С. Б. Бричкина МАЛОЕ О ВЕЛИКОМ

С. Б. Бричкина

МАЛОЕ О ВЕЛИКОМ

В мае 1919 года меня вызвали к секретарю МК партии и предложили срочно направиться в Совет Народных Комиссаров.

Я созвонилась с секретариатом Совнаркома, и мне назначили, с точностью до одной минуты, время, когда я буду принята Владимиром Ильичем. Меня поразила такая исключительная точность. Московские организации, надо честно признаться, не могли этим похвастаться. Позднее, когда я уже свыклась с методами работы в аппарате СНК, для меня эта точность стала законом.

Вот я в кабинете В. И. Ленина. За большим письменным столом сидит Владимир Ильич. Он смотрит на меня проницательным, но доброжелательным, подбадривающим взглядом слегка прищуренных глаз.

Я вижу перед собой человека среднего роста, плотного телосложения, с бледно-смугловатым оттенком лица, с огромным лбом и небольшими, глубоко сидящими темно-карими глазами. Улыбка, излучаемая всем его существом, простота в обращении заставили забыть о смущении.

После нескольких вопросов Владимир Ильич предложил мне приступить к делу.

В течение 1919–1920 годов я была одним из секретарей Совнаркома и Совета Труда и Обороны[56]. Никогда не забыть этих лет работы под непосредственным руководством Ленина.

ЛЕНИНСКОЕ ВНИМАНИЕ К ЧЕЛОВЕКУ

Только люди, близко соприкасавшиеся с В. И. Лениным, могли ощутить со всей глубиной его необычайную чуткость, которая проявлялась в повседневных мелочах. Как внимательно подходил Ленин к каждому человеку! Для него не было ответственного и рядового работника. Он проявлял заботу как о рядовых сотрудниках Совнаркома, так и о видных деятелях Советского государства, возглавлявших тот или иной наркомат. Такое же чуткое отношение встречал со стороны В. И. Ленина каждый трудящийся.

От зоркого глаза Владимира Ильича ничто не ускользало. Как часто среди делового разговора он обращался ко мне со словами, в которых звучала тревога: "А знаете, такая-то сотрудница выглядит очень плохо. Ее необходимо подлечить и подкормить. Вы, пожалуйста, позаботьтесь об этом".

Усталость работников всегда замечалась им, и вслед за этим, как правило, следовало постановление, вынесенное по инициативе Владимира Ильича: "Предоставить такому-то месячный отпуск". Товарищ, получивший неожиданно такое постановление, бывал обычно ошеломлен, возражал против отпуска, ссылаясь на необходимость решить ряд важных вопросов, но ничто не помогало. Владимир Ильич был неумолим и требовал выполнения решения. Сам же Владимир Ильич даже намеком никогда не давал понять, что личными просьбами у него отнимают время и силы, необходимые для многообразной, сложной и ответственной деятельности.

Однажды В. И. Ленин вызвал меня в кабинет и в присутствии Надежды Константиновны сообщил, что на фронте погиб один боевой товарищ, старый подпольщик. После него остались дети, которых необходимо устроить в один из детских домов. Владимир Ильич поручил мне организовать это дело, предлагая, если понадобится, лично позвонить тому, от кого зависит решение этого вопроса. Я должна была не только устроить детей, но и контролировать, в хороших ли условиях они находятся.

У меня долго хранилась записка Владимира Ильича, в которой он просил позаботиться о члене ИККИ А. Гильбо:

"[3 ноября 1921]

т. Бричкина! Нельзя ли устроить Гильбо обедать в Люксе?

Он болел. Похудел. Работает усиленно над романом. "Карту делегата", говорит он. Это близко от него (Люкс). Он-де ничего теперь не имеет, ни копейки не получает.

Его телефон: 3.89.83.

Очень обяжете, если черкнете два слова.

Привет! Ленин" [57].

Узнав, в каких условиях живет Цецилия Самойловна Бобровская, он писал:

"Она живет сейчас в совершенно невозможных условиях, и доктора велят ее немедленно перевести в один из домов Советов.

Сообщите в мой секретариат об исполнении.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (Ленин)

P. S. Я знаю Бобровскую с эпохи до 1905 года и знаю, что она способна бедствовать и молчать чрезмерно. Поэтому ей надо помочь быстро" [58].

Товарищи сообщили Владимиру Ильичу, что председатель Комиссии использования Л. Н. Крицман по состоянию здоровья вынужден работать большей частью дома. Ленин написал письмо во ВЦИК, чтобы Крицману были созданы условия для работы и поддержки его здоровья:

"23 апреля 1921 г.

Члену Президиума Госплана (Государственной Общеплановой Комиссии)

тов. Крицману

1) прошу дать вторую комнату в б. Метрополе, рядом с занимаемой им, ввиду того, что для занятий и приема ему необходима особая комната, сверх занимаемой его семьею;

2) прошу организовать получение тов. Крицманом продов [ольственных] продуктов из какого-либо подмосковного, близкого к городу, советского хозяйства, вследствие безусловного запрещения врачей употреблять больному тов[арищу] Крицману продукты из складов.

Пр. СНК В. Ульянов (Ленин)" [59]

Но Владимир Ильич умел и наказывать людей, если они грубо нарушали дисциплину или нерадиво обращались с вверенным им государственным имуществом.

Мне приходилось не раз видеть Владимира Ильича недовольным неполадками в работе какого-нибудь сотрудника.

Один раз я увидела, как может быть возмущен и беспощаден человек, для которого партийное решение святая святых. Я увидела непреодолимую силу гнева, способного снести все, что стоит на пути и мешает в достижении намеченной цели.

Это было, насколько я припоминаю, во время IV Всероссийского съезда профессиональных союзов[60]. Политбюро ЦК избрало комиссию для руководства большевистской фракцией съезда. М. Томскому, который вошел в комиссию, предложили провести через фракцию съезда постановление Политбюро, но Томский на фракции провалил порученное ему партийное дело[61].

Узнав об этом, В. И. Ленин созвал экстренный пленум ЦК партии, на котором поставил вопрос об антипартийном поведении Томского. Никогда я не видела таким Владимира Ильича. Лицо его стало темным, как грозовая туча; глаза буквально метали молнии. Всей фигурой он подался вперед; казалось, вот-вот он своим гневом испепелит нарушителя партийной дисциплины. Гнев Владимира Ильича был подобен морскому шквалу. Ленин резко бросил в лицо Томскому обвинение в антипартийном поведении. Он заявил, что за обман партии Томский заслуживает самой высокой кары. Партия доверила ему большое партийное дело, а он, член ЦК, вместо того чтобы честно выполнить поручение, как поступил бы любой преданный, дисциплинированный член партии, схитрил, обманул партию. Я была свидетельницей того, с какой беспощадностью Ленин относился к тем, кто обманывал доверие партии. В. И. Ленин потребовал вывода Томского из ЦК и исключения из партии.

…Владимир Ильич хорошо помнил и заботился о каждом человеке, который мог быть полезен для партии и рабочего класса. В 1921 году он получил от Я. И. Вишняка сведения о своем старом товарище И. X. Лалаянце и написал Вишняку:

"…Мне крайне жаль, что он (И. X. Лалаянц. — С. Б.) оказался вне рядов РКП.

Если можно, просил бы Вас написать мне подробнее о том, почему он стоит вне партии, когда вышел из нее, как жил при Колчаке в Сибири и прочее" [62].

В октябре В. И. Ленин писал:

"…Я знал Лалаянца с 1890-х годов как марксиста и потом большевика. Несомненно, преданный революционер, коего надо использовать, несмотря на политические разногласия"[63].

Ленин очень ценил беспартийных работников, помогавших партии, когда она была в подполье. Вспоминается такой случай. Крупный специалист по паровозостроению Ю. В. Ломоносов, один из начальников Московско-Казанской железной дороги, принадлежавшей в годы царизма фон Мекку, нередко устраивал на работу большевиков, например И. Г. Правдина и других, несмотря на некоторый риск для себя. Ленин знал об этом. Когда в 1921 году на заседании Политбюро был поставлен вопрос о закупке паровозов за рубежом, Владимир Ильич предложил сделать главой комиссии по приобретению паровозов Ю. В. Ломоносова, как специалиста с мировым именем, давно известного партии. Против этой кандидатуры высказалось большинство членов Политбюро, но В. И. Ленин сумел переубедить их, Ю. В. Ломоносов возглавил комиссию.

Известно, с каким большим вниманием относился Владимир Ильич к старым революционерам-подпольщикам. 22 июня 1920 года Ленин писал по поводу народовольца Тыркова:

"Предлагаю обеспечить гражданина Тыркова, одного из последних могикан геройской группы народовольцев, участника мартовского процесса об убийстве Александра II, — ныне гражданин Тырков в весьма преклонных годах — двумя-тремя десятинами земли из бывшего его имения и 2 коровами для его семьи.

Распоряжение провести спешно народному комиссару земледелия т. Середе и народному комиссару продовольствия т. Цюрупе (или его заместителю) по соглашению, по телеграфу, с местным губисполкомом.

Пред. СНК В. Ульянов (Ленин)

Прошу наркомов подписаться: согласны или нет? Напомнить мне, чтобы было сообщение об исполнении от НКзем" [64].

ЛЕНИНСКАЯ ШКОЛА РАБОТЫ В АППАРАТЕ СОВНАРКОМА

Лучшим методом борьбы с волокитой Ленин считал правильную постановку проверки исполнения. Он не один раз возвращался к вопросу о наиболее простой и действенной системе проверки исполнения постановлений СНК и СТО в секретариате Совнаркома.

Для облегчения контроля исполнения в различных звеньях аппарата Совнаркома фиксировалось точное время сдачи материала в регистратуру, которая, в свою очередь, регистрировала время сдачи его в экспедицию для рассылки. Учреждение, получившее материалы, отмечало время получения их из Совнаркома.

Помню, как однажды В. И. Ленин вызвал к себе секретаря М. И. Гляссер и поручил ей в дополнение к уже существующей системе проверки разграфить конторскую книгу, озаглавить каждую графу, чтобы по любому постановлению СНК и СТО можно было проверить, как, когда и кем оно выполнено. Нередки были случаи, когда Владимир Ильич по этой книге сам проверял, как секретариат контролирует исполнение решений, нет ли где волокиты.

В августе 1919 года секретариат пожаловался Владимиру Ильичу, что член коллегии Наркомпрода А. И. Свидерский протестует против запросов секретариата об исполнении им некоторых постановлений СТО и СНК.

В. И. Ленин немедленно поставил этот вопрос на повестку очередного заседания СТО, которое приняло следующее постановление: каждое ведомство на запрос секретариата об исполнении постановлений Совета Труда и Обороны и Совнаркома обязано давать не только ответ на таковой, но, в случае необходимости, по возможности представлять и доказательства.

Вопрос о тяжелом продовольственном положении Петрограда и Москвы неоднократно рассматривался в СНК. Было время, когда выдавали по 1/4 фунта хлеба на два дня. Наркомпроду поручили срочно организовать посылку в Москву маршрутных поездов с хлебом. Наркомпрод не выполнил задания, маршруты в назначенный срок не прибыли. Нарком продовольствия объяснил это обстоятельство тем, что не мог получить прямой провод с Нижним Новгородом, откуда должны были переправить маршруты в Москву. Тогда по предложению Владимира Ильича Совнарком немедленно вынес постановление, в котором наркому было указано на нерадивость, незаконную ссылку на неполучение прямого провода и необжалование этого факта Председателю СНК. Но этим дело не ограничилось. Совнарком потребовал от Комиссариата почт и телеграфа письменное объяснение по поводу задержки телеграммы Наркомпрода. Одновременно наркомату предложили внести на рассмотрение СНК проект постановления о необходимых мерах для обеспечения Наркомпрода срочной телеграфной связью с местами. Так учил В. И. Ленин своих соратников четкой, оперативной работе.

В. И. Ленин и от себя, и от окружающих, в том числе от членов правительства, требовал во всем точности, дисциплины. Случалось, что наркомы и их заместители, задержавшись на работе, несмотря на предупреждения секретариата СНК, приходили на заседания с опозданием. Владимир Ильич дал указание секретариату: в повестке отмечать время начала заседания Совнаркома или СТО, причем наркомы и их заместители должны были расписываться, что они оповещены об этом.

Время прихода на заседания членов правительства и других лиц точно фиксировалось секретарем. Однако и это не давало результата. Тогда было вынесено постановление, что списки опаздывающих членов правительства будут представлены на ближайшую сессию ЦИК.

Для разработки мер воздействия по отношению к членам всех комитетов, комиссий и совещаний, неаккуратно посещавшим заседания, СНК избрал комиссию под председательством В. А. Аванесова. Комиссия предложила, в частности, отстранять от работы и запрещать занимать ответственные должности лицам, опоздавшим на заседания без уважительных причин свыше трех раз подряд.

Большое внимание уделял Владимир Ильич системе работы не только в аппарате Совнаркома, но и в отдельных наркоматах.

В Народном комиссариате иностранных дел работа шла не только днем, но и ночью, и наиболее интенсивно именно в ночные часы, когда жизнь в других наркоматах замирала. Такой порядок установил нарком Г. В. Чичерин. Несколько раз Владимир Ильич пытался доказать Чичерину пагубность такой системы работы, но он упорствовал. Тогда в Наркоминдел был послан новый управляющий делами П. П. Горбунов, которому Ленин строго-настрого приказал перевести режим рабочего времени наркомата на общепринятые дневные часы, а для того чтобы Г. В. Чичерин не мешал реформе, его отправили в отпуск.

Очень не любил Владимир Ильич зазнайства и за малейшее проявление чванства призывал к порядку любого работника, независимо от занимаемого им поста.

В протоколе Совета Обороны от 8 августа 1919 года был объявлен выговор членам Реввоенсовета Восточного фронта за телеграмму, посланную в ответ на запрос Всероссийской эвакуационной комиссии. В этой телеграмме не было ответа по существу запроса; Реввоенсовет реагировал только на официальный стиль запроса: "Предлагаем в официальной переписке с Реввоенсоветом Востфронта бросить начальственно вызывающий тон, так как мы ни в какой мере вам не подчинены. Предупреждаем, что впредь все такие телеграммы будут Оставляться без ответа. № 2768 / ц" [65].

В. И. Ленин считал, что в партии должна существовать одна дисциплина для всех ее членов, независимо от занимаемого ими положения. Председатель Архангельского губисполкома как-то назвал одно распоряжение центральной Советской власти "нелепым". Ленин послал председателю губисполкома телеграмму такого содержания: "Я объявляю Вам официально выговор за это и заявляю, что если Вы не возьмете обратно столь недопустимого выражения, то я подниму вопрос о предании Вас суду, ибо если мы добросовестно учим дисциплине рабочих и крестьян, то мы обязаны начать с самих себя"[66].

Однажды я была свидетельницей такого случая. Очередное заседание Политбюро ЦК партии происходило, как всегда, в кабинете В. И. Ленина. Я пришла пораньше, чтобы приготовить все необходимое. Первым на заседание пришел Ф. Э. Дзержинский. Владимир Ильич обратился к нему и поручил установить, кто разболтал подробности того, как происходило обсуждение вопросов на предыдущем заседании. Должна сказать, что взволновалась я до чрезвычайности. Первой моей мыслью было, что подозрение может пасть на меня. Ведь я — единственный человек, присутствовавший на заседаниях Политбюро ЦК, не будучи его членом. Позже я узнала, что разболтал о секретном заседании Политбюро Л. Каменев. Он рассказал о нем своей жене, от нее это пошло дальше.

В тяжелые 1919–1920 годы к Владимиру Ильичу шли непрерывным потоком делегации рабочих, крестьян, ходоки, люди различных званий и профессий. Они приходили с жалобами и запросами, со своими страданиями и обидами. Они шли к человеку, который один, по их мнению, мог вывести их из затруднений, сомнений на правильную дорогу…

В моей памяти до сих пор сохранился случай приема одной крестьянской делегации. Крестьяне очень волновались, примет ли их Владимир Ильич. Когда я пришла, чтобы проводить их в кабинет Владимира Ильича, на лицах крестьян появилось выражение необычайной напряженности. Перед дверью кабинета они приостановились, пригладили обеими руками волосы, одернули на себе одежду и робко, затаив дыхание, переступили заветный порог. Навстречу им поднялся Владимир Ильич, простой, обаятельный, понятный и человечный, пожал всем крепко руки, усадил вокруг себя, и робости их как не бывало. Началась оживленная беседа.

Владимир Ильич не просто слушал, а впитывал в себя каждое слово собеседника. По нескольким словам он ясно представлял себе настроение рабочего, крестьянина, сразу нащупывал основное звено, слабые и сильные стороны и тотчас намечал план действий.

Беседа кончалась, и люди, входившие в кабинет В. И. Ленина боязливо и робко, выходили оттуда с просветленными лицами. Казалось, что там, за дверьми скромной комнаты, они оставили все свои сомнения, страдания, напились "живой воды" и снова готовы к борьбе со всеми трудностями.

Владимир Ильич получал большое количество писем, и ни одно из них не оставалось без ответа. Жалобы шли к нему отовсюду, от всех слоев населения. Владимир Ильич предписывал немедленно докладывать ему о всех жалобах, поступающих в Управление делами Совнаркома. Письменные жалобы докладывались в течение 24 часов, устные — в течение 48 часов.

Какую богатейшую школу проходили мы, работавшие в аппарате Совнаркома, руководимом Владимиром Ильичем!

Однажды крестьянин В. Юшин из села Ошта, Олонецкой губернии, отец красноармейца, прислал В. И. Ленину телеграмму с жалобой на то, что у него местные власти в порядке разверстки отняли корову. Копию телеграммы я направила в Наркомпрод А. Д. Цюрупе и на том успокоилась. Просматривая телеграмму и установив, что по ней сделано, Владимир Ильич написал на ней следующую резолюцию:

"Бричкиной: нельзя так. Мало послать Цюрупе. Надо проверить и записать, какой ответ когда послан"[67].

После такого замечания я не повторяла сделанной мной ошибки.

Владимир Ильич учил сотрудников Совнаркома уделять максимум внимания личным жалобам трудящихся, требуя, чтобы в этом деле не допускались волокита и бюрократизм.

Вспоминается мне следующий случай. Два крестьянина (один из Ярославской, другой из Московской губернии) обратились к Председателю СНКс жалобами на незаконную реквизицию у них лошадей. Управление делами СНК направило жалобы в особую комиссию, ведавшую этими вопросами. Сотрудник комиссии Романов, получив эти жалобы, написал на конверте: "Работы и так много, и пустяками заниматься некогда".

Об этом факте бюрократической, бездушной отписки стало известно Ленину. Владимир Ильич отдал распоряжение о привлечении этого "чиновника" к уголовной ответственности.

КАК ЖИЛ И РАБОТАЛ ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ

Владимир Ильич обладал исключительной работоспособностью. Людей, близко соприкасавшихся с Лениным, поражало это его свойство, а также способность одновременно заниматься несколькими делами. Перед ним всегда лежала книга, которую он читал в свободный промежуток времени, как бы мал он ни был. Иногда во время заседания Совнаркома или СТО кто-нибудь из выступавших останавливался, предполагая, что углубившийся в чтение Владимир Ильич не слышит его выступления. Но Ленин спокойно предлагал оратору продолжать, повторяя последние сказанные им слова.

Нередко к концу заседаний Совнаркома, СТО или Политбюро ЦК, затягивавшихся до поздней ночи, лицо Владимира Ильича от усталости делалось серым. А засиживаться приходилось очень часто, особенно если учесть серьезную политическую обстановку тех дней.

Мы не могли постичь, как хватало сил и времени у Владимира Ильича уделять столько внимания большим и малым делам.

Настойчиво, часами он лично запрашивал по телефону, где находится маршрут с хлебом для голодающих Москвы, Петрограда или маршруты с углем, предназначенным для наших заводов.

У Владимира Ильича не было референтов, которые подготавливали бы ему материалы для выступлений, статей и т. д. Всю черновую подготовительную работу он проделывал сам, запрашивая по телефону учреждения или отдельных лиц о необходимых ему сведениях, делал выписки из книг, журналов и газет.

Часто Владимир Ильич, посылая кому-нибудь из членов правительства или ЦК партии тот или иной документ секретного или срочного характера, лично вкладывал его в конверт, заклеивал и надписывал фамилию и адрес, после чего передавал для отправки. В таких случаях он сам следил за тем, когда пакет отправлен из секретариата и когда получен адресатом.

Руководящие товарищи, работавшие за границей, считали своим долгом посылать Владимиру Ильичу книги, вышедшие на любом языке, если они представляли ценность.

В. И. Ленин очень беспокоился, что его обширная библиотека была в беспорядке, трудно было в ней разыскать необходимую книгу или журнал. Он попросил меня найти ему хорошего библиотекаря. Я принялась за розыски. Мне рекомендовали как компетентного и вдумчивого работника Ш. М. Манучарьянц. Сообщила о ней В. И. Ленину, он вызвал ее, познакомился и предложил приступить к работе. Установление порядка в личной библиотеке В. И. Ленина значительно облегчило ему подбор материалов.

Единственной "роскошью", которую позволял себе В. И. Ленин, был послеобеденный краткий отдых. Весь секретариат старался эти часы свято соблюдать, не беспокоить Владимира Ильича. Во все остальное время дня и ночи мы, получив какие-либо серьезные сообщения, по личному распоряжению Владимира Ильича немедленно уведомляли его об этом.

Помещение Совнаркома находилось на третьем этаже, лестница была крутая, а лифт то и дело портился. Владимир Ильич беспокоился, что товарищам с больным сердцем приходилось подниматься по этой лестнице. Чтобы предупредить частую порчу лифта, он предложил дать распоряжение по секретариату не поднимать в лифте больше трех человек, причем первым же подписался под этим распоряжением.

В своих взаимоотношениях с членами ЦК партии, наркомами, работниками аппарата В. И. Ленин был одинаково равен, всем говорил "вы".

Одевался Владимир Ильич, так же как и его семья, более чем скромно. При всем своем старании, я никак не могу припомнить, видела ли я за время моей работы в СНК на В. И. Ленине новый костюм или пальто. Нет человека в нашей стране, который бы не знал фотографии Ленина в зимнем пальто с каракулевым воротником и в каракулевой шапке-ушанке; они были несменяемы. К вещам Ленин относился очень бережно и аккуратно.

Исключительная скромность домашнего быта семьи Владимира Ильича поражала всех, кто бывал у них. Я редко заходила на квартиру Ленина, которая соединялась длинным коридором с кабинетом Владимира Ильича и секретариатом Совнаркома. Обычно, если нужно было отнести к нему на квартиру какие-либо документы, я звонила и отдавала их тому, кто открывал дверь. Когда я в первый раз переступила порог квартиры, комната, в которую я вошла, была столовой. Помню лишь крошечные размеры этой комнаты, квадратный стол, занимавший почти всю площадь. Рядом со столовой находилась вторая комната, дверь в которую была открыта. Единственное, что мне врезалось в память, был рояль. Казалось, что, кроме рояля, там ничего и не было. Меня это не удивило, так как я знала, что Владимир Ильич очень любил музыку.

Семья Владимира Ильича состояла из Надежды Константиновны Крупской и Марии Ильиничны Ульяновой. Надежда Константиновна была заместителем наркома просвещения А. В. Луначарского, заведовала Главполитпросветом, Мария Ильинична была ответственным секретарем "Правды". Обслуживала семью домработница А. М. Сысоева. Всеми бытовыми вопросами ведала Мария Ильинична. Зная, насколько загружена по работе Мария Ильинична, а также свойственную семье Ульяновых скромность, я не удивилась словам домработницы о том, что у семьи Владимира Ильича зачастую не было к столу самых необходимых продуктов.

Нам, сотрудникам Ленина, так хотелось сделать для него что-нибудь приятное. Но мы знали только, какой стиль работы ему нравится, и в этом отношении старались делать все возможное, а вот чем порадовать его лично, этого мы не знали.

Помню один такой факт. Владимир Ильич привык работать в кресле с соломенным плетеным сиденьем и спинкой. Старое кресло, которым он пользовался, окончательно пришло в негодность, вся солома изорвалась, сидеть на нем было неудобно. Мы долго искали по всем складам Москвы такое кресло, пытались найти мастера, который мог бы заново переплести солому. Наконец поиски увенчались успехом. Трудно описать нашу радость, когда на хозяйственных складах Моссовета мы нашли желанное кресло и водрузили его в кабинет Владимира Ильича.

На личные свои дела у В. И. Ленина оставалось исключительно мало времени. Надежда Константиновна Крупская в 1919 и 1920 годах тяжело болела базедовой болезнью. Мы все, знавшие и любившие ее, беспокоились за ее жизнь. В один из вечеров был назначен консилиум видных врачей-специалистов. В это время шло заседание Совнаркома. Происходило оно в помещении Малого Совнаркома. Владимир Ильич сказал домашним, чтобы его вызвали, когда врачи будут в сборе. В середине заседания Ленин, извинившись, передал председательствование одному из наркомов и ушел, предупредив, что вернется через 10–15 минут. В его отсутствие Л. Б. Красин предложил закрыть заседание под предлогом нездоровья одних и усталости других участников. В. И. Ленин вернулся точно, как предупреждал, оставив на квартире еще не ушедших врачей. Л. Б. Красин внес предложение закрыть заседание, но Владимир Ильич и слушать его не захотел. Заседание продолжалось как обычно.

В. И. Ленин терпеть не мог фотографироваться и позировать. Хороших фотографий его было в то время мало. В июле 1920 года из Петрограда приехал фотограф, чтобы сделать портрет Владимира Ильича. Фотограф просил меня организовать встречу с В. И. Лениным. Когда я передала его просьбу Владимиру Ильичу, он замахал руками и отказался даже разговаривать. Фотограф, однако, продолжал настойчиво добиваться своей цели, чему я очень сочувствовала, хорошо зная, что каждая новая фотография В. И. Ленина — большая историческая ценность. Решила выбрать удобный момент и добиться согласия Владимира Ильича. 20 июля 1920 года я пропустила фотографа в Кремль, поместила его в одной из комнат второго этажа, через которую В. И. Ленин должен был пройти в Свердловский (Круглый) зал на заседание. Посоветовала фотографу быть в "боевой" готовности, а сама принялась "обрабатывать" Владимира Ильича, уверяя его, что он потеряет не больше 5 минут. Согласие Владимира Ильича было наконец получено, и мы обогатились еще одним снимком Ленина[68].

На этом портрете у Ленина сосредоточенное выражение лица, взгляд обращен вдаль, как будто он пристально всматривается в будущее. Невольно вспоминаешь сказанные им на IX съезде партии слова: "Для истории Советской власти время еще не настало… а интересует нас настоящее и будущее"[69]. Так и кажется, глядя на эту фотографию, что Ленин читает раскрытую перед ним книгу будущего великой Советской страны.

Простота и скромность Ленина проявлялись на каждом шагу и в крупном, и в мелочах.

Вспоминается мне, как Ленин, работая над брошюрой "Детская болезнь "левизны" в коммунизме", просил Г. В. Чичерина помочь ему.

"Я бы просил Вас и Файнберга (а если Вы заняты, то товарища по Вашему указанию, знающего прекрасно английское социалистическое движение) просмотреть мою брошюрку или главку об Англии и дать мне совет, нет ли у меня ошибок или нетактичностей. Практические исправления, если не затруднит, очень просил бы отдельно карандашиком записать.

Ваш Ленин" [70].

В этой записке — и скромность, свойственная Ленину, и глубокая научная добросовестность, и самокритичность.

* * *

Ленин — это не только гениальный ум, но и огромнейшее человеческое сердце, впитавшее в себя страдания угнетенной части человечества. До самых глубин своего существа верил он в неисчерпаемые силы пролетариата, в его окончательную победу. В нем гармонически сочетался гений и благородный человек.[71]