В горах Афгани…
В горах Афгани…
Хочу рассказать еще об одном достойном человеке. Майор Михаил Григорьевич Ярощук – старший помощник начальника разведки дивизии, мой старший помощник.
В ДРА прибыл в октябре 1983 года из Калининграда по замене вместо майора Н.И. Булдыка. Возраст такой же, как и у того – 43 года. Не знаю, как уж он согласился на службу в Афганистане: до пенсии – 2 года, в Калининграде – квартира, жена, две взрослые дочери. Тем не менее приехал не только служить, но и воевать, ведь война в Афганистане шла уже 4 года и в армии хорошо знали, что там делается.
Скажу честно, что при первой нашей встрече он мне не понравился. Во-первых, неопрятный внешний вид, щетина, видно, что с «бодуна». То есть главный принцип – «встречают по одежке, провожают по уму», до него в 43 года еще не дошел.
Во-вторых, пожилой, помятый жизнью человек, явно не высказывающий комсомольского энтузиазма активно участвовать в процессе оказания интернациональной помощи ДРА.
Сейчас-то я понимаю, что он был настолько растерян и потрясен тем, что на старости лет оказался в Афганистане, уже считая себя погибшим для семьи. А раз пропащий, зачем бриться и чистить сапоги?
Я первым делом отправил его приводить себя в порядок, потом обстоятельно с ним побеседовал. Он, конечно, был старый служака и в войсковой разведке, как говорится, зубы съел, но в пустыне и горах не бывал, а на войне – тем более. Поэтому я постарался хотя бы в общих чертах обрисовать обстановку в зоне ответственности дивизии, рассказать о наших задачах, его роли и месте во всем этом.
Надо сказать, что мои слова тогда он слушал вполуха, видимо, донимали свои мысли и заботы, а все остальное не слишком его интересовало. По своему опыту я знал, что первое впечатление о человеке не всегда правильное, поэтому выводов делать не стал, решил далее понаблюдать за ним.
Если он в дальнейшем более или менее стал следить за своим внешним видом, то с алкоголем пока все оставалось по-прежнему. На мои замечания он отмалчивался, но в его некоторых высказываниях проскальзывало, что он человек конченый и хуже ему не будет.
Я к тому времени был в Афгани почти 10 месяцев, уже кое-что повидал и не собирался терпеть такую службу. Прежде всего я ему на практике показал, что ему есть чего терять, и хорошую жизнь еще надо заслужить.
Через несколько дней я отправил его с разведротой 149 гв. мсп на боевые действия в зеленую зону уезда Чардара под Кундузом. В общем-то задание самое рядовое: и я сам, и все офицеры разведотделения периодически выходили на боевые действия с ротами. Но ему сразу крепко «повезло», они там напоролись на такой огонь и сопротивление, что даже опытные разведчики давно такого не видели. Бой шел целый день и лишь к вечеру рота вышла в назначенный район.
Далее, через несколько дней опять подобный случай: направил его с ротой разведбата в десант. И опять ему «везение» – сбили наш вертолет после высадки десанта, хорошо, что хоть пустой, погиб только экипаж вертолета.
Десантной же группе пришлось идти пешком через зеленую зону почти 10 км, под обстрелом выходили в расположение наших войск, вплавь преодолевали реку Кундуз, вынося с собой тела двух летчиков и техника вертолета. Короче, впечатлений от всего увиденного – масса.
Смотрю, Михаил Григорьевич уже начинает поглядывать на меня с уважением. Решил закрепить это дело, послал с разведотрядом в горы на неделю. Боев там особых не было, но физические нагрузки дикие. Молодежь валилась с ног, а ему, хотя он вроде и жилистый мужик был, – вдвойне тяжелее. Зато мысли в голову дурные не лезут и от алкоголя далеко.
Короче говоря, стал он мне намекать, что использую я его не по назначению, что он старший помощник начальника разведки дивизии, а не командир взвода. «Правильно, – сказал ему я, – наконец-то ты вспомнил об этом. Но пока ты не будешь делать, что положено тебе по должности, будешь резервным командиром взвода».
Он все это прекрасно понял, занялся бумажной работой в разведотделении и другими насущными вопросами. Практически перестал выпивать, оказалось, что это опытный и надежный человек, хороший специалист. А боевой опыт он с моей помощью приобрел быстро и в дальнейшем мы работали с ним без всяких уже эксцессов.
Но, как это ни печально, все-таки погиб Михаил Григорьевич. Видимо, было у него такое предчувствие, когда прощался дома с семьей. Чувствовал, что не увидит их больше, может, поэтому так и «психовал» от беспомощности, от невозможности что-то изменить. А отказаться от службы в Афганистане ему не позволила офицерская честь и порядочность.
Я часто думаю об этом. Почему люди, обладающие офицерской честью и чувством долга, несут самую тяжелую ношу? Почему негодяи и проходимцы всегда в конечном счете выигрывают? И это не пустые слова.
Почему, например, командир нашей 88 мсд в Кушке генерал-майор Багрянцев просто-напросто отказался ехать в Афганистан? Доводом было то, что он и так служит на краю света. Тем не менее остался генералом, членом партии и уважаемым человеком, конечно для тех, кто не знает этого случая. А ведь в любом нормальном государстве он бы немедленно был бы лишен генеральского звания, уволен из армии, я уж не говорю, что с ним было бы при любом тоталитарном режиме.
Это я говорю для тех, кто кричит, что от службы в ДРА нельзя было отказаться. Уже не говорю о тех, кто прикрывался липовыми справками, знакомствами, взятками, наконец. Таких тысячи и тысячи, многие из них занимали и занимают высокие посты.
На очередном праздновании вывода Советских войск из Афганистана они лицемерно сожалеют, что им не довелось там служить. Врут!! Кто хотел, тот попал. Наша страна СССР почти 10 лет вела там войну, и нужно было лишь только желание, чтобы попасть на нее. Это сейчас в горячие точки мира стоит очередь в ряды миротворцев – риск минимальный, а платят достойно.
А вот командир 783 орб майор Сергей Валентинович Козлов, прослужив 15 лет на Дальнем Востоке, написал 6 рапортов с просьбой послать его в Афганистан. Наконец послали. Но прослужил он там всего 3 месяца. В феврале 1985 года погиб в Баглане, подорвавшись на мине.
Есть, конечно, и другая категория офицеров. Они служили в Афганистане, но на должностях, не связанных с участием в боевых операциях. Я помню, как там они: тыловики, технари, финансисты, строители – да мало ли там было невоюющих специальностей, заявляли – «кто на что учился», мол, вы пехота, танкисты, разведчики, десантники – учились этому, вот и воюйте!
Однако, едва успев пересечь госграницу в СССР, они становились такими матерыми вояками, что не давали иногда сказать и слова действительным участникам боевых действий.
Посмотрите, кто сейчас сидит в ветеранских организациях? Бывшие политработники, авиаторы наземного состава, тыловики и все прочие, кто в Афганистане был никем. Посмотрите на их награды. Ведь это одни значки, которые они сами себе и придумали. Они вроде и служили в Афганистане, но далеко не все воевали. А говорить открыто об этом не хочется.
И когда видишь по телевизору бывшего замполита армейского полка связи, который заявляет, что он до сих пор во сне ходит в атаку, хочется только плюнуть на этого враля.
Например, полтора десятка лет назад в киевской газете «Комсомольское знамя» появилась рубрика типа «Солдаты вспоминают Афганистан», и в ней статьи бывших солдат про свою службу. Так такого и у барона Мюнхгаузена не услышишь. Я сначала терпел-терпел, думал, это безобидно.
Но когда бывший сержант взвода связи мсб 395 мсп нашей дивизии, ныне какой-то чин в ветеранской организации, начал там расписывать свои подвиги: и как он душманов пачками клал, какую он имел агентурную сеть в 20 агентов (?!), и как командование батальона советовалось с ним, я не выдержал.
Служил он со мной в одно время, потому что я знаю те фамилии, которыми он оперирует. Я написал возмущенное письмо в редакцию. Говорю – «да не будьте вы лохами, не печатайте бред больного воображения, не позорьте в первую очередь свою газету, а во-вторую – настоящих бойцов». Причем подписался и дал свой адрес и телефон. Думал, что получу хоть какой-нибудь ответ. Однако не получил. Не знаю, повлияло ли это, но вскоре рубрику закрыли.
Я уже не говорю об Интернете. Там врали всех мастей рассказывают такие вещи, что уши вянут.
Особенно запомнилось интервью одного «героя» из Калининграда, некого Александра Абидуева, отставного капитана. Он служил в то же время, что и я, скорее всего в 395 полку нашей дивизии, потому что вспоминает командира полковой разведроты капитана Волика и командира полка подполковника Мазура, которых я хорошо знал.
Так вот, этот Абидуев представляется корреспонденту газеты командиром какой-то мифической группы «Гранит» спецназа ГРУ, одновременно подчиненной и КГБ. Награжден тремя орденами Красного Знамени, которые ему носить нельзя из-за большой секретности операций, в которых он участвовал. Награжден и именным оружием – 9-мм пистолетом Стечкина, который у него разбила пуля в бою. И так далее, и так далее. В общем, бред больного воображения.
Я же, сопоставив факты и фамилии, пришел к выводу, что служил он в полку командиром обычного мотострелкового взвода и к разведке никакого отношения не имел. Может быть, и принимал участие в каких-то боевых действиях, поскольку был награжден орденом Красной Звезды, но только в самых заурядных.
Сейчас этот человек ведет какую-то тяжбу в суде, требует от государства компенсации за осколочное ранение, полученное от огня своей же артиллерии. Естественно, что такую справку ему никто не дает, вот он и плетет корреспонденту небылицы, чтобы «засветиться» в СМИ. Удивляет, конечно, непрофессиональность журналистов, распространяющих такую «клюкву».
В этом отношении хочу привести в пример известного украинского политика, бывшего вице-премьера и вице-спикера украинского парламента Николая Томенко, служившего в Афганистане в 177 мсп и прошедшего там боевой путь от командира отделения до старшего сержанта, заместителя командира мотострелкового взвода.
Кто знает толк в армейской службе, тот понимает, что стать в пехоте замкомвзвода, на солдатском жаргоне – «замком», непросто. А на войне – тем более. И наверняка Томенко активно участвовал в боях. Однако он никогда ни словом, ни какими-то своими действиями этого не показывал и рейтинг свой как политик этим не пытался поднять.
Когда его корреспондент телевидения прямо спросил об этом, он ответил, что участвовал и выполнял все то, что от него требовалось. Для него это прошедший этап жизни и возвращаться в него он не хочет. Вот это, на мой взгляд, достойный человек!
Другой наш известный политик – Сергей Куницын.
Сержант, командир отделения 682 мсп 108 мсд. Он воевал в 1 мсб, который в полку называли «королевским» (командир батальона майор А.Ф. Королев). Этот батальон в ходе Панджшерской операции 30.04.84 г попал в устроенную душманами засаду в ущелье Хазара. Воины мужественно приняли бой и сражались почти сутки под шквальным огнем. Погибли 53 человека, в том числе 12 офицеров, 58 человек было ранено. Погиб и командир батальона.
С. Куницын в этом бою проявил себя храбрым и мужественным воином. Был награжден медалью «За боевые заслуги», в статуте которой сказано об условиях награждения: «За умелые, инициативные и смелые действия в бою, способствовавшие успешному выполнению боевых задач воинской частью, подразделением». И ведь тоже не кичится заслугами на войне и нигде не тычет ими в нос, как некоторые…
Вернемся, однако, к истории гибели Михаила Григорьевича Ярощука (дальше буду писать сокращенно – МГ). Этому есть своя предыстория.
Судьба – цепь событий, в своем большинстве, не зависящая от человека. Даже есть такое учение – фатализм, от слова Fatum – судьба. Я еще не раз вернусь к этому, потому, что являюсь убежденным его сторонником.
Так вот, 23 августа 1984 года я прибыл из очередного отпуска и приступил к исполнению своих обязанностей. Отпуск был плановым, и по графику МГ должен был идти в отпуск сразу после моего приезда. Но получилась небольшая накладка – вместо одной плановой операции в районе Баглана возникла еще одна неплановая – в провинции Андараб, где народная власть была установлена недавно, в мае 1984 года, и где часто возникали серьезные проблемы.
МГ был в Афганистане безвыездно уже 11 месяцев, что по всем меркам очень много, нагрузка на психику и здоровье колоссальные. Но ничего в данной ситуации нельзя было сделать: я был на плановой операции в Баглане с командиром дивизии, а ему пришлось участвовать в этой неплановой операции с заместителем командира дивизии полковником А.М. Толюковым. Однако я заручился согласием Толюкова, о том, что МГ после операции (предполагалось, через 10–12 дней) будет немедленно отправлен в отпуск. И вот теперь во все вмешался случай: первая игра случая – должен был уехать в отпуск, но не уехал. Вторая игра, приведшая уже непосредственно к его гибели, вообще ни от кого не зависела.
Произошло это 9 сентября 1984 года. В этот день в ущелье Ортаколь (район долины реки Андараб) был сбит самолет СУ-17 огнем душманского пулемета ДШК.
Звено самолетов СУ-17 136 апиб с аэродрома Кокайты (Узбекистан), пилотируемых летчиками капитаном В.К. Ластухиным и лейтенантом В.С. Пелехом, наносило бомбовые удары вдоль ущелья Ортаколь с высоты 400–500 м. Самолет ведущего – командира звена капитана В.К. Ластухина шел ниже гребня высот и налетел на заранее подготовленную душманскую засаду – огневую точку ДШК. Получив порядка 8 попаданий, самолет потерял управление, летчик катапультировался, но в этот момент самолет перевернулся кабиной вниз и летчик был выстрелен катапультой в землю. Естественно, что парашют не раскрылся и Ластухин погиб. Самолет, пролетев еще около 500 м, врезался в скалу.
Пара вертолетов МИ-8, осуществлявших целеуказание, все это видела, но сделать посадку и взять мертвого летчика не могла, так как на их борту не было десанта, а только экипажи вертолетов.
Доложив на ЦКП ВВС о случившемся, они ушли на дозаправку. Одновременно об этом было доложено командующему 40А, он приказал направить туда десант для эвакуации тела летчика. Время было около 14 часов, т. е. светлого времени оставалось порядка 3–4 часов.
На КП оперативной группы нашей дивизии в этот момент был майор Ярощук и около 20 человек разведроты 122 мсп. Естественно, что кроме них, в этот момент привлечь в десант было просто некого. Так МГ получил задачу на эвакуацию тела летчика. Вылетели на двух вертолетах, в десантной группе 15 человек.
Непосредственно у места падения самолета было сесть невозможно, так как ущелье здесь было узкое, шириной 50—100 м, горная река 3–5 м, по дну большие валуны, деревья и кустарник.
Сержант, командир отделения разведроты Сергей Вовнянко, бывший в этом десанте, рассказывает: «…Садиться пришлось в 1,5–2 км от места падения вертолета, где ущелье как бы раздваивалось, и была пригодная площадка для высадки. Десантная группа во главе с майором М.Г. Ярощуком и исполняющим обязанности командира роты лейтенантом Мстиславом Красовским (командир роты Тимур Асланов был в отпуске) были в первом вертолете, и мы сразу же после высадки побежали по ущелью к месту падения самолета.
Выйдя к месту падения летчика, разведчики были обстреляны небольшой группой мятежников (4–6 человек), вышедшей раньше их к самолету. МГ, шедший впереди, поднялся на валун и в бинокль осматривал горящие останки самолета, находившиеся метрах в 200–300 впереди. Это, видимо, привлекло внимание «духов» и первые выстрелы были произведены по нему. Он был сразу сражен первыми пулями и упал за валуны. Солдаты, шедшие за ним, попытались его вытянуть, но между ними и МГ было около 10–15 м чистого пространства, которое плотно простреливалось.
Разведчик-пулеметчик рядовой Ярослав Плищук, попытавшийся пробраться к нему и оказать помощь, был сразу убит, тяжело ранены заместитель командира взвода сержант Александр Сазонник (четыре пулевых ранения!) и рядовой Агейкин. Дважды был ранен в руку и лейтенант М. Красовский.
Оценив обстановку, видя, что группа попала под огонь не только с фронта, но и фланговый, М. Красовский дал команду отойти назад на 150–200 м, что было тактически вполне правильным решением. Выйдя на связь с КП, доложил обстановку и попросил выслать в помощь десант, а также огневую поддержку…»
По существующим тогда правилам взлет вертолетов разрешался только с разрешения ЦКП ВВС в Кабуле, а так как время уже было позднее, да и пулемет ДШК, сбивший самолет, не был обнаружен (позднее мы нашли от него только бронированный щиток), поэтому вылет вертолетов с десантом на место боя запретили.
Для эвакуации же разведроты 122 мсп в этот район отправили только пару вертолетов. Разведчикам было приказано бой прекратить и отойти на площадку высадки, откуда их благополучно эвакуировали в Пули-Хумри. Таким образом, на поле боя были оставлены тела летчика капитана В.К. Ластухина и майора М.Г. Ярощука.
Вечером того же дня я получил задачу от командира дивизии с утра следующего дня с группой в 50 человек на 4 вертолетах высадиться в районе падения самолета и эвакуировать погибших. В качестве проводников в составе десанта были 2 солдата разведроты 122 мсп, бывшие в том бою. Высадились мы нормально, выдвинулись по ущелью и быстро нашли тела погибшего летчика и Михаила Григорьевича.
Он лежал за валуном, навзничь на спине. Куртка на груди расстегнута, видимо, искали личные документы. На земле, рядом с телом – раскрытый перевязочный пакет. Пулевые ранения в ногу и в грудь. Переносица сломана от удара прикладом в лицо, белеет обнаженная кость. Глаза открыты. Но крови на лице не было, значит, ударили уже мертвого. Видимо, первой очередью он был ранен в ногу, попытался себя перевязать, но подобравшийся с тыла душман выстрелил в упор и убил его наповал. Взяли автомат, пистолет, гранаты, полевую сумку с картой, портупею, ботинки, панаму.
Зная «духовские штучки», приказал саперам осмотреть тела погибших. Точно, под МГ установлена его же граната Ф-1 со снятой чекой в качестве мины.
Летчик капитан Ластухин был разбит вообще всмятку. Светлый комбинезон весь в засохшей крови. У него «духи» взяли только пистолет и сняли тапочки с ног.
Простите за такие натуралистические подробности, но я один из очень немногих свидетелей, поэтому хочу рассказать детально все то, что видел своими глазами. Мы положили тела погибших на плащ-палатки и понесли их на вертолетную площадку. При выходе нас пытались несколько раз обстрелять с ближних гор, но патрулировавшие над нами вертолеты быстро это пресекали.
Похоронен майор Ярощук в Калининграде, специальным постановлением горсовета на одном из воинских кладбищ, где покоятся останки солдат и офицеров Красной Армии, погибших при взятии Кенигсберга в 1945 году. В 1989 году в парке «Юность» в центре города открыт памятник погибшим воинам-афганцам, где выбиты фамилии всех погибших. Михаил Григорьевич тоже в этом списке. Его семья: жена, две дочери, внук по имени Михаил (в честь деда), живут в Калининграде. Недавно, прочитав этот очерк в Интернете, на меня вышел Михаил, а потом и его мать Надежда – одна из дочерей МГ.
Я, когда слышу песню А. Розенбаума «В горах Афгани…», всегда вспоминаю Михаила Григорьевича Ярощука, вечная ему память и слава!
Данный текст является ознакомительным фрагментом.