КТО ПРИДУМАЛ ЭТУ МОДУ
КТО ПРИДУМАЛ ЭТУ МОДУ
О предках нашей семьи мало что известно. Дальше прадедов — полная темнота. Дед по матери погиб в лагерях Воркуты, о прадеде никаких сведений нет. Дед по отцу был охотник и рыбак, но никудышный земледелец (из-за какой-то болезни он не мог работать на земле), поэтому семья его жила в бедности. О прадеде сохранилась легенда, что он сочинял стихи и пел песни на свои слова.
А еще старики в деревне помнили, что он любил сидеть на завалинке перед домом и кидать в прохожих камушки («шибать» — по старому наречью). Прадед поэтому и получил кличку Шибай, а подворье наше стало называться Шибаевское.
Сохранилась в памяти потомков прадеда Шибая только одна песня, определённо им сочиненная:
Кто придумал эту моду,
Провалиться тому в воду,
курить табачок!
Курить табачок: во первых-то выступали
Господа-купцы Косковцы,
тут и Островцы!
(Косково — это местечко по реке Пежма, а Остров — деревня в этом местечке, где жил прадед Шибай)
Тут и островцы. Деревенские бахвалы,
У них денежек не мало,
на табак-от есть!
Сюртучки как на дворянах,
Трубки медные в карманах,
с длинным чубуком!
Поведут они усом,
Дым распустят колесом, словно из трубы;
из пожарные!
Еще боле нафрантят себе цигарок,
разных папирос!
Старики узнали моду,
И прославили народу,
стали нюхать в нос!
И последняя заглума,
Что табак кладут за губу,
всячески жирут!
Эх, да парень я не здешный,
Из Москвы бежал, сердешный,
я Сибирью шёл..
(Сибирь— это не та Сибирь, которая за Уралом. В Олонецкой губернии была своя Сибирь, или Лапотная Сибирь. Она, видимо, была на пути моего предка)
— я Сибирью шёл!
Потихонечку без грому
Наливал стакан я рому, и речь говорил,
— и речь говорил:
Чьи вы, девушки, такие,
Переулки здесь частые, я б вас проводил!
Песня вроде бы авторская, оригинальная. Может быть, содержание и позаимствовано из какого-нибудь литературного источника или фольклора староверов, но слова «косковцы» и «островцы» привязаны к местности и если вставлены в заимствованный текст, то явно местным жителем, то есть прадедом Шибаем.
Еще от прадеда остались в памяти народа две песни «Шумел, горел пожар московской» и «Сунженцы». Первая песня общеизвестная, но не народная, а на слова какого-то поэта XIX столетия. Откуда её знал прадед, можно только гадать:
Шумел, горел пожар московской,
Дым расстилался по земле,
А на стене, вдали, кремлёвской
Стоял он в сером сюртуке.
И призадумавшись, Великий,
Скрестивши руки на груди;
Он видел огненное море,
Он видел гибель впереди...
Вторая песня, нигде в сборниках песен и в антологиях стихов мне не встречавшаяся, о Сунженских казаках:
Пыль клубится над дорогой,
Слышны выстрелы порой;
То с разбоя удалого
Едут сунженцы домой.
Они едут близ станицы,
Едут, свищут и поют.
Жены, старцы и девицы
Все навстречу им идут.
Градом сыплются вопросы
Из толпы со всех сторон:
Жив ли муж? И мой сыночек?
Жив ли братец мой родной?
Возможно, прадед был из казаков, но вряд ли он мог служить в Забайкалье. Скорее всего он все же из Москвы. Если судить по словам песни «Из Москвы бежал, сердешный...». Может быть, за какие-то грехи его выслали из столицы на север или сам убежал. И обосновался на реке Пежма среди густых в то время лесов. И с тоски сочинял стихи, которые люди запоминали.
Это бывает часто. О человеке забывают, а слова его живут.