Фикельмон Дарья Федоровна

Фикельмон Дарья Федоровна

Дарья Федоровна (Фердинандовна) Фикельмон (1804–1863), ур. Тизенгаузен — младшая дочь Фердинанда Тизенгаузена, флигель-адъютанта Александра I и Елизаветы Михайловны Хитрово, жена (с 1821) графа Фикельмона (1777–1857), австрийского посланника в Петербурге (с 1829 по 1839).

Дарья Федоровна — очаровательная красавица, не уступавшая красотой в глазах высшего света Наталье Николаевне Пушкиной, блестяще образованная, с незаурядным умом и независимым образом мышления, одна из самых замечательных женщин великосветского Петербурга. Она прекрасно знала английский, итальянский и французский языки, но, долго живя в Италии, плохо — русский.

Ее детство прошло в Прибалтике у родственников отца, затем — в Италии. В 17 лет она вышла замуж за 44-летнего высокообразованного человека, австрийского представителя во Флоренции графа К. Л. Фикельмона и попала под его сильное влияние. По совету мужа она познакомилась с сочинениями Саллюстия, Цицерона, Данте, Петрарки, Гёте, Шиллера, Мильтона, Байрона, Шатобриана, Ламартина и многих других писателей и поэтов.

Знакомые звали ее Долли или, иногда, Севилла Флорентийская. Приехав вслед за матерью с мужем в Россию, она произвела очень сильное впечатление на Александра I, да и сама оказалась не против этой связи. Вряд ли кому еще (а ей было в это время 19 лет) царь писал такие искренние письма: «…Я вас слишком люблю, чтобы таким образом привлекать к вам все взгляды, что неминуемо случилось бы, если бы я появился здесь, где я и шагу не могу ступить без сопровождения адъютанта, ординарцев и т. д.» или «…Поверьте, что я бесконечно жалею о том, что не имел возможности повидать вас перед отъездом. Кланяйтесь маме и Екатерине и от времени до времени вспоминайте обо мне» (31 августа 1823 года).

В 1825 году у нее родилась дочь, которую в честь императора Александра I и его жены, императрицы Елизаветы Алексеевны Долли назвала Елизаветой-Александрой. В июне 1829 года муж Дарьи Федоровны стал послом Австрии в Петербурге, и Долли снова возвратилась в светское общество.

Дарья Фикельмон была увлекающейся и страстной натурой. Ее сердечные привязанности четко прослеживаются из дневника и писем: Александр I, Григорий Скарятин, Ришар Актон, Василий Толстой, Александр Строганов, Петр Вяземский, Александр Тургенев, Пушкин (его фамилия по неизвестным до последнего времени причинам исчезает из дневника Долли с 22 ноября 1832 года вплоть до дуэли и смерти), Адам Ленский, Василий Кутузов, Алексей Свистунов, Алексей Бутурлин, Алексей Лобанов и др. На ее достаточно бурной личной жизни сказалась не только большая возрастная разница с мужем — 27 лет, но и то, что умный и деликатный муж закрывал глаза на любовные увлечения жены, стремясь сделать ее жизнь как можно более интересной и разнообразной.

После переезда в Петербург супруги Фикельмоны жили в доме Салтыковых на Дворцовой набережной. Пушкин познакомился с Дарьей и ее мужем в 1829 году и сразу же, по определению пушкиниста Н. А. Раевского, стал «для Долли уже свой человек». Д. Ф. Фикельмон писала в своем дневнике (19 октября 1829 года): «Пушкин — писатель, ведет беседу очаровательным образом — без притязаний, с увлечением и огнем; невозможно быть более некрасивым — это смесь наружности обезьяны и тигра; происходит от африканских предков — в цвете лица его заметна еще некоторая чернота и есть что-то дикое во взгляде». Сам Пушкин в это время написал о ней: «Милая Долли, теплая, живая, добродушное лицо, римский нос, бархатный глазок с нежной искоркой».

В одной из записок Пушкину Дарья писала ему: «Решено, что мы соберемся в 9 часов у матушки. Приезжайте туда с черным домино и с черной маской. Нам не потребуется ваш экипаж, но нужен будет ваш слуга — потому что наших могут узнать. Мы рассчитываем на ваше остроумие, дорогой Пушкин, чтобы все это оживить. Вы поужинаете затем у меня, и я еще раз вас поблагодарю. Д. Фикельмон». В петербургском дневнике она точно записала дату этой поездки — 13 января 1830 года: «Вчера, 12-го, мы доставили себе удовольствие поехать в домино и масках по разным домам. Нас было восемь — маменька, Катрин, госпожа Мейендорф и я, Геккерн, Пушкин, Скарятин и Фрид. Мы побывали у английской посольши, у Лудольфов [семья посла Сицилии] и у Олениных. Мы всюду позабавились, хотя маменька и Пушкин были всюду тотчас узнаны…»

Пушкин, получив согласие Гончаровых на свадьбу (25 апреля 1830 года), заверял в письме Долли Фикельмон: «Графиня… Я всегда останусь самым искренним поклонником вашего очарования, столь простого вашего разговора, столь привлекательного и столь увлекательного, хотя вы имеете несчастье быть самой блестящей из наших светских дам… А. Пушкин».

25 мая 1831 года Дарья Федоровна в письме Вяземскому пророчески заметила: «К нашей большой радости к нам приехал Пушкин… Жена его прекрасное создание, но это меланхолическое и тихое выражение похоже на предчувствие несчастья. Физиономия мужа и жены не предсказывают ни спокойствия, ни тихой радости в будущем…»

В 1922 году были опубликованы записи бесед П. И. Бартенева с другом поэта П. В. Нащокиным, которому будто бы сам Пушкин рассказал об одном интимном эпизоде его с Дарьей Федоровной, датируемом Н. А. Раевским декабрем 1832 — февралем 1833 годов. Тетрадь Бартенева еще до ее издания прочитал друг поэта С. А. Соболевский и подтвердил правдивость написанного.

Долли назначила Пушкину свидание ночью у себя дома. Пушкин, придя к ней вечером в ее отсутствие незамеченным, долго ждал, спрятавшись от посторонних глаз. Спальня мужа находилась этажом ниже. Долли вернулась домой довольно поздно, и только тогда объявился Пушкин из укромного места. Опустим идущее дальше описание момента интимной связи, названное Н. А. Раевским «физиологическим». Следующим утром, точнее, уже днем, так как солнце уже успело подняться довольно высоко, Долли тихо вывела Пушкина из своей спальни. Но у стеклянных дверей на выходе из дома поэт и провожавшая его хозяйка дома попались на глаза итальянцу-дворецкому. Чтобы заручиться его благосклонностью, Пушкин на следующий день вручил ему 1000 рублей.

Исследователи творчества поэта считают, что некоторые элементы этой истории Пушкин отобразил в «Пиковой даме» во встрече Германа с графиней, при этом с точностью описав интерьер особняка австрийского посольства на Дворцовой набережной.

Поэт многократно упоминал Дарью Федоровну в своей переписке с женой:

8.12.1831 — «…Была ли у тебя Хитрово или Фикельмон?»;

8.10.1833 — «…Так Фикельмон приехали?..»;

5. 5.1834 — «Летний сад полон. Все гуляют. Графиня Фикельмон звала меня на вечер… Я не поехал к Фикельмон, а остался дома, перечел твое письмо и ложусь спать…»;

28–29.6.1834 — «Говорят, что свет живет на Петергофской дороге. На Черной речке только Бобринская да Фикельмон…»;

11.7.1834 — «Теперь расскажу тебе о вчерашнем бале. Был я у Фикельмон…»

Затем в их отношениях наступила пауза: с середины 1835 года по середину 1836 года Долли с мужем находилась в Австрии. После возвращения в Россию встречи Пушкина и Фикельмон возобновились. Последние две из них состоялись 7 и 21 января 1837 года.

Есть предположение, что Д. Ф. Фикельмон явилась прототипом «молодой величавой красавицы» в «Египетских ночах», а также прототипом княгини «Д» в наброске «Мы проводили вечер на даче».

О ней думал поэт, когда писал стихотворение «Осень» (1833), и на рукописи дважды нарисовал портрет Долли. Еще один ее портрет Пушкин нарисовал на рукописи поэмы «Медный всадник».

Муж Долли, генерал Фикельмон, единственный из лиц самого высшего дипломатического ранга, демонстративно прибыл на отпевание поэта в полном парадном облачении, при всех орденах и регалиях, как на самую важную официальную церемонию. В своем дневнике, в котором почти 5 лет не упоминалось имя поэта, Долли сделала подробную запись о трагедии, похитившей у России ее «дорогого, горячо любимого поэта… этот прекрасный талант, полный творческого духа и силы!.. Этот прекрасный сияющий светоч, которому как будто предназначено было все сильнее и сильнее освещать все, что его окружало…»

В 1838 году Дарья Федоровна с дочерью Елизаветой-Александрой и матерью Е. М. Хитрово вновь уехала за границу, откуда больше уже не вернулась. К Дантесу она относилась непримиримо враждебно. 28 ноября 1842 года Долли Фикельмон, проживая тогда в Вене, где в доме у приемного отца Геккерна остановилась семья убийцы Пушкина, писала: «Мы не увидим г-жи Дантес, она не будет бывать в свете, и в особенности у меня, так как она знает, что я смотрела бы на ее мужа с отвращением. Геккерн также не появляется, его даже редко видим среди его товарищей…»

Муж Долли оставался в России до 1840 года, а затем присоединился к семье в Вене. В 1855 году Фикельмоны поселились в Венеции, где и умерла Долли за несколько месяцев до смерти жены поэта Натальи Николаевны.