Жизнь вешалки

Было такое чувство, будто ломтики ветчины, съеденные на фотосъемках у Дамьена, разбудили мой аппетит, который ничем теперь невозможно было заглушить. Он стал как бездонный колодец. Поскольку я не поправлялась, я снова начала есть, но уже с умом и никогда в присутствии других. Мне было стыдно, словно я делала что-то очень личное или крайне непристойное. Заглядывая иногда в мою тарелку, отец начал чувствовать себя более спокойно. Единственное, о чем он не знал, так это о том, что в дополнение к моей диете шло слабительное по утрам и клизма каждый вечер. Полжизни теперь я проводила в туалете, испытывая нестерпимую боль во всем животе и кишечнике и постоянные позывы к рвоте, но зато я больше не чувствовала себя голодной. По крайней мере, не такой голодной, как раньше.

Я прибавила три килограмма, изначально отреагировав на это как на глобальную катастрофу – мой маленький голос сводил меня просто с ума. Но потом я свыклась и успокоилась. Я весила около 50 килограммов. Я спокойно помещалась в размер 34–36, что для фотосъемок было идеально. А после Рождества можно было вернуться обратно и к строгой диете, и к 32-му размеру одежды.

В агентстве никто ничего не замечал. При этом они нашли повод посмеяться надо мной: Дамьен дал мне двести евро, чтобы расплатиться с таксистом, и я отдала Фло 35 евро сдачи, чтобы она смогла вернуть ему их при случае. Они просто не могли в это поверить: говорили, что еще никто из моделей никогда не возвращал деньги, данные как аванс, и что теперь весь Париж будет судачить об этом. Я превратилась в посмешище недели. Я была той девчонкой, которая со всеми здоровалась и прощалась, всех благодарила и, самое главное, возвращала авансовые выплаты! Что ж, если это их веселило, то пусть развлекаются.

За кулисами модных показов жизнь модели оказалась далеко не подарком.

Когда я не была задействована в крупных фотосъемках, я должна была разъезжать по разным журнальным издательствам, чтобы фотографироваться для них: демонстрировать на себе последние тенденции в области макияжа и причесок. И со мной разговаривали только о коже, волосах, макияже и прическах, как будто это были самые важные темы в мире.

Меня все это начало безумно утомлять.

Я приняла участие в одном закрытом показе малоизвестного дизайнера, который он провел в каком-то темном помещении театра, пригласив одетых исключительно в деловые костюмы исполнительных директоров компании IBM. Это был скорее званый ужин, где нас подавали как десерт. Вернувшись домой, я почувствовала подступающие приступы тошноты. Еще Соня Рикель отобрала меня для составления каталога своей последней коллекции. Я была рада снова поработать с ней. Мне нравился этот бренд, как и сама модельер, ее дочь и история их жизни. Но конечно, с ними повидаться мне так и не удалось. Меня встретил фотограф, который, как обычно, со мной даже не поздоровался, и я провела четыре часа, меняя наряды и позируя для него в гробовой тишине на фоне белой стены.

Когда я возвращалась с подобных фотосессий домой, то чувствовала себя совершенно опустошенной, пустотелой и прозрачной, с коэффициентом IQ как у бельевой вешалки. Лагерфельд был прав: чем еще мы могли быть, в конечном итоге?

* * *

На два дня я ездила в Лондон на съемки лукбука[23] и презентацию марки Gap, выбравшей меня по рекомендации Рассела Марша. Я взяла с собой бутылку шикарного шампанского, выбранную моим отцом, и заскочила в офис Рассела, чтобы передать ему ее в знак моей глубокой благодарности за все, что он для меня делал. Я была так рада снова повстречаться с ним, и было видно, что эта радость была взаимной. Он сказал, что в мире моды редко встречаются «культурные и хорошо воспитанные девушки». Я не рискнула заикнуться о том, что окружающие нас люди, как правило, смеялись над тем, что ему так нравилось во мне. Он пожелал мне удачи и внес в расписание на февраль нашу с ним встречу. «Вот увидишь, все будет просто превосходно!» Я направилась в Риджентс-парк, где в течение трех часов позировала для фотографа, не уступавшего по дружелюбию крокодилу и постоянно кричавшего «Дальше!» после каждой новой позы. Среди других приглашенных моделей была та маленькая немка, чья худоба поразила и напугала меня в Милане. Знаю, что это покажется странным, но я почему-то испытала облегчение, увидев, что она еще жива.

Возможно, оттого, что я стала есть больше или работать немного меньше, мой мозг снова начал четко и ясно мыслить впервые за несколько месяцев. И нельзя сказать, что моей карьере это шло на пользу.

Когда лукбук был отснят, нас пригласили «пройти к буфету» и пообедать до начала сбора гостей на презентацию. Накрытый стол был поистине шикарен, можно было сказать, он был в духе заботливого Рассела Марша! Это было какое-то чудо, и я решила, что просто обязана воспользоваться данной возможностью. Я отхватила огромный кусок пирога из кабачков. Тесто было хрустящее, а начинка вкусная и нежная – я наслаждалась каждым кусочком до последней крошечки. Я любила еду, я обожала еду, и это было здорово – снова начать есть. И ты можешь заткнуться, мерзкий маленький голосок! Оставь меня в покое хотя бы раз в жизни!

На десерт я взяла корзинку сырых фруктов – идти совсем вразнос все-таки не стоило…

Энергии, которую дал мне обед, хватило, чтобы узнать, а потом и достойно вынести то, что в мире Gap называлось презентацией. Они брали некоторых моделей (живых людей), одевали их в одежду из последней коллекции, разбивали по парам – мальчик-девочка, а затем ставили на небольшой подиум и просили не двигаться, пока гости ходили вокруг, болтали, брали закуски из буфета и, если вдруг желали, могли подойти поближе, чтобы эту самую одежду рассмотреть. Мне повезло встать в пару с одним парнем из Парижа, который жил чуть дальше на той же улице, что и я, поэтому мы коротали время этого нереального испытания, болтая о домашней жизни. Пока одна представительница компании Gap не подошла к нам и не «призвала к порядку», потому что модели не должны были ни с кем разговаривать во время презентации, тем более друг с другом. По ее мнению, это смазывало впечатление от коллекции. Мы замолчали до той поры, пока ее спина не скрылась из виду. Какая же это была собачья жизнь, жизнь вешалок!

* * *

На следующий день я взвесилась и с ужасом обнаружила, что вечерняя клизма не помогла устранить последствия поедания кабачкового пирога: 50,5 кило. Пятьсот граммов за один присест. Пока вес не упадет обратно до пятидесяти, я решила больше ничего не есть.

Два дня спустя я снова встретилась с моим дорогим Оливье Риццо, порекомендовавшим меня своему другу-фотографу из Бельгии Вилли Вандерперре для съемок в Париже. Мы обнялись, обменялись новостями, а потом перешли к обычной рутине: волосы, макияж, переодевания и ожидания. Час, два, три, и все это под трескотню какой-то невыносимой модели, которая вдруг решила поделиться со мной мельчайшими подробностями своей жизни, которая знала все и вся вокруг и считала себя вправе давать советы, болтая без остановки. Я хотела, чтобы она наконец закрыла свой рот. И еще жутко хотела есть. Вот уже два дня, как я вернулась к своей яблочной диете, чтобы гарантированно поместиться в платья.

Я умирала от голода.

На обед организовали привычный дешевый буфет – мясо в соусе, выпечка и фрукты в сладком сиропе, в то время как команда фотографов и стилистов получила низкокалорийную органическую и высококачественную пищу. Я подобралась поближе к Оливье, чтобы была возможность стащить что-нибудь из специального меню, и поймала на себе разъяренный взгляд администратора студии. Я смогла только ухватить небольшой кусочек курицы, приготовленной на пару, когда она начала все демонстративно собирать со стола, поглядев на меня так, будто я только что совершила ограбление века.

День длился бесконечно: мы ждали, и ждали, и ждали. Модель-болтушка все тараторила без умолку. В три часа дня Оливье подошел ко мне, сказав, что «скоро» будет моя очередь. Спустя несколько минут появилась высокая девушка с пухлыми губами, усталая и раздраженная, в которой я тут же узнала звезду подиума Линдси Виксон. Команда стилистов поприветствовала ее соответственно ее статусу. Ей предстояло пройти через рутину макияжа, укладки и переодевания, как и всем нам. Иногда даже звездным моделям приходится ждать. Линдси встала, чем-то взволнованная, снова присела, потом опять встала и начала ходить туда и сюда. А затем вдруг, не проронив ни слова, она начала плакать, сначала тихонько, а потом уже не сдерживаясь и бесконтрольно всхлипывая.

Я понимала ее прекрасно, потому что сама прошла через такое. Я вспомнила тот день в Милане, когда я тоже сломалась на глазах у роя торжествующих русских шершней. Я думала тогда, что никогда не стану топ-моделью, потому что элитные модели никогда не дают воли эмоциям. Но перед моими глазами было сейчас живое доказательство обратного.

Все тут же бросились к ней, усадили ее в кресло, пытаясь успокоить и поправить макияж. Ее пытались уверить, что они понимают степень ее усталости, что жизнь у моделей сущее безумие, что все эти бесконечные перелеты и разница во времени не проходят бесследно, поэтому ее пропустили вперед меня, чтобы она как можно быстрее смогла вернуться в отель и отдохнуть.

На часах было уже пять, когда я наконец очутилась перед тем же фотографом, с которым работала на показе Miu Miu: волнистые волосы и полностью расстегнутая красивая белая рубашка. Он улыбнулся мне, поговорил со мной, пытаясь немного приободрить. Я сделала все, о чем он попросил, немного поиграв на камеру. Съемка прошла в свободной, профессиональной и приятной обстановке – интенсивная и интересная работа, на которую ушло от силы минут пятнадцать.

Выйдя на улицу к маме, которая ждала меня в своей машине, я сказала ей о своей неуверенности в том, что эта профессия в действительности для меня: часы ожидания ради 15-минутной истинной радости… «Я понимаю, но в этом вся ты, Вик. Американские горки – это в твоем характере. Ты должна постоянно переживать встряску и яркие моменты, иначе тебе становится скучно. Я уверена, чем дальше ты будешь идти вперед, тем больше незабываемых моментов тебе подарит эта профессия». Я хотела бы испытывать хоть каплю той уверенности, которую излучала она.

В результате на следующей съемке – фотографии для английского журнала Wonderland, где я снималась в восхитительных туфлях от Кристиана Лубутена, которые с удовольствием забрала бы с собой домой, – я полностью расслабилась и получила истинное удовольствие. Время, проводимое перед объективом камеры, было для меня моментами, которыми действительно хотелось наслаждаться. Во время этой съемки я получила в руки мяч. Я смеялась, танцевала, вела себя как сумасшедшая. Чем больше фотограф подбадривал меня, тем больше я раскрепощалась, как будто я была актрисой, полностью вжившейся в свою роль. Если из этого состояла моя жизнь, значит, по крайней мере, надо было взять от нее по максимуму.

Я была все еще в возбужденном состоянии после съемок, когда Даниэла, визажист из Аргентины, с которой я болтала, пока она аккуратно наносила мне макияж, сказала, слегка смущаясь: «Знаешь, Виктуар, у меня есть младшая сестра, которую я просто обожаю. Она очень красивая. Ей 16 лет, и она мечтает стать моделью». – «Только не это!» Я даже не успела толком подумать над ответом, как он уже вылетел из моего рта. Я начала объясняться, а потом просто не могла остановить свой поток сознания. Я описала, насколько сложна эта профессия для молодых девушек, что с нами все обращаются, как с неодушевленными предметами, что мы постоянно должны были соблюдать диету и следить за тем, чтобы не прибавить ни грамма, не имея возможности с кем-то просто поговорить на эту тему. Я рассказала ей о цинизме, агрессивности других девушек, постоянном соперничестве, одиночестве и бесконечном ожидании, не приносящем какой-либо должной отдачи. Она не могла никак переварить мои слова, видя, насколько счастливой я вышла после съемок. Мне тоже не верилось, что я с такой искренностью и убежденностью смогла наконец сформулировать то, о чем раньше постоянно молчала. Видимо, настал тот критический момент, когда надо было всерьез задуматься о своем будущем.

Когда я приехала домой, мне позвонила Фло: «Виктуар, ты там сидишь? На выходных, точнее 11 ноября, ты возвращаешься в Лондон. В Miu Miu тебя выбрали лицом рекламной кампании!»

* * *

Мы с мамой подготовили все так, чтобы поехать вместе: три дня в Лондоне, вдвоем, в хорошем отеле, полностью оплаченном за счет клиента! Пока я работала, мама могла походить по картинным галереям, а вечера мы проводили бы вместе. Иногда жизнь вешалки была реально крутой!

Первый день прошел идеально: мы приехали в Лондон после обеда, прогулялись по улицам города, а затем поужинали прямо в номере отеля. Я рано легла спать, не сделав клизму (мама ничего об этом не знала, а в ее присутствии я делать ее не решилась), чтобы встать пораньше на следующий день: согласно присланному Фло расписанию шофер должен был заехать за мной в отель ровно в семь утра и привезти обратно к шести вечера. Фотосессию должен был проводить звездный дуэт фотографов – Мерт и Маркус.[24] На следующее утро в фойе отеля я обнаружила, что не одна: две другие модели – голландская шатенка и русская блондинка, удивившиеся не меньше моего, – поджидали того же шофера. Мы сели в машину, не проронив ни слова, и отправились к какому-то складскому помещению в пригороде.

Войдя внутрь, я тут же увидела, что еще ничего не готово. Техники приехали в одно и то же с нами время и начали разматывать провода и устанавливать декорацию, представляющую собой покрытую красным лаком сцену с прилегающей черной стеной. Студийный администратор подтвердила, что на возведение декорации должно уйти часа два-три, так что Мерта и Маркуса даже не стоило ожидать раньше полудня. Когда я спросила, почему, если все действительно так, нас попросили приехать настолько рано, она посмотрела на меня, будто я спросила неимоверную глупость, и продолжила заниматься своими делами, не удостоив ответа.

Духота была невыносимая. Я осмотрелась вокруг, чтобы придумать, чем скоротать время ожидания. Внизу нас ожидала коллекция Miu Miu, аккуратно разложенная на столах и развешанная на вешалках. В соседней комнате, оборудованной под студию макияжа, стояло три кресла, три огромных зеркала и три туалетных столика. Наверху было отведено место для стилиста-парикмахера, приятной и разговорчивой молодой девушки, с кем мне удалось поболтать весьма продолжительное время. Открыв дверь в смежную комнату, я обнаружила за ней восхитительный и аппетитно накрытый стол. Мой маленький голос тотчас же проинструктировал меня удалиться оттуда, ничего не трогая руками.

Я достала обучающие материалы по курсу маркетинга, направленные мне Национальным центром дистанционного образования, из своей сумки. Я подумала, что могла бы использовать во благо долгие часы ожидания и немного позаниматься, но это было просто невозможно. После подготовки к экзаменам в Институт политических исследований я больше не могла заставить себя сконцентрироваться на книге, газете или лекциях. Если раньше я могла проглатывать страницу за страницей совершенно любого материала, то теперь мне нужно было раз пять прочитать один и тот же параграф, чтобы хоть что-то улеглось в моей голове. К счастью, под рукой был телефон. Мама присылала мне сообщения и фотографии, рассказывая о том, как прошел ее день: Галерея Тейт, выставки в Мейфэр[25] и походы по магазинам на Карнаби-стрит…[26]

Когда около полудня появился Оливье, я сделала неимоверное усилие над собой, чтобы он не заметил, насколько я раздосадована. «Привет, Виктуар! Как приятно тебя видеть тут! Все в порядке?» Нет, все было не в порядке. Я встала в шесть часов утра и уже неизвестно сколько времени сидела и ждала на этом жутком складе, пока два каких-то фотографа соблаговолят почтить нас своим присутствием и, может, даже сфотографировать меня в один из этих дней. Но я пошла по более осторожному пути и ответила, широко улыбаясь.

Студийный администратор объявила перерыв на обед – перерыв в ожидании, чтобы опять вернуться к ожиданию, – и мы все собрались вокруг буфета-искусителя. Две мои компаньонки с осторожностью приготовили себе по чашке мюсли без сахара и жира, смешав их с обезжиренным йогуртом, в то время как я взяла кусок рыбы в панировке и стручковую фасоль. Оливье сел рядом со мной, выбрав курицу с овощами на пару. Я аккуратно сняла с рыбы хрустящую панировку и отложила на край тарелки. «Ты не любишь хлебные крошки?» – «Если честно, то не очень», – ответила я.

После обеда все вернулись на свои места. Я же вернулась к буфету, достала спрятанную мной с краю тарелку и доела бесценную хлебную панировку, которая показалась мне вкусней любого пирога. И поскольку никто за мной не следил, я взяла попробовать шашлычок из курицы в карамельном соусе, который так манил меня своим видом весь обед. Я никогда не ела ничего более вкусного, более сочного и более божественного, либо это было давным-давно, в другой жизни.

Около четырех вечера приехали Мерт и Маркус. Все было готово, но они решили начать с модели из Голландии. Я поднялась наверх, чтобы скрасить ожидание еще парой кусочков куриного шашлыка. За шатенкой последовала блондинка, я же последовательно налегала на курицу. Даже в холодном виде она была бесподобной.

Когда наконец пришла моя очередь, был уже девятый час и вся курица полностью давно залетела в мой желудок. Мне подправили макияж, я надела платье – то самое, которое представляла на показе в Пале-Рояль, – и Оливье повел меня к сцене, чтобы передать, как игрушку, в руки богам фотокамер. Я даже не хотела больше быть лицом их компании и все же стояла в самом центре красной сцены, пока эти два джентльмена, которые даже не поздоровались со мной, продолжали разговаривать друг с другом на полутонах. Один из них (я не знала кто, потому что они не представились) подошел ко мне с вытянутой вперед рукой. Ну наконец! Я протянула свою руку в ответ и сказала: «Здравствуйте, я Виктуар!» Но вместо рукопожатия он просто взял мою руку, чтобы передвинуть поближе к ротанговому креслу, стоящему возле меня. «Ты не могла бы сесть, пожалуйста?» Я даже не знала, пребывала ли я больше в смущении от того, что поздоровалась с человеком, которому на меня абсолютно наплевать, или в ярости от того, что со мной обращаются как с предметом два безымянных субъекта, чьего милостивого появления я ждала более двенадцати часов подряд. Как бы там ни было, я подчинилась. «Посмотри налево». Я повернула голову. Ассистент нажал на кнопку фотоаппарата, что означало, что они даже не делали снимки сами. Жестом меня попросили посмотреть направо. Еще один щелчок камеры. «Встань». Я встала. «Посмотри на меня». На кого из двоих: на него или на него? «Хорошо, спасибо». И на этом все завершилось.

Я успела посчитать, что ассистент нажал на кнопку фотоаппарата четыре раза. Двенадцать часов подряд я ждала того, чтобы сделать четыре несчастных снимка? Я спустилась со сцены и заглянула в компьютерный монитор ассистента. Он увлеченно переносил снимки трех моделей на одну общую фотографию. И почему нельзя было позировать вместе? Да кто их знает почему! Я заметила, что на всех фотографиях у меня очень напряженный взгляд, более тяжелый, чем у двух других девушек. Я сказала об этом Оливье: мне не дали никаких указаний, возможно, мне следовало проявить больше мягкости во взгляде. «Нет-нет, все идеально. Они хотели чего-то другого, чего-то более сильного».

В отель я вернулась почти в десять и тут же упала, рыдая, в мамины объятья, ожидавшей меня с шести вечера, как мы договаривались. Я рассказала ей про душный склад, про нескончаемое ожидание, про четыре фотографии, ничего не упомянув о хлебной панировке, рыбе и курином шашлыке – и тем самым о моих переживаниях из-за того, что я не могу себе сделать клизму, чтобы от всего этого избавиться. Я только сказала, что больше не хочу этим всем заниматься. Она пришла в ярость от того, что я в таком состоянии и что они позволяют себе так со мной обращаться. «Это совершенно неприемлемо. Я звоню Флоранс!» Моя милая, добрая мама превратилась в тигрицу, разговаривая по телефону. Это было немного даже страшно, но никому не было позволено обижать ее тигрят.

Я приняла очень горячую ванну, поставила будильник на 6:30, чтобы успеть приготовиться к семи, приняла успокоительное, таблетку снотворного и уснула у мамы на руках.

* * *

В семь часов утра следующего дня я встретилась с двумя другими девушками в фойе. Приехал шофер и назвал одно имя. «Да, это я», – сказала модель из Голландии. Он жестом попросил ее следовать за ним. Русская девушка тут же спросила: «А как же я?» Шофер ответил: «Нет, только она». И вдвоем они уехали прочь.

Я позвонила Фло, та была ошарашена. Она перезвонила Расселу, а затем снова мне, чтобы сказать, что, как выяснилось, в компании Miu Miu будет участвовать только одна модель из Голландии и что я могу возвращаться в Париж. «Но билеты на поезд у нас только на завтра. Мы не можем их поменять». – «Слушай, Виктуар, это не мои проблемы. Оставайтесь в Лондоне, если хотите, но клиент не будет оплачивать сегодняшнюю ночь в отеле».

Мы решили вернуться в Париж. Папу чуть удар не хватил, когда он узнал обо всем. Он позвонил Фло, чтобы потребовать объяснений. Когда они закончили разговаривать, Фло позвонила мне, как будто пробудив меня от долгого и тяжелого сна: «Слушай, Виктуар, я работаю с тобой, а не с твоими родителями. Либо ты начинаешь улаживать свои дела, либо мы начинаем искать другое решение».

Другое решение я уже нашла: я больше не хочу заниматься этой профессией.