ДЫХАНИЕ СТЕПЕЙ

Помнится, на фронте, где–то в Венгрии, мне в руки попала тоненькая поэтическая книжка Анатолия Софронова. В ней были сочные, колоритные портреты земляков поэта, лихих донских и кубанских рубак, тех, что после победы, сняв шинели, постучались в софроновские комедии и драмы…

Поразило меня одно стихотворение с бесхитростным застенчивым названием — «Подснежник».

И весь он, весь он голубой,

Необъяснимо чист и светел.

Его касается губой

Бредущий с юга пьяный ветер.

А от него невдалеке,

У входа в душную землянку,

На покосившемся пеньке

Сидит с ребенком партизанка.

Лицом уткнувшийся в платок,

Еще беспомощный, несмелый,

Он темно–розовый сосок

Губами ищет неумело…

Сколько целомудрия, жизнелюбия было в портрете этой партизанской мадонны! Полет в партизанский край, где Софронов написал свою знаменитую эпическую песню «Шумел сурово Брянский лес», ставшую своеобразным гимном народных мстителей, неожиданно затронул в сердце поэта сокровенные лирические струны.

Быть может, самое главное в его лучших стихах — песенная сила. Иногда она течет скрытно, иногда буйно пробивается наружу. Вот вишня, что оказалась сильнее войны и расцвела на пепелище, заставив тоскующую хозяйку думать о новом жилье. А вот суровый бессмертник — память о погибшем молодом казаке, бессмертник, давший название всей этой цельной песенной книге, выпущенной Воениздатом.

Как будто из меди его лепестки,

И стебель свинцового цвета…

Стоит на кургане у самой реки

Цветок, не сгибаемый ветром.

А что такое «Полынок» — стихотворение или песня? И хотя поэт не включил его в раздел песен, безусловно, это песня, еще не нашедшая своего композитора.

Для того чтобы стих стал песней, нужна его особая прозрачность, непосредственность. Без всего этого настоящей песни не получится. В софроновских стихах и песнях чувствуется южнорусский характер, характер жителя бескрайних донских степей, своеобразный пейзаж которых поэту удалось нарисовать двумя известными строками.

От Волги до Дона — казачьей реки —

Сидят на курганах орлы–степняки.

У каждого настоящего поэта есть свой заповедный родимый край со своими красками п запахами, которые непременно найдут отзвук в его стихах на самые разные темы. Анатолий Софронов, как борец за мир, много поездил по белому свету и, кажется, побывал на всех континентах, кроме Антарктиды. Из его заграничных стихов особенно трогает стихотворение «Ночь в Каире», может быть, потому, что в нем чувствуется та же скрытая песенная сила.

Передо мной клетчатый листок, исписанный старательным ученическим почерком:

«Мы, хористы Дворца культуры имени Горького, просим передать от нас и от всей советской молодежи Анатолию Софронову горячий привет… Эта песенка «Не колокольчик под дугой», опубликованная в газете «Комсомольская правда», нам очень понравилась. Ведь эта песенка о русской земле. О советском простом человеке. Трогательно и задушевно звучит…»

А рядом с этим безыскусным письмом — конверты с заграничными марками. Писательские весточки из Чехословакии, ГДР, Франции, Исландии, Индии… Там, где пролегли пути–дороги Анатолия Софронова, у него остались друзья. Но, пожалуй, с самой большой радостью писатель едет в родной зеленый город на Дону, где были написаны первые стихи, первая песня, первая пьеса…

А. Софронов и Б. Ручьев в Кремле

Ростов–город, Ростов–Дон,

Синий звездный небосклон…

Без Ростова не было бы ни пьес, ни стихов, ни несен.

На одном поэтическом вечере, сидя рядом со мной, Анатолий Владимирович вспомнил, как в юности сочинял не только стихи, но п музыку к ним. Он был добродушно, благожелательно настроеп к поэту, пытавшемуся это делать теперь. Но когда внимательно вслушался в бойкие слова и «блатной» мотив, то невольно поморщился.

Кто–то сказал, что поэзия ближе к драматургии, чем к прозе. Творческий путь Анатолия Софронова убедительно подтверждает это. Казалось, вот–вот Софронов–драматург затмит, оттеснит на второй план Софронова–иоэта. И вдруг лирик, вобрав в себя опыт драматурга, предстал в новом качестве — автором искренних, захватывающих поэм. Этот «взрыв» не случаен. Для того, кто внимательно следил за творческой судьбой Софронова, он всегда оставался поэтом.

«Поэма прощания» и «Поэма времени» внутренне близки, но не повторяют, а дополняют друг друга. Для обеих характерны раскованные, естественные, подкупающе откровенные интонации, суровый драматизм. Б них — раздумья поэта над судьбой человека, страны, эпохи. Здесь, безусловно, сказался благотворный опыт Владимира Маяковского, без влияния которого трудно представить современную поэзию. Голос Анатолия Софронова мягкий, плавный, но в его поэмах ощущается та же гражданственность, та же неразрывная слитность личного и общественного, что медью гремит в бессмертных строфах горлана–главаря.

«Поэма прощания», тепло встреченная читателями, рассказывает о большой и трагической любви. Много самых разных препятствий встает на пути двух любящих сердец, и, наконец, непреодолимое — роковая болезнь и смерть любимой.

О господи! Что делать атеисту,

Который лоб свой

в жизни не крестил?

Где волю взять

и где набраться сил,

Чтоб не упасть,

а выстоять,

а выстоять?!

«Живая вода воспоминаний» помогает автору нарисовать обаятельный, простой образ погибшей женщины. Быть может, самое главное в ней — это отзывчивость, стремление не замыкаться в узком комнатном мирке, а идти навстречу людям с их горестями и радостями. Любовно нарисованные донские и кубанские пейзажи помогают глубже понять характер героини. Воспоминания о ней, сопровождавшие героя в чужих странах, где часто бывал лирический герой, раскрывают поэзию и чистоту характера самобытной русской женщины, всем пожертвовавшей ради своего любимого.

Нужны высоты для любви,

Иначе все погаснет.

И заземленно

не зови

Простые встречи

счастьем.

А если счастье двух сердец нельзя построить без того, чтобы не задеть другие сердца, стучащие рядом? А если жизни одному из любящих сердец отпущено совсем немного и даже современная медицина пока еще ничем не может помочь? В один драматический узел туго–натуго автор связывает две нелегкие судьбы с их любовью, метаниями, раздумьями, больно ранящими вопросами, на которые не всегда есть ответ и у поэта, и у читателя. «Поэму прощания» можно назвать оптимистической трагедией, ибо, несмотря на весь ее трагизм, она пронизана удивительным жизнелюбием. Любовь в поэме так сплавлена с современным — то светлым, то тревожным, то грозным миром, что разъять их невозможно.

И все же, как мне кажется, автор иногда слишком увлекается описаниями зарубежных полетов своего лирического героя, и это порой идет в ущерб стройности всей поэмы. Думается, что от сокращения некоторых длиннот описаний поэма только выиграет.

В «Поэме времени» учтен опыт «Поэмы прощания». Новая вещь Анатолия Софронова, не уступая предыдущей по накалу чувств и дум, производит впечатление большей стройности, слаженности, сбитости. В ней, можно сказать, спрессован весь жизненный и литературный опыт автора. С суровой лаконичностью и захлестывающей искренностью говорит он о времени и о себе.

Эпоха — слиток

горестей и бед

В прожилках радостей и ожиданий.

Сквозь всю поэму лейтмотивом проходит мысль о нерасторжимом сплетении личного с общественным. Притом мысль эта не умозрительна, она как бы обрастает от главы к главе живой, жарко дышащей плотью.

А ниточка твоя, она осталась,

Ее уже не выплесть никому.

Она ведет к началу твоему —

Туда, откуда детство начиналось.

Мать, друзья, довоенная эпоха с дорогими сердцу приметами времени, строительство ростовского «Сельмаша», — все это оживает в поэме.

Автор использовал оригинальный прием: он, выражаясь его словами, «ныряет» в пережитое. Мальчик, любивший нырять вниз головой, и много переживший, передумавший лирический герой как бы сливаются в одно лицо. И уже плывет он не по родной реке и не в Черном море, с которыми знаком с детства, а в современном бурном океане:

Вот — Атлантический…

Авианосцы

Пошли сплошные рифы,

И даже

тушами лежат,

глуби океанские

От авиатурбнн,

дрожат

летящих, словно грифы.

Условность такого приема не мешает воспринимать нам все эти картины очень конкретно и в то же время чувствовать масштабность происходящего.

Я жизнь прошел,

протопал

и прополз:

Где по–пластунски,

чаще —

в полный рост.

«Поэма времени» — это смотр собственной жизни, жизни страны и всей планеты. Лирическому герою до всего есть дело: и до далекого детства в пионерском галстуке, и до погибших в бою друзей («уходят люди — остаются песни, горят они, как маяки во тьме»), и до далекого многострадального Каира, почувствовавшего братскую поддержку Москвы. Пионерское «всегда готов!» вдруг обернулось девизом всей жизни. Все сильнее звучит главный рефрен поэмы:

И ниточка твоя —

она осталась,

Ее уже не выплесть

никому…

Да, честно прожитая жизнь человеческая — это крепкая нить в красном знамени. «Поэма прощания» и «Поэма времени» Анатолия Софронова — произведения большого темперамента, большой искренности, больших обобщений.

Мне довелось видеть много софроновских пьес, начиная с «Московского характера» и «Денег» и кончая «Стряпухой» и «Сыном». Во всех них — будь то драма или комедия — присутствует тот же софроновский темперамент, что так ощутим в его поэмах. Наш большой зритель полюбил пьесы Софронова, в особенности такие, как «Деньги», «Сердце не прощает», «Стряпуха». Драматург–реалист, хорошо знающий жизнь донских и кубанских степей, по–своему продолжает традиции русских классиков, традиции Гоголя и Островского. Недавно он завершил работу над пьесами «Ураган», «Девятый вал», посвященной героям Малой Земли.

А вот снова лирика. Светло–зеленый поэтический томик, словно кусочек родной автору степи по весне. Избранные стихи и песни Анатолия Софронова — «Лед зеленеет по весне». Уже в первых из них чувствуется сыновняя любовь к отчему краю с его опьяняющим простором, трогающими душу запахами:

Родная степь: ковыль да жито,

Да полынок в степи седой, —

Ты перед нами так открыта,

Как мы открыты пред тобой.

Эти строки вырвались из сердца поэта–солдата в суровую годину испытаний. Точные, афористичные строки. Открытость, искренность свойственны лучшим стихам, песням, поэмам Анатолия Софронова. Надо было стать самому фронтовиком, чтобы так волнующе верно и глубоко передать чувства вчерашнего пахаря к земле, которую он защищал от нацистской нечисти.

Я уже рассказывал, как мои однополчане читали тоненький сборник лирических стихов Анатолия Софронова в далеких венгерских степях, которые мы освобождали. Эти места напоминали нам чем–то донские и донецкие степи. Мы читали о несгибаемом бессмертнике на кургане, о станице Вешенской, где живет великий художник современности, о шолоховском доме, который, как мы слышали, спалили фашисты, о партизанской елке, о подснежнике…

Любовь к родимой донской земле у Анатолия Софронова неразрывна с интернационализмом. Уж таково поколение, взращенное Великим Октябрем. Это чувствуется в стихах, песнях, поэмах, драмах и комедиях поэта и драматурга. Его произведениям свойственны партийность и народность.

Софроновский лирический герой, боец и гражданин, родствен образу поэта, который автор нарисовал как идеал в стихотворении, посвященном славному сыну армянского народа Чаренцу:

К поэту слава не приходит

В его обычное житье,

Она сама его находит,

Когда не ищет он ее.

Когда что было все без меры

Он отдал родине своей

И стал не то чтобы примером,

И даже сердцем для людей.

Анатолию Софронову исполнилось шестьдесят. В стихотворении, давшем название всей книге, он метко подметил, что лед зеленеет по весне перед бурным ледоходом.