ПРЕНЕПРИЯТНЕЙШЕЕ ПИСЬМО

ПРЕНЕПРИЯТНЕЙШЕЕ ПИСЬМО

Прошло года два. Получаю письмо. Его автор прочел в моей книге, что Лермонтов в 1837 году встретился в Грузии с Александром Гарсевановичем Чавчавадзе. «Мне очень неприятно, — читаю в письме, — сообщать Вам о допущенной Вами грубой ошибке. По делу о грузинском заговоре 1832 года Чавчавадзе был сослан в Тамбов на четыре года. Выехал в ссылку в начале 1834-го. Значит, вернулся в 1838-м. В 1837 году в Грузии его не было. Следовательно, в 1837 году Лермонтов и Чавчавадзе встретиться не могли. А вы пишете…»

Мой оппонент беспокоился зря. Мне уже удалось найти к этому времени бесспорные доказательства, что осенью 1837 года Чавчавадзе находился в Тифлисе. Что же касается ссылки в Тамбов, то действительно почти во всех биографиях Чавчавадзе можно прочесть про эти четыре года. Правда, в них говорится, что ссылка окончилась раньше. Но объяснить, откуда известно, что ссылка была недолгой, и откуда взялись эти четыре года, я не могу. Из документов это не видно.

В Тбилиси, в Историческом архиве Грузии, хранится утвержденный царем приговор:

«Чавчавадзе князь Александр… Выслать на жительство в Тамбов».

Про четыре года не сказано!

Видимо, для того чтоб решить этот вопрос окончательно, надо обратиться в тамбовский архив. Наверное, туда никто никогда не писал.

Пишу. Получаю ответ: Чавчавадзе прибыл в Тамбов 18 февраля 1834 года, выехал оттуда в самом начале мая того же, 1834 года.

Куда выехал?

В Петербург.

На каком основании?

По велению царя.

Оказывается, поэт написал в Варшаву фельдмаршалу графу Паскевичу, которого знал по Кавказу, — просил помочь в облегчении его, Чавчавадзе, участи. Паскевич обратился к царю. Николай, ценивший Паскевича едва ли не выше всех сановников в государстве, просьбу его исполнил. Чавчавадзе был вызван в столицу для свидания с царем и больше в Тамбов не вернулся.

Значит… тамбовская ссылка длилась совсем не четыре года, а всего два с половиной месяца! Но тогда возникает новый вопрос: где находился Чавчавадзе с мая 1834 года до середины 1837-го?

Вот тут-то и вспомнил я о тетради Василия Завелейского.