ВЫБОР БУДУЩЕЙ КАРЬЕРЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В октябре 1893 года Пруст наконец получил свой диплом юридического факультета. Марселю уже было 22 года, и родители настаивали на том, чтобы он определился, чем он будет заниматься в жизни. Сам Марсель не мог сделать выбор — любая профессия представлялась ему несовместимой с тем, что он хотел делать на самом деле, с тем, чему он, как ему казалось, был предназначен. В ноябре 1893 года под давлением близких Марсель обратился за советом о выборе будущей карьеры к Шарлю Гранжану, библиотекарю Сената и другу принцессы Матильды, с которым Марсель переписывался около месяца. Пруст думал сначала о карьере директора музея. Затем Гранжан рекомендовал ему Счетную палату. Марселю эта идея показалась ужасной, он предпочел бы Школу хартий, готовящую хранителей музеев, даже если впоследствии ему придется работать на бесплатной основе. Однако Гранжан считал, что характер Пруста не соответствует этой карьере. Обсуждались также посты служащего в Сенате и архивариуса в Министерстве иностранных дел. В письме своему другу Роберу де Бийи Пруст также анализировал возможные варианты своей карьеры. Так, в Министерстве иностранных дел он мог бы служить только в том случае, если бы удалось остаться в Париже (здоровье не позволяло ему путешествовать), но в этом случае его работа была бы такой же скучной, как в Счетной палате, где, впрочем, у него было бы больше времени «для прогулок». А может быть, ему стоит стать прокурором? Он добавлял, что решительно не хочет быть ни адвокатом, ни медиком, ни священником — три карьеры, которые в его окружении считались престижными.

После нескольких недель размышлений Марсель решился написать письмо своему отцу, где объяснил, что «всегда надеялся в конце концов продолжить изучение литературы и философии», для которых, как ему кажется, он был создан. Однако учеба на филологическом и философском факультетах в смысле карьеры открывала лишь одну возможность — преподавание, а потому представлялась родителям Марселя бесполезной: они были уверены, что их сын не способен работать учителем. Несмотря на это мнение родителей, Пруст окончательно остановился на идее продолжить учебу. Жанна и Адриен Пруст, которые, кстати, знали, что среди друзей их сына были молодые успешные литераторы (Даниэль Галеви, Гастон Арман де Кайаве, Робер де Флер), в конце концов сдались и согласились на поступление Марселя в Сорбонну.

Этот выбор позволил Прусту снова встретиться с Дарлю, любимым преподавателем философии, который опять согласился давать ему частные уроки. Кажется, что общение с преподавателем из лицея интересовало его даже больше, чем занятия в университете. То, что ему предлагалось изучать на лекциях, было недостаточно интересным, и он ходил на занятия без особого прилежания. Примером работы, которая казалась Прусту бесполезной, явилось предложенное студентам рассуждение о счастье. Горасу Ландау Пруст рассказывал о результатах изучения сложного вопроса: «Меня заставили написать сочинение, чтобы доказать, что счастье существует. Так как я хороший студент и хороший сын, я его написал, но поскольку я плохой философ, я его написал плохо. Но самое главное, я не верю в счастье. Я думаю, что каждый имеет свое особенное счастье — когда его имеет».

Нежелание выполнять задания, не представлявшие особого интереса, привело к тому, что оценки Марселя оставляли желать лучшего, к тому же он не сдал часть экзаменов, перенеся их на будущие годы. Преподаватели не очень высоко ценили его небрежно составленные работы: они жаловались на очень неразборчивый почерк, а также на отсутствие абзацев. Тем не менее в конце первого года обучения из восьмидесяти возможных баллов Пруст получил все-таки сорок два, что позволило ему перейти на следующий курс.

За всю жизнь Марселя единственной его серьезной попыткой заняться профессиональной деятельностью вне литературы будет участие в конкурсе на получение места в Библиотеке Мазарини в 1895 году. Пост не оплачивался в течение нескольких лет, а затем должен был дать возможность получать небольшую зарплату. Кстати, в этой же библиотеке работал хранителем и Сент-Бёв, чьим критиком вскоре станет Пруст, начав писать собственный роман. Требования к сотрудникам были не очень велики — необходимо было присутствовать на рабочем месте по пять часов в день, однако и это казалось Прусту слишком трудным. Сразу после получения места в мае 1895 года он попросил об отпуске по состоянию здоровья сначала на несколько месяцев, а затем на целый год. Переписка с дирекцией библиотеки по поводу все новых и новых отпусков продлится до 1900 года, когда наконец будет принято решение о его увольнении.

Гораздо больше, чем карьера библиотекаря, Марселя Пруста привлекала профессия журналиста. Она не только позволяла писать и публиковать свои произведения, но и присутствовать на самых важных событиях светской жизни Парижа. Праздник, организованный Робером де Монтескью 30 мая 1894 года в Версале, был именно такой возможностью понаблюдать за парижской аристократической элитой и попробовать свои способности в описании света. Прусту удалось опубликовать свою статью «Литературный праздник в Версале» с небольшими изменениями в двух изданиях: в «Галуа» и «Пресс». Как уверял он в своем отчете, светский раут был достоин самого Людовика XIV. Так, список присутствующих, который также был дан в статье, включал более сотни имен. Кроме того, Робер де Монтескью позаботился о самых изысканных развлечениях для гостей: на празднике исполнялась музыка Баха, Шопена, Рубинштейна и Листа, а стихи поэтов конца XIX века и самого хозяина праздника читала Сара Бернар.

Но больше всего забот в описании праздника доставили Прусту дамские туалеты. Начинающий писатель уже отличался необыкновенной щепетильностью в отношении деталей: он не только делал записи в течение всего дня, чтобы ничего не упустить и не наделать ошибок, но еще и дал прочитать написанное как минимум шести дамам, также присутствовавшим на празднике, чтобы они исправили недочеты. В результате описания платьев отличались и подробностью, и точностью: Пруст продемонстрировал себя знатоком, прекрасно разбирающимся не только в модных оттенках, но и в названиях тканей, в качестве вышивки, в драгоценных камнях.