих убеждений и что он не повернет назад, она сказала: “Да хранит его Бог”»[379].

Пока муж Наджвы сражается, супруга чувствует, как в ней опять зарождается новая жизнь. Ей удается заранее сообщить Усаме об этом и о предполагаемой дате родов. Она таким образом пытается заставить его вернуться домой. «Когда я сказала Усаме, что мне необходимо лечь в больницу, он разволновался так, как будто речь шла о рождении нашего первого ребенка. Он усадил меня в свой автомобиль и затем быстро повез в больницу “Букшан”». Он не нарушил своего обещания. Он снова находится рядом с ней, и, несмотря на трудные роды, Наджва чувствует себя сейчас – в начале 1980-х годов – «самой счастливой женщиной в мире». Усама тоже безумно рад рождению четвертого сына, которому дают имя Омар. Он часто повторяет своей супруге, что рождение детей – это настоящее благословение. Однако радости этого маленького Эдема не могут больше удержать человека, которого горы Афганистана превратили в бойца, в моджахеда.

Наджва, оставшись одна, без мужа, со своими четырьмя сыновьями, очень сильно скучает. Как-то раз обратив внимание на то, что у их последнего малыша светлые волосы, она видит в этих волосах возможность хоть как-то удовлетворить свое желание иметь дочку. «Я, долго не раздумывая, начала заплетать его волосы в косы и пытаться делать ему различные модные прически – например, похожие на косы, которые были заплетены на хвостах лошадей моего мужа». Дальше – больше. «Вот тогда-то я и начала делать выкройки и шить платья для маленькой девочки, используя Омара в качестве манекена, на который я эти платья примеряла».

Вскоре у нее уже не поднимается рука снимать с него эти прелестные одеяния. Наджва уже не может остановиться. «Потребовалось совсем немного времени на то, чтобы я сшила целый гардероб одежды для девочки». Она, оправдывая это свое увлечение, говорит себе, что Омар еще всего лишь младенец и что он все равно об этом забудет. Все будет хорошо, если только об этом не узнает Усама. Однако, проведя еще один месяц в Пакистане, пешаварский вояка совершенно неожиданно приезжает домой. Омар заходит в комнату и ковыляет к отцу. У него длинные, заплетенные в косы волосы, на нем девчоночья одежда. «У меня замерло сердце, и я уставилась на своего мужа в ожидании того, что же он сейчас скажет или сделает». Усама настороженно наклоняется над своим сыном и проводит пальцами сначала по его одежде, а затем и по его – заплетенным в причудливые косички – волосам. Он с нерешительным видом смотрит сначала на Омара, затем на Наджву, затем опять на Омара и снова на Наджву. Видимо, должным образом оценив портняжные таланты своей супруги, он реагирует совершенно неожиданно. «Его длинные пальцы ласково погладили красивое платье нашего сына, а затем он спокойно сказал: “Омар, на тебе одежда девочки, а ты ведь мальчик”». Наджве, которая еще никогда не вызывала недовольства у своего мужа, кажется, что секунды длятся так долго, как будто это не секунды, а часы. «Вообще-то я всегда была самой что ни на есть послушной женой», – думает Наджва, ожидая, что муж ее сейчас накажет. Однако Усама даже не повышает на нее голоса: он понимает, насколько хрупкой психологически стала его жена в результате того, что он то и дело оставляет ее надолго одну. Еще более ласковым голосом, чем обычно, он пытается заставить ее вернуться в реальную действительность. «Наджва, Омар – мальчик. Переодень его в мальчишечьи одежды и подстриги ему волосы».

Страх, который она испытала, послужил ей хорошим уроком, и она отныне будет вести себя надлежащим образом. По крайней мере, тогда, когда ее муж дома. Когда же он вскоре снова уезжает в Пакистан, Наджву опять – и еще даже с большей силой – охватывает страсть к пошиву девчоночьей одежды, и она вновь начинает этим заниматься. «Мой муж неожиданно вернулся и увидел, как я любуюсь красивым розовым платьицем, надетым на Омара, волосы которого ниспадали длинными кудрями». Усама молчит, но его взгляд становится угрожающим. «На этот раз я предпочла больше не испытывать судьбу». Маленькие платьица кладутся в чемодан – им предстоит лежать в нем до тех пор, пока не родится дочь.

Наджве необходимо найти для себя новые развлечения. Следует отметить, что коротать время просмотром телевизионных программ у Наджвы возможности нет. Усама считает, что его семья не должна развращать себя подобным времяпрепровождением. Кроме того, после введенного в Саудовской Аравии запрета на трансляцию мультфильмов, созданных студией Уолта Диснея, и «Маппет-шоу» по телевизору можно посмотреть разве что выпуски новостей. Детям вменяется в обязанность смотреть эти выпуски, но они все время норовят включить какой-нибудь другой канал, уменьшая при этом уровень звука, чтобы не услышали взрослые.

Мучающая Наджву скука часто перерастает в тревогу. Тревога эта отнюдь не является необоснованной: из очередной поездки в Афганистан Усама возвращается весь в шрамах. Встретившись с мужем после долгой разлуки, Наджва едва не впадает в состояние оцепенения, когда Усама признается ей, что научился управлять вертолетом. Когда она начинает его расспрашивать, он приказывает ей: «Наджва, перестань об этом думать».

Усама – отец заботливый, но он редко бывает дома. Когда настроение у него хорошее, он, усадив перед собой сыновей, рассказывает о своих боевых подвигах. Человек он очень серьезный, но вполне может и слегка приукрасить выдумками рассказы для маленьких мальчиков, которые смотрят на него снизу вверх, как на великана. Повествуя им об одной из своих очень рискованных вылазок, он подробно описывает, как они вдвоем с Абдуллой Аззамом спасались от ракет грозных советских вертолетов. Заметив в последний момент в склоне горы небольшую пещеру, они заскочили туда. Однако русские вертолетчики обнаружили ее и открыли по ней огонь ракетами. Усама успел выскочить из этого убежища еще до того, как разрыв ракеты заставил обвалиться вход. В результате обвала его товарищ оказался запертым в каменном мешке. Будучи хорошим рассказчиком, Усама умеет выдерживать паузы, заставляющие слушателей изнывать от нетерпения, когда же он продолжит. «Знаете, что произошло потом? Я увидел чудо. Аллах направил еще одну ракету прямо в завал, преградивший выход из пещеры Абдулле Аззаму. В результате второго взрыва в завале образовался такой ровный проход, как будто его сделали опытные землекопы». Он поднимает голову, делая вид, что погрузился в свои воспоминания. «Абдулла Аззам выбрался через эту щель, сделанную дланью Аллаха, с таким же спокойствием, с каким человек отправляется на пикник».

Однако в остальное время Усама проявляет гораздо меньше терпения по отношению к сыновьям, чем по отношению к своей жене. «Я никогда не слышал, чтобы он кричал на свою мать, своих сестер, мою мать или своих дочерей. Я никогда не видел, чтобы он ударил женщину. Если он кого и бил, так это своих сыновей», – вспоминает Омар, для которого отец был человеком, «не проявлявшим отцовской любви». Самый младший из отпрысков Усамы и Наджвы скучает по отцу, а потому, как только тот переступает порог дома, мальчик старается находиться поближе к бен Ладену и дурачится, тем самым пытаясь привлечь к себе его внимание.

Усама, которого отнюдь не радуют эти детские проказы, для таких случаев всегда держит под рукой трость. По мере того как его сыновья растут, он начинает их все больше и больше лупить: «он взял себе за правило бить тростью меня и моих братьев из-за малейшего пустяка». Не имея права пользоваться ни кондиционером – хотя в Саудовской Аравии очень жарко, – ни даже холодильником (да и на пользование электричеством наложены определенные ограничения), сыновья Усамы и Наджвы начинают ненавидеть эти дурацкие правила, пусть даже их мать никогда по поводу этих правил и не жалуется. Однако их протесты очень быстро подавляются ударами трости.

Единственные счастливые моменты в жизни семьи бывали только тогда, когда они все вместе находились в поместье Усамы к югу от Джидды. Поместье огромно: конюшни и множество других построек, в том числе и мечеть. На свежем воздухе Усама наконец чувствует умиротворение. Он сажает сотни деревьев, в том числе и различные пальмы, и ухаживает за садом. Он также создает искусственный оазис с камышами и водными растениями. «При виде красивого растения глаза моего отца сверкали от счастья. Когда же он бросал взгляд на какого-нибудь из своих жеребцов-производителей, его глаза сверкали от гордости», – вспоминает Омар. Поскольку игрушки в семье Усамы запрещены, он дарит детям коз, чтобы им было с кем играть. Однажды он приезжает в поместье с находкой, которая выводит Наджву из себя, – с детенышем газели. Наджва запрещает детям заводить детеныша в дом, но они затаскивают его туда через окно. «Следы преступления» обнаруживаются очень быстро: на мебели во многих местах прилипли характерные коричневатые волоски. «Правонарушителей» незамедлительно наказывают.

Одна из редких игр, которые по нраву строгому хозяину дома, – футбол. «Я помню тот день, когда он принес домой мяч. Я очень удивился, когда увидел, как он улыбнулся, заметив, что мы обрадовались. Он признался нам, что ему нравится играть в футбол, и он стал играть с нами, когда у него было свободное время», – вспоминает Омар. Впрочем, есть еще одна игра, дающая Усаме возможность провести время со своими сыновьями и заодно проверить их ловкость: они играют в мини-регби, используя вместо мяча шляпу. Как-то раз Усама с удивлением замечает, что его младший сын его обогнал. Резко бросившись вперед, Усама хватает его за щиколотки, однако Омару удается вырваться. Усама шлепается на землю. «При падении он содрал себе кожу на локтях и вывихнул правое плечо. По его искаженному лицу я понял, что ему очень больно». Усаму отвозят в больницу, где ему делают уколы кортизона, а также лечат вывихнутое плечо. В результате всего этого ему приходится отложить очередную поездку в Пакистан и пробыть шесть месяцев дома. Если Наджву это радует, то ее дети испытывают совсем другие чувства. «Мои братья на меня разозлились, потому что они не могли выносить присутствия нашего отца в Джидде. Они хотели, чтобы он уехал в Пакистан». Именно это он и собирается вскоре сделать, грозясь на этот раз взять Наджву с собой.

Если не считать отъезды Усамы в Афганистан, Наджва своей семейной жизнью довольна. «Я была более чем счастлива с ним, и его поведение говорило о том, что и он был счастлив со мной». Однако со следующим сюрпризом, который Усама привезет, ей будет смириться гораздо труднее, чем с детенышем газели: в доме Усамы вскоре появится еще одна женщина.