БИОСФЕРА И НООСФЕРА

БИОСФЕРА И НООСФЕРА

Биосфера и ноосфера неотделимы от Космоса, ибо представляют собой его важнейшие аспекты (наряду с физической, космологической и энергоинформационными сторонами). Вернадский и его последователи определяли биосферу как оболочку Земли, состав, структура и энергетика которой обусловлены совокупной деятельностью живых организмов. Впервые похожая дефиниция встречается у Жана Батиста Ламарка (1744—1829), определявшего ее как «область жизни». Однако биосферные и ноосферные идеи были известны и раньше — просто скрывались они под другими именами, если говорить о философии, богословии или теоретическом естествознании. Особенно чувствительны были к космическому зову ноосферы поэты, писатели, художники, композиторы. Это и неудивительно: ведь творческое озарение, охватывающее немногих избранных (к тому же и в не столь частые минуты вдохновения), — во многом результат воздействия биосферы и ноосферы.

Биосферные и ноосферные феномены во все времена непрерывно вторгались в жизнь и практику обычных людей. Неразрывно спаяны они с повседневной действительностью и по сей день. Ибо такие явления, как творческое воображе­ние, житейская интуиция и даже сон, имеют отчасти биосферную, отчасти ноосферную природу. Потому-то громадный задел в разработке биосферно-ноосферной проблематики существовал уже задолго до того, как были придуманы и введены в научный оборот сами термины. Честь их изобре­тения принадлежит зарубежным ученым. Понятие биосферы (от греч. bios — «жизнь» + «сфера») впервые в современном значении данного термина употребил австрийский геолог Эдуард Зюсс[51] (1831—1914), а научный неологизм ноосфера (от греч. noos — «ум», «разум» + «сфера») впервые прозвучал во Франции благодаря философам Эдуарду Леруа (1870— 1954) и Тейару де Шардену (1881—1955).

Именно с ними активно общался В. И. Вернадский во время научной командировки в Париж в 1922-1925 годах. Сходные идеи формулировал также Павел Александрович Флоренский (1882-1937) в концепции пневматосферы (от греч. pneuma – первоначально «дыхание», позднее «дух»), где упор делался не столько на разум, сколько на душу.

Независимо от Вернадского, Флоренского, Леруа и Шардена (и почти что одновременно с ними) глубокие биосферные и ноосферные идеи в русле философского космизма были сформулированы крупнейшим ученым и мыслителем XX столетия Константином Эдуардовичем Циолковским (1857-1935). В дальнейшем они были развиты в трудах его ученика и идейного наследника Александра Леонидовича Чижевского (1897-1964). Удивительный парадокс: называя Циолковского отцом космонавтики и считая его чуть ли не олицетворением теоретической мысли XX века, официальная и официозная (академическая) наука никогда не признавала его вклад в развитие философии. Его гениальные открытия-озарения именно в данной области, во многом опережающие уровень современной науки, объявляются фантастическими измышлениями изобретателя-самоучки. Имени Циолковского не найти и в опубликованных при жизни трудах академика Вернадского, даже в тех случаях, когда, казалось бы, обойти и не упомянуть его никак нельзя, ибо оба практически одновременно писали и говорили об одном и том же.

Впрочем, история (история науки в том числе) всё и всегда расставляет по своим местам. Многое изменилось со времени первого издания эпохальной книги В. И. Вернадского «Биосфера» (1926 год), где на высочайшем теоретическом уровне подытоживались научные достижения того времени и давался мощный толчок для дальнейших изысканий в различных областях знания. Здесь же содержались главные отправные точки для разработки ноосферной проблематики. С тех пор только на русском языке на данную тему появились сотни книг и тысячи статей. Чуть ли не ежегодно проводятся конференции и симпозиумы, возникли целые институты и академии соответствующего направления. Кроме того, по био– и ноосфере защищено множество диссертаций. Во многих из них содержатся дефиниции основных понятий, причем каждый автор, как правило, пытается выйти вперед в терминологическом соревновании.

Так что предложить читателю какое-то одно устоявшееся определение (такого попросту нет!) очень и очень трудно. Сам Вернадский дает определение биосферы , опираясь на единственно правильный, космистский подход, который предусматривает признание существования особой жизненной оболочки – биосферы – в ее тесной взаимосвязи с Космосом и его совокупными закономерностями: «По существу биосфера может быть рассматриваема как область земной коры, занятая трансформаторами, переводящими космические излучения в действенную земную энергию — электрическую, химическую, механическую, тепловую и т. д. Космические излучения, идущие от всех небесных тел, охватывают биосферу, проникают всю её и всё в ней».

Интересное уточнение, касающееся содержания понятия биосфера», сделал Н. В. Тимофеев-Ресовский, один из та­лантливых продолжателей дела Вернадского. Он образно назвал биосферу энергетическим экраном между земным и космическим (при этом, естественно, «экран» следует понимать не только в отражательном, но и в связующем плане): «Биосфера — существеннейшая составная часть общей жизни Земли как планеты, энергетический экран между землей и Космосом, та пленка, которая превращает определенную часть космической, в основном солнечной энергии, поступающей на Землю, в ценное высокомолекулярное органическое вещество».

Аналогичного подхода в понимании биосферы придерживался и Л. Н. Гумилёв, целиком и полностью доверяясь мнению Вернадского, считавшего, что биосфера — это не только пленка «живого вещества» на поверхности планеты, но и все продукты ее жизнедеятельности за геологическое время: почвы, осадочные и метаморфические породы и свободный кислород воздуха. Мы ходим по трупам наших предков; мы дышим жизнью тех, кто давным-давно умер, и мы сами войдем в эту стихию, чтобы нами дышали наши потомки. «Все живое представляет непрерывно изменяющуюся совокупность организмов, между собою связанных и подверженных эволюционному процессу в течение геологического времени. Это динамическое равновесие, стремящееся с ходом времени перейти в статическое равновесие. <…> Чем более длительно существование, если нет никаких равноценных явлений, действующих в противоположную сторону, тем ближе к нулю будет свободная энергия».

Для того чтобы понять этот принцип, надо усвоить еще одно обстоятельство. Косное вещество планеты подчинено закону возрастания энтропии. А живое вещество, наоборот, обладает антиэнтропийными свойствами. И всё это многообразие живого и косного связано «биогенной миграцией атомов» или «биохимической энергией живого существа биосферы». Эта форма энергии столь же реальна и действенна, как и прочие, изученные физиками. И она, подобно им, подчиняется закону сохранения энергии, то есть может быть выражена в калориях и килограммометрах. За геологическое время наша планета обогащалась энергией, поглощая: 1) лучистую энергию Солнца; 2) атомную энергию радиоактивного распада внутри Земли; 3) космическую энергию рассеянных элементов, исходящую из нашей Галактики и эта форма энергии заставляет организмы размножаться до возможных пределов, подобно тому, как достаточно одного лепестка ряски, появившегося в пруду весной, чтобы к осени затянуло всю его поверхность до естественной границы — берегов. Тот же закон предельного распространения действителен для всех живых существ биосферы, а значит и для людей. Подчас биосферные откровения Гумилёва достигают высочайшего пафоса: «Благодаря оболочке из живого вещества (биосфера) наша планета принимает разные виды космической энергии (фотосинтез) и делает Землю разнообразной и прекрасной. Слава биосфере!»

Действительно, биосфера должна работать на каком-то известном виде энергии, потому что закон сохранения энергии для этнологии так же обязателен, как для физики и химии. Откуда же она получает энергию? Представьте, в холодном помещении вы положили в печь дрова, которые у вас есть, а больше нет, затопили и ждете, пока не произойдет выравнивание температуры внутри печки и температуры воздуха. Печь остывает, и остывает воздух. Это процесс энтропии, процесс замкнутой системы. Так что такое этнос? Какая система — открытая или закрытая? Отвечаю совершенно неожиданно: это система закрытая. Этнос получает один раз свою энергию, с помощью которой он начинает существовать, и, растратив ее путем рассеяния, при инерции он ее теряет и распадается, или приходит в равновесие со средой, то есть в гомеостаз. Историческое его существование, формообразование укладывается, как уже говорилось, в 1200—1500 лет, как это ни странно. А если бы это была открытая система, то этносы существовали бы вечно. И, с одной стороны, сейчас можно было бы встретить, к примеру, этрусков или шумеров. А с другой стороны, не было бы ни французов, ни англичан, этих сложных систем, которые возникли из-за энтропийного импульса и, теряя его, должны исчезнуть.

Одним словом, с биосферой при всем разнообразии подходов и обилии дефиниций более-менее ясно. Что касается ноосферы , то здесь разноголосица ничуть не меньше. Не подлежит сомнению лишь одно: исходя из сути самого по­нятия, речь идет о разуме . Но о каком? Существует узкое и широкое толкование разумности . В узкой трактовке единственным ноосферным субъектом выступает человек во всем многообразии своей деятельности с окружающей действительностью. В данном смысле ноосфера выступает высшим этапом эволюции биосферы и человечества, когда природа, естественная и искусственная среда становятся управляемыми под воздействием разумных преобразований. Многие так и представляют: сначала возникла биосфера, затем в результате ее эволюции и последовавшего на определенном этапе качественного скачка возникла ноосфера. Тем самым ноосфера смешивается и отождествляется с антропосферой , связанной исключительно с человеческой деятельностью. Применительно к планете Земля данный вывод вполне понятен, но стоит только его экстраполировать на бесконечную и неисчерпаемую Вселенную, как, казалось бы, совершенно бесспорный тезис начинает пробуксовывать.

В достаточно узком смысле понимал ноосферу и сам Вернадский, ибо именно об этом писал незадолго перед смертью: «Человечество, взятое в целом, становится мощной геологической силой. И перед ним, перед его мыслью и трудом, ставится вопрос о перестройке биосферы в интересах свободно мыслящего человечества как единого целого. Это новое состояние биосферы, к которому мы, не замечая этого, приближаемся, и есть ноосфера».

Вернадский не абсолютизировал подобное истолкование био– и ноосферы. Мысль великого ученого-космиста была постоянно устремлена к неизведанным и недостижимым пока что глубинам Вселенной. Он прекрасно осознавал, что Универсум можно правильно понять лишь в его целостности, и проблемы разумной жизни в бесконечной Вселенной отнюдь не ограничиваются ее далеко не совершенными проявлениями на Земле — одной из бесчисленного множества небесных тел. Сам Вернадский формулировал данную мысль следующим образом: «Научно понять — значит установить явление в рамках научной реальности — Космоса».

Вот почему наряду с узким существует иное, широкое, понимание разумности в целом и ноосферы в частности, когда они выводятся далеко за рамки одного лишь человеческого бытия и многообразной деятельности Homo sapiens . Если намеренно обострить постановку вопроса, то он прозвучит так: существовала ли ноосфера до человека ? Ответ на него возможен только положительный, поскольку в данной интерпретации разумность и сознательность распространяются и на безграничную Вселенную (Космический разум), и на отдельные формы движущейся материи – как известные, так и гипотетические: информационно-энергетическое поле, астральная среда, четвертое и последующие измерения пространства, физический вакуум, атомные и субатомные структуры. В соответствии с таким подходом вся разумная сторона Вселенной (Космоса) — это и есть ноосфера.

При этом неизбежно и вполне естественным образом размываются на первый взгляд казалось бы непреодолимые границы между наукой и мистикой, философией и богословием. Сказанное, однако, следует понимать лишь в том смысле, что религиозная и оккультная эзотерика затрагивают те же самые проблемы, из коих сложилась концепция био– и ноосферы. Именно таких взглядов придерживался и Циолковский: если перевести его научные откровения – иначе их не назовешь — на современный био– и ноосферный язык, то получается, что биосфера и ноосфера существовали и будут существовать всегда.

По проблеме ноосферы Л. Н. Гумилёв высказывался неоднократно, однако достаточно осторожно и обтекаемо, понимая, что в изучении данного важнейшего аспекта объективной реальности наука делает пока что первые и к тому же пробные шаги. Гумилёв в основном ограничивал проблему ноосферы вопросом об антропосфере и техносфере. Но такой подход не снимает и по-прежнему оставляет открытым целый ряд немаловажных вопросов, например, следующих: 1. Идет ли речь при истолковании ноосферы только о людском разуме или допустимо существование и иных его форм (включая внеземные)? 2. Существует ли ноосфера исключительно в границах планеты Земля или же она разлита по всему Космосу, допустим, в виде информационно-энергетического поля? 3. Имеется ли в космических масштабах общий (централизованный, так сказать) источник объективной ноосферной реальности, естественным и закономерным образом связанный с земным? И т. д. и т. п. Разумеется, в своих печатных работах Лев Николаевич подобных вопросов не ставил, но из этого вовсе не следует, что он над ними не размышлял…

Однако у ноосферы имеется еще один важный аспект. По своей сущности она является Божественной средой (если воспользоваться терминологией Тейара де Шардена). Как проявление Космического Разума ноосфера, вне всякого сомнения, есть Божественная ипостась. И в этом смысле различие между научной и теологической картинами мира не столь существенно. В ноосферном плане они тождественны. Как известно, Лев Гумилёв был православным, молитвенным человеком. По словам журналистки Л. Д. Стеклянниковой, когда ему было 24 года, он даже собирался стать священником и обратился за советом к своему духовному отцу, но тот ответил, что у нас много священников-мучеников, а нам нужны светские апологеты. И «я стал светским апологетом», — сказал Гумилёв. Но ведь он всю жизнь занимался своей наукой. В чем же тогда заключалась его апологетика? Она была в этой самой науке: нет никакого сомнения, что за всей этой энергией из Космоса стоит, конечно, Господь Бог[52]…