ЧЕСТЬ МУНДИРА
ЧЕСТЬ МУНДИРА
Кэп не кричал, не топал ногами и даже ремня не расстегнул. Он только грозно взглянул на племянника, произнес одно-единственное слово «та-а-ак» и закрылся в радиорубке.
Холодный ветер раздергивал клочья тумана, которые развесил над морем вечер. Жалобно кричала заблудившаяся во мгле чайка. На траверзе засветился огнями корабль, до боли напоминая Винце оставшиеся далеко-далеко за туманами город, уличные фонари, уютное тепло родного дома. Сидел он на перевернутом ящике униженный, пристыженный к совсем маленький и жалкий.
На палубе, сливаясь с ровным гуденьем машины, звучали голоса моряков. И их голоса, и жалобный призыв чайки, и пронзительный вечерний холодок, и многозначительное «та-а-ак» капитана не обещали Винце ничего хорошего. А тут еще Владас, эта огромная трещотка, подсмеивался над ним:
— Ребята, а что в морских законах записано насчет найденного на судне «зайца»?
Мы молчали. А помощник капитана Крюков пристыдил насмешника:
— Кончай травлю, Владас. Разве не видишь, что парню не до твоего зубоскальства?
— Закон — не столб, его не обойдешь, — разглагольствовал Владас, подмигивая второму механику Феликсасу Вагнорюсу. — Предлагаю высадить гражданина Винцентаса Юргутиса на необитаемый остров.
Винце из-под насупленных бровей зыркнул на матроса и негромко сказал:
— В Балтийском море нет необитаемых островов.
— Знает географию, чертенок! — хлопнул в ладоши Владас. — Но и морские законы не дураками писаны… Повилас! — окликнул он деда. — Что ты скажешь по этому поводу?
— Первым делом надо бы накормить парня, — сдержанно сказал он, — а потом — в теплую постель. А мы…
— Пустяки болтаешь, дед, — отмахнулся Владас и приказал Вагнорюсу: — Принеси с капитанского мостика первый том морских законов. Разберемся.
Второй механик не спеша направился в рулевую рубку. Феликсас уж таков: если Владас прикажет, то и за борт бросится. И только в воде подумает, правильно ли поступил или глупость сморозил. Не знаю, чем его обворожил Владас, но дружат они так, что водой не разольешь.
Тралмейстер Антанас Паулюс, стоявший в рулевой рубке у штурвала, видимо, пристыдил Вагнорюса, ибо второй механик вернулся на палубу с пустыми руками и какой-то пришибленный.
— Ну! — прикрикнул на него Владас, но тут на палубе появился кэп.
Был он озабочен и зол. Владас вмиг прикусил язык. А капитан еще раз взглянул на Винце да как гаркнет:
— Марш на камбуз!
Винце подскочил с ящика и растерянно огляделся. Только позже я смекнул, что он просто-напросто не знал, где находится камбуз.
— Кому сказано? — опять прикрикнул капитан и, схватив Винце за плечо, подтолкнул в мою сторону. — Посади его чистить картошку, Марионас!
А я ничего умнее не сообразил, как радостно воскликнуть:
— Ура! На завтрак будут картофельные оладьи!
— Смотри, Марите, производительно используй дармовую рабочую силу! — громко захохотал вслед нам Владас.
А капитан озабоченно сказал:
— Связь с берегом пропала…
Говорят: пришла беда — отворяй ворота! Так случилось и на «Дивонисе». Мало забот было капитану с беглецом, и на? тебе — радио забарахлило. Траулер новенький, впервые на промысле; в порту радиостанция работала как часы, а пришли в район — и началось… Ну, да ничего страшного, у нашего Владаса, кроме ловко подвешенного языка, еще и золотые руки есть, и светлую голову он имеет. Найдет неисправность, как пить дать. Найдет и устранит.
Я усадил Винце на камбузе у большого ящика с картошкой, сунул ему ножик, а сам присел на корточки с другой стороны. Винце выбрал самую крупную картофелину и не успел я глазом моргнуть, как он выстрогал из нее грязный квадрат. Вторую он еще старательнее обстрогал. Получился малюсенький кубик. Тут мое сердце не выдержало.
— Лучше уж ты отдохни, Винце, — сказал я. — Обогрейся. В трюме ты, наверное, продрог.
— Дядя, видимо, вызовет пограничный катер, — вздохнул Винце. — А я даже малюсенького штормика не понюхал.
— Глупости, — возразил я. — У тебя еще вся жизнь впереди. Нанюхаешься.
— Нет, не будет мне теперь жизни, — еще тяжелее вздохнул Винце. Сидел задумавшись, бдительно прислушиваясь к каждому звуку за переборкой камбуза.
Мне и вовсе стало жаль парня.
— Ну, зачем ты прятался в трюме? Зачем в море стремился? — спросил я.
Винце строго поглядел на меня, взял из ящика картофелину, повертел-повертел ее и, бросив обратно, сказал:
— Даешь слово?
— Какое слово?
— Честное слово моряка, — уточнил Винце, — что не разболтаешь мою тайну.
— Слово!
Но Винце все еще сомневался.
— А почему тебя этот… Владас Маритей обзывает? — строго спросил он.
Сознаюсь: даже в краску вогнал меня этот прямой вопрос. Растерялся я. И пробормотал что-то о камбузе, прозвище, нашем договоре, о котором Владас то и дело забывает…
— Нехорошо, — сказал Винце. — Мужчин ни в море, ни на берегу нельзя женскими кличками обзывать. Мужскими — пожалуйста. Или морскими. Скажем, винт. Или… фарватер… А Марите — некрасиво.
Нашу беседу прервал Владас.
— Комедия! — приоткрыв дверь камбуза, захохотал он. — Бесплатный спектакль! Веселенький аттракцион с березовой кашей вместо концовки! Тащи, Марите, свою картофелечистку на суд кэпа! Быстро!
Капитан сидел в радиорубке и слушал посвистывание аппаратуры. Винце застыл у комингса как вкопанный.
— Товарищ председатель… — проговорил капитан. — Как это — возвращаться? Ведь первый рейс…
Он подкрутил регулятор, и в радиорубке четко прозвучал голос председателя колхоза:
— Нашел другой выход, Юргутис? Выкладывай. Слушаю.
Ничего наш капитан не нашел. Но, как утопающий за соломинку, схватился за слова председателя.
— Я… Мы можем передать его на транспортное судно… Или… на рефрижератор… Который пойдет в порт, мы…
— Это не выход, — раздраженно ответил председатель.
Витаутас Юргутис показал племяннику кулак. Винце втянул голову в плечи. Он прекрасно видел, сколько неприятностей доставил и капитану, и председателю, не говоря уже о маме с папой и дедушке Доминикасе.
— Товарищ председатель! — вдруг на что-то решившись, крикнул капитан. — Тогда… тогда разрешите продолжать промысел с «зайцем» на борту…
Председатель помолчал и уже не так грозно спросил:
— Где он теперь?
Капитан метнул быстрый взгляд на Винце и… соврал:
— На камбузе. Картошку чистит.
— Ну, и шут с ним, — вздохнул председатель. — Пусть чистит.
Капитан закурил, глубоко затянулся дымом и повернулся к племяннику:
— Долго будешь стоять? Или не слыхал, что сказал председатель?
Винце выскочил из радиорубки.
— Присмотри, Марионас, чтоб он всю ночь чистил картошку, — велел мне капитан. — Наказание есть наказание.
— Но… — начал было я, но Юргутис оборвал меня на полуслове:
— Выполняйте приказание, товарищ Грабаускас!
Не будешь ведь осуждать человека лишь за то, что он — молодой капитан. Знамо дело, нелегко нашему Витаутасу Юргутису. Потому и прорывается у него порой злость там, где можно просто, по-человечески сказать. И горячится он не к месту, и Винце так жестоко наказывает без надобности. Председатель далеко, а здесь, на траулере, мы все свои, можно ладить и без этих строгостей…
Однако приказ капитана — закон. И обойти его как столб, по образному выражению Владаса, нельзя. Но и моряк не лыком шит. Он, выполняя приказание, всегда должен думать, как лучше это сделать. Потому-то я вроде бы и не нарушил закон, послав Винце в свою каюту спать. А сам засел чистить картошку. Взгляните только, какой из Винце камбузник! Одна беда, да и только. Ведь всю картошку переведет на квадратики и кубики.
Так успокаивая себя, я и просидел с ножичком до самой полуночи.