А теперь Париж!

Моя постель, мой Лео, мой Алекс, моя Пушинка, мой папа, моя мама, мой дом – я снова была дома! Какая радость и блаженство! Дела стали налаживаться, и мне стало намного лучше. Теперь все будет по-другому, потому что все они были со мной рядом, а я смогу каждую ночь спать в своей кровати. Нью-Йорк, конечно, был прекрасен, но Париж всегда остается Парижем!

Пока кастинги не понеслись с головокружительной скоростью – Фло предупредила меня по электронной почте, что ближайшие дни будут больше походить на извержение вулкана, – я заехала на авеню Монтень, чтобы наконец снова посетить «мое» агентство. Возможно, это прозвучит глупо, но, когда я открыла дверь и оказалась в самом центре этого улья, не перестающего жужжать ни на минуту, я почувствовала себя как дома. Фло заметила меня первой: «Ой, Виктуар, ты выглядишь сногсшибательно! Посмотрите, как она похудела и какой красивой стала!» Все повернулись в мою сторону и начали аплодировать, вызвав во мне прилив смущения. Я испытывала гордость и счастье от того, что мне аплодировала команда такого агентства, как Elite.

Владимир подошел и обнял меня: «Ты отлично поработала в Нью-Йорке, дорогая. Ты была умопомрачительна!» Фло жестом пригласила меня присесть рядом с ней. «Он прав. В Нью-Йорке ты провела нереально хороший сезон. Теперь здесь надо проделать то же самое». Она сказала это таким тоном, как будто дело уже было в шляпе, и я почувствовала, как мой желудок сжался еще сильнее. Она думала, что я сильно похудела, но не знала, что сегодня утром весы предательски показали цифру в 49,1. Всего за одну неделю я набрала два килограмма. Так что, возможно, больше я не смогу поместиться ни в одно платье, особенно здесь, в Париже. Все девчонки хором говорили мне: здесь нужен исключительно 32-й размер, и не больше. И для модели элитного уровня Париж является тем самым центром мира, центром моды и шансом оказаться замеченной.

Фло сказала, что нам нужно прояснить ситуацию с Себом. Она расхваливала меня направо и налево и не могла понять, почему он отмел половину кастингов, предложенных мне в Милане. Я ответила, что для меня ситуация яснее ясного, и я не хочу больше иметь никаких дел с этим субъектом. Конечно, все было не так просто: я подписалась под контрактом и он просто так не отпустит меня с крючка. Мы договорились вернуться к этому вопросу позже, после показов, а пока решили оставить все как есть. «Рассел Марш тебя обожает, он всем рассказывает о тебе, что просто превосходно! Он никогда не ошибается. Ты даже не представляешь, сколько дверей он может открыть для тебя». В тот день у меня были назначены кастинги у Dior и Chanel. Вслед за ними на ближайшие дни были расписаны C?line («C?line – это верхушка Олимпа: если они выберут тебя, считай, ты знаменита!»), Balenciaga, Paul & Joe, Miu Miu («Это бренд Prada, так что Миучча будет здесь». – «О, пожалуйста, только не Prada! И только не Миучча!), Ann Demeulemeester, Givenchy, Yohji Yamamoto, Leonard, Valentino, Vanessa Bruno, Sonia Rykiel, Collette Dinnigan и Alexander McQueen.

Сразу из агентства я решила отправиться на кастинг в модный дом Dior, располагавшийся на той же авеню Монтень, но Фло предупредила меня, что Джон Гальяно испытывал особую слабость только к одному – ногам. У меня было время как раз на то, чтобы заехать домой, тщательно побрить ноги и сменить обтягивающие джинсы на короткое платье, чтобы он смог полюбоваться моими «спичками». Мама должна была отвезти меня туда на своей машине – она была моим личным шофером в течение дня, а отец перенимал эту эстафету по приходе с работы. Лучше и быть не могло. Мы припарковались прямо напротив здания Dior, и, все еще сидя на пассажирском сиденье, я выставила свои ноги на тротуар и начала обильно смазывать их увлажняющим маслом, чтобы они ослепительно сияли, когда элегантный пожилой человек остановился прямо напротив меня и возмущенно крикнул: «Пожалуйста, соблюдайте приличия, мадемуазель!» Я ответила ему лишь своей ослепительной улыбкой. Разве мог этот милый человек знать, что на карту была поставлена моя карьера топ-модели?

Я была далеко не единственная, кто пришел попытать счастье: холл был забит до отказа девушками на высоких каблуках, занятых втиранием крема в ноги в ожидании своей очереди. Я тоже должна была подождать, правда, длилось это недолго: здесь все было четко организовано. К тому же даже в самых крупных домах моды к девушкам, которых прислала Фло, относились с некоторым уважением и иногда отдавали им приоритет. Поднявшись по лестнице, я оказалась в огромной комнате со стеллажами, разламывающимися под тяжестью сваленной на них одежды, и столом, заваленным аксессуарами. Прямо пещера Али-Бабы! Ассистентка протянула мне пару джинсовых сапог темно-синего цвета на массивных каблуках. Гальяно хотел посмотреть, как мы ходим в обуви, которая будет использоваться для показа. Хорошая новость заключалась в том, что они были 41-го размера, так что мне не нужно было снова подвергать свои ноги пыткам, которые я пережила в Prada, в Милане.

Но, очевидно, хорошей новостью это было не для всех: из комнаты, где нас просматривал дизайнер, вышла девушка, громко кричащая на английском. Она была вне себя от злости, потому что споткнулась и упала в сапогах 41-го размера. Размер ее ноги был 38-й, и она стала требовать от ассистентки, чтобы ее еще раз допустили на кастинг, но только в нормальной обуви. Ассистентка пыталась спокойно объяснить, что обуви другого размера нет, но девушка продолжала настаивать на своем. Я никогда не слышала, чтобы кто-то из моделей вдруг так бунтовал, да еще так громко! И тут вдруг я узнала эту гарпию: это была восхитительная бразильская модель и лицо торговой марки Victoria’s Secret, которая вызывала во мне столько вдохновения, когда я работала в Нью-Йорке! Посмотрев на нее с близкого расстояния, надо было признать, что программа Photoshop реально творила чудеса: девушка была ростом не более 172 сантиметров, у нее были достаточно короткие ноги и широкие бедра и вдобавок ужасная кожа. К тому же поведение ее было абсолютно неуместным. Миф, который я так долго хранила в своей голове, развеялся раз и навсегда.

Я помню, как разговаривала о ней с Луи, пока мы летели в самолете до Милана. Я призналась ему тогда, что мне очень хочется заполучить такую работу. Он ответил с ноткой упрека в голосе: «Ты достойна гораздо большего, чем это, Виктуар! Да, она зарабатывает по два миллиона долларов в год, но ты модель уровня высокой моды. Оставь Victoria's Secret для янки». В тот момент я его до конца не понимала и вот теперь собственными глазами увидела, что он хотел донести до меня! «Такие девушки мечтают попасть на показ C?line или Chanel. Они готовы деньги заплатить за возможность удостоиться такой привилегии. Но этого все равно никогда не случится. А у тебя это есть. Нельзя сравнивать яблоки и апельсины, понимаешь, о чем я говорю?»

Тем не менее ассистентка Джона Гальяно позволила ей зайти во второй раз, бросая в мой адрес извинительные взгляды, и я прекрасно понимала ее: видимо, это была единственная возможность как можно скорее разобраться с данной ситуацией. Когда юная мисс вышла, я зашла внутрь. Возведенная на верхотуру своих звездных сапог, я спокойно спустилась по трем небольшим ступенькам, ведущим в огромную комнату, пол которой был устлан восхитительным паркетом. В самом конце длинного и пустого помещения за столом царственно сидел Джон Гальяно. Он не изменял своему имиджу: смешная высокая шляпа, светлые волосы, большая серьга в правом ухе, закрученные кончики усов и огромный крест, висящий на груди под расстегнутой почти донизу и раскрашенной во все цвета радуги рубахой.

Сидящая рядом с ним женщина попросила меня подойти, я приблизилась и протянула ей свое портфолио, ощущая на себе абсолютно безучастный взгляд модельера. Она открыла портфолио, повернула так, чтобы он мог видеть, и стала переворачивать страницы. От него не было вообще никакой реакции – он был похож на восковую фигуру из Музея мадам Тюссо. «Пожалуйста, пройдись». Я повернулась, и мои бедра оказались прямо напротив лица Джона Гальяно. Я снова пересекла комнату, следя за тем, как бы не поскользнуться на паркете, который более уместно смотрелся бы где-нибудь в Версальском дворце, а потом вернулась к ним. Она взяла мою композитку и, улыбаясь, вернула мне портфолио. На лице Джона так и не проступило даже намека на эмоции.

* * *

Выходя из здания, я позвонила Фло, чтобы обо всем ей рассказать. «Ой, Виктуар, я забыла тебе сказать, что ему нравятся девушки с очень энергичной походкой, делающие огромные шаги и каблуками впивающиеся в пол». Слишком поздно. Значит, Гальяно можно было вычеркнуть из списка! Далее маршрут шел на улицу Сент-Оноре, прямиком к Chanel. Возможно, удача улыбнется мне улыбкой его превосходительства Лагерфельда?

Я не удостоилась чести быть представленной самому маэстро. Приехав на место, я оказалась в толпе из двухсот, если не более, юных красавиц. Фло проинструктировала меня, сказав, что я должна подняться наверх, прямиком к директору по кастингу, узнать которую оказалось совсем несложно: невысокая пухловатая брюнетка с явно недружественным настроем. Я поздоровалась, представилась и сказала, что меня направила к ней Фло. Она ничего не ответила, взяла мое портфолио, осмотрела меня с ног до головы и, даже не взяв мою композитку и не попросив пройтись, отдала мне портфолио обратно. На этом все закончилось.

Когда я позвонила Фло, она даже не выразила удивления: «Я отправила тебя туда, потому что это Chanel, но Карл Лагерфельд не любит «грудастых». Твой 85А слишком большой для него. Номером один среди моделей для него по-прежнему остается Фрея Беха. Плоская, как доска».

Прежде чем вернуться домой после этого явно не воодушевляющего дня, мама отвезла меня к дедушке и бабушке, которые не видели меня целую вечность. Было так здорово снова повидаться с ними.

Бабушка крепко обняла меня, а затем сделала шаг назад, чтобы посмотреть на меня. «Ты очень красивая, моя дорогая, но только уж очень худая. Ты уверена, что достаточно ешь?» Я уклонилась от прямого ответа, сказав, что через пару дней я буду проходить кастинг в доме моды Yves Saint Laurent, который всегда являлся образцом французской элегантности в ее глазах. Лицо ее тут же просветлело. Я знала, что она всегда восхищалась работой этого кутюрье, потому что еще в детстве, когда я любовалась ее набросками, она рассказывала мне о том, как училась в Школе палаты швейного профсоюза Парижа[17] всего несколькими годами позже самого Ив Сен-Лорана. На самом деле ее наброски очень сильно походили на образы, которые создавал великий дизайнер, равно как и на платья, которые она всегда выбирала для себя.

Я провела очень много времени с дедушкой, рассказывая ему про Нью-Йорк, Милан и все мои приключения в удивительном мире моды. Он слушал меня несколько встревоженно: «Бери от жизни как можно больше, дорогая. Она ускользает от нас так быстро. И самое главное, не поступай так, как поступил я. Найди в себе смелость заняться тем, что ты действительно любишь». Меня очень беспокоило его состояние – он выглядел очень грустным и уставшим. Перед уходом я заглянула быстро в ванную. Мне не потребовалось много времени, чтобы найти то, что я искала: еще летом, когда мы были в Марселе, у дедушки были серьезные проблемы с животом. Поэтому врач прописал ему специальные растворы для клизмы, которые снимали болевые симптомы почти незамедлительно. Если это помогало ему, значит, поможет и мне. Мое слабительное уже не приносило должного эффекта, а мне нужно было срочно скинуть два килограмма.

Чуть ранее в агентстве, когда Фло говорила мне, что на показ Гальяно я должна прийти с ногами как у богини, в разговор вмешалась Леонс, очень смешная, но немного грубоватая ассистентка: «Да ты видела свои ноги, Виктуар? Просто непростительно быть настолько шикарной. Я бы убила всех, лишь бы заиметь такую фигуру, как у тебя». Все засмеялись. «И позволь заметить, Виктуар: мы даже не просим тебя привести себя в форму, потому что ты уже в ней». Меня же искренне удивляло то, что никто не замечал, насколько огромных размеров было мое тело.

Я тщательно исследовала отражение своего «непростительно шикарного» тела в зеркале. Руки и ноги были тоненькими, между бедрами был достаточный зазор, который мне очень нравился, ребра явно выпирали над ультратонким животом. Затем я посмотрела на кости в области таза и грудной клетки, на свою грудь, которая была слишком большой для Лагерфельда. Щеки мои провалились, что дополнительно подчеркивало глаза. Мне было приятно, что всем это нравилось, но лично я этого не понимала. Никто не замечал, как обвисала моя кожа на животе, если я не стояла прямо, или кожа на ягодицах. Мои бедра, равно как и плечи, были рыхлыми. Когда я наклоняла голову, у меня появлялся второй подбородок. И все это из-за двух килограммов, которые я набрала в этом ненавистном Милане. Как они могли не замечать, что я уже давно рискую не влезть ни в какую одежду.

Я провела немного времени вместе с Лео. Мы завалились в обнимку в его кровать, рассказывали друг другу секреты и щекотали друг друга. Он сказал, что был счастлив от того, что я дома. Я ответила, что он даже представить себе не может, насколько это делает счастливой меня. А затем я отправилась в свою кровать вместе с Пушинкой, оставив двери между моей комнатой и комнатой Алекса открытыми, чтобы мы могли болтать, пока не заснем, как это было всегда.

Карусель кастингов раскручивалась с адской скоростью. Мама везде возила меня, мы вместе объехали самые шикарные районы Парижа. Она ждала меня в машине, а потом я выходила и подробно рассказывала обо всем. Был какой-то парень, который явно на чем-то «сидел», потому что, когда он узнал маленькое платье из коллекции Ральфа Лорена, начал истерически кричать: «Ой, какая прелестная идея! Такого я еще не видел – сделайте скорее фото! Ты такая красивая – хочу, хочу, хочу, чтобы ты вышла на мой показ!» Еще был этот тип из Yves Saint Laurent, о котором лучше ничего не рассказывать бабушке, потому что ее это убьет. Вульгарный переросток в застегнутом до ушей безвкусном костюме и солнечных очках в золотой оправе, который, постоянно чавкая жевательной резинкой, снимал меня на огромный фотоаппарат на фоне рулона белой бумаги, почти как в студии у Гилада, и повторял: «Смотри на меня, дорогуша. Добавь чувственности». Зацепившись каблуком, я поскользнулась на краешке бумаги, которая оказалась ничем не зафиксированной. Он тут же отреагировал, но не так, как я ожидала. Вместо того чтобы спасти меня от падения, он побежал проверять, что случилось с его бумажкой. «Черт тебя дери, поосторожней с разворотами!» Думаю, что и в Yves Saint Laurent обстоятельства сложились не в мою пользу.

На напоминающем вселенский хаос кастинге Calvin Klein меня снова поджидал уже знакомый звездный дуэт – Маида и Рами. Как и в Нью-Йорке, они выбирали девушек из терпеливо ожидающей их приглашения толпы, не обращая внимания на то, кто и в каком порядке приехал. Balenciaga подарила мне встречу с совершенно очаровательной девушкой из Голландии, тоненькой как тростиночка и учившейся в Национальной высшей школе изящных искусств. Ожидая своей очереди, мы смогли немного поболтать о картинах и музеях. Это был ее первый сезон работы, как и у меня. Она призналась, что ей приходилось врать всем относительно своего возраста: когда она говорила, что ей было 20, а не 27 лет, ее находили более привлекательной!

Потом я натолкнулась на Кейт, канадку, и мама возила нас вместе на кастинги, если они совпадали по времени и месту проведения. Затем я познакомилась с еще одной девушкой из Нидерландов – блондинкой по имени Мод, очень юной и очень худой, практически прозрачной. Она призналась мне, что секретом ее стройности была особая диета: она съедала одно печенье в день и больше ничего вообще. Ее мы тоже подвозили на своей машине. Все девушки были очень рады получить поддержку от мамы, хотя она была им и не родной.

На кастинге в Paul & Joe, чья одежда мне безумно понравилась, меня очень тепло встретили сами дизайнеры (молодой мужчина и молодая женщина), сказавшие, что я «истинное отражение их бренда». Они хотели, чтобы я открыла показ, а затем приняла участие в их рекламной кампании – наконец-то это стало происходить и со мной! Я искренне обрадовалась их спонтанности и тому факту, что дела могут решаться так быстро и открыто, даже в этом мире.

С кастинга, проходившего у Анн Демельмейстер, я вышла немного пристыженная. Я уже собиралась уходить, когда одна из ассистенток догнала меня и с явной долей смущения сказала: «Виктуар, мы очень хотим выбрать тебя. Но ты просто обязана побрить свои руки. Торчащие повсюду волосы – это правда слишком…»

В тот же вечер, перед тем как побрить свои руки, я зашла на медицинскую страничку в Интернете, чтобы узнать, что могло спровоцировать такой обильный рост волос. Список возможных причин возглавляла анорексия. Тело восполняло потерю жира дополнительным волосяным покровом, чтобы защитить себя от холода. Анорексия? Допустим, много я не ела, но все-таки ела и не была больна. Я просто следила за собой, вот и все, чтобы влезть в эту несчастную одежду.

* * *

На кастинг в Miu Miu я шла в весьма напряженном состоянии: меня угнетала сама мысль о том, что мои мучители из Prada и эта ведьма Миучча, которые заставили меня пережить столько неприятных моментов в Милане, будут присутствовать там. К огромной радости, я натолкнулась там на Селесту, мою голландскую подругу, с которой мы познакомились еще в Нью-Йорке и которая, как и я, хотела стать актрисой. Ожидая, пока кто-то снизойдет пригласить нас, мы вдоволь наговорились. Она рассказала мне, что ее муж художник и она его главная и единственная муза. Это было моей самой заветной мечтой – быть настолько любимой и обожаемой. Она также рассказала мне о проблемах во взаимоотношениях со своим тайным любовником, которого она никак не решалась бросить и который следовал за ней повсюду, даже когда его об этом не просили. Я ответила, что моя жизнь как модели была бы более приятной, если бы рядом со мной был кто-то постоянный, и что мне кажется, что очень скоро так и случится. Однако Селеста тут же разуверила меня. По ее мнению, совместная жизнь с кем-то и тот образ жизни, который ведет модель, были попросту несовместимы.

А еще шепотом – потому что громко о таких вещах не говорят – она рассказал мне, что на одном из показов в Нью-Йорке модель умерла прямо за кулисами. «Она прошлась по подиуму, как было запланировано, а когда вернулась, просто упала навзничь. Врачи приехали, но сделать уже ничего не смогли: у нее был сердечный приступ». Сердечный приступ в 17 лет? «Стресс, усталость, и потом, мы же не знаем, что она принимала, чтобы быть в форме, так ведь? Честно говоря, еще тогда, на кастинге, я подумала, что ты очень худая, возможно, даже заморенная голодом». Мы сменили тему. Я вспомнила тот день, когда упала в обморок прямо на улице из-за того, что была голодная, но ничего не сказала ей об этом. Зачем? Обе мы прекрасно знали, что никто из девчонок не ел в достаточной мере, чтобы утолить свой голод во время показов.

Что касалось еды, то Селеста поделилась со мной одной маленькой деталью, которая была как раз в духе Prada. Если наш буфет состоял из сомнительного качества курицы, плавающей в алюминиевых контейнерах в море не менее сомнительного соуса (я никогда не понимала, как они могли требовать от нас поддержания хорошей формы и не обеспечивать при этом вкусной качественной едой), то для команды дизайнеров и стилистов всегда накрывался отдельный шикарный стол в соседней комнате. Как изысканно!

Когда подошла моя очередь, я была рада снова увидеть Оливье Риццо, бельгийского ассистента ведьмы, который был настолько добр по отношению ко мне в Милане. Мы так и пошли рука об руку на растерзание к Миучче. Очевидно, первое платье, которое он дал мне примерить, не подходило: она осмотрела меня с ног до головы, даже не поприветствовав, не проявив ни капли человеческого тепла, и просто покачала головой. В панике Оливье бросился искать другое платье, которое умолял надеть как можно быстрее за установленной ширмой, поставленной специально для таких целей. Одним только пальцем, так и не произнося ни слова, она указала на шов, который Оливье тут же подобрал булавой, стараясь меня не уколоть. Затем в ход пошла вторая булавка, третья. Она жестом попросила меня пройтись до конца комнаты и обратно к ней. Затем так же жестом попросила меня повернуться. Я так и сделала. И тут я почувствовала, как она толкает меня в спину, давая понять, что теперь я должна идти вперед. Она реально была ужасной женщиной.

Они о чем-то поговорили на итальянском языке, а затем она сразу ушла. У Оливье была только минутка, чтобы с извиняющимся видом объяснить мне, что она больше не в состоянии думать, что ей нужна пауза, чтобы отдохнуть, во время которой я должна стоять там и ждать. Он не сказал ни слова о том, сколько я должна ждать или что, может, я могла бы успеть поесть, пока их не будет. Я переоделась, слушая, как они уходят. Затем открыла дверь в соседнюю комнату и обнаружила тот самый буфет, о котором рассказывала Селеста. Она ничего не выдумывала: там были фрукты, овощи, мясо и даже очень вкусная рыба, искусно приготовленная одним из лучших поставщиков готовой еды в Париже. В знак отмщения я поела немного. Тем хуже для моих весов!

* * *

В дни везения, когда я могла приехать домой вовремя, я готовила чай для Лео: огромные тосты с жирным слоем шоколадной пасты – намного больше, чем он мог осилить за один присест, но я ничего не могла с собой поделать. Он уплетал их, рассказывая о делах в школе и слушая сказки королевы моды.

Ночами, несмотря на изматывающий график, я никак не могла заснуть. Такого не должно было быть, учитывая тот факт, что я была дома, в своей собственной кровати, рядом с Пушинкой и в окружении любимых людей, но я пребывала в постоянном страхе, сама не зная отчего. Я постоянно боялась: что случится что-то страшное, что я не смогу всех защитить, что я останусь одна, покинутая и одинокая, что я не была тем, кем люди хотели меня видеть, что меня больше не будут любить и найдут мне замену.

Никто не мог меня понять, за исключением дедушки. Я думаю, что он тоже боялся. Причем боялся того же, чего и я.

Когда я чувствовала себя особенно напуганной, а ночь была слишком длинна и никак не кончалась, не издавая ни звука, я шла на кухню и пекла кексы, но не для того, чтобы их съесть, а для того, чтобы обмануть и усыпить свой страх. И постоянное чувство голода. Я вернулась на прежний курс, я четко следила за своей диетой, а волшебные клизмы помогали мне избегать набора веса. Если я ничем не занималась, я не могла избавиться от чувства голода. Я пекла кексы в поддонах по двенадцать штук, готовила оладьи из йогурта и шоколада, опять же не менее двенадцати. Это помогало мне занять себя и побаловать утром свою семью завтраком в скромном гостиничном стиле. Я была счастлива, когда дом утопал во вкусных запахах, а семья пировала за кухонным столом. Это усмиряло мой страх и мой голод на целый день.