Глава четвертая. Вызов в штаб фронта. Новое назначение

Глава четвертая. Вызов в штаб фронта. Новое назначение

Разгрузившись 29 и 30 апреля 1942 года на станциях Хомутово, Красная Заря и Измалково, наша дивизия сосредоточилась севернее Ливны, в районе, освобожденном ею в декабре 1941 года.

Не прерывалась связь дивизии с трудящимися Воронежа и Воронежской области. Наши шефы часто бывали в гостях у гвардейцев. Были они и в день Красной Армии — 23 февраля. Вот и теперь в связи с праздником 1 Мая к нам снова прибыли воронежцы, в свою очередь в Воронеж была послана делегация гвардейцев.

Во второй половине апреля в Воронеж, в штаб фронта, по вызову выехал и я.

— Прежде всего зайдите в обком партии и от имени командования и всего личного состава дивизии поблагодарите трудящихся города и области за их постоянное внимание и помощь нам, — напутствовали меня командир и комиссар дивизии.

В обком партии я явился прямо с аэродрома. Принял меня второй секретарь обкома Некрасов. Он живо интересовался боевыми делами дивизии, особенно 4-го Воронежского полка, настроением бойцов.

В тот же день я прибыл в штаб Юго-Западного фронта к начальнику управления по кадрам полковнику Портянникову. После короткой беседы Портянников сказал мне:

— Я вас представлю командующему фронтом Маршалу Советского Союза Тимошенко. Будьте готовы отвечать на вопросы. Офицеры управления следят за боевыми делами вашей дивизии, в частности вашего полка. Хорошо дерутся! Особенно отличаются в ночных атаках. Молодцы!

Вскоре я действительно был принят С. К. Тимошенко. Первый вопрос его был, чего я никак не ожидал, о моей болезни. Я ответил, что болел туляремией — с конца декабря 1941 года по 10 января 1942 года. 8 марта был легко ранен, но из строя не выбывал…

— Командир дивизии Руссиянов просит оставить вас его заместителем. Как вы на это смотрите? — спросил затем командующий.

— Прошу оставить на прежней должности — командиром полка.

Затем командующий поинтересовался маршем 1-й гвардейской, выходом к реке Северный Донец и занятием плацдарма на ее западном берегу. Я высказал то, что думал, не умолчал и о недостатках проведения этой важной и сложной операции. Оборона противника была сильная, необходимых данных мы о ней не имели, а задача стояла с ходу опрокинуть ее. Сложная местность, глубокий снег, командные высоты в руках противника, слабая обеспеченность наших подразделений артсредствами — все это в сильной степени сказалось на ходе операции. Хотя мы и выполнили задачу, но потери могли быть меньше, очень сказалась спешка.

— Политико-моральное состояние личного состава наших подразделений, — сказал я, — высокое: готовы хоть сегодня в бой. Продовольственное и вещевое обеспечение хорошее. А вот автоматического оружия и артиллерийских снарядов, особенно бронебойных, пока маловато.

— Да, трудностей у нас еще много, — ответил Маршал. — Теперь о вашем назначении: примете 28-ю стрелковую дивизию. В ней много ваших земляков-сибиряков. Дивизия войдет в состав армии, которая будет действовать на Харьковском направлении.

Я поблагодарил за оказанное мне столь высокое доверие и вышел. Мне разрешили вернуться в полк, чтобы проститься с бойцами и командирами. В штабе 1-й гвардейской дивизии я доложил И. Н. Руссиянову и К. И. Филяшкину о своем новом назначении.

— Жаль, конечно, расставаться, но ничего не поделаешь, — сказал комиссар.

С разрешения И. Н. Руссиянова я пригласил в штаб полка от каждой роты и батареи по два бойца и офицеров и в их лице поблагодарил весь личный состав полка за верную службу, славные боевые дела, пожелал полку новых успехов в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками.

На следующий день я снова был в штабе фронта.

— Мы тут посоветовались и решили послать вас на 8-ю моторизованную дивизию войск НКВД.

Тут же я получил кое-какие сведения. Эта дивизия молодая, была укомплектована почти до штата военного времени личным составом погранвойск, вооружена всем необходимым. Боевой путь ее начался с первого дня и часа Великой Отечественной войны, с героических боев пограничных застав 91-го и 92-го пограничных отрядов, оборонявших государственную границу по реке Сан, в районе городов Равы Русской и Перемышля. В дальнейшем эти отряды были включены в состав сформированной в первые дни войны 23-й мотострелковой дивизии войск НКВД, которой командовал полковник Ф. М. Мажирин. В ходе боевых действий дивизия после переформирования в конце декабря 1941 года была переименована в 8-ю мотострелковую войск НКВД. Командиром был назначен полковник Иван Андреевич Крылов; 23 февраля 1942 года его сменил полковник Рогачевский, которого сменил генерал-майор К. И. Горюнов. И вот теперь командовать дивизией предстояло мне.

Дивизия входила в состав 21-й армии (командующий — генерал-лейтенант В. Н. Гордов, член Военного совета — бригадный комиссар И. И. Михальчук, начальник штаба армии — генерал-майор А. И. Данилов).

Когда я был на приеме у командующего, он выразил недовольство действиями дивизии, отметив, что у ее командования нет единого взгляда на складывающуюся обстановку и ход событий, а отсюда и слабое, неуверенное руководство действиями частей и подразделений. Между тем личный состав дивизии в большинстве своем был из пограничников, боеспособен, хорошо подготовлен для ведения боя в любой обстановке. 10 января дивизия во взаимодействии со 169-й стрелковой дивизией наступала на город Обоянь. Однако взаимодействие частей и управление войсками было организовано слабо, и дивизия, понеся большие потери, не выполнила поставленной перед ней задачи.

В. Н. Гордов обратил мое внимание на то, что в настоящее время дивизия уже около месяца находится в обороне, ее командованию далеко не все известно о поведении и намерениях противника, так как дивизия не имеет даже пленных.

— Ваша задача, — сказал командующий, — приложить все усилия для совершенствования обороны, особенно противотанковой и противовоздушной, сделать ее упругой, устойчивой, проверить, как организовано взаимодействие частей и подразделений с танками и артиллерией, с подвижным отрядом заграждения, как обеспечиваются фланги и стыки, какими силами будут предприниматься контратаки и как будет вводиться в бой второй эшелон.

Разобраться с действительным положением дел в 8-й дивизии мне хорошо помог Павел Георгиевич Коновалов, который с первого дня формирования дивизии являлся ее комиссаром. Он сразу понравился мне своей деловитостью. Это спокойный и вместе с тем строгий и душевный человек. Офицерский состав в большинстве своем принял меня тепло. Особенно приятное впечатление произвели командиры: 16-го мотополка подполковник Петр Степанович Бабич, 28-го мотополка майор Я. В. Закревский, 10-го гаубичного артполка Виктор Кузьмич Потанин. Однако со стороны некоторых были намеки: дескать генерал-майор не справился, не удержался, а тут подполковник…

Дав дополнительные указания на местности по обеспечению флангов и стыков между полками и подразделениями, по вводу резервов полков, танкового батальона и подвижного отряда заграждения дивизии, я в ночь на 28 апреля доложил В. Н. Гордову о состоянии дел в дивизии.

Получив соответствующие распоряжения, я стал ближе знакомиться с личным составом дивизии. Настроение у ребят хорошее, боевое. Приближался международный праздник 1 Мая. Личный состав получил добротное летнее обмундирование. Все мылись в банях, брились, переодевались в новое. Пользуясь свободными минутами затишья, писали домой письма, почти все они заканчивались одной и той же фразой: «До скорой встречи с победой». Конечно, не для каждого суждено было сбыться этой заветной мечте. Некоторые пали смертью героя уже на другой день, другие — позднее. Отдали жизни ради живущих, во имя счастья и свободы Родины.

Боевая жизнь в дивизии не прекращалась ни на одну минуту. Если одни отдыхали, другие в это время усиленно вели разведку боем и наблюдением.

— Обещаем преподнести командованию дивизии наш первомайский подарок, — говорили бойцы.

28 апреля со второй половины дня на направлении предстоящих действий разведотряда была дополнительно организована разведка наблюдением. Командир 10-го гаубичного артполка В. К. Потанин готовил артиллерийско-минометный огонь для обеспечения действий разведки.

В самый разгар подготовки через командира отряда старшего лейтенанта Е. И. Иткиса ко мне обратился командир взвода лейтенант Мухин:

— Товарищ подполковник, разрешите сходить в село Пристенное в политотдел дивизии за получением партбилета. Хочу пойти в бой коммунистом…

Когда он вернулся, то заявил:

— Ну, теперь и умереть не страшно.

— Не то говоришь, — заметил находившийся рядом начальник политотдела старший батальонный комиссар Николай Федорович Ведехин. — Надо уметь не погибнуть, остаться живым, чтобы бить беспощадно врага и с победой вернуться домой.

Вечер 30 апреля. Последний апрельский вечер. Тихий, светлый. Завтра — 1 Мая!

Диск луны, такой величественный и торжественный, медленно плыл по небу, изредка прикрываемый редкими белесыми клочьями туч. Тишина. Чуть забудешься — и кажется, что нет никакой войны, что ты сейчас не в траншее, а просто вышел из дома подышать свежим ночным воздухом.

Но нет, враг — вот он, рядом, притаился.

После доклада Е. И. Иткиса о готовности мы за четверть часа до начала боя с подполковником П. С. Бабичем и подполковником В. К. Потаниным прибыли в район предстоящих действий, еще раз проверили готовность. На наше счастье, к этому времени тучи стали затягивать небо, луна уже надолго стала прятаться за ними.

В назначенное время разведотряд в составе усиленной роты приступил к выполнению задачи. К двум часам ночи разведчики достигли берега безымянного ручья, преодолев который, отряд стал действовать группами, но случилось так, что, замеченные противником, попали под его сильный артиллерийско-минометный огонь. Не достигнув еще исходного рубежа атаки, группы стали нести потери. Смертельно был ранен командир взвода сковывающей группы лейтенант Мухин. Когда красноармеец Пимон Иванович Юдин подполз к своему командиру, чтобы оказать ему помощь, было уже поздно. Тело храброго командира коммуниста Мухина было доставлено сначала в Озерки, а затем в деревню Марьино, где он и был похоронен с почестями.

Был дан сигнал открыть артиллерийский огонь по переднему краю обороны противника. Под его прикрытием разведотряд перешел в атаку. Здесь хорошо действовал пулеметный взвод лейтенанта Савельева, особенно расчет младшего сержанта Ерошкина, который, засекая по вспышкам огневые точки противника, успешно подавлял их.

Приближался рассвет, а бой еще только разгорался. Фашисты силою до пехотной роты под прикрытием огня артиллерии и танков с места из деревни Пселец предприняли контратаку. Разведотряд перешел к обороне и массированным огнем отразил контратаку противника. Поскольку внезапность действий отряда была сорвана и атака не имела должного успеха, была дана команда отойти на исходные позиции. И хотя контрольный пленный не был взят, что объясняется нерешительностью действий командира отряда, его малоопытностью; мы установили, что в деревнях Луги и Пселец находится батальонный район обороны противника, имеет он до двух артбатарей и до роты танков.

Вскоре установилась хорошая погода. Солнечно, тепло. Пользуясь преимуществом в воздухе, немцы все чаще стали летать над прифронтовой полосой наших войск. Наши же подразделения проявляли некоторую боязнь, не стреляли по самолетам, чтобы не обнаружить себя. Мало пользовались и радиосвязью — опасаясь, что противник запеленгует расположение штабов. Мне пришлось кое-кому из старшего офицерского состава сделать внушение: не мы у себя дома должны бояться противника, а противник пусть боится нас. Когда необходимо — для связи надо пользоваться и радио; разумеется, разговор вести не открытым текстом, а применять шифр. В этом меня поддержал комиссар дивизии П. Г. Коновалов.

А противник, пользуясь безнаказанностью, наглел. Точно не помню, но где-то в конце мая или в начале июня немецкий самолет связи летел в Прохоровку через боевой порядок дивизии, причем на высоте, досягаемой ружейно-пулеметным огнем.

На этот раз противник поплатился: по самолету открыли огонь зенитчики дивизиона капитана Шевцова, а затем был открыт ружейно-пулеметный огонь. Подбитый самолет стал резко снижаться, и летчик, не сумев дотянуть его до своего переднего края обороны, приземлился на нейтральной зоне ближе к нам. Выскочив из самолета, он попытался бежать, но наши пулеметчики прижали его к земле. Наши бойцы решили взять его в плен, но немцы «окаймили» самолет таким сильным артиллерийско-минометным огнем, что подступиться к нему было невозможно, и лишь с наступлением темноты разведчики роты А. Ф. Смирнова сумели взять легко раненного летчика. Удалось также, подцепив самолет тросом к автомашине, отбуксировать его в штаб дивизии. В самолете оказалось много важных документов и солдатских писем, из которых мы узнали немало ценных для нас Сведений.

Этот эпизод лишний раз убедил наших воинов, что с авиацией противника можно успешно бороться, вселил веру в мощь ружейно-пулеметного огня. Теперь наши подразделения не пропускали ни одного самолета противника не обстрелянным. Забегая чуть вперед, скажу, что в октябре 1942 года в излучине Дона в районе станицы Распопинской на наши подразделения, занимающие оборону на высоте 163,3 северо-восточнее станицы, налетело звено вражеских штурмовиков. Шли они на бреющем полете. Наши воины не растерялись и стрельбой из всех видов оружия сбили два самолета.

…В июне продолжались ожесточенные бои на всем юго-западном направлении. Наши войска под ударами превосходящих сил врага, неся большие потери, отходили за реку Оскол, пытаясь закрепиться на тыловых рубежах.

28 июня противник начал более широкое наступление, нанося удары из района Курска на воронежском направлении по 13-й и 40-й армиям Брянского фронта. 30 июня из района Волчанска перешла в наступление в направлении Острогожска 6-я немецкая армия, которая прорвала оборону наших 21-й и 28-й армий и после ожесточенных кровопролитных боев вышла к реке Осколу, продвинувшись на 80 километров.

Подвижные соединения противника перерезали линию железной дороги Касторное — Старый Оскол, охватывая с флангов войска нашего правого соседа — 40-й армии. Дивизии 21-й армии оказались в окружении. Ведя тяжелые бои, 8-я моторизованная дивизия войск НКВД- прорывалась на восток за Оскол, в направлении Коротояк.

Выполняя приказ своего командования, немецко-фашистские соединения бешено рвались вперед, беспощадно давя на своем пути все живое.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков пишет, что политическая и военная стратегия Гитлера на ближайший период 1942 года сводилась к тому, чтобы разгромить наши войска на юге, овладеть районом Кавказа, выйти к Волге, захватить Сталинград, Астрахань и тем самым создать условия для уничтожения СССР как государства[23].

Командующий 21-й армией генерал-майор А. И. Данилов, сменивший генерал-лейтенанта В. Н. Гордова, дал командирам дивизий указание с 30 июня отвести войска на новый рубеж обороны.

Собрав старший офицерский состав, я доложил о положении наших войск на фронте, и в частности соединений 21-й армии.

— До начала отхода остается меньше суток. За столь короткое время нам необходимо проделать большую работу по организации этого сложного маневра частей и подразделений войск дивизии.

Требую со всей серьезностью понять, что отход дивизии — дело не простое, тем более связанный с выходом из боя. Ошибки недопустимы. Поэтому нужно глубоко и детально все продумать, предусмотреть, учесть, иначе может случиться непоправимое, более худшее, чем при плохо организованном наступлении. Указываю, что среди личного состава дивизии необходимо провести соответствующую работу, чтобы не возникло паники и неразберихи, которые чаще всего бывают при отступлении, если оно плохо организовано и не обеспечено. Требуются серьезность и еще раз серьезность. Это не обычный марш, а выход из окружения, связанный с тяжелой борьбой с танками, артиллерией и авиацией противника. Поэтому ни при каких обстоятельствах боя нельзя терять управление войсками.

Устанавливаю порядок осуществления маневра. Авангардом идет 16-й мотополк подполковника П. С. Бабича, имея сильный передовой отряд. Главные силы — 28-й мотополк майора Я. В. Закревского, штаб и спецподразделения управления дивизии. Арьергард — 6-й мотополк с собственными мерами охранения во главе с батальонным комиссаром Лелюком. Особо обращаю внимание на организацию тылового охранения.

10-й гаубичный артполк подполковника В. А. Чепова, 8-й отдельный танковый батальон старшего лейтенанта Филатова, истребительный противотанковый дивизион капитана Г. Е. Перцева и зенитный дивизион капитана Шевцова под командованием подполковника В. К. Потанина двигаются от рубежа к рубежу в готовности прикрыть колонны от удара противника. Начальнику штаба подполковнику П. Н. Прихно приказано поставить задачу бронеразведроте А. Ф. Смирнова по пути движения колонн. Связь с колоннами по радио. Я двигаюсь с группой офицеров в голове авангардного полка.

Боеприпасы, которые не поднимает транспорт дивизии, приказываю выбросить с наступлением темноты на головы фашистов. Это, в свою очередь, замаскирует выход полков в исходные районы для марша, вывод войск из-под удара противника.

Вечером, как всегда, немцы через каждые 5—10 минут стали освещать ракетами местность перед передним краем обороны, давать из станковых пулеметов несколько очередей и открывать редкий артиллерийский огонь. Огонь этот велся в сущности по пустому месту переднего края нашей обороны.

С наступлением темноты заработала часть нашей артиллерии. Огонь велся в течение часа, пока не были выброшены все предназначенные для этой цели снаряды. Под огнем артиллерии и прикрытием арьергардного нолка главные силы дивизии выступили.

Двигаться было нелегко: в пути следования колонны не раз подвергались налету вражеской авиации, танки противника во взаимодействии с пехотой вынуждали нас переходить к обороне. Все попытки противника отрезать пути отхода и разбить наши подразделения успеха не имели. Немцы встречали упорное сопротивление, получали крепкие ответные удары.

Понимая, что при нашем выходе инициатива находится в руках противника, командование дивизии больше опиралось на такие подвижные и ударные силы, как 8-й отдельный танковый батальон, 10-й гаубичный артполк, отдельный истребительный противотанковый дивизион, зенитный дивизион и бронеразведроту. Умело маневрируя этими подразделениями, мы успешно наносили по противнику отражающие удары. В боях при выходе особо отличились танковые роты старшего лейтенанта И. И. Максименко и лейтенанта А. К. Растригина, первый артдивизион капитана Николая Ефимовича Плысюка, зенитная батарея старшего лейтенанта Черняева.

Не доходя до Оскола, мы узнали о группе танков противника на восточном берегу реки и о танках в 4–5 километрах справа впереди арьергардного полка, то есть в хвосте главных сил дивизии. Вторая группа танков, до батальона, преследует арьергардный полк, не вступая в активные действия.

На основании этих данных мы пришли к выводу: противник, очевидно, стремится одновременным ударом танковых групп с запада и востока разгромить главные силы дивизии на реке Оскол. Чтобы не допустить одновременного удара, я принял решение разбить каждую группу в отдельности.

Командующему артиллерией В. К. Потанину поставил задачу: организовать засады силами артдивизиона и батареи противотанковых пушек и при попытке противника нанести удар в хвост колонны главных сил дивизии ударить по нему из засад. Остальными силами выйти в район переправы и с ходу вступить в бой с танками, оказавшимися на восточном берегу Оскола. Было основание полагать, что немцы не ввяжутся в длительный бой, а будут стремиться вперед.

Артдивизион и танковую роту танки противника встретили огнем. Завязался бой, в результате которого было подбито четыре легких и два средних танка про-

зу

тивника, остальные отошли на безопасное расстояние в ожидании одновременного удара танков с запада. Но такого удара у немцев не получилось. Понеся потери, они отошли. Потери имели и мы, правда менее значительные — были подбиты одно орудие и танк.

Когда мы с комиссаром П.Г.Коноваловым подъехали к переправе, саперная рота, находившаяся в передовом отряде 16-го авангардного мотополка, заканчивала ее разминирование. На восточном берегу догорали подбитые немецкие танки. Командир 53-й бронеразведроты получил задание вести разведку по маршруту движения колонны, не отрываясь от противника и не ввязываясь в бой с ним.

Танковая рота и зенитный дивизион были переправлены на восточный берег и подготовились к отражению противника с востока и с воздуха до прохода главных сил дивизии. С подходом колонны к переправе фашистские танки стали активно нажимать на колонну главных сил дивизии. Однако дивизион 10-го гаубичного артполка, батарея противотанкового дивизиона капитана Г. Е. Перцева и танковая рота лейтенанта Бугацкого сдерживали их натиск, от рубежа к рубежу оказывали упорное огневое сопротивление, не давая возможности противнику не только врезаться в колонну и смять ее, но и вести по ней огонь. Враг настолько увлекся преследованием, что не заметил, как оказался под прямым огнем нашей находящейся в засаде артиллерии и танковой роты-црикрытия. Неожиданность огня просто ошеломила его. Оставив на поле боя девять горящих танков, противник стал отступать в западном направлении. В это время тяжелые бои с превосходящими силами вел и 6-й арьергардный мотополк под командованием батальонного комиссара Ефима Антоновича Лелюка.

Как враг ни стремился не допустить выхода наших войск, используя для этого не только артиллерию и танки, но и авиацию, наши части и подразделения, отражая яростные атаки, упорно продвигались на восток в междуречье Волги и Дона в район города Серафимовича — станицы Клетской.

По обочинам дорог вместе с советскими войсками на восток нескончаемым потоком двигалось гражданское население. Покинув родные места, родной кров, бросив почти все свое годами нажитое имущество, многие тысячи людей — женщин, стариков, детей, готовых на любые невзгоды и лишения, лишь бы спастись от фашистского рабства, шли на восток. Нелегко было смотреть им в глаза. Выражение их лиц говорило, что вся надежда у них на наших красноармейцев — только они, эти запыленные, измученные, израненные, но не павшие духом солдаты способны их отстоять и защитить.

А какие картины, невообразимые, страшные своей драматичностью, можно было наблюдать на переправах, где скапливались большие массы людей, машин, повозок, техники, скота. Тот, кто участвовал в боях под Ельней летом 1941 года, уже видел подобные картины. И тогда тысячи людей, гонимые пожаром войны, покидали родные места, уходили из-под Смоленска.

Но таков уж он, советский человек, что и в самых трудных условиях остается советским, его не покидает чувство дружбы, сплоченности, в беде он не оставит товарища.

Во время одной из бомбежек был пробит радиатор автомашины дивизионной радиостанции. Помощник по технике капитан Семен Мажирин бросился ремонтировать машину, но при налете вражеской авиации был тяжело ранен в обе ноги. Он требовал от товарищей оставить его, а самим уходить. Но начальник радиостанции Яков Ходоровский не оставил Мажирина в беде, положил его в машину и с одним бойцом, подливая в радиатор воду на ходу, они стали продвигаться дальше.

Но порой трудности возникали из-за нерасторопности, безответственности. Помнится, тяжелая обстановка сложилась на переправе через Дон в районе Коротояк. К моменту подхода передового отряда и авангардного полка здесь было уже немалое скопление разных частей с техникой и обозами. Спустившись с комиссаром к парому, мы увидели, что переправа работает преступно медленно. Подполковник инженерной службы Карасев доложил нам, что переправа слабенькая, к тому же нет порядка. Были здесь и старшие офицеры, а никто на себя не взял ответственности, чтобы навести порядок, установить очередность. Все кричат, угрожают друг другу расправой, а толку никакого. Пришлось нам с Коноваловым этим заняться. А войска на берегу все скапливались. Естественно, это не ускользнуло от внимания вражеской авиации, и когда появились пикирующие бомбардировщики противника, дело еще более усложнилось. Началась неразбериха. А ведь во многом повинны те, кто первым сюда пришел и не организовал переправы, не принял мер обеспечения. Да и вообще я не знаю на войне места страшнее и опаснее переправы — как при наступлении, так и при отступлении.

Постепенно переправу через Дон нам удалось наладить. Для отражения налетов авиации были выделены огневые средства.

После десятка жестоких схваток дивизия с боями вышла из окружения и к 10 июля сосредоточилась в районе Бутурлиновки, на реке Медведице, а к 12 июля прибыла в район Серафимович — станица Клетская.

В успешном выходе дивизии в излучину Дона большую роль сыграла партийно-политическая работа среди личного состава, которая велась непрерывно и целеустремленно. С особенной благодарностью вспоминаю комиссара дивизии Павла Георгиевича Коновалова, человека с большим опытом политико-массовой работы. Коновалов постоянно находился в подразделениях, разъяснял бойцам задачу отхода, подчеркивая, что от ее успешного выполнения зависит судьба не только дивизии, а и армии, которая должна вовремя выйти в указанный район и занять новый рубеж обороны. Еще в период подготовки к операции в ротах, батареях прошли короткие партийные и комсомольские собрания, на которых обсуждались конкретные задачи подразделений. Во всех подразделениях были выпущены злободневные боевые листки.

Все это "положительно сказалось на выполнении дивизией задачи. Противник много раз пытался охватить наши колонны с флангов, окружить и уничтожить, но это ему не удалось. Враг нес немалые потери, отступал или переходил к обороне.

Потери имели и мы, главным образом в 6-ом арьергардном мотополку. Но, выйдя из окружения, дивизия осталась боеспособной.

При выходе связь с 21-й армией прервалась. Лишь на второй день выхода из окружения к нам прилетел из штаба армии полковник артиллерии и указал маршрут и район выхода. При этом он предупредил нас, что, когда летел сюда, ему с воздуха были видны и справа, и слева, и впереди по маршруту движущиеся колонны противника. Впрочем, это нам и так было ясно. Трудность представляли и две больших водных преграды, которые предстояло преодолеть.

Бывший командир 586-го стрелкового полка полковник Герой Советского Союза Иван Михайлович Некрасов, у которого я был командиром батальона, после двух тяжелых ранений теперь использовался как офицер Генерального штаба при 21-ой армии. Он потом и рассказал мне и П. Г. Коновалову, какой шел разговор и как решался вопрос о 8-й моторизованной дивизии войск НКВД на Военном совете армии. Связи с дивизией нет, говорилось на совете, неизвестно, где она, да и вообще сохранилась ли дивизия. Словом, надежда на наш выход в штабе армии была очень небольшая. Но мы вышли, и притом с малыми потерями.

Иней не искушенный в военном деле человек может посчитать, что отступление — дело более простое, чем наступление. Но это совсем не так. Отступающий всегда находится в менее выгодном положении: его по пятам преследует противник, а если еще он сильнее тебя да притом стремится окружить, взять в тиски, то и того хуже. Это одна сторона дела. Другая — моральный фактор. Отход, отступление всегда действует на человека угнетающе. У наступающего бойца совсем другое настроение — бодрое, победное. Он хозяин ситуации, рвется вперед, и это еще больше прибавляет ему сил. Отсюда отступление является одним из сложных видов боя, это сложнейший маневр: надо уметь вывести свои войска из-под носа противника, обмануть его, при этом не только сохранить, но и накопить силы для нового, неожиданного удара.

И все это в условиях, когда инициатива находится в руках противника.