1832

1832

9 июня. Варшава. После четырех лет кочующей жизни, в продолжение которой почти все связи мои были прерваны со всеми, исключая своей семьи, начинаю опять понемногу входить в прежний круг людей, с которыми в разные времена моей жизни я встречался и с коими я более или менее был связан узами дружбы или любви. Первый шаг к тому была поездка в отпуск, в продолжении которого я возобновил одну после другой все нити, которые соединяли меня с людьми мне милыми. Я отыскал Языкова, Лизу, а мой единственный Франциус, прекраснейшее из созданий, украшающих этот мир, — над раннею могилой, куда его низводит неизбежная судьба, вспомнил об отдаленном друге его молодости и, несмотря на многолетнее его молчание, которое всякий бы принял за забвение, подал мне дружескую руку, чтобы еще раз в этом мире приветствовать меня. Возвратившись таким образом опять к обществу, я берусь с новым удовольствием за ежегодный отчет о самом себе.

10 июня. В Варшаву ехавши, я ожидал найти здесь кучу удовольствий, но чрезвычайно ошибся, потому что никаких не нашел, кроме встречи с двумя или тремя молодыми людьми. Из них, Лев Пушкин, с детства мне знакомый, более всех меня утешает. С ним я говорю о домашних моих, о поэзии и поэтах — наших друзьях, о любви, в которой мы тоже сходились к одному предмету, и даже о вине и обеде, которым он искушает мой карман.