ШТОРМ

ШТОРМ

Удар был такой силы, что я шмякнулся с койки и очухался у противоположной переборки. Где-то в темноте сдавленно икал Винце. Сообразив, что случилось, я поднялся и выбежал из каюты.

Винце остался один. За бортом гудело разбушевавшееся море. Света не было. Винце стало страшно, он на четвереньках добрался до комингса. Противный комок, появившийся под грудью, поднялся выше и встал поперек горла. Винце закрыл рот ладонью. В эту минуту новая волна швырнула траулер в глубокую пропасть, Винце вновь покатился к переборке.

Неожиданно открылась дверь. Щелкнул выключатель, ярко вспыхнуло электричество. В каюту вошел капитан «Дивониса» Витаутас Юргутис. Винце вцепился руками в край столика и поднялся. Его лицо позеленело, приняло цвет морской воды.

— Ясненько, — ухмыльнулся капитан и, ничего больше не сказав, вышел.

Вернувшись в свою каюту, я сунул Винце кусочек соленой трески.

— Поешь… Помогает.

— От… — икнул Винце. — От… чего… помогает?

— От морской болезни…

Винце с трудом проглотил кусочек. Потом второй. Ему вроде полегчало.

— Знаешь… — проговорил Винце, — я… больше… никогда… не пойду в море…

— Глупости, — успокоил его я. — Болезнь пройдет, и все станет на свои места. Ты еще будешь настоящим моряком, Винцентас.

— Не-ет… — снова икнул Винце. — Какой я… моряк… если… качки… не выношу…

Новый удар шторма бросил нас в объятия друг друга.

— А Нельсон? — воскликнул я. — Известный английский адмирал? Он всю жизнь не выносил качки и тем не менее выиграл много морских сражений.

Упоминание имени адмирала Нельсона помогло Винце взять себя в руки. Он успокоился и больше не хныкал.

— Оставайся в каюте. А мое место там, — указал я рукой наверх. — Аврал.

— Я тоже… пойду, — шагнул было за мной Винце.

— Нельзя! Смоет, — остановил я его. — Девять баллов — не шутки. Без разрешения капитана выходить на палубу строжайше запрещено. Берег приказал вернуться в порт или искать где-нибудь затишья. Но…

Я прикусил язык, соображая, стоит ли говорить Винце то, что узнал у моряков, когда бегал за соленой треской.

— Что но? — обеспокоенно спросил Винце.

— Мы приняли SOS…

— Всем судам колхозного флота немедленно вернуться в порт! Всем судам колхозного флота вернуться в порт! — монотонно бубнил по радио голос вахтенного диспетчера. — Слышите меня? Всем немедленно вернуться в порт!

— Да заткнись ты на минутку! — разозлился капитан. — Говорит капитан «Див…» траулера № 2429 Юргутис… Говорит Юргутис…

— Что случилось, Юргутис? — наконец ответил диспетчер. — Приказ принял? Немедленно в порт. Девять баллов.

— Вернуться не могу! — ответил ему капитан. — Принял SOS… Спешу на выручку.

Диспетчер помолчал.

— Смотри, чтоб самому не пришлось посылать SOS, — предупредил он. — Циклон такой силы не для твоей калоши…

Эфир смолк. На Балтике свирепствовал девятибалльный шторм.

В радиорубке каждого морского судна обязательно имеются большие настенные часы с белым циферблатом. Они похожи на все часы мира, только поперек их циферблата наклеена узенькая бумажная полоска. Не знающему неписанных законов моря она может показаться совсем ненужной, ибо закрывает несколько минутных делений. Однако это не так. Чуть только минутная стрелка приближается к бумажной полоске, на всех судах мира замолкают радиостанции. Радисты прерывают всякие разговоры и лишь слушают эфир. Дважды в течение часа — с пятнадцатой до восемнадцатой и с сорок пятой по сорок восьмую минуты — в эфире царит бдительное молчание. Сорок восемь раз в сутки корабли во всех морях и океанах земного шара одновременно прислушиваются, не зазвучит ли на частоте 500 килогерц сигнал бедствия — призыв о помощи. Неписанный международный закон моряков в эти минуты молчания разрешает посылать в эфир лишь единственный сигнал SOS! Услышав этот международный сигнал бедствия, все находящиеся поблизости суда должны спешить на помощь тем, кто ее просит, SOS — это первые буквы английских слов «save our souls» — «спасите наши души». Этим сказано все.

«Дивонис» принял сигнал почти одновременно с первой волной шторма, обрушившейся на траулер. Его передал радист очутившегося в бедственном положении польского рыболовного траулера. Капитан Юргутис встал у штурвала и резко изменил курс «Дивониса». Траулер, тяжело подвывая машиной, карабкался почти на отвесную гору воды, вершина которой щетинилась белыми барашками пены. Оголившийся винт с завыванием бессильно сек воздух, только изредка касаясь своими лопастями воды. А гора на глазах росла, вздувалась и вдруг бросала траулер в глубокую пропасть. Небо в этот миг пропадало, казалось, что море вдруг поднималось из своего тысячелетнего ложа, становилось на дыбы и готово было поглотить со своей поверхности все живое.

Словно бессильная щепка мотался в бескрайнем просторе разбушевавшейся стихии малюсенький «Дивонис». Стихия сильна, но она слепа. А маленьким траулером управляли люди, их ум, умение, знания и воля. И стремление помочь терпящим бедствие морякам. Волны заливали стекла рулевой рубки, клокочущие потоки воды перекатывались по палубе, и Витаутас Юргутис почти вслепую, уповая лишь на показания приборов и свою интуицию, вел «Дивонис» к цели.

Крюков склонился над картой. Суровая морщинка перечеркнула высокий лоб старпома. Взмахом руки Николай пригласил капитана подойти к карте.

— Бальчитис, к штурвалу! — приказал Юргутис, и Владас облапил своими огромными ручищами рулевое колесо.

Юргутис подошел к старпому. Крюков ткнул остро отточенным карандашом в карту. Капитан нахмурился. Две маленькие точки на голубом поле карты отметили координаты терпящего бедствие судна и «Дивониса». Почти рядом с ними это поле обрубалось ломаной линией берега.

— Можем расколоться, как куриное яйцо, — сказал Крюков.

— Команде надеть спасательные жилеты! — объявил по трансляции капитан. — Всем на палубу! Старпом, к штурвалу!

Владас Бальчитис хранил свой жилет в каюте, поэтому задержался дольше других и на палубу вышел самым последним. У него непроизвольно дрожали колени. Нет, наш Владас не был трусом. Он просто не умел плавать.

Придирчивая медицинская комиссия, ежегодно проверяющая здоровье моряков, обязательно спрашивает каждого: умеет ли он плавать. Владаса тоже спрашивали. И он, не моргнув глазом, всегда отвечал: «Как рыба!», и собственноручной подписью подтверждал это.

У штурвала Владас стоял, как настоящий мужчина. Глыба! А на палубе у него начинали дрожать колени. Но известно, что море особенно коварно по отношению к тем, кто его боится. Владас отлично знал этот закон, но совладать со своим страхом не мог.

Ощерив белые клыки пены, грозная волна, словно насмехаясь над струхнувшим матросом, хлынула через фальшборт, всей своей тяжестью обрушилась на Владаса, бросила его на палубу и потащила за борт…

— А-а-а! — Ветер, разорвав в клочья крик матроса, понес его в бушующее море.