Глава третья. От Ельни до Северного Донца

Глава третья. От Ельни до Северного Донца

Жестокие, кровопролитные бои шли по всему фронту 24-й армии. Враг подтягивал свежие резервы, теснил наши части. Во второй половине августа 1941 года нам пришлось оставить ряд населенных пунктов. Создалась реальная угроза более глубокого прорыва немцев к Москве.

Самоотверженно, стойко сражались наши воины, но события на отдельных участках развивались не в их пользу.

24 августа я принял командование 85-м стрелковым полком 100-й стрелковой дивизии генерала И. Н. Руссиянова, с которым познакомился еще в 1932 году.

Жаль было расставаться со своим 3-м батальоном, который передал старшему лейтенанту И. М. Огневу. Боевые товарищи, с которыми не раз ходил в атаку и с которыми переживал горести и радости, тепло меня провожали. В подарок от командования дивизии я получил карманные часы с надписью: «Богатырю Отечественной войны от коллектива крайместпрома гор. Красноярска. 1941 год»[10].

…Во второй половине дня 24 августа я прибыл на командный пункт 100-й дивизии, который размещался в березовой роще юго-восточнее деревни Шебяки (район Ельни).

— Как добрались? — спросил Иван Никитович Руссиянов.

— Как видите, товарищ генерал: жив-здоров.

— Обстановка, капитан, трудная. Из одного блиндажа в другой не всегда удается добраться… О ваших делах кое-что читал в «Красноармейской правде» и «В бой за Родину».

100-я ордена Ленина стрелковая дивизия — одно из старейших соединений Советской Армии, прошедших суровую школу борьбы за Советскую власть с силами внешней и внутренней контрреволюции. Дивизия была сформирована из частей 44-й и 45-й Волынской стрелковых дивизий 23 ноября 1923 года как 45-я «Б» стрелковая дивизия. 24 апреля 1924 года она была переименована в 100-ю стрелковую дивизию. Дивизия обладала боевым опытом, имела свои традиции. В памяти и командиров, особенно старших, и красноармейцев жил незабываемый образ народного героя Николая Щорса — первого командира 44-й дивизии.

В сентябре 1939 году дивизия участвовала в освободительном походе в Западную Белоруссию.

В ноябре 1939 года финская белогвардейщина спровоцировала войну с Советским Союзом. В отпоре кровавой авантюры клики Маннергейма принимала участие и 100-я стрелковая дивизия, которая разрушила 22 дота и 46 дзотов противника, за что была награждена в марте 1940 года орденом Ленина. При прорыве броневой (бетонной) системы укреплений «линии Маннергейма», о которой иностранные военные инженеры заявляли, что-«такую линию никакая армия в мире не может разбить», бойцы и командиры проявили невиданную храбрость, героизм и умение, взяли всю цепь крепостей и разбили врага.

В славных боевых делах дивизии немалая заслуга была и 85-го стрелкового полка, которым мне предстояло командовать.

В конце нашей беседы Руссиянов сказал мне:

— Сейчас обстановка сложнейшая. Трудное положение и в 85-м полку. Нет комиссара. Из командиров батальонов только один, да и тот молодой. Не все есть командиры рот и взводов. Транспорту авиация и арт-огонь противника нанесли большой урон. А мы, капитан, должны быть в любую минуту готовы к наступательным действиям по разгрому Ельнинской группировки гитлеровцев. Сейчас обязанности командира полка временно исполняет начальник штаба майор Иван Пантелеймонович Шуляк. Полк кое-что дополучит, а мой комиссар Кирилл Иванович Филяшкин поможет вам подобрать комиссара.

Я не мог не заметить, что генерал почувствовал мое не совсем боевое настроение — принять полк в таком состоянии! Не буду кривить душой, настроение у меня действительно было тогда не ахти какое. В эти минуты мне еще раз вспомнился 3-й батальон: ведь мы постоянно вели бои, отбивая одну за другой атаки противника, и часто сами переходили в контратаки, крепко били гитлеровцев. Очень жарко нам приходилось, и все-таки батальон оставался боеспособным.

— Ничего, товарищ Козин! Основа есть, а остальное зависит от нас, командиров.

С наступлением темноты я в сопровождении офицера связи отправился в штаб полка, который размещался в роще чуть севернее деревни Митино. Чувствовал себя неспокойно, заботило то, что полк не укомплектован.

Офицерский состав в большинстве своем был в сборе, ожидали меня. После знакомства я сказал, что командир дивизии обещает помочь дополнительно личным составом, оружием и боеприпасами, боевой техникой и поэтому особое внимание следует обратить на новичков: выяснить, все ли в достаточной степени владеют оружием, научить их, что делать при налете авиации, как бороться с танками противника, научить действиям в ночных условиях.

— О неподготовленных мне докладывать, в бой не посылать.

Указывал я и на серьезность вопроса подгонки снаряжения, в частности, чтобы одежда и обувь были по возможности по размеру. А то как иногда бывает: пошел человек в бой, натер ногу — и он уже неполноценный боец. Или одежда: то тесна — жмет, то широка — болтается, а это тоже мешает нормально вести бой, особенно в наступлении.

— За это несут полную ответственность заместитель командира полка по материальному обеспечению и старший врач А. С. Ванштейн.

Вскоре на должность комиссара полка прибыл старший батальонный комиссар Николай Михайлович Волобуев, который имел опыт работы в мирное время в кавалерийском полку. Стало легче, появилась возможность больше времени уделять изучению обороны противника, разведке, а также боевой подготовке командиров и красноармейцев, особенно отработке вопросов прорыва обороны противника, взаимодействия подразделений — как своих, так и приданных, и ввода в бой второго эшелона полка и подвижной группы противотанкового заграждения с артиллерией.

Политработники под непосредственным руководством Н. М. Волобуева стали более оживленно вести политико-воспитательную работу. Широко пропагандировался личный пример героизма однополчан, не однажды умело и храбро дравшихся с противником, сержанта Василия Сазонова, политрука Оськина, комсорга полка младшего политрука Василия Якушкина[11] и других.

В боевой обстановке время чувствуется настолько остро и напряженно, что приходится постоянно не только учить других, но и самому учиться. Точно не помню, но кажется, 26 августа с наблюдательного пункта иду на командный. Навстречу два генерала. Одного сразу узнал — Руссиянов. Кто же второй? Оказалось, что это был командующий 24-й армией генерал-майор Константин Иванович Ракутин.

— Введите нас на свой наблюдательный пункт, — приказал он.

— Товарищ генерал, туда очень трудно попасть: нужно пройти мостик через Ужу, а он обстреливается артиллерийско-минометным огнем противника.

— Вы что же, боитесь? А я о вас был другого мнения…

С немалым риском мы добрались до наблюдательного пункта. Там командующий дает мне несколько задач.

Я их решил.

— Этот капитан сумеет управлять полком в бою, — обращаясь к Руссиянову, заключил Ракутин. А затем снова ко мне:

— А зачем вы шли на командный пункт?

— Просить разрешения у командира дивизии на разведку боем, ведь о системе обороны противника на этом участке нам не все известно…

Разрешение на разведку боем я получил и начал ее осуществлять 28 августа. В ходе разведки нам удалось уточнить систему огня и расположение огневых точек противника, а также установить, что Гурьево и участок юго-западнее являются сильно укрепленным опорным пунктом противника, взять который можно только при хорошей подготовке и сильной артиллерийской обработке. До этого деревня уже не раз переходила из рук в руки.

Выполнив все подготовительные работы, произведя необходимую перегруппировку сил, наша дивизия во взаимодействии с другими соединениями 24-й армии 30 августа после сильной артиллерийско-минометной подготовки перешла в решительное наступление.

Преодолевая упорное сопротивление противника, наш полк метр за метром вгрызался в его оборону. И как ни яростно фашисты отбивались, подтягивая все новые и новые силы мотопехоты, артиллерии, танков, совершая авианалеты, устоять им не удалось. Наши бойцы и командиры дрались с невиданным упорством, проявляли чудеса храбрости, они понимали, что за спиной Москва — сердце нашей Родины.

Вот один из примеров. Рядовому 4-й роты 2-го батальона комсомольцу-добровольцу ленинградцу Сашко осколком мины оторвало правую руку. Сашко схватил винтовку левой, поднялся и с криком «Вперед, товарищи!» бросился на врага. Даже тяжело раненный, он не отступил, продолжал драться, пока, истекая кровью, не потерял сознание и не упал.

4-я, 5-я и 6-я роты под прикрытием артиллерийско-минометного огня, увлеченные небывалым примером Сашко; стремительным броском овладели первой траншеей противника и углубились в его оборону. Для развития успеха наступления я приказал ввести в бой 2-й эшелон полка. В этот момент своевременной оказалась и помощь командира дивизии, который ввел в бой 355-й стрелковый полк майора 3. С. Багдасарова.

2 сентября И. Н. Руссиянов, подводя итоги двухдневного боя, отметил:

— Жаркий, кровопролитный был бой у деревни Гурьево. 85-й полк успешно выполнил свою задачу, штурмом овладел сильно укрепленным вражеским узлом. В этом большая заслуга командования и политаппарата полка, решительность и бесстрашие личного состава.

Необходимо отметить действия 9-й стрелковой роты лейтенанта Г. С. Богданова. Бойцы, увлеченные своим командиром, при поддержке полковой батареи старшего лейтенанта Богомазова и 5-й батареи 246-го гаубично-артиллерийского полка лейтенанта В. Ф. Титаренко, отразив две яростные атаки противника, перешли в контратаку и в рукопашной схватке решили исход боя.

Оборона противника в районе Гурьево была прорвана. Это подняло дух у наших бойцов, окрылило их. Но и прибавилось ненависти к поработителям. Ведь что осталось от деревни? Выбив из нее на рассвете немцев, мы увидели страшную картину: большинство изб сожжено дотла, только могильно торчат печи, повсюду тела расстрелянных гитлеровскими извергами ни в чем не повинных советских людей. Менее половины жителей осталось в живых, это те, кто успел спрятаться в погреба. В одной из печей бойцы обнаружили трехлетнего мальчика, в другой — грудного ребенка, убитых фашистами. А у колодца насчитали 13 обугленных и и изуродованных трупов советских воинов. Жители рассказали, что эти бойцы попали к фашистам в плен тяжело раненными. Уж как только не издевались над ними фашистские палачи!

Весь личный состав полка на стихийно возникших митингах поклялся еще крепче бить врага, беспощадно мстить за кровь и слезы наших людей. Бойцы брали пример бесстрашия со своих командиров капитанов Федора Коврижко и Василия Тыртычного. На счету их было 16 вражеских танков, которые они сожгли за три дня июньских боев под Минском. Коврижко и Тыртычный доказали: танк — он грозен только с виду, а на деле для бойца, умеющего бороться с ним, он не так уж страшен.

* * *

Оценивая положение, создавшееся на центральном участке Восточного фронта, немецкое Верховное главнокомандование в своей директиве указывало: «Первоочередная задача на данном участке состоит в том, чтобы ликвидировать вклинившиеся на запад фланговые позиции противника, сковывающие довольно крупные силы пехоты группы армий «Центр»…

Цель данного наступления состоит в том, чтобы еще до наступления зимы овладеть всем комплексом государственных экономических и коммуникационных центров противника в районе Москвы и тем самым лишить его возможности восстановить разгромленные силы и нарушить работу аппарата государственного управления»[12].

Для того чтобы совершить следующий скачок и попытаться выполнить гитлеровский план захвата Москвы, фашистская армия должна была привести себя в порядок, и подтянуть свежие силы. Исходным плацдармом для броска на Москву немецкое командование считало глубоко вдавшийся в расположение наших войск выступ в районе Ельни. В 1948 году мне довелось еще раз побывать в районе Ельни и я убедился, что этот район являлся действительно весьма благоприятным для сосредоточения наступательной группировки противника. Сама Ельня расположена в котловине, окруженной со всех сторон в радиусе 9—10, а местами до 15 километров высотами. Город имел хорошо развитую во всех направлениях дорожную сеть. Противник укрепился на командных высотах и занимался подготовкой «решительного наступления».

3 сентября наш полк захватил и пересек шоссейную дорогу Ельня — Смоленск, а 5 сентября — железную дорогу и 6 сентября вышел в район деревень Плешковки и Леонидово, что юго-восточнее Ельни. 19-я, 100-я, 107-я стрелковые дивизии являлись основной ударной силой северной группы наших войск, осуществлявших разгром Ельнинской группировки противника.

Бои под Ельней были тяжелыми и изнурительными. Противник встретил наши наступающие войска плотным артиллерийским и минометным огнем. Командующий Резервным фронтом Г. К. Жуков ввел в действие всю наличную авиацию, танки, артиллерию и реактивные минометы. Боевые действия не прекращались ни днем ни ночью. В результате успешных действий всех наших соединений, участвовавших в боях, к 4 сентября Ельнинская группировка гитлеровцев оказалась полуокруженной, а 6 сентября наши войска вошли в Ельню.

Опасный плацдарм был ликвидирован. Врагу дорого обошлась попытка удержать Ельнинский выступ. Всего за период боев в районе Ельни было разгромлено до пяти фашистских дивизий, противник потерял убитыми и ранеными 45–47 тысяч человек, большое количество пулеметов, минометов и пушек. По показаниям пленных, в некоторых частях минометов и артиллерии не осталось совершенно. Танки и авиацию в последнее время противник применял отдельными группами и только для отражения наших атак на важнейших участках[13].

Под Ельней немецко-фашистские полчища потерпели первое крупное поражение, наголову были разгромлены 10-я танковая, 17-я моторизованная и 15-я пехотная немецкие дивизии.

Это были бои, когда наши бойцы и командиры проявляли невиданный в истории человечества массовый героизм. Враг вводил в сражения новые части — 157-ю, 178-ю, 268-ю и 292-ю пехотные дивизии, но неизменно терпел поражение за поражением. Значительное подкрепление, полученное немцами, не остановило наступательного порыва наших войск, хотя мы также несли большой урон. Медсанбаты дивизий были переполнены ранеными. Врачи боролись за жизнь каждого человека. Уже после войны военврач 3-го ранга 107-й дивизии Нина Федоровна Тяжкун рассказывала мне: «Помню, как военврач 2-го ранга Веселицкий 36 часов подряд не отходил от операционного стола. Трое суток бессменно оперировала раненых военврач 3-го ранга Наталья Ивановна Лузгина. То же самое можно сказать и о командире медсанбата военвраче 2-го ранга Лалетине».

Напряженное положение было в медсанбате и 100-й дивизии, куда поступали раненые и из 107-й дивизии, о чем сообщал врач 85-го стрелкового полка Арсений Семенович Ванштейн. Врачи делали все возможное, не жалели сил и добивались своего: из ста раненых 70–75 человек вновь возвращались в строй, чтобы продолжать громить врага. Только спасибо можно сказать нашим мужественным врачам.

С ликвидацией Ельнинского выступа был нанесен удар мифу о непобедимости немецкой армии.

Это, несомненно, была большая победа. Ее значение сказалось в дальнейшем ходе событий. Правда, в октябре противник снова овладел Ельней и прорвался на восток, но время, которое мы выиграли у врага, сработало на нас. Враг понес потери и отступил на Запад. Наши войска до 15 сентября продолжали преследовать противника.

Ничего не вышло у Гитлера с планом «молниеносной» войны. А как фашисты на это рассчитывали! Еще 3 июля гитлеровский генерал — начальник штаба сухопутных войск — Гальдер записал в своем дневнике: «В целом теперь уже можно сказать, что задача разгрома главных сил русской сухопутной армии перед Западной Двиной и Днепром выполнена… восточнее Западной Двины, Днепра мы можем встретить сопротивление лишь отдельных групп, которые, каждая в отдельности, по своей численности не могут серьезно помешать наступлению германских войск. Поэтому не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России была выиграна в течение 14 дней»[14].

Одного не учли гитлеровские «стратеги»: Россия — страна социализма и в этой стране живет человек раскрепощенного, свободного труда. А такого человека победить нельзя.

Нельзя не сказать о постоянной заботе нашей партии и правительства, которую они проявляли о повышении политико-морального состояния войск. Только за первые три месяца войны по решению партии на политработу в армию и на флот было мобилизовано свыше 95 тысяч наиболее подготовленных в военном отношении коммунистов и комсомольцев, для укрепления рядов начальствующего состава — 47 тысяч руководящих партийных, советских, профсоюзных и комсомольских работников. К концу 1941 года в Красной Армии и Военно-Морском Флоте было 1027 тысяч коммунистов и 1742 тысячи комсомольцев[15]. Это люди высокой сознательности, образцы преданности партии и народу. Они явились той цементирующей силой, которая делала нашу армию-освободительницу самой сильной армией в мире. И сила ее заключается в том, что она отстаивает интересы своего трудового народа, правое дело.

После ельнинского сражения части нашей дивизии по приказу командующего 24-й армией к утру 7 сентября сосредоточились в районе Токарево — Замошье — Чанцово, поступив во фронтовой резерв. В тот же день дивизия была направлена на доформирование в Воронеж, куда она прибыла 12 сентября. С исключительной теплотой встречали трудящиеся города бойцов нашей дивизии — освободителей Ельни. Перрон заполнен народом. У всех цветы, фрукты, овощи, которые преподносились бойцам. Для личного состава дивизии были приготовлены помещения, заботливо убранные цветами, украшенные картинами.

Лишь пять дней пробыла дивизия в Воронеже, а 85-й полк и того меньше — уже на третий день он убыл. Дивизия была пополнена, хотя и не полностью в достаточной мере боевой техникой и вооружением. Из добровольцев народного ополчения был сформирован отдельный полк, состоявший в большинстве своем из коммунистов и комсомольцев. Возглавил полк бесстрашный командир, дважды орденоносец полковник Михаил Емельянович Вайцеховский.

К середине сентября сложилась тяжелая обстановка на юго-западном направлении советско-германского фронта. Против наших войск, закрепившихся на рубеже западнее линии Брянск — Новозыбков южнее Гомеля и далее по восточному берегу Днепра и удерживавших небольшой плацдарм на западном его берегу в районе Киева, началось новое наступление немецко-фашистских войск в направлении Харькова. Противник фланговыми ударами создал угрозу окружения наших войск восточнее Киева. Гитлеровцы спешили победоносно закончить к осени свой поход. В этой обстановке Верховное Командование приказало перебросить нашу дивизию на Украину в район Ромны — Лебедин, где собиралась ударная группировка для нанесения удара по противнику. Противник, обнаружив передвижение наших войск, непрерывно совершал налеты на железнодорожные станции, обстреливал и бомбардировал эшелоны в пути их следования. Наш эшелон не раз давал отпор воздушным пиратам из счетверенных зенитно-пулеметных установок. Один из «мессершмиттов» был сбит сержантом Николаем Чижовым.

18 сентября части дивизии закончили сосредоточение в районе Межеричи — Михайловка — Лебедин, где, войдя в состав 2-го кавалерийского корпуса генерала П. А. Белова, получили задачу занять исходное положение на рубеже Коровинцы — Сакуниха для наступления в направлении Ромны.

Прибыв в указанный район, дивизия совместно со 2-м кавалерийским корпусом вступила в бой и мужественно сдерживала яростный натиск вражеских полчищ, в их числе и танков Гудериана. И хотя силы были слишком неравны, мы в значительной мере содействовали прорыву остатков 21-й и 5-й армий Юго-Западного фронта из окружения.

Этот незабываемый день навсегда остался в памяти тех, кто находился в рядах дивизии: одновременно с получением боевой задачи в 100-ю ордена Ленина стрелковую дивизию пришел приказ о переименовании ее в 1-ю гвардейскую ордена Ленина стрелковую дивизию. В этом приказе № 308 от 18 сентября 1941 года говорилось:

«В многочисленных боях за нашу Советскую Родину против гитлеровских орд фашистской Германии 100, 127, 153, 161-я стрелковые дивизии показали образцы мужества, отваги, дисциплины и организованности. В трудных условиях борьбы эти дивизии неоднократно наносили жестокие поражения немецко-фашистским войскам, обращая их в бегство, наводили на них ужас. Этим нашим стрелковым дивизиям удавалось бить врага и гнать перед собой хваленые немецкие войска.

Потому, во-первых, что при наступлении они шли вперед не вслепую, не очертя голову, а лишь после тщательной разведки, после серьезной подготовки…

Потому, во-вторых, что при прорыве фронта противника они не ограничивались движением вперед, а старались расширять прорыв…

Потому, в-третьих, что, захватив у противника территорию, они немедленно закрепляли за собой захваченное, окапывались на новом месте, организуя крепкое охранение на ночь и высылая вперед серьезную разведку для нового прощупывания противника.

Потому, в-четвертых, что, занимая оборонительную позицию, они не дожидались того момента, когда противник ударит их и оттеснит назад, а сами переходили в контратаки, чтобы прощупать слабые места противника, улучшить свои позиции и вместе с тем закалить свои полки в процессе контратак для подготовки их к наступлению.

Потому, в-пятых, что при нажиме со стороны противника эти дивизии не впадали в панику, не бросали оружие, не разбегались в лесные чащи, не кричали: «Мы окружены», а организованно отвечали ударом на удар противника, жестоко обуздывали паникеров, беспощадно расправлялись с трусами и дезертирами, обеспечивая тем самым дисциплину и организованность своих частей.

Потому, наконец, что командиры и комиссары в этих дивизиях вели себя как мужественные и требовательные начальники, умеющие заставить своих подчиненных выполнять приказы…»

Эта радостная весть быстро облетела части, расположившиеся в лесах вокруг Лебедина. Воины знали, что слово «гвардия» — мужественное и гордое слово. Гвардия — это грозная сила, не знающая преград на поле битвы, способная в смертельной схватке с врагом выдержать любые испытания, все тяготы борьбы и победить. Гвардия — это боевые подвиги, дисциплина, примерный порядок. Недаром в марше гвардейцев поется:

Мы смерти не пугаемся, От пули не сгибаемся, От раны не шатаемся — Такой уж мы народ. Не раз огнем проверены, Не раз в боях обстреляны, И нас недаром Родина Гвардейцами зовет.

* * *

1-я гвардейская дивизия, заняв оборону на широком фронте в районе Михайловка — Лебедин, в течение 14 дней отражала бешеные атаки гитлеровских захватчиков. Но враг подтягивал все новые и новые подкрепления, танки, артиллерию, стремился окружить наши части и разбить их, особенно глубоко вдавшуюся в его позиции Киевскую группировку. Исключительно упорные бои с численно превосходящими силами противника велись 20–22 сентября. Большие потери были с обеих сторон.

В исключительно трудных условиях 85-й полк во взаимодействии с приданными ему средствами усиления мужественно сдерживал напор озверевшего врага на реке Суле. Подразделения полка при поддержке дивизиона 46-го гаубичного артполка подполковника А. А. Фролова, полковой батареи старшего лейтенанта Богомазова, минометной роты лейтенанта Юнина, пулеметной роты лейтенанта Паневкина не раз переходили, в решительные контратаки, отбрасывая противника с большими для него потерями. Особую храбрость и отвагу проявляли 2-й стрелковый батальон старшего лейтенанта коммуниста В. С. Сорокина и 9-я рота лейтенанта коммуниста Г. С. Богданова.

Когда противник занял город Ромны, обстановка осложнилась. Немцы стали развивать наступление на Сулу с целью перерезать железные дороги, идущие из Харькова в северном направлении. Нам был дан приказ об отходе на рубеж реки Псел западнее Лебедина. К исходу 23 сентября 85-й полк занял оборону на восточном берегу Псела.

Здесь мне хотелось хотя бы вкратце рассказать о состоянии 1-й гвардейской дивизии и ее роли в Ромненской операции. В то время и командование дивизии, и нас, командиров полков, хотя и косвенно, но обвиняли в том, что от нас ожидали больше того, что дивизия сделала. Возможно, в какой-то степени это и так. Но, с другой стороны, дивизия понесла значительные потери, и перед вводом ее в бой мы мало чем были обеспечены. Перед прибытием в район сосредоточения мы только что получили пополнение. Но какое? Большинство бойцов и даже некоторые командиры мало того что не были обстреляны, но даже не имели ни одного часа специальной военной подготовки. Лишь немногие были из числа наскоро обученных. Далее, выгрузившись из вагонов, подразделения совершили 100-километровый переход по совершенно разбитым дорогам, забитым гужевым и автотракторным транспортом тыла, и с ходу, без единого часа передышки вступили в бой против вражеских танков и мотопехоты. Наш полк даже не имел времени подтянуть приданный ему дивизион артиллерии.

И все-таки дивизия во взаимодействии со 2-м кав-корпусом более чем на двое суток сковала силы противника, сдерживала его яростный натиск и тем самым облегчила положение окруженных наших войск.

Даже теперь, когда прошло более чем 30 лет, нетрудно представить ту обстановку: враг у стен Киева, его танки с минуты на минуту могут ворваться в город, некоторые наши соединения, измотанные и ослабленные, почти в полном окружении, фашисты рвутся на восток, обрушиваются на нашу поспешно созданную оборону.

В таких условиях, конечно, каждый час приостановки наступления противника для нас был дорог, чтобы иметь возможность подтянуть свежие резервы, укрепить оборону. И мы останавливали движение стальных вражеских клиньев на восток.

Без сомнения, спешный ввод нашей дивизии в бой на трудном участке был как выход необходим и оправдан. Будь дивизия более обеспеченной, успех ее был бы выше и мы не имели бы столько жертв и крови. Но уже второй и последующие бои многому научили новобранцев. При обороне на реке Суле мы получили много автоматов, пулеметов, артиллерийских снарядов, в том числе и бронебойных. Воевать стало веселее.

В течение полумесяца противник предпринимал атаку за атакой, чтобы форсировать Псел и прорваться в направлении Лебедин — Белгород. 27 сентября гитлеровцы открыли ураганный артиллерийско-минометный огонь по боевым порядкам частей нашей дивизии. Артиллерии помогали пикирующие бомбардировщики. Вокруг дым, пламя, вой, грохот. Сердце сжималось от тревоги: уцелеет ли кто-нибудь в этом пекле?

Но и наши зенитчики оказались настоящими молодцами: они тут же открыли огонь из зенитных пушек и счетверевных зенитно-пулеметных установок. Первый, второй, третий, а затем и четвертый самолет дымным костром пошел вниз. Остальные вскоре убрались.

— Добре, добре, ребята! — отозвался о зенитчиках комиссар полка Николай Михайлович Волобуев. И добавил: — А сейчас фашистская сволочь опять поползет в атаку.

И верно, фашисты не заставили себя долго ждать. Командир 1-го батальона старший лейтенант Николай Трофимович Кудряшов доложил:

— Около 15 танков и до батальона пехоты пошли в атаку на мой батальон и батальон Сорокина.

Даю указание не спешить с открытием огня, подпустить противника как можно ближе и затем уничтожить.

А гитлеровская пехота и танки при поддержке артиллерии продолжают двигаться.

— Товарищ майор, командиры батальонов просят разрешения на открытие огня, — обратился ко мне помощник начальника штаба полка старший лейтенант Герман Михайлович Кухалейшвили.

— Еще рановато, — ответил я. — Пусть они малость выдохнутся, поизрасходуют часть снарядов, меньше будут иметь их в ближнем бою.

И наконец команда: «Огонь!» С первых же выстрелов нашей артиллерии загорелись два танка, затем еще два. Остальные остановились, стали вести огонь с места, потом опять двинулись. «Упрямые сволочи!» — думаю.

И тут «пропел» залп реактивных минометов («катюш»). Это по приказу И. Н. Руссиянова. Залпом гвардейского минометного дивизиона противник был настолько ошеломлен, что обратился в бегство. Ни на одном участке обороны полка фашистам не удалось достичь, наших позиций.

Не прорвавшись кратчайшим путем на Белгород через Лебедин, Боромлю, Томаровку, гитлеровцы прибегли к излюбленному ими, но изученному нами методу — к обходу с флангов. 6 октября они усилили атаки против правого фланга нашего левого соседа — 295-й стрелковой дивизии. И поскольку ее части были сильно истощены в предыдущих боях, противнику сравнительно легко удалось сломить сопротивление правофлангового 884-го стрелкового полка, форсировать Псел, выйти в район Веприка и создать угрозу левому флангу нашей дивизии.

В соответствии с решением командующего 21-й армией, в состав которой входила теперь наша дивизия, на ликвидацию вклинившегося противника были брошены 85-й стрелковый полк с дивизионом 34-го артполка и один батальон Воронежского полка.

Командир взвода разведки полка лейтенант Алиев сообщил, что на захваченном плацдарме на реке Псел в районе Веприка противник пока закрепился слабо. Я принял решение: разведку боем вести на правом фланге врага, огнем батальона старшего лейтенанта В. А. Черного сковать его с фронта, а главными силами полка при поддержке средств усиления с наступлением темноты нанести удар по левому флангу, к утру закрепить участок обороны для отражения атак.

Когда начала действовать наша разведка, немцы сразу обратили внимание на свой правый фланг, но при этом они никак не ожидали наших решительных действий с фронта, особенно на их левый фланг. В результате этого удачно проведенного боя мы отбросили противника и заняли оборону. Однако ожесточенные бои за плацдарм продолжались в течение четырех суток. Враг, наращивая силы, упорно цеплялся за захваченный участок, но гвардейцы полка своим огнем и контратаками перемалывали его. Немцы так и не смогли продвинуться. Положение на этом участке начало стабилизироваться.

Тогда гитлеровцы, еще в ходе боев в районе Веприка начавшие форсирование Псела в нескольких десятках километров южнее, усилили там свой натиск и к 9 октября потеснили части 295-й стрелковой дивизии почти на 50 километров на восток. К этому же времени ухудшилось положение и правого соседа нашей дивизии — 227-й стрелковой дивизии. Действовавший здесь 2-й кав-корпус был выведен из боя и ушел в район Грайворона (между Лебедином и Белгородом). В результате всего этого сложилась такая обстановка, что 1-я гвардейская дивизия, продолжавшая удерживать свою полосу, оказалась глубоко обойденной противником с обоих флангов. Дивизия получила приказ об отходе на промежуточный рубеж Великий Истроп — Буймер — Олешня. К утру 10 октября 85-й полк занял оборону на новом участке.

Непрерывные бои. Атаки и контратаки. Несмотря на большие, потери, враг продолжает лезть в глубь нашей страны.

Редеют ряды и наших рот и батальонов. Но вместо выбывших в строй встают новые бойцы, чтобы продолжать борьбу до победного конца. В короткие передышки между боями они подают заявления с просьбой принять их в партию, в комсомол, чтобы занять авангардную роль в святой схватке с нечистью.

А пока противник, имея численное превосходство в живой силе и технике, ударами по флангам теснил наши войска, 295-я стрелковая дивизия (наш сосед слева) 14 октября под сильным натиском противника оставила Ахтырку, а к исходу следующего дня и 227-я стрелковая дивизия (сосед справа) отступила на рубеж севернее Рясны, что на 40 километров восточнее рубежа, на котором мы оборонялись.

Наша дивизия по категорическому требованию командарма продолжала упорно удерживать рубеж обороны, отбивая атаки противника, рвущегося на Боромлю и Тростянец. Наконец противнику удалось прорвать оборону 331-го полка майора В. А. Когана и окружить один из его батальонов. И лишь громадные усилия 4-го Воронежского полка спасли положение. Только после этого дивизия получила от начальника штаба армии генерал-майора А. И. Данилова приказ об отходе в направлении Томаровка — Белгород. Наш полк с приданным ему 46-м гаубичным артполком подполковника А. А. Фролова занял оборону на высотах западнее Тростянца. Отдав все необходимые распоряжения по организации обороны и разведки, мы с Фроловым отправились в расположение своих штабов в Тростянец. Это районный центр, довольно-таки чистенький; вдоль улиц и дорог — деревья, которые не совсем еще сбросили свои наряды. В парках и садах еще пестрели цветы. А что здесь будет завтра? Что станется с жителями?

На следующий день дивизия стала отходить к Белгороду. Это был по существу выход из окружения, сопровождавшийся сдерживающими упорными арьергардными боями. Не прекращающиеся уже несколько дней дожди сделали дороги труднопроходимыми.

Дивизия отходила двумя колоннами: левая — 85-й с 1-м дивизионом 34-го артполка, 331-й стрелковый полк и 1-й батальон 4-го Воронежского стрелкового полка, правая — остальные части дивизии (совместно с управлением и тылами).

Левая колонна, руководимая начальником штаба дивизии майором Б. И. Кащеевым, прикрываясь боковым отрядом в составе 1-го батальона 85-го полка под командованием старшего лейтенанта В. А. Черного, 16 октября с наступлением темноты, оторвавшись от противника, успешно осуществила отход, не потеряв ни одного орудия, ни одной единицы автотранспорта. Противник не раз пытался отрезать пути отхода колонне, и каждый раз его попытки разбивались о стойкость наших бойцов.

Продвигались мы очень медленно. Приходилось не только вести бои с противником, но и по непролазной грязи, по разбитым дорогам, под проливным дождем с трудом тащить автотранспорт и орудия. 331-й полк майора Когана как менее отяжеленный артиллерией с батальоном 4-го Воронежского полка оторвался от нас и ушел вперед. В результате образовались, по существу, три колонны, не имеющие между собой связи. И чтобы ускорить движение, особенно артдивизиона, я приказал за каждым орудием закрепить по десять человек.

А враг хотя наседал, положение и у него было не лучше. Перерезать нам путь отхода ему не удалось. В этом большая заслуга бокового отряда — батальона старшего лейтенанта В. А. Черного, который успешно обеспечивал движение колонны.

Вот один из ярких эпизодов. Батальону было дано задание: пройдя восточнее деревни Дроновки, занять развилку шоссе южнее Староселья. На рассвете 17 октября он вышел на северную окраину Дроновки. Рота лейтенанта Уксусникова, находясь в головной походной заставе, встретилась с разведкой противника. В завязавшейся перестрелке был убит немецкий офицер. Потерявшие командира гитлеровцы разбежались. Батальон Черного двинулся вперед, вскоре занял безымянную высоту и организовал круговую оборону. По направлению к селу Рясному был выслан в разведку взвод лейтенанта Фролова, от которого вскоре было получено донесение о движении противника силою более батальона вдоль дороги на Белгород.

Черный решил поближе подпустить противника, чтобы расстрелять его прицельно. Первые ряды гитлеровцев были скошены пулеметным огнем роты лейтенанта Паневкина. Потом по фашистам открыли огонь рота старшего лейтенанта И. С. Ульянича[16] и взвод полковой батареи. Фашисты залегли. Но и тут им не было спасения — их метко разили минометчики лейтенанта Юнина.

С подходом свежих сил фашисты попытались подняться в атаку, но успеха не имели. Тогда они решили сковать батальон Черного с фронта, а группой автоматчиков сделать глубокий отход и нанести удар во фланг и тыл. Но и этот маневр им не удался — автоматчики напоролись на заранее выставленную роту лейтенанта Шендакова. Около трех часов батальон старшего лейтенанта В. А. Черного удерживал рубеж, обеспечивая отход главных сил своей колонны. Противник (это были подразделения из 75-й пехотной дивизии), оставив много убитых и раненых, вынужден был отойти.

Особенно сложная обстановка для подразделений левой колонны сложилась 21 октября, когда им грозило окружение. В середине дня части колонны стали подходить к железной дороге Томаровка — Льгов. Но в районе разъезда Герцовки, западнее Белгорода, была обнаружена в движении колонна противника численностью до полутора батальонов. Я принял решение: артиллерия майора Сапожникова открывает огонь, а стрелковые батальоны старших лейтенантов В. С. Сорокина и Н. Т. Кудряшова[17], прикрываясь огнем артиллерии, перехватывает движение противника с востока и решительно его атакует.

Гитлеровцы под прикрытием минометно-пулеметного огня несколько раз пытались перейти в контратаку, но гвардейцы, не дрогнули. Фашисты не выдержали и начали в беспорядке отступать, да так поспешно, что не смогли вывезти из Герцовки свой обоз из 70 повозок, легковую автомашину, минометную батарею и другое военное имущество. Они пытались вернуть Герцовку, но безрезультатно. Около десяти часов батальон Сорокина держал разъезд. Лишь с наступлением темноты по моему приказу он оставил его, уничтожив большую часть трофеев, так как везти их не представлялось возможным.

В последующие дни левая колонна дивизии отходила почти вне соприкосновения с противником.

Значительно сложнее осуществлялся отход частей правой колонны, в составе которой двигались тылы дивизии.

Только 27 октября, потеряв большую часть автотранспорта и значительную часть гаубичной артиллерии, части дивизии вышли из окружения и в районе Короча Курской области, соединившись с частями Красной Армии, перешли к обороне западнее города. 85-й стрелковый полк занял оборону по восточному берегу речки Безымянной. С конца октября и почти до конца ноября 1941 года полк во взаимодействии с другими подразделениями 1-й гвардейской стрелковой дивизии прочно оборонял участок на указанном рубеже по левому берегу Северного Донца (восточнее Белгорода), совершал ночные налеты на противника, находящегося в населенных пунктах, истреблял и захватывал его живую силу и боевую технику. Наши ночные вылазки были настолько неожиданными для гитлеровцев, настолько действенными, что просто ошеломляли фашистов, наводили на них ужас. А ведь геббельсовская пропаганда распространила сообщение об уничтожении 1-й гвардейской стрелковой дивизии. Выходит, и «разгромленные» умеют драться, да еще как!

Находясь в обороне, мы постоянно вели активную боевую разведку, ночные поиски, старались не давать фашистам покоя ни днем ни ночью, выкуривали их из хат на мороз. Мы знали, что крепкая русская зима привязывала гитлеровцев, одетых в летнее обмундирование, к населенным пунктам, загоняла в тепло. При разработке своих налетов мы и учитывали это обстоятельство. На гарнизоны противника мы нападали в основном во второй половине ночи или на рассвете, причем без всякой артподготовки. Днем — скрытая разведка наблюдением, ночью — полная внезапность действий. Приведу один из примеров вылазки усиленного передового отряда 1-го стрелкового батальона под командованием капитана Александра Николаевича Кринецкого.

Было это в ночь с 12 на 13 ноября. От разведчиков, из показаний пленных и местных жителей нам стало известно, что в деревне Сабынино находится до 300 немецких солдат и офицеров. С наступлением темноты батальон в сопровождении проводника совершил почти 20-километровый рейд лощинами и оврагами и к 5 часам утра подошел к деревне. О нахождении, действиях и мерах охранения противника мы знали от полковой разведки. Она сообщила, что к 24 часам 12 ноября противник-прекратил всякое движение. На северо-восточной окраине деревни стоит пушка, расчета не видно. Из крайней избы изредка появляются два солдата. Дадут две-три короткие очереди из автоматов, пустят несколько ракет — и опять в хату, в тепло. В летнем обмундировании, видно, не очень уютно они себя чувствовали. Перед полковой разведкой была поставлена задача — без шума и выстрелов захватить часового с подчаском.

Капитан Кринецкий, убедившись, что противником они не обнаружены, приказал двум ротам в 5 часов утра обойти деревню с флангов, а третьей с пулеметами двигаться вдоль улицы.

В первой же избе обнаружили гитлеровцев. Командир роты В. П. Гортунков с бойцами захватили двух фашистских офицеров. В следующей избе на требование командира отделения Рулеева сдаться фашисты ответили выстрелами. Тогда Рулеев бросил в окно две гранаты. Вбежав в избу, бойцы увидели на полу три трупа, четверо гитлеровцев спрятались под кроватью и на печи. Гитлеровцы, спавшие в других избах, услышав выстрелы, в панике выбегали на улицу полуодетые и открывали беспорядочную стрельбу. Гвардейцы метко разили их. Особенно отличился пулеметчик Ведерников, к счету которого прибавилось до 20 немецких солдат и офицеров.

В этом бою батальон капитана Кринецкого уничтожил более 100 фашистов, были взяты и пленные. Все они были из 429-го пехотного полка.

Более десяти разведок боем провел в ноябре только наш полк, истребив при этом свыше 550 гитлеровцев.

Все ночные налеты и бои полк проводил успешно. Необходимо, однако, отметить, что в этом немалая заслуга местных жителей, которые помогали нам незамеченными подойти к противнику. Хорошо помогал нам и Корочанский райком партии, особенно первый секретарь Еременко, очень внимательный и заботливый человек. По ее просьбе жители шили нам теплую одежду, топили бани, выделяли надежных проводников.

В самом конце ноября, получив новую задачу, дивизия снялась с занимаемой ею полосы обороны.

День 2 декабря был для нас большим, незабываемым праздником: на станции Волоконовка нашей дивизии было вручено гвардейское знамя. Принимая его, бойцы и командиры поклялись не уронить высокой гвардейской чести. Все понимали: теперь надо бить врага еще крепче.

* * *

Используя свое количественное преимущество в танках и авиации, гитлеровцы стремились во что бы то ни стало захватить Москву, второе наступление на которую они начали во второй половине ноября 1941 года. В первых числах декабря 2-я полевая армия немецко-фашистских войск ценою больших потерь потеснила правое крыло Юго-Западного фронта. Захватив Павелец, Скопин и Чернау, враг стремился выйти в глубокий тыл северным армиям этого фронта.

Одновременно противник продолжал наступление на Елецком направлении. Пал Елец, немцы рвались на Задонск. Стремясь разъединить и уничтожить по частям наши малочисленные и материально истощенные 3-ю и 13-ю армии, они намеревались выйти на Дон, создать условия для захвата Воронежа.

На правом крыле Юго-Западного фронта разгорелись ожесточенные бои. В районе Косторного, западнее Воронежа, противник был остановлен. Однако обстановка в полосах 3-й и 13-й армий сложилась для нас исключительно тяжелая. И командующий фронтом С. К. Тимошенко, не имея других резервов, для усиления войск и ликвидации прорыва крупной группировки противника на правом крыле фронта вводит 1-ю гвардейскую стрелковую дивизию.

С этой целью в начале декабря под командованием генерал-лейтенанта Ф. Я. Костенко была создана оперативная группа фронта в составе 5-го кавалерийского корпуса генерала В. Д. Крюченкина, 1-й гвардейской и 121-й стрелковой дивизий, 34-й мотострелковой и 129-й танковой бригад, 4-го, 7-го гвардейских минометных и 642-го артиллерийского полков. Оперативная группа имела задачу внезапной атакой с рубежа Тербуны — Васильевка ударить с юга во фланг и тыл Елецкой группировки противника в общем направлении Навесное — Пятницкое — Никитское и, наступая на север, стремительно пройти по тылам 2-й полевой армии гитлеровцев, расчленить Елецкую группировку…

Подготовка группы проходила в секрете, с принятием всех мер маскировки и скрытности.

В памятный день 6 декабря, когда началось решительное контрнаступление наших войск под Москвой, наша дивизия получила приказ разгромить противника на фронте Николаевка — Сельцо — Курганка — Давыдовка и, развивая наступление на Дубовец — Богатые Платы, содействовать окружению и уничтожению Елецко-Ливненской группировки врага.

Наступление всей оперативной группы развивалось успешно. В первые два дня 1-я гвардейская дивизия с боями продвинулась в северном направлении до 15 километров[18].

При отходе гитлеровцы цеплялись за каждый населенный пункт, за каждый дом. Несмотря на слабое обеспечение танками и артиллерией, наши части продолжали теснить противника, продвигались вперед, выходя во фланг и тыл отходившей от Ельца вражеской группировки, перехватывали пути ее отступления на запад. Немцы стремились во что бы то ни стало вырваться из мешка. Но большая часть их подразделений была разбита и уничтожена, лишь немногим удалось прорваться на северо-восток. Среди личного состава дивизии распространилась пословица: «Мы в Елец — и гитлеровцам конец!»

В своей статье «Подвиг у стен столицы»[19] бывший командир 1-й ордена Ленина гвардейской стрелковой дивизий Генерал-лейтенант в отставке И. Н. Руссиянов писал; «Вспоминаю один бой. Батальон полка, которым командовал Н. Д. Козин, ночью совершил рейд по тайным тропам и зашел в тыл к фашистам. Бойцы капитана Кринецкого незаметно сняли часовых и проникли в деревню Апухтино, где расположился вражеский полк… У каждого дома расставили посты. Сигнал — и в окна полетели гранаты. Кое-кто из гитлеровцев успел выпрыгнуть, и тогда завязывался штыковой бой. В результате гитлеровский полк был полностью уничтожен. Эта удачная операция стала как бы запевом декабрьского контрнаступления. Гвардейцы за короткий срок при взаимодействии с другими частями освободили более 300 деревень, уничтожили большое количество боевой техники и живой силы врага…»

Об одной из ночных вылазок батальона Кринецкого я уже рассказывал. Смелые по замыслу действия батальон совершил и на этот раз. А некоторые детали этого боя таковы.