В СТРАНЕ СЕВЕРНОГО ВЕТРА

В СТРАНЕ СЕВЕРНОГО ВЕТРА

В 1873 г. в Гренландию из Дании приехал пастор Кристиан Расмуссен и получил церковный приход в Якобсхавне. Поселок Якобсхавн был основан на западном побережье Гренландии, на берегу залива Диско датским купцом Якобом Северином. Когда сюда приехал пастор Расмуссен, в поселке жили несколько сот человек. В большинстве своем это были гренландские эскимосы. Приход Кристиана Расмуссена включал не только сам Якобсхавн, но и большой участок побережья с расположенными на нем селениями. Селений было много, а жителей в них мало. В районе Якобсхавна в среднем на один километр побережья во второй половине прошлого века не приходилось и одного жителя, да и население всей Гренландии не достигало тогда 10 тыс. человек. Это была земля, о которой Нансен, посетивший ее в конце XIX в., писал впоследствии: «Она бедна, эта страна эскимоса, голая и уединенная, она непохожа на другие страны,…но как она красива, и воспоминание о ней дорого тому, кто хоть раз видел ее и жил там… Властно захватывает страна эта душу человека, а народ, живущий там, не менее своеобразен, чем сама страна».

7 июня 1879 г. на этой удивительной земле появился еще один житель. Его назвали Кнуд. Он был сыном датского протестантского священника пастора Кристиана Расмуссена и дочери датчанина и гренландки Луизы Флейшер. Кнуд рос в окружении своих эскимосских сверстников, бывал у них дома, даря их родителям кофе, сахар и другие заморские яства. Ему не раз доводилось слышать рассказы о том, как жили гренландцы в прошлом, когда на острове не было чужеземцев. Совсем маленьким мальчиком Кнуд плавал в эскимосском каяке, прототипе нашей байдарки, в 7 лет научился управлять собачьей упряжкой, а в 11 лет уже ходил на охоту вместе со взрослыми гренландцами. Все эти навыки, приобретенные в детстве, очень пригодились Расмуссену в будущем.

Из Якобсхавна семья Расмуссенов переезжает южнее – в Готхоб. Ныне это главный город Гренландии с населением почти в 9 тыс. человек, из которых около трети – европейцы. В конце же прошлого века в Готхобе было только около десятка датчан: пастор, врач с женой, начальник колонии (так назывались датские поселения в Гренландии) с женой, учительница и несколько детей, остальные жители этого поселка были эскимосами. Кнуд сразу же подружился с их детьми, вместе с ними ходил в школу, играл в свободное от занятий время, ходил в гости в эскимосские хижины. Эскимосы рано приучали своих детей к образу жизни охотников и рыболовов. Вместе со своими сверстниками учился и Кнуд, стремясь ни в чем не отставать от них, будь то починка оружия или саней или управление собачьей упряжкой. Еще школьником Кнуд умело владел гарпуном, мог сделать каяк и сани, построить снежную хижину – иглу. Во время летних каникул Кнуд почти не сидел дома. Он бродил в окрестностях поселка, распутывая следы животных, наблюдал, как охотятся взрослые, и помогал им. Все это очень пригодилось Расмуссену, когда он стал полярным путешественником. И он не раз вспоминал о своем детстве: «Теперь, когда я оглядываюсь на события своей жизни, выходит, что все складывалось както естественно. И моя благодарность саням с собачьей упряжкой переходит в благодарность моему гренландскому детству. Сани были моей первой настоящей игрушкой, и с санями я решил главную свою жизненную задачу. Моим родным языком был эскимосский, которому другим полярным исследователям необходимо было сначала научиться; я жил одной жизнью с гренландскими звероловами, и поездки и путешествия даже в труднейших полярных условиях были для меня обычной, естественной формой труда».

А страсть к путешествиям проснулась у. Расмуссена очень рано. Немалую роль в этом сыграли дальние поездки с отцом по его приходу, рассказы охотников о людях, живущих где – то далеко на севере острова, легенды о дальних странствиях. Особенно ему нравилась одна из них: «Жили – были молодые люди… которым хотелось объехать вокруг света. Они были полны жизни, жаждали приключений, и не было цели, которая казалась бы им слишком высокой. И вот все они двинулись в путь, но разделились так, что половина их направилась в одну сторону, другая – в противоположную, тоже вдоль берегов, чтобы встретиться, обогнув кругом Землю. Они ехали и ехали. Летом в кожаных лодках, зимой на санях с собачьей упряжкой. Год проходил за годом. У путников рождались дети, но они продолжали свой путь; они не хотели отказаться от поставленной себе цели. Наконец они состарились, а у детей их народились свои дети… В конце концов путники встретились, когда каждый отряд прошел свою половину пути вокруг Земли. Но были они тогда уже древними старцами, которых водили под руки внуки. Свет велик! – сказали они при встрече. – И мы состарились в пути. Но мы прожили богатую жизнь и, пока достигли своей цели, набрались знаний и мудрости, чтобы передать будущим поколениям». Кнуд слушал это предание как зачарованный. В воображении впечатлительного мальчика словно живые вставали эти люди, он хотел бы вместе с ними обойти все северные земли, вместе с ними посетить новые, таинственные племена. И по ночам ему снились бескрайние снежные просторы родной Гренландии, величественные ледники, медленно сползающие в море, и тюлени, греющиеся на льдинах под лучами весеннего солнца.

В 1888 г. в Готхоб приехал молодой Ф. Нансен, после того как он пересек южный купол гренландского ледникового щита. Нансен опоздал на последний пароход, отплывавший в ту осень в Европу, и остался на зиму в Готхобе. Он жил в доме начальника колонии, но посещал и дом пастора. Встречи с человеком, первым пересекшим гренландский ледник, настоящим путешественником, произвели большое впечатление на Кнуда, и ему очень захотелось стать исследователем новых земель.

В 1895 г., когда Кнуду было 16 лет, его отец получил небольшой приход на севере Дании и переехал туда вместе с семьей. Для того чтобы продолжить образование, Кнуда отдали в гимназию в городе Биркереде. Вначале ему пришлось трудно, так как он знал эскимосский язык лучше датского. Но вскоре упорство в занятиях и большие природные способности взяли свое, и Кнуд Расмуссен замечательно овладел датским литературным языком, научился красиво, поэтично и в то же время точно выражать свои мысли. Лишь друзья продолжали его по привычке звать эскимосом.

В 1898 г. К. Расмуссен кончает гимназию и поступает в университет в столице Дании Копенгагене. Вначале Расмуссен изучает гуманитарные науки, в особенности философию, историю, этнографию и фольклористику. Затем начинает слушать курсы лекций по географии, геологии, океанографии, зоологии, ботанике – наукам, так или иначе связанным с полевыми исследованиями. Много читает о полярных путешествиях Росса, Франклина, Норденшельда, Мак Клура, знакомится с Г. Ринком, известным исследователем Гренландии и ее населения, и загорается мыслью самому изучать эскимосов. Но были у Расмуссена в годы учебы и различные увлечения. Одно время он даже хотел стать оперным певцом. От этого намерения он отказался только тогда, когда ему сказали, что его внешние данные будут препятствием для поступления на сцену. И другие увлечения Расмуссена объяснялись тем, что его просто тяготили кабинетные занятия, сидение в библиотеках, и он метался, искал живого дела. А любимая Гренландия была слишком далеко. Туда нельзя было поехать ненадолго, хотя бы на каникулы. Поэтому в 1901 г. он едет на северовосток Скандинавского полуострова, в Лапландию, знакомится там с жизнью оленеводов и охотников лопарей, с их своеобразным бытом. Эту свою первую исследовательскую поездку Расмуссен позднее описал в популярной книге «Лапландия».

А на следующий год Расмуссену неожиданно представилась возможность поехать в Гренландию. Известный датский журналист Л. Мюлиус – Эриксен, позднее ставший видным исследователем Гренландии, организует так называемую Литературную экспедицию. Он хотел и ознакомиться с жизнью гренландцев, записать их сказания и легенды и, если удастся, добраться до северозапада острова, где живут полярные эскимосы, о которых писал английский путешественник Дж. Росс в 1818 г. Мюлиус – Эриксен взял с собой художника Г. Мольтке. Но кроме художника экспедиции был нужен человек, который бы знал Гренландию, умел путешествовать, знал язык и обычаи коренных жителей острова. К. Расмуссен идеально отвечал этим требованиям, и Л. Мюлиус – Эриксен с радостью принял его в состав Литературной экспедиции.

В начале июня 1902 г. члены Литературной экспедиции отплыли в Гренландию. Это событие совпало с днем рождения Расмуссена. Ему исполнилось 23 года. И о лучшем подарке, чем поездка к полярным эскимосам, Расмуссен не мог и мечтать – осуществлялось одно из самых заветных желаний его детства и юности. В предисловии к своей книге об этой экспедиции он писал: «Когда я был ребенком, я часто слышал, как старая гренландка рассказывала, что далеко на севере, на краю света, живут люди, одевающиеся в медвежьи шкуры и питающиеся сырым мясом. Их страна всегда покрыта льдом и окружена высокими горами, через вершины которых никогда не проникает дневной свет. Кто захочет поехать туда, должен отправиться вместе с южным ветром к властелину свирепых северных штормов. Раньше, чем я узнал, что значит слово „путешествовать“, я решил, что однажды я поеду и найду этих людей, которых моя фантазия рисовала отличными от всех остальных. Я должен поехать и увидеть новых людей, как называла их старая сказительница. Когда я жил в Дании, мысль о них не оставляла меня, и первым моим решением, когда я стал мужчиной, было – поехать искать их».

Радостный и полный надежд стоял Расмуссен на носу корабля, подставляя лицо крепкому соленому ветру и вглядываясь в даль. Кажется, совсем недавно он покинул Гренландию и плыл в Данию, не зная, доведется ли вновь увидеть суровые фьорды, северное сияние и такие родные лица эскимосов. И вот он возвращается. И приятно сознавать, что давнишнее стремление узнать родную страну от ее южных до северных окраин, от скалистых западных берегов до величественных ледников восточного побережья начинает становиться явью.

Плавание прошло благополучно, и в середине июня экспедиция высадилась в Готхобе. В первую очередь Л. Мюлиус – Эриксен решил познакомиться с жизнью, бытом и культурой населения западной Гренландии, записать местные сказания и легенды. Для этого члены экспедиции отправились в селение Кангек, расположенное недалеко от Готхоба, на другом берегу залива. Был теплый июньский день, но, несмотря на это, почти весь залив был забит льдом. Перед лодкой, в которой находились Расмуссен и Мольтке, в маленьком, вертком каяке плыл эскимос – он находил проходы между льдинами. Ветер гнал в залив все новые и новые льдины, и разводьев между ними оставалось все меньше. Лодки плыли очень медленно. Только к вечеру Расмуссен и Мольтке добрались до селения. Жители гостеприимно встретили усталых путешественников. Их проводили к старейшине, у которого они и заночевали. На следующий день было воскресенье. С утра все пошли в церковь, и путешественникам ничего не оставалось делать, как присоединиться к ее прихожанам. Во второй половине дня Расмуссен и Мольтке устроили для жителей импровизированный концерт. Это был самый необыкновенный концерт, который когдалибо приходилось слышать кангекцам. В доме на стол поставили черный ящик с трубой, из которой раздавались то хор пилигримов Вагнера, то величественные звуки симфоний, то веселые песенки из оперетт. Жители селения никогда раньше не видели граммофона, и он вызывал у них почтительное изумление, смешанное со страхом. Когда какой – нибудь смельчак слишком близко подходил к волшебному ящику, они сразу же предостерегали: «Осторожнее, как бы он тебя не схватил». А когда концерт кончился, хозяин дома предложил дать маленькому человечку, что сидит внутри ящика и издает столь чудесные звуки, пожевать немного табаку, чтобы отблагодарить его за доставленное удовольствие. Расмуссен объяснил всем, как устроен граммофон, и всеобщее удивление и восхищение только возросли: «Подумать только, мы слушали музыку, которая звучала давнымдавно где – то далеко за морем».

После концерта начались танцы. На открытом воздухе у самого моря на прибрежных камнях быстро соорудили дощатый пол. Эта импровизированная танцверанда была не слишком устойчива. Она как живая изгибалась под ногами танцоров и трещала как тонкий весенний лед, который вотвот проломится, но все это только способствовало общему веселью. Всюду звенел смех и раздавались громкие голоса. А в нескольких шагах от площадки плескалось о берег море, блестевшее под лучами летнего солнца как расплавленный свинец. Ослепительно сверкали льдины.

Очарованный этой чудной картиной, Мольтке забыл о своем обещании потанцевать с прелестной дочерью старейшины. Усевшись на камень, он стал торопливо набрасывать на бумагу лица танцующих, горы, видневшиеся вдали. До самой ночи продолжались танцы. А на следующий день началась работа. На небольшом островке, неподалеку от Кангека, Расмуссен осматривал старые эскимосские могилы и там же нашел развалины старого эскимосского полуподземного жилища из камня. В нем когда – то, сто или двести лет назад, жили несколько десятков человек, целая община. Отапливались и освещались такие жилища каменными плошками, В которых горел тюлений жир.

Незаметно наступил вечер. Расмуссен вернулся в поселок и допоздна вместе с Мюлиусом Эриксеном записывал старые предания, а Мольтке в это время рисовал лица рассказчиков. А еще через день путешественники покинули радушных кангекцев. Много селений зверобоев и рыбаков за лето посетил Расмуссен. Впоследствии в своих книгах «Новые люди» и «Под ударами северного ветра» он тепло и красочно нарисовал образы этих тружеников, которые всю жизнь борются с суровой северной стихией, выходя в открытое море на утлых каяках и нередко возвращаясь с промысла с пустыми руками.

В августе Расмуссен, постепенно продвигаясь на север, приехал в селение Икамиут. Здесь в трех тесных, сырых и грязных полуземлянках из торфа и камней жили пять эскимосских семей. В жилище, где остановился Расмуссен, потолок был такой низкий, что даже сидеть приходилось согнувшись, чтобы не стукнуться о него головой. Хозяин дома Виторалик был очень беден, и видно было, что семья его часто голодает, и все же, как только Расмуссен вошел, или, вернее, вполз через узкое дверное отверстие, в полуземлянку, Виторалик поставил перед гостем лучшее, что у него было, – сушеную треску и тюленью печень с ягодами водяники. Расмуссен ел, кивал головой и смеялся малейшей шутке хозяев: он хорошо знал, как должен вести себя гость по гренландскому этикету. Вскоре все легли спать. Расмуссен долго лежал без сна и думал о трудной жизни своих новых знакомых. Может быть, именно тогда он впервые решил быть не просто исследователем, а помогать гренландцам чем только сможет.

Назавтра погода испортилась: поднялся ветер, пошел дождь и огромные волны с шумом бились о скалистый берег. Два дня бушевала буря. Наконец ветер стих, изза туч выглянуло солнце, можно было трогаться в путь. Когда Расмуссен выплыл на своем каяке в открытое море, он услышал выстрел. Это был прощальный привет Виторалика, великодушно истратившего на него свой последний патрон.

Быстро кончилось короткое северное лето. Наступил сентябрь. Стада моржей подплыли ближе к берегу и стали сотнями собираться на лежбищах. Особенно много их скапливалось на небольших островах в Стрем – фьорде. Сезон рыбной ловли кончился. Начиналась охота на моржей. На берегах Стрем – фьорда собирались зверобои из близлежащих районов Гренландии – Холстейнборга и Эгедесминне. В один из охотничьих лагерей приехал и Расмуссен и остановился в палатке Давида – знаменитого охотника на моржей. Кроме семьи Давида в лагере жили еще семь семей, и приглашения прийти в гости сыпались на Расмуссена одно за другим. По обычаю северных гренландцев, если в селение приехал чужестранец, он должен в первый же день побывать у всех в гостях и всюду поесть, выпить чаю или кофе. Потом Расмуссен вспоминал, что ему пришлось нелегко: съесть подряд восемь больших кусков мяса и выпить восемь чашек кофе – это не каждый выдержит, но что не сделаешь, чтобы не обидеть хозяев! А сразу после еды началась игра в футбол, чтобы «утрясти пищу». Играли мужчины, женщины, дети, матери с младенцами в заплечных мешках, даже сгорбленные болезнями старики, тяжело отдуваясь, пытались поддеть мяч ногой. Играли пока не стемнело. А ночью задул сильный югозападный ветер. Палатку Давида чуть не сорвало. Одеваться было некогда. Полуголые мужчины и женщины метались с криками: «Помогите, палатку сдувает, лодку уносит в море…» Одни хватались за шесты палаток, другие вытаскивали лодки из воды. Дети плакали. А буря, безучастная к людям и их бедам, свирепствовала. Волны катились одна за другой в маленькую гавань, и берег стал белым от пены.

На следующий день, после бессонной ночи никто не отправился на охоту, не пошел ловить рыбу, все остались в палатках. Давид рассказывал о приключениях, пережитых в юности, о «встречах» с духами и великанами.

«Я сын моря, – говорил он, – и, как и оно, долго не бываю спокойным. Я всегда кочую в умиаке, когда есть проходы между льдинами, или на санях с собачьей упряжкой, когда море замерзает. В апреле мы покидаем наши постоянные зимние селения и возвращаемся туда только в ноябре. Сначала мы отправляемся за тюленями в устье Стрем – фьорда, в июне ловим птиц вблизи Игиниарфика, затем наступает время ловли палтуса в Тасералике, а в сентябре там же промышляем моржей. Мы сушим мясо и рыбу и съедаем их зимой, когда темно и трудно добыть много пищи».

За этими рассказами незаметно прошел день и наступил спокойный лунный вечер. Огни от ламп через открытые двери палаток бросали отблески на воду и терялись в темноте будто извивающиеся языки пламени. Молодежь, собравшись перед палатками, пела, и ближние горы, освещенные лунным светом, безмолвно внимали песне. А наутро надо было трогаться дальше в путь. Сотня за сотней километров оставались позади, каждый день приносил чтото новое, и в дневнике Расмуссена прибавлялись все новые и новые записи о жизни гренландцев, их предания, мифы, сказки.

Незаметно пришла зима, море замерзло, умиак и каяк сменились санями с собачьей упряжкой. Новый год Расмуссен встретил в пути между Кристиансхобом и Якобсхавном.

Однажды ранним утром Расмуссен вместе с сопровождавшим его гренландцем Манассе, прекрасным погонщиком собак, покидал маленькое селение. «Ай – лей – лей!» – крикнул Манассе. на бегу вскакивая в сани. Его три большие собаки рванулись И стремительно понеслись. «Это похоже на него, – заговорили люди, окружавшие упряжку Расмуссена. – Чтобы угнаться за Манассе, вам придется научить своих собак быстрее двигать ногами». Расмуссен хлестнул собак, и они с резким, отрывистым лаем помчались за упряжкой Манассе.

Еще не рассвело. В темном небе светила луна. И казалось, сани не скользят, а летят по воздуху. Вскоре край неба на востоке слегка заалел. Вокруг появившегося над горизонтом солнца собрались легкие облачка, луна и звезды побледнели. Начинался день. Когда Манассе остановился на минуту, чтобы распутать упряжь, Расмуссен подошел к нему. «Молва не лжет, Манассе, у тебя замечательная упряжка. Твои три собаки тянут как десять», – сказал он. «Молва всегда лжет, – ответил Манассе с ложным самоуничижением. – Старания моих собак похожи на конвульсии умирающего». И в тот же миг он окинул своих собак гордым взглядом человека, столь замечательно умеющего управлять ими.

Целый день Расмуссен и Манассе ехали по холмистой пустынной равнине вдоль берега моря и только, когда совсем стемнело, остановились на ночлег. Покормили собак, поставили палатку и, забравшись в спальные мешки, стали есть сушеную рыбу и сало. Посреди палатки горел светильник – сковорода, наполненная салом, со мхом вместо фитиля. Постепенно снег вокруг нее растаял, показалась земля, и палатка наполнилась ароматом прелой травы и ягод. Манассе довольно прищурил глаза и прервал молчание. «Ты обещал рассказать мне о стране белых, так начинай, пока я вскипячу воду», – напомнил он. И Расмуссен стал рассказывать о Европе. «А правда ли, что и там есть бедняки? – внезапно спросил Манассе. – Мы думаем, что там все богатые господа, вроде тех, кто приезжает к нам». И тогда Расмуссен рассказал ему о том, как живут трудящиеся в больших городах Европы. Изумление Манассе не знало границ. «Неужели правда, что в одном и том же городе есть люди, умирающие от голода, и другие, у кого много отложенных денег, служащих только для того, чтобы сделать еще больше денег?» – спросил он. «Да, это правда», – с грустью ответил Расмуссен. «Но что же делают короли и министры? Им следовало бы помочь беднякам. У нас в Гренландии все поиному. Богачей совсем нет, у одних есть коечто, у других ничего нет, но все помогают друг другу, и поэтому жизнь не так трудна», – сказал Манассе.

Конечно, эта идиллическая картина, нарисованная Манассе, не вполне соответствовала действительности.

Правда, в Гренландии и в начале XX в., и даже сейчас среди коренного населения не было и нет таких огромных имущественных и социальных различии, как, например, в Западной Европе или в США. Однако, несомненно, первобытнообщинные отношения у эскимосов с их уравнительным распределением пищи и обязательной взаимопомощью общинников стали разлагаться с XVIII в., когда началась датская колонизация западного побережья острова. Натуральное хозяйство все в большей мере сменялось товарным. То, что охотник получал в обмен на тюлений жир и шкуры, проданные торговцу, оставалось в его семье. В семье оставались и деньги, полученные за работу по найму в лавках торговцев, домах миссионеров и в других местах. В результате значительно уменьшился фонд продуктов, подлежащих обязательному распределению между всеми семьями общины. Появились богатые и бедные семьи. Первобытная община, члены которой в прошлом жили в одном большом доме и фактически вели общее хозяйство, начала распадаться.

Расмуссен, вероятно, знал все это, но не стал спорить с Манассе. Зачем лишать приятных иллюзий человека, жизнь которого и так нелегка? Между тем вода закипела. Манассе сварил кофе. Вскоре после ужина путники уснули. А на следующее утро они продолжали свой путь по пустынной заснеженной равнине, продвигаясь на север.

К концу февраля 1903 г. исследования в западной Гренландии были завершены, и Мюлиус – Эриксен, Расмуссен и Мольтке встретились в Годхавне. Последнее время им часто приходилось ездить порознь, но теперь это было позади и можно было объединиться для изучения северозападных районов Гренландии и живущих там полярных эскимосов. В состав экспедиции дополнительно были включены И. Бронлунд, молодой гренландский священник из Кангека, и два эскимосаохотника. К середине марта экспедиция достигла Упернивика, в то время самого северного поселения в датских владениях в Гренландии. Впереди оставалась самая трудная часть пути. Чтобы добраться до мыса Йорк, где жили полярные эскимосы, надо было преодолеть сотни километров безлюдной снежной пустыни. Мы мало знаем о том, как протекал этот переход. Расмуссен описал в своих произведениях лишь последние дни пути. В дороге тяжело заболел Мольтке. Он бредил, никого не узнавал. Надо было как можно скорее добраться до одного из стойбищ полярных эскимосов, чтобы дать больному тепло и покой. Беспокойство за жизнь Мольтке тяжелым камнем ложилось на душу. Не хватало пищи. Большую часть провизии, предназначенной для людей, пришлось скормить собакам. Последние двое суток Расмуссен и его товарищи ехали день и ночь, стремясь быстрее добраться до мыса Йорк. Под конец этого перехода и люди, и собаки еле держались на ногах.

И вот вдали показались куполообразные снежные хижины – иглу. Из последних сил, подгоняемые криками людей, собаки рванулись вперед. Но в стойбище было тихо. Не слышно лая эскимосских псов. Не выскакивают из хижин встречающие. Неужели стойбище покинуто? Расмуссен быстро обежал вокруг хижин и увидел свежий, лишь слегка припорошенный снегом санный след, уходивший на север. Видно, стойбище покинуто совсем недавно. Догонять нет сил. Усталость буквально валит людей на нарты, все засыпают. Рядом, зарывшись в снег, спят ездовые собаки. Все тихо вокруг. Только изредка потрескивает лед. Но долго спать нельзя. Так можно и замерзнуть. Расмуссен пробуждается первым и будит товарищей. По длинному тоннелю вползают они в снежную хижину, в одну, в другую. Может быть, там найдется немного мяса. И действительно, в одном из жилищ они обнаружили почти нетронутую тушу тюленя, накормили собак, наелись досыта сами. Но почему люди так поспешно покинули стойбище, что даже не взяли мясо? Что случилось? Расмуссен осмотрел все вокруг хижин и заметил перевернутый каяк, прикрытый камнями, а рядом – убитых собак и сломанные нарты. Все ясно. Здесь ктото умер, и жители стойбища похоронили покойника и, оставив ему каяк и нарты с собаками для путешествий в загробном мире, откочевали на новое место из боязни злых духов, которые бродят поблизости от умершего и ищут новых жертв.

Тем временем Мольтке стало совсем плохо. Мюлиус – Эриксен и Расмуссен решают разделиться. Первый вместе с двумя охотниками останется в одной из хижин с больным товарищем. Они постараются добыть тюленя через продушину во льду, чтобы прокормить себя и больного. Между тем Расмуссен налегке, вместе с Бронлундом отправятся на поиски ближайшего стойбища полярных эскимосов.

Время было дорого, и через несколько часов они двинулись в путь. С собой взяли только несколько галет и кусок масла. Неподалеку от мыса Йорк они обнаружили совсем свежий санный след и ехали по нему всю ночь со всей скоростью, на которую были способны измученные собаки. За 12 часов Расмуссен и Бронлунд проехали почти 100 километров. Затем остановились, съели по кусочку масла и легли спать. Есть галеты они не решились. Это был неприкосновенный запас. После трехчасового отдыха двинулись дальше и не успели проехать нескольких километров, как увидели впереди черную точку. Она быстро росла, и вскоре можно было различить мчащуюся навстречу собачью упряжку. Каюр, стоя на коленях на нартах, бешено нахлестывал собак. Расстояние между санями быстро сокращалось. Собаки лаяли и рвались вперед. Еще момент – и упряжки столкнутся на полном ходу. Люди выскакивают из саней, и задержав собак, кидаются навстречу друг другу. «Белые люди, белые люди!» – кричит эскимос своей спутнице, закутанной в парку из голубого песца. Эскимос хорошо понимает западногренландский диалект, на котором говорит Расмуссен, и рассказывает, что его зовут Майсангуак – дословно Шкура маленького белого кита. Женщина в санях – его жена МекоПеро. Они живут в большом стойбище Агнат на острове Саундерс в заливе Мелвилл. Это совсем близко – всего несколько километров. Майсангуак поворачивает упряжку и показывает Расмуссену дорогу. Вскоре уже видно стойбище. Вдруг Майсангуак останавливает собак, спрыгивает с саней и начинает подскакивать и хлопать себя руками по коленям. Оказывается, так предупреждают, что случилось нечто необычное. Затем Майсангуак громко кричит: «Белые люди, белые люди приехали!»

Из хижин выскакивают мужчины и спешат навстречу вновь прибывшим. Через несколько минут Расмуссена и Бронлунда окружают люди, одетые в шкуры медведей и песцов. У некоторых из них в руках длинные ножи, с которых стекает кровь, – они свежевали тюленей, когда услышали о приезде гостей. Расмуссену кажется, что он перешагнул через тысячелетия и очутился в обществе людей каменного века. А между тем жители стойбища распрягают собак, досыта кормят их. Последняя охота была удачной, и в мясе нет недостатка. Затем путешественников ведут в хижину старейшины общины – шамана Сагдлока. На пол ставится большой горшок с вареным мясом, и каждому дается в руки нож. Но прежде чем приступить к еде, Расмуссен просит послать к мысу Йорк собачью упряжку, чтобы привезти Мольтке и других членов экспедиции. И тотчас несколько юношей отправляются в путь, а другие торопливо начинают строить дом из больших блоков твердого, слежавшегося снега. «С вами больной человек, – говорят они. – Надо, чтобы к его приезду жилище было готово». И когда в стойбище приезжают Мольтке и Мюлиус – Эриксен, им есть где разместиться.

Расмуссена, как и его спутников, глубоко тронули забота и гостеприимство полярных эскимосов. Казалось, эти люди не знали, что еще можно сделать для гостей. И такими неизменно готовыми оказать помощь и отдать приезжим все, что имелось в стойбище, его жители оставались за все время пребывания у них экспедиции.

Так началась жизнь Расмуссена и его товарищей среди полярных эскимосов. Он вспоминал впоследствии, что ни у него самого, ни у МюлиусаЭриксена, ни у Мольтке, когда он поправился, не было на каждый день определенного плана работы. Они просто ходили из дома в дом, провожали мужчин на охоту, смотрели, как люди работают и отдыхают, слушали и записывали песни и предания. Удалось Расмуссену посмотреть и великое камлание (священнодействие, сопровождаемое пением и ударами в бубен) шамана Сагдлока. У Сагдлока была тяжело больна жена, и, хотя он сам был стар и немощен, он решил обратиться к духам за помощью. Громким ударом в бубен Сагдлок объявил о своем решении. Услышав его, все обитатели селения собрались перед жилищем шамана. Камлание началось равномерными ударами в бубен. Постепенно к ним стал примешиваться голос Сагдлока, с каждой минутой становившийся все громче, и вскоре из хижины зазвучала мощная «песнь духов». Внезапно пение прекратилось, а барабанные удары стали следовать все чаще один за другим. Вдруг раздался дикий крик, выражавший неподдельный ужас: «О, я не могу больше, я слишком слаб!» Крик замер, сменившись судорожными рыданиями. А бубен звучал все громче. Ученик Сагдлока шаман Кале, сидя на крыше, затянул песню духов. В глазах его были слезы. Другой шаман, стоявший в толпе, крикнул: «Торопись, Сагдлок! Собери все свои силы!»

Возбуждение слушателей непрерывно нарастало. Бубен на секунду умолк, а затем зазвучал с удвоенной силой. И вдруг из хижины раздался громовой голос: «Злая судьба, несчастье приносящий дух – белые люди!» Слова следовали отрывисто, одно за другим. Из хижины донесся протяжный вопль, и, когда возбуждение достигло своего предела, Сагдлок забормотал: «Белые люди встретили злого духа. Он коснулся одного из них и вселил в него болезнь. Белые люди принесли злого духа с собой». При этих словах все посмотрели в сторону путешественников. Гренландец Габриель, стоявший рядом с Расмуссеном, побледнел. «Сагдлок накликает беду на нас», – прошептал он по датски.

А шаман тем временем продолжал: «Злой дух заразил собак, тот, кто ел их, умрет! Ты ела собачье мясо?» – обратился он к жене. «Немного», – тихо ответила она. Шаман издал страшный крик. Совсем скрюченный ревматизмом в обычное время, он в возбуждении вскочил с лежанки и, как раненое животное, стал яростно прыгать и извиваться под удары бубна. Внезапно он сел и тихо заплакал. Он не мог спасти жену. Люди расходились молча. К счастью, они не обратили свой гнев против участников экспедиции, иначе пребывание датчан у полярных эскимосов могло бы кончиться трагически.

Жена Сагдлока умерла, когда растаял снег. После ее смерти старый шаман перестал говорить и есть. Но Расмуссену он рассказал о своих чувствах и мыслях: «У меня нет больше радости в жизни. Я не хочу жить один. Она, которая заботилась обо мне столько лет, мертва, и я хочу последовать за ней». Вскоре Сагдлок умер. И эскимосы сказали, что душа его полетела догонять жену в счастливую страну предков, где много тюленей и люди никогда не знают голода.

Весна была в самом разгаре. Солнце сияло в небе, по льду бежали ручьи, и мысли о приближении лета, о том, что миновали долгие темные дни полярной ночи, настраивали всех на веселый лад. Скоро в селении снова зазвучал радостный смех.

Люди в стойбище больше не думали о злых духах, и у Расмуссена появилось много друзей. Ближайшими из них стали старый охотник на медведей Соркак и мальчик – сирота Кайорангуак.

Однажды, когда бушевал весенний шторм, в жилище экспедиции вошел мальчик в мокрой рваной одежде. Расмуссен протянул мальчику нож. Тот несколько минут недоверчиво смотрел на протянутую руку: видно, он не привык получать такие ценные подарки, затем схватил нож и выбежал наружу. Через несколько минут он вернулся с куском моржового мяса. Не все ли равно, где он взял его! Главное было показать, что он настоящий мужчина и отвечает подарком на подарок. С тех пор Расмуссен и Кайорангуак стали друзьями. Много времени Расмуссен проводил и со старым, много видевшим в своей жизни Соркаком, лучшим охотником стойбища. Однажды весной Соркак пришел к Расмуссену и сказал: «Птицы прилетели с юга. Тот, кто сидит в такое время дома, попусту растрачивает свою жизнь». И вот уже мчатся по сверкающему весеннему льду две упряжки собак. На одних санях Расмуссен, на других – Соркак. Они едут на охоту за тюленями. Весеннее солнце ласково греет, и Расмуссен незаметно начинает дремать. Просыпается он только тогда, когда собаки останавливаются посмотреть, что случилось с их хозяином. Скоро Расмуссен и Соркак подъезжают к палаткам охотников, приехавших несколькими днями ранее. Громко раздается веселый смех, звучат песни, из котла вкусно пахнет крепким мясным наваром. «Кнуд, – обращается к Расмуссену Соркак, – тебе надо жениться. Плохо, когда человек путешествует без жены. Кто починит ему одежду, кто освежует тюленей?! Смотри, вот сидит Игфигсиат. У нее длинные черные волосы и прекрасная новая парка из песцовых шкурок. Она сама ее сшила. Бери ее в жены. А не хочешь ее, так возьми Агнат. Она хорошая хозяйка».

Рассмуссен отшучивается и переводит разговор на другую тему. «Расскажи, как ты охотишься на медведей», – просит он Соркака. «Незачем говорить о медведях, – отвечает Соркак. – Когда мужчина думает о медведе, он должен пойти и убить его, а болтовней пусть занимаются женщины». Мясо между тем уже сварилось. Неважно, кто его добыл. Все едят вместе. Каждый вылавливает из котла приглянувшийся ему кусок и, взмахивая ножом прямо перед самыми губами, отрезает один ломоть за другим. Наевшись, все засыпают, а затем снова отправляются на охоту. К тюленям, вылезшим на кромку льда, чтобы погреться на солнце, осторожно подползают, а затем убивают их ударом гарпуна, а то и просто кулака.

В эту весну Расмуссен совершил много охотничьих поездок, добывая мясо для своих товарищей, знакомясь с приемами охоты полярных эскимосов. Незаметно наступил июнь. Мольтке стало лучше, но оставлять его еще на одну зимовку было рискованно. Однако попытка уехать летом успехом не увенчалась. Плавучие льды делали невозможным путешествие по воде в лодках, а проехать по берегу на собаках тоже было нельзя. Многочисленные бурные потоки талой воды, пересекавшие ледники, преграждали путь. Пришлось остаться на зиму в селении Агпат. Эта вынужденная задержка пополнила научные материалы экспедиции новыми ценными данными.

Еще в первые месяцы пребывания среди полярных эскимосов Расмуссен обратил внимание на то, что некоторые из этих людей внешне отличаются от остальных, будто они принадлежат к другому племени. Оказалось, что именно так оно и было. Часть жителей Агпата переселилась сюда немногим менее полувека назад – в 60х годах XIX в. с Баффиновой Земли. Как и почему произошла эта миграция, рассказал Расмуссену один из последних оставшихся в живых ее участников – Меркусак.

В середине прошлого столетия на севере Канады был голод, и примерно в тоже время самое северное стойбище канадских эскимосов на Баффиновой Земле посетило судно шотландских китобоев. Матросы рассказали жителям стойбища, что по другую сторону «Великого моря» (Девисова пролива) есть земля, тоже населенная эскимосами. Это известие произвело большое впечатление на шамана Китдларссуака, и по его призыву 38 человек, среди них были мужчины, женщины, дети, погрузили свое имущество: палатки, каяки, охотничьи принадлежности и домашнюю утварь – на девять собачьих упряжек и отправились в путь. Две зимы они шли на север по побережью сначала Баффиновой Земли, а затем острова Элсмира. Весной они останавливались бить морского зверя, а летом охотились и ловили рыбу. Осенью строили зимние жилища из камня и дерна и проводили в них полярную ночь, но, как только солнце появлялось над горизонтом, путники снова отправлялись в дорогу. Многие потеряли надежду и повернули обратно. Лишь 14 человек упорно двигались все дальше на север. И однажды они достигли такого места, где море сужается до небольшого канала (пролив Смита), пересекли его и вышли на берег Гренландии. Вскоре они встретились с полярными эскимосами и влились в их маленькое племя. Канадские переселенцы многому научили своих гренландских собратьев, предки которых когда – то все это знали, но постепенно за время жизни в Гренландии порастеряли. Они научили их строить каяки и охотиться не только весной с кромки льда, но и летом в море, научили охотиться на оленей с луком и стрелами, строить снежные хижины более совершенного типа…

Все эти сведения, полученные Расмуссеном, положили начало изучению истории полярных эскимосов. И что еще более важно – стало понятнее, как человек расселялся по крайнему северу в древности, каким путем шло взаимное обогащение культур разных племен. В последующие десятилетия археологическое изучение северозападной Гренландии полностью подтвердило данные этнографических исследований Расмуссена.

Незаметно наступил январь, и экспедиции надо было возвращаться на юг. В последний раз Расмуссен окинул взглядом землю и морские льды, будто притаившиеся под покровом полярной ночи. Обошел дома эскимосских друзей. Соркак ударил его в грудь и сказал: «Я старый человек, но у меня еще много сил и я бью тебя в грудь, чтобы сделать сильным на долгую жизнь». А старуха Синью сказала: «Послушай старую женщину. Вы подобны птицам. Когда весна пригревает землю, они прилетают к нам из далекойдалекой страны, мы не знаем откуда. Вы пришли к нам вместе с весной, но когда начался отлет птиц, вы остались. Вот почему вы так рветесь сейчас назад домой. Слышите, ваши собаки визжат. Пора ехать».

Взмах кнута, собаки рванулись вперед, и вскоре селение полярных эскимосов затерялось где – то позади. Чтобы сократить дорогу, ехали не вдоль берега, а напрямик через залив Мелвилл. Переезд до Упернивика прошел быстро и без приключений. Но в Данию экспедиция вернулась лишь в сентябре 1904 г. Сначала ждали открытия навигации, а летом Расмуссен занялся изучением небольшой группы восточногренландских эскимосов, незадолго до этого переселившихся на югозапад острова.

В XVIII в. на юго – востоке острова жило довольно много эскимосов, говоривших на особом восточногренландском диалекте. Их хозяйство, культура, обычаи несколько отличались от хозяйства, культуры и обычаев жителей западного побережья. В течение XIX в. все эскимосы юго – востока Гренландии, за исключением тех, кто жил севернее, в районе Ангмагсалика, переселились на югозапад острова. Переселение шло волнами, и последняя группа переселенцев прибыла на югозапад к началу нашего столетия. Она, в отличие от обитателей западной Гренландии, уже давно испытывавших датское влияние, почти полностью сохранила самобытную культуру. Онато и заинтересовала Расмуссена. Сначала ему пришлось трудно. Люди, только что принявшие христианство, не хотели говорить о своих прежних языческих верованиях, о своих старых традициях, которые европейские миссионеры сурово осуждали. Но Расмуссен был терпелив. Он просто жил среди новообращенных, старался быть общительным и деликатным. Никого ни о чем не расспрашивая, он наконец дождался дня, когда желание рассказать о себе, о своей жизни на восточном побережье, о причинах переселения взяло верх над сдержанностью и недоверием.

Причин для миграции на запад было несколько. Среди них – и ухудшение ледовой обстановки у восточного побережья, повлиявшее на успешную охоту, и тяготение к датским торговым факториям на югозападе, где в обмен на меха можно было получить железные орудия и другие полезные предметы, и деятельность миссионеров, убеждавших всех, кто приезжал для торговли, не возвращаться на восток. Ведь миссионерам было гораздо проще заниматься обращением язычников в христианство на освоенном европейцами югозападе, чем основывать свои миссии на юго – востоке.

Записывая рассказы выходцев с юго – востока об их прежних обычаях, Расмуссен стремился быть максимально точным, пользоваться теми же выражениями, которые употребляли гренландцы, потому что их рассказы о прошлом, о пережитых их предками радостях и трагедиях были, по его мнению, подлинной историей эскимосов. И история эта имеет, по убеждению Расмуссена, «большой общечеловеческий интерес и воспитательное значение». Она показывает, как развивался маленький народ в изоляции и в исключительно суровых природных условиях. Одни восточные гренландцы умирали от голода, другие в критических условиях совершали чудовищные, по европейским понятиям, поступки, но в целом они сохранили доброжелательность и умение радоваться жизни.

Покидая своих новых знакомых, Расмуссен думал, что «нет другой страны на свете, где путешественника ждало бы такое богатство и разнообразие впечатлений как в Гренландии».

Литературная экспедиция привезла в Данию ценнейшие записи фольклора гренландцев и полярных эскимосов, собрала много материалов об их жизни и обычаях. Своим переходом через залив Мелвилл по морским льдам она доказала, что существует прямой путь из западной Гренландии к острову Саундерс к поселениям полярных эскимосов. Успех экспедиции был в основном обусловлен участием в ней Кнуда Расмуссена, его знанием языка и обычаев эскимосов, умением жить поэскимосски.

Свое первое путешествие в Гренландию Расмуссен описал впоследствии в двух книгах: «Новые люди» и «Под ударами северного ветра». В них он выступает не только как исследователь северных культур, но и как гуманист, друг эскимосов, которого волнует их судьба, их будущее. Обе книги проникнуты и глубокой любовью к природе севера. Незаурядный литературный дар позволил Расмуссену создать изумительные по красоте описания пейзажей различных районов Гренландии.

Большинство соотечественников Расмуссена в Дании, а также читателей из других стран Европы узнали из этих книг, сначала изданных на датском, но вскоре переведенных на английский, как выглядит страна, где уже тысячу лет назад жили первые европейские поселенцы в Америке – норманны. Природа Гренландии была описана Расмуссеном столь красочно, что перед глазами читателей невольно проходили и долгие полярные ночи с их завораживающим холодным светом луны и мерцающими звездами, и короткое, но столь долгожданное лето, когда природа словно торопится наверстать упущенное и покрывает цветущим ковром места, свободные от вечного льда, и осенние штормы, и многое другое, после чего Гренландия стала ближе людям, никогда не видевшим ее.