ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Анатомия интеллекта

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Анатомия интеллекта

Могучий ум… всегда равно и неустанно деятелен; зорко различает далекое, словно оно у него перед глазами; охватывает и постигает воображением грандиозное; видит и понимает мизерное; мыслит смело, широко, дельно… и благодаря

этому нередко обнаруживает истину, скрытую под таким густым покрывалом, что другим она незрима.

Франсуа де Ларошфуко (1613–1680)

Последнее время мы все чаще произносим слово «интеллект» и все реже — «ум». Любопытное наблюдение: в дореволюционном энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона об интеллекте сказано предельно кратко: «Интеллектъ — см. Умъ». К сожалению, выполнить это указание невозможно: до ума дело не довели, так как в связи с революцией выпуск словаря прекратился на букве «О».

В последнем, третьем издании Большой советской энциклопедии уму уделено всего пять строк, зато интеллекту — почти целая полоса.

Между тем, если слово «интеллект» перевести с латинского языка на древнегреческий («нус»), а с древнегреческого на русский, то получится как раз «ум». Но мы почему-то предпочитаем называть человека (если он, конечно, того заслуживает) интеллектуалом, а не умником. Да и само слово «умник» приобрело в наших устах некий уничижительный оттенок. Создается впечатление, что современный человек стесняется своего ума, зато гордится интеллектом.

Причина, возможно, в том, что прогресс точных наук убедительно продемонстрировал большую объективность количественных оценок по сравнению с качественными. Количество информации, содержащейся, допустим, в этой книге, мы можем легко и точно выразить в двоичных единицах — битах. А вот качество той же информации оценить труднее. Один умный человек книгу расхвалит, второй — разругает, третий останется к ней равнодушным.

Так вот, ум, по-видимому, был и остается качественной категорией, а интеллект, обособившись, постепенно превращается в количественную.

Франсуа де Ларошфуко, давший эпиграф этой главе, в своих «Размышлениях на разные темы» классифицировал типы ума. Наряду с упомянутым в эпиграфе «могучим умом» он выделяет «изящный ум», «ум гибкий, покладистый, вкрадчивый», «здравый ум», «деловой ум», «ум корыстный», «ум веселый, насмешливый», «тонкий ум», «ум пылкий», «ум блестящий», «мягкий ум», «ум систематический» и даже «изрядный ум». Словом, сколько голов, столько и умов. Но какая голова умнее?

«Хотя проявления ума бесконечно разнообразны, — пытается найти выход из положения Франсуа де Ларошфуко, их, мне кажется, можно различать по таким признакам: столь прекрасные, что каждый способен понять и почувствовать их красоту; не лишенные красот и вместе с тем нагоняющие скуку; прекрасные и всем нравящиеся, хотя никто не может объяснить, почему; столь тонкие и изысканные, что мало кто способен оценить все их красоты; несовершенные, но заключенные в такую искусную форму, столь последовательно и изящно развитые, что вполне заслуживают восхищения».

Итак, проявления ума бесконечно разнообразны, и их оценка отнюдь не объективна, поскольку основывается не на количественных мерах, а на субъективном восприятии («не лишено красот и вместе с тем нагоняет скуку»; «нравится всем, хотя никто не может объяснить, почему» и т. д.).

Лет двадцать назад (то есть в шестидесятые годы — А.П.) довелось мне побывать у художника-абстракциониста. Абстрактная живопись пользовалась тогда скандальной известностью (ну как же, премию на выставке, разумеется, зарубежной, получил «шедевр», созданный… ослом, к хвосту которого привязали кисть!). Впрочем, мой абстракционист был вовсе не осел, а симпатичный человек с искусствоведческим образованием; он работал научным сотрудником в картинной галерее.

Не скрою, я шел к нему с предубеждением, и, почувствовав это, он показал мне несколько портретов, выполненных в строго реалистической манере. Портреты свидетельствовали о мастерстве и таланте.

— Но это не мое амплуа, — сказал художник.

Мы перешли к акварелям. Их было много. Линии извивалась, краски буйствовали. Картины притягивали фантастичностью, непредсказуемостью замысла. Они вызывали в памяти стихи Василия Каменского:

«Чаятся чайки.

Воронятся вороны.

Солнится солнце.

Заятся зайки.

По воде на солнцепути

Веселится душа

И разгульнодень

Деннится невтерпеж».

— Как называется вот это?.. — спросил я.

— А какое название дали бы вы?

— Ну… «Восход Солнца на Венере», — брякнул я невпопад.

— Так оно и есть, — кивнул художник.

— Шутите!

— Нисколько. Разумеется, кто-то другой даст картине свое название, скажем, «Кипящие страсти» или «Туман над Ориноко». Ну и что? Когда вы слушаете симфонию, то вкладываете в нее свое «я», и музыка звучит для вас иначе, чем для вашего соседа и для самого композитора. У вас свои ассоциации, свой строй мыслей, словом, свой неповторимый ум… Абстракция дает ему пищу для творчества…

— А как же с объективным отображением реальности?

— Воспользуйтесь фотоаппаратом, не доверяйте глазам. Классический пример: когда Ренуар показал одну из своих картин Сислею, тот воскликнул: «Ты с ума сошел! Что за мысль писать деревья синими, а землю лиловой?». Но Ренуар изобразил их такими, какими видел в кажущемся цвете, изменившемся от игры световых лучей. Кстати, сегодня это уже никого не шокирует.

Ведь вот как бывает. В семидесятых годах XIX столетия умные люди высмеивали «мазилу-импрессиониста», «неспособного отличить, где верх, а где низ полотен, которые малюет на глазах у публики». А в шестидесятых годах XX столетия столь же умные люди высмеивали «мазилу-абстракциониста», но уже восторженно восхваляли импрессионистов.

Знать, не зря тот же Ларошфуко сказал: «ум всегда в дураках у сердца! «. Не лишена оснований и еще одна крылатая фраза: «самые умные люди делают самые большие глупости».

Иное дело — интеллект. Энциклопедия дает ему такое определение: «способность мышления, рационального познания, в отличие от таких, например, душевных способностей, как чувство, воля, интуиция, воображение и т. п.».

Как видим, не в пример уму, который «всегда в дураках у сердца», интеллект застрахован от «дурных» влияний чувства и воли, не говоря уже об интуиции, воображении и т. п. Интеллект это формализованный ум, начисто исключающий чувственно-интуитивные факторы, а потому поддающийся количественной оценке.

Идея такой оценки принадлежит французскому психологу А.Бине (1903), разработавшему систему тестов. Их результаты после статистической обработки позволяют определить показатель интеллекта, или коэффициент интеллектуальности (КИ). Этот термин был предложен австрийским психологом В.Штерном в 1911 году.

КИ «среднего человека» равен 100. А знаете ли вы, каков он у вас? Нет? Я тоже. И знать не хочу: вдруг мой КИ меньше ста, например, 98 иди того хуже, 44! Студенты скажут: «ну и ну, доктор наук, а КИ меньше, чем у любого из нас!» И потом будешь всю жизнь доказывать, что твой КИ не 44, а 144, и что единичка потерялась при статистической обработке тестов…

А вот в США желающие поступить в колледж должны предварительно пройти «сколастик аптитюд тест» — тест на способность к наукам. Это тест типа «мультипл чойс» (выбрать правильный ответ). Он содержит 145 вопросов. Вот, для примера, три из них (журнал «Америка», 1977, сентябрь, Э 250).

«ИНСТРУКЦИЯ.

В каждом из приведенных ниже предложений имеется один или два пропуска, указывающие на пропущенное слово или несколько слов. Под предложением приведено по пять слов или групп слов, обозначенных буквами А, Б, В, Г, Д. Выберите то слово или те слова, которые лучше всего подходят к сказанному:

1. Возбуждение не…, а… его чувства, давая ему возможность лучше воспринимать подробности.

(А) — притупляет… обостряет; (Б) — преодолевает… сковывает; (В) — замедляет… отвлекает; (Г) — возвышает… осложняет; (Д) — предвосхищает… убыстряет.

2. Философские системы никогда не разрабатываются… людьми, поскольку философия — это такой предмет, в котором зрелость МЫСЛИ приходит с опытом.

(А) — простыми; (Б) — практичными; (В) — неизвестными; (Г) — молодыми; (Д) — многосторонними.

3. Несмотря на… проводимых мероприятий, будь то экстренных или дальнего прицела, проблема бедности в стране не теряет своей остроты.

(А) — несовременность; (Б) — сложность; (В) — односторонность; (Г) — эфемерность; (Д) — обилие».

Заполненный бланк с ответами попадает в компьютерную оптико-сканирущую (читающую) машину, которая сравнивает его с бланком матрицы, содержащей правильные ответы. Из общего числа правильных ответов испытуемого вычитается 25 процентов (ведь правильно ответить можно и наугад, вероятность этого и пытаются учесть). Вносятся и другие коррективы. И машина выдает результат…

Вот так интеллект издевается над умом…

Примечание к главе.

Тогда, в веке двадцатом, я посмеялся над столь примитивными тестами и возрадовался за наше образование. Сейчас прихожу в смятение. Все идет к тому, чтобы нормальные, апробированные десятилетиями вступительные экзамены в вузы подменялись такими вот «аптитюд тестами», рассчитанными, мягко говоря, на дебилов. Мое смятение относится не только к «собеседованиям» с «коммерческими» абитуриентами и к вступительным экзаменам «одновременно в сто двадцать вузов», но и резкому — по крутой экспоненте — снижению требований к студентам и соответственно к уровню их знаний.

Помните, я писал, что в студенческой аудитории испытываю прилив сил, что отношусь к лекции, как к акту творчества. Так вот, все это осталось в прошлом веке. Где вы, горящие глаза, умные вопросы, стремление вникнуть в каждое слово, в каждую мысль преподавателя? Все чаще вместо вдохновения испытываю досаду и чувство вины, потому что это мы, умудренные опытом ХХ века, ответственны за «дебилизацию» и студентов, и самих преподавателей.

Недавно я отказался участвовать в заседании Совета по присуждению ученых степеней. Автореферат диссертации изобиловал перлами вроде (да простят меня неспециалисты!): «Экономический самовозбуждающийся автогенератор». Во-первых «несамовозбуждающихся автогенераторов» не бывает, а во-вторых, если есть «экономический» автогенератор, то почему не быть, скажем, «гастроэнтерологическому»?

Вас интересуют результаты защиты? 10: 0 в пользу диссертанта. И я уверен, что «Сциллы и Харибды» Высшей аттестационной комиссии диссертант пройдет с легкостью балерины, порхающей по сцене Большого театра.

Я еще напишу, с какими муками добывал кандидатскую и докторскую степени. А сейчас, куда ни плюнь, — попадешь даже не в доктора, — в академика. Сколько у нас развелось «самодеятельных» академий: транспорта, информатизации, телевидения, цирка… ну, подскажите, их ведь больше десятка наберется!

Да, мы должны иметь мужество признать, что все более утрачиваем позиции в науке и образовании, которые занимали в ушедшем столетии…

По телевидению часто выступает Михаил Задорнов. Он со вкусом и знанием дела издевается над «интеллектом» американцев. Мы давимся со смеху: вот, мол, какие они, и какие мы! Я тоже смеюсь, но в душе обливаюсь слезами. Если американцы таковы, какими их представляет Задорнов, то почему мы стремимся им подражать?