1976 год

1976 год

25 января.

Годы мелькают, как недописанные страницы, и я уже на самом деле стал старым… но не совсем: если вести счет по любознательности — я еще молод, моложе многих молодых. Впрочем, «любознательность» в данном случае — это совсем не то слово. Меня многое и горячо интересует, но не как та или иная частность, — я не коллекционирую сведения; я остро нуждаюсь в них — в информации, как в средстве построения своего мировоззрения. Речь идет, как мне кажется, об удовлетворении той общечеловеческой потребности, которая может быть описана следующим образом:

Жизнь, со стороны ее внешнего проявления, диссоциирует в небытие. Это происходит в каждое ее мгновение. И не только человеческая жизнь таит в себе свое отрицание. Все, что нас окружает, оказывается на поверку не тем, за что себя выдает, и все это временное. Но тогда, что же такое мир? В чем его суть? Есть ли эта суть? Есть ли всеобщий инвариант этих бесконечных перемен? Оглядываясь назад, видишь, как преуспела наука в содружестве с техникой. Но научно-технический прогресс не только утверждает себя, но и отрицает свои утверждения. Все низводится к частному случаю, и никогда не наступит день завершения. Тем более не достигну его я. Но значит ли это, что надо прекратить погоню за неуловимым?

Сегодня я отвечаю себе на этот вопрос так: нет, погоню прекращать не надо, но научное познание и техническое овладение природой должно быть дополнено религиозным отношением к миру — без этого счастье наше будет непрочным, тревожным и неполным, если вообще некоторым из нас оно дастся в руки. Но что значит «религиозное отношение к миру»?

Это значит многое.

Во-первых, это означает, что мы его (мир) признаем, как нечто существующее действительно, а не только в нашем воображении; что мы не считаем его иллюзией. Мало того, мы самих себя считаем его частью, его моментом.

Во-вторых, это означает признание того факта (факта, подтвержденного всей историей человечества, его культурой, наукой и техникой), что мы, люди, всегда были и будем только его учениками, исполнителями его законов, что вся наша мудрость, весь наш разум принадлежит ему и порождены им, что это его искра. Поэтому в равной степени смехотворны, как наша идея о существовании мирового разума, так и наша заносчивая уверенность в собственном превосходстве над «неживой и живой природой».

Идея мирового разума наивна: она следствие антропоморфизма, свойственного нашему мышлению; это глубокое заблуждение — будто миру в целом, его спонтанному могуществу, необходимо нечто подобное тому, чем обладает человеческий организм, развившийся в определенной среде и вынужденный к ней приспосабливаться, с ней взаимодействовать. Что же касается нашей инфантильной заносчивости, которая привела многих из нас к необоснованному и ложному чувству своего превосходства над природой, то подобная аберрация является следствием постоянного противопоставления себя природе, между тем, как все, чем можем мы гордиться, без всякого остатка принадлежит миру, порождено им и составляет лишь исчезающе малую долю его бесконечных возможностей и осуществлений.

28 января.

Нет, все это надо сказать проще и яснее. Попытка сформулировать мысль таким образом не удалась. Мне не удалось даже довести эту попытку до конца. Когда, бродя по улицам (теперь я перед сном выхожу на 20 минут), я об этом думал, у меня была иллюзия полной ясности. Изложение, однако, показало, что это не так. Вчера я опять вернулся на следы свои — попробую записать это иначе:

Есть Нечто, бесконечно превосходящее нас. Мы называем Его по-разному: Дао, Бог, Мир, Универсум… Исчерпывающего определения дать Ему невозможно, но Оно может быть предметом философского познания, научного исследования, практического освоения, эстетической интерпретации и, наконец, религиозного к себе отношения и поклонения. Разные аспекты познания не исключают друг друга — мы не можем нанести ущерба бесконечности и самим себе, как ее части, различными подходами к ней — узость и догматизм гораздо опаснее.

Я заметил также, что нашему пониманию Мира (назовем это условно так) и нашему правильному к Нему отношению наносит большой ущерб несчастная склонность людей к подмене целого его частью или его частями. Такое недостойное и одностороннее представительство и конструируемое на его основе мировоззрение объединяет наши представления о Мире и порождает острое разочарование.

1 февраля.

В свете сказанного, что же такое материя? Материя? Миру; точнее, материя < Мира. Тогда как же ее понимать? Свою мысль я попробую сформулировать так:

Материя — это один из аспектов Мира, а именно тот, который фиксирует его взаимодействующие друг с другом части. Поэтому можно сказать, что материя — это то, что, принадлежа Миру, выступает в качестве его различных по тому или иному признаку частей (мировых точек, событий, моментов), состоящих друг с другом во взаимодействии.

Ни сами части, ни их взаимодействие не исчерпывают природы Мира, как целостности. В этой связи можно, например, указать на то, что материя существует во времени и пространстве, тогда как Мир содержит пространство и время в себе, как свои определения. Бессмысленно говорить о Мире в целом, как о чем-то погруженном в какую-либо среду или как о чем-то, что предшествует или последует чему-либо другому.

Мир уникален, и он в одном экземпляре. Более того, он содержит в себе, поглощает собою бытие и небытие. Существует ли нечто? Это вопрос, который может быть адресован только к мировой точке, к событию, к моменту, но не к Миру в целом.

7 февраля.

Как это бросается в глаза: толстые стены, маленькие окна, низкие двери — так строили и в таких зданиях жили наши предки; огромные, иногда заменяющие собою стены, окна, высокие двери, легкие, открытые конструкции — это здания нашего времени. Первое впечатление такое — раньше человек отгораживался от других, замыкался, прятался, защищался — теперь общительность, открытость, искренность! Но можно ли сосредоточиться в себе, отфокусировать свои мысли и чувства на ту высокую степень внутренней взволнованности, которая приводит к духовному и творческому просветлению, если ты сидишь в витрине магазина?

Не свидетельствует ли эта открытость и доступность об отсутствии потребности к внутреннему сосредоточению? Жизнь на стадионе не имеет, конечно, ничего общего с жизнью в монастырской келье. Если я всю свою жизнь, все свои устремления посвящаю тому, чтобы поднять с помоста самый тяжелый груз, или пробежать 100 метров скорее всех, или, наконец, закинуть, вопреки всем чинимым мне препятствиям, кусок плотной резины в небольшие ворота соперника — тогда, конечно, мне нужен стадион, тогда мне совершенно бессмысленно стремиться к уединению — мне там нечего делать, я умру там со скуки.

Мне кажется, что я улавливаю некую внутреннюю связь между всеми этими, такими разными, проявлениями нашего времени: характер архитектуры, увлечение спортом по всему его диапазону — от спортсмена до «болельщика», конформизм в мыслях, чувствах и поведении. В этом находит свое объяснение и поведение тех пенсионеров, которые всю жизнь тяготились своей работой, потому что она была лишена творческого элемента, не соответствовала их складу и характеру, но получив, наконец, возможность оставить ее, боятся это сделать, потому что работа, как-никак, это времяпрепровождение, занятие, заполнение пустоты. Я не говорю о тех, которые работают по призванию и любят свое дело. Но если не лицемерить, многие просто боятся пустоты. А пустота, духовная пустота не требует, напротив, страшится уединения.

11–29 февраля.

С. Токарев в «Философской энциклопедии» (т. 1, с. 175) дает такое определение Бога: «Бог — фантастический образ, лежащий в основе религиозных верований и выражающий представление о сверхъестественном существе, которому якобы свойственно особое могущество».

Это крайне поверхностное определение. Оно имеет только видимость истинного; не проникая дальше внешней, бессодержательной оболочки фактов, оно скорее затрудняет, чем облегчает понимание существа дела.

Это как если бы я, говоря о художественной литературе, определил бы ее как нечто такое, в основе чего лежат небылицы. Суть дела не в этом, хотя это и правда.

Религия, как и искусство, есть отношение человека (или человечества) к миру, т. е. и религия, и искусство всегда предполагают субъекта и ту или иную взаимосвязь с объектом.

Наука, напротив, всячески стремится освободиться от всего субъективного.

Уже поэтому нельзя поверять утверждения искусства и религии, утверждениями науки.

Но между эстетическим отношением человека к миру и религиозным тоже есть разница, хотя в силу указанной общности, религии естественно говорить на языке искусства, а искусству проникаться религиозным содержанием.

Религиозное отношение к миру основывается, в конечном счете, на чувстве единства человека с миром, а это значит, что оно зависит и от природных условий, окружающих человека. Оно и начинается с простого чувства зависимости, даже порабощенности окружающей средой, но развивается до возвышенного восприятия своей причастности упорядоченному единству мира[24], своего слияния с устойчивым бесконечным основанием всех конечных вещей.

Но как само это чувство, так и его выражение не лежат в сфере абстрактных понятий. Чувство возникает от восприятия отдельных вещей, явлений и процессов и воплощается тоже в конечных образах и представлениях. История религий есть история развития этого чувства и его воплощения. Вот здесь-то и надо искать объяснение того, что антирелигиозное сознание осуждающе именует «фантастичностью».

Для того чтобы правильно истолковать природу этой «фантастичности», надо понять, что возникает она не по прихоти и не от стремления необузданного воображения к неправдоподобию, а, наоборот, в поисках возможно более полного и адекватного выражения бесконечного в конечном.

С одной стороны, ощущение безмерного величия и могущества мира, несоразмерность этой мощи человеку и вообще всему конечному, с другой — потребность воплощения этого ощущения, которое может быть (выражено) только через конечный, а часто еще и через чувственно доступный образ — вот, что порождает «фантастичность» и экспрессионизм так примитивно толкуемые атеизмом. Бесконечное содержание распирает конечную форму.

Это одно замечание.

Теперь второе. Выше я писал, что «религия, как и искусство, есть отношение человека к миру». Религиозный человек предпочел бы сказать, что религия — это отношение человека к Богу. Я это определение также принимаю, но по-моему не следует противопоставлять Бога — Миру и Мир — Богу. Противопоставление приводит к их взаимному ограничению, ибо, в этом случае, там, где начинается Мир — кончается Бог, и наоборот. У Канта есть такие слова: «…текст утверждает, что высшая сущность есть, а атеист — что высшей сущности нет …» (И. Кант. Соч. в 6 томах. Критика чистого разума. М., 1964, т. 3, стр. 618). Это, наверно, правильное разграничение. Но надо помнить, что долгое время дело обстояло так, как только что было сказано, а именно, что люди эту высшую сущность искали вне Мира, над Миром, изымали ее из Мира и противопоставляли ему.

Сейчас многое говорит о том, что это было только первым приближением к истине и мы, вероятно, сделаем к ней еще один шаг, если скажем, что высшая сущность есть, но что она принадлежит Миру, точнее, что сама сущность Мира и есть эта высшая сущность.

Заранее зная, что исчерпывающего определения дать ей невозможно[25], я хочу все же сделать попытку еще несколько пояснить свою мысль и, тем самым, отвести от себя подозрение в причастности к анимизму или пантеизму.

Высшая сущность Мира, которая и есть Бог, если рассматривать ее в религиозном аспекте, может быть понята как нечто такое, что отличает Мир в целом, Мир как целостность, от всех порождаемых им явлений, моментов, событий; эта целостность несводима к своим элементам, которые, вступая между собою в различные отношения, проявляют себя как материя, но сущность которых не в них самих и, следовательно, не в их материальности, а в том, моментом чего они являются, т. е. в целом, в законе этой целостности, в ее сверхпринципе[26], в том всеобщем инварианте, который есть правило и могущество Мира.

Высшую сущность, следовательно, можно понимать как истину вещей и явлений, как истину природы, которая (истина) была и будет целью научного познания, а в другом аспекте — предметом религиозного поклонения.

Но для того, чтобы стала возможным такая точка зрения, необходимо, чтобы сама верифицирующая наука достигла бы определенной зрелости; один из признаков этой зрелости я вижу в системном подходе к изучению природы и общества, а также в интеграции научного знания, в возникновении новых дисциплин на границах традиционных.

Что же касается религии, то здесь нужна не только веротерпимость, но и воспитание, развитие у современного человека религиозного космического чувства, погружение его в это чувство. «Самая глубокая философия, — пишет А. Швейцер, — становится религиозной, и самая глубокая религия становится мыслящей. Они обе выполняют свое назначение только в том случае, если побуждают людей становиться человечными в самом глубоком смысле этого слова» (А. Швейцер. Из письма к В. Петрицкому. Цитир. по кн. А. Швейцера «Культура и этика», М., 1973, стр. 9).

20 апреля. На вопрос о том, что такое материя, нельзя ответить, не указав систему, относительно которой эта задача решается.

Август.

«Внешний облик» — результат взаимодействия элементов целостности. Целостность, как таковая, для своих элементов не имеет внешнего облика.

Материализм считает материю субстанцией, основой всего сущего. Но что такое материя? До начала XX столетия материю отождествляли с веществом. Так понимали ее не только предшественники диалектического материализма, но и его основоположники, по крайней мере Энгельс.

Основное затруднение, которое приходилось преодолевать материалистам при толковании материи как субстанции, состояло, по-видимому, в том, чтобы понять самим и объяснить другим, как ее чувственное многообразие и полнейшая нестабильность, оборачиваются субстанцией.

Энгельс начал с того, что материю, как таковую, материю, лишенную качественной определенности, считал реально существующей, а кончил тем, что реальное существование признал только за множественным разнообразием различных видов материи, а материю, как таковую, признал абстракцией, чистым созданием мысли. Затруднение осталось неопределенным: множественное разнообразие различных видов материи не могло, не может быть ни сущностью, ни субстанцией этого разнообразия, т. е. самого себя.

17 августа.

«…Мудрость ищет причину видимого …» (Аристотель[27]).

Все развитие науки — это движение от множественности и изменчивости — к единству и постоянству, от пестрого многообразия факта — к инвариантности закона и принципа, от явления — к сущности. Философия же, которая утверждает, что субстанция и сущность мира — это материя, а материя — это объективная реальность, данная нам в ощущении и существующая «… только в бесчисленном множестве конкретных форм структурной организации…»[28] — эта философия предлагает нам само ю множественность и изменчивость считать сущностью и субстанцией множественности и изменчивости и, следовательно, двигаться в русле науки против ее течения.

19 августа — 11 сентября.

Предварительные тезисы

1. Целостность — это закон, правило, по которому нечто себя осуществляет.

2. Элемент целостности — это то, что принадлежит данной целостности a??A

3. Принадлежность к данной целостности означает, прежде всего, участие в реализации ее закона. Но участие (наряду с другими элементами) в реализации названного закона, предполагает соотношение или сопряжение элементов друг с другом. Это — второй аспект, характеризующий природу элемента. Третьим аспектом будет то, что представляет собою элемент данного уровня для его собственных элементов; здесь этот элемент сам отождествляется с целостностью, но уже на другом, подчиненном уровне.

4. Поскольку сказанное применимо к любому элементу, сделанные утверждения характеризуют мир как целостность, обладающую иерархической структурой, каждый элемент которой в другой системе отсчета есть целостность, но тотальная целостность только одна — Мир в целом.

5. Граница — это нечто такое, что является общим для сторон, которые она разделяет, а, следовательно, она не только разделяет, но и объединяет. Если же граница объединяет разделяемые стороны, то они оказываются элементами целостности. Таким образом, граница может существовать только между элементами целостности, но ее нет и не может быть между ними и самой целостностью, так как для этого нужно, чтобы там, где кончаются элементы, начиналась бы целостность, а это невозможно, потому что элементы принадлежат целостности.

6. Существует бесконечное множество соотношений (сопряжений) между элементами, но каждое из них, конечно, имеет границу, обладает определенностью, качеством.

7. Реальная материя, то есть та, что существует вне человеческого сознания, есть не более, чем результат соотношений (сопряжений) элементов друг с другом. Этим обусловливается относительность всех качественных и количественных характеристик материи, а стало быть, и самой природы материи. Из предыдущего (п. 6) также следует, что материя — это конечный аспект мира, при всем бесконечном множестве ее видов.

8. Отношения между элементами целостности имеют свой верхний и нижний пределы:

a) Мир, как целое, не может выступать в качестве элемента, соотносящегося с другим элементам, так как другого мира нет. Поэтому он не материален (п.п. 1, 5, 7).

b) Материя исчезает, если, следуя своему закону, Мир стянет все свои элементы в одну «точку», в один единственный элемент — тогда соотношения (сопряжения) между элементами станут невозможны. Из этого также следует, что бесконечно большое и бесконечно малое стремится к отождествлению.

9. Но нематерия обнаруживает себя не только в экстремальных случаях: сущность всякой целостности эмпирически запредельна и нематериальна для ее элементов — она закон, которому они подчинены и который обусловливает их свойства. Однако, эта целостность, на другом уровне, где она сама оказывается одним из элементов другой целостности, высшего порядка, обнаруживает себя уже как материя (п. 3). Таким образом, природа элементов Мира содержательнее их отношений друг к другу, результатом которых является материя — они и материя, и закон.

10. Мир как целостность не существует в пространстве и во времени — само пространство-время принадлежит Миру, как фундаментальная характеристика его межэлементных соотношений (сопряжений). Поэтому пространство-время не существует без материи, а материя не существует вне пространства-времени.

19 сентября.

В седьмом часу вечера лег отдохнуть. Лег лицом к окну, чтобы видеть небо. В жизни у меня было несколько таких дней, вечеров, когда что-то во мне происходило и край завесы, скрывающий новое (для меня) отношение к вещам, приподнимался. Наверно, если одержимо, страстно, все время о чем-то думать, к чему-то стремиться — такое должно происходить. Сидхартха из рода Гаутамы — не единственный пример. Я не равняюсь с ним, но мне такое переживание понятно.

Сегодня (попробую изложить это на бумаге), сегодня было так. Эти мгновения, когда передо мною светилось ленинградское вечернее небо, а я спокойно лежал у себя дома и смотрел на него, они, эти вот совершенно реальные, живые мгновения, одно за другим исчезали — и не только для меня — исчезали навеки для всей Вселенной, уходили в небытие. То, что мы ежесекундно умираем — мысль не новая, но она высказывается не в том смысле, как я ее сегодня чувствовал: несуществующее было рядом, и отделяла меня от него не смерть, а исчезающе малая величина. Вот оно — это странное реальное существование несуществующего! Можно говорить о вечном бытии, о переходе из одного состояния в иное, но ведь и о небытии тоже можно говорить с неменьшим основанием: данное-то нечто исчезает навсегда! Таким нечто сейчас являюсь я сам — некая временно устойчивая система.

Я лежал, смотрел на небо и чувствовал рядом с собой огромный, незримый и внемерный мир небытия. И (мне, наверно, было бы трудно растолковать это другому) мысль о том, что я непременно окунусь в него, сольюсь с ним, уйду туда — в этот великий покой, меня эта мысль успокаивала, радовала, и мне было тепло на свете, так как ничто не пугало. Правда, переход может быть связан со страданием, но на что только люди не идут ради освобождения, даже частичного, а ведь тут освобождение будет полным.

Но не надо думать, что мне надоело жить — нет, я благословляю мир, в котором можно жить, не боясь смерти.

Да, вот еще что важно — речь идет не о личном покое, не только о личном покое, а покое космическом — вся Вселенная каждое мгновение уходит в небытие, и мир настолько же существует, насколько его нет.

24 сентября.

Вот диалог, который возник у меня в мыслях вчера, когда я уже собирался повернуться на другой бок, чтобы заснуть:

— Вы утверждаете, что Бог не существует?

— Да…

— Хорошо, но если существует несуществующее, то Бог все-таки есть, а если несуществующего нет, то тем более.

Это, разумеется, шутка, но с понятием существования надо вести себя осторожно.

1 октября.

Тезисы, которые писались в августе-сентябре этого года нуждаются, конечно, в доработке и разработке. В частности, во всех случаях, где говорится о соотношении (сопряжении) элементов, лучше говорить просто об их отношении, это будет соответствовать и терминологии, принятой в абстрактной алгебре, а она может мне пригодиться.

Пункт 6 тезисов следует дополнить таким текстом:

Система отношений, которая остается инвариантной для элементов, существующих по закону целостности, есть их пространство-время.

Пример: если установлено для всех элементов данной целостности, что инвариантной оказывается для них система, состоящая из отношений транзитивности, рефлексивности и антисимметричности, то, значит, для этих элементов существует координата времени (поскольку они представляют собою упорядоченное множество).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.