ГРУСТЬ ПО ИГОРЮ[12]

ГРУСТЬ ПО ИГОРЮ[12]

Игорь Богатых любил петь. Одной из самых любимых его песен была песня о погибшем в горах альпинисте:

Ветер тихонько колышет,

Гнёт барбарисовый куст.

Парень уснул и не слышит

Песни сердечную грусть.

Иногда мы пели эту песню с ним вдвоём. Я, конечно, лишь подпевал, солистом всегда был Игорь. Тоска-печаль пронизывает песню, товарищам погибшего до боли в сердцах жаль похороненного в горах друга:

А на вечернем досуге

В скалах мерцает огонь:

Грустную песню о друге

Где-то играет гармонь.

Ветер тихонько колышет,

Гнёт барбарисовый куст...

Не думалось нам, не гадалось, что эта песня станет пророческой, что один из нас сорвется со скалы и ляжет в землю раньше отведённого природой срока. Именно Игорю выпала такая участь. Нелепый случай или жестокость судьбы вырвали его из нашего узкого круга друзей-товарищей, бывших амакинцев, когда-то встретившихся на гостеприимной нюрбинской земле.

О первой встрече с Игорем и Ритой, его женой, мне приходилось писать в одном из рассказов. Это было, когда в начале 60-х годов мы с Гошей Балакшиным вломились в домик к прибывшим в Амакинку молодам специалистам и предложили им соревноваться в песнях, кто больше знает и кто лучше поёт. Мы были уверены в своей победе, ибо в загашнике песен у нас было немало да и спевка многолетняя. Но случилось непредвиденное: оказалось, что они знают песен больше, а поют под гитару вообще бесподобно. Мы были побеждены, и... с радостью приняли свое поражение. С этой памятной ночи мы подружились и подружились навсегда.

Другим памятным эпизодом из первых лет нашего знакомства было трехдневное «сидение» в аэропорту посёлка Оленёк по пути на полевые работы: Игорю с Ритой на Большую Куонапку, кому-то из геологов на Малую Куонапку и на Эбелях, мне на речку Омонос, на коренной выход трубки Ленинград. Три дня мы ждали вертолёта и три дня были в приподнятом лирическом настроении. Игорь и Рита были в ударе, гитара у них имелась, и они самозабвенно пели. Но как они пели! Ни от одного из прославленных бардов тех лет мы не слышали ничего подобного.

К их палатке (в порту мы обосновались со своим жильём) собирались все, ожидавшие вертолёта, чтобы послушать их песни. У геологов было какое-то восторженное песенное состояние. Да и молоды мы были тогда, не испарилась еще из наших душ романтика. Впереди у многих были геологические маршруты по неизведанному Анабару (это был сезон 1966 года, когда амакинцы впервые вышли с геологическим картированием на кристаллический щит), интереснейшая работа с поисками кимберлитов по Малой Куонапке, по Анабару, по Эбеляху в малоизученном Анабарском районе..

С грустью мы расставались, когда пришёл вертолёт и начал разбрасывать нас по точкам. На прощанье Игорь и Рита спели нам одну из своих самых любимых песен:

Перепеты все песни, расставаться нам жаль.

В этой песне последней прозвучала печаль:

Чтобы ты не спешила уходить от огня,

Чтобы ты полюбила за песню меня.

Песенное настроение сохранилось у многих из нас весь полевой сезон. Осенью, после поля, мы уже принимали Игоря и Риту в свою геофизическую семью, как самых дорогих и любимых родственников. Так и говорили тогда завистники о нашей компании: «геофизики и примкнувшие к ним Богатые».

В камеральные зимы тех лет сколько было перепето песен: геологических и туристических, студенческих и бардовских, жизнерадостных и грустных, да и всяких прочих. Приходится с тоской вспоминать о тех счастливых днях.

На встречах наших чередовались «старые» песни Георгия Дмитриевича Балакшина, привнесенные позднее песни Юлии Плесум и Наташи Каревой, ну и пришедшие им на смену песни Игоря и Риты Богатых. Для присутствующих всегда был праздник, когда в компании появлялись Игорь и Рита. С приходом их сразу же начинались песни. И пели долго и самозабвенно.

Вот немногое из того, что они пели, что сохранила моя память. Риту часто просили спеть очаровательную и её любимую «Синие сугробы»:

Песню — зачем из дома понесу,

Если могу найти её в лесу.

Знаешь, какой красивый лес зимой —

Её с мороза принесу тебе домой.

Рита была коренной москвичкой, поэтому песни о Москве занимали немало места в её и Игоря репертуаре:

О, Москва, Москва святая,

В переулочках кривых,

Тополиный пух летает

Вдоль умытых мостовых.

Ты не просто город где-то,

Ты видна в любой ночи.

Разнесли тебя по свету

В своих песнях москвичи...

Вдобавок нередко вспоминалась и песня Городницкого «Полярная звезда», тогда еще бывшая в новинку:

А там, в Москве, улыбки и концерты,

И даже солнце всходит каждый день,

А мне всё реже синие конверты

Через снега приносит северный олень...

Пожалуй, более всего пришлись по душе геофизикам и быстрее всего пришлись к застольям две песни Игоря и Риты. Это прекрасная геологическая песня о Магадане:

На рассвете роятся над бухтой туманы,

На рассвете и выйду я из Магадана

По тропиночке узкой на северо-запад

Мягко выстелил стланик мохнатые лапы.

Не сердись и собраться мне в путь помоги,

Этой ночью решил я начать всё сначала.

Ночью ветер принёс хвойный запах тайги,

И дорога под сердцем моим застучала...

Чудесные слова, лиричность мелодии сделали эту песню коронкой многих товарищеских встреч. Вторая песня, которая особенно полюбилась ветеранам предпенсионного возраста, «Кто сказал, что я сдал?»:

Мокрый клён за окном,

след дождя на стекле;

Так зачем о былом

песню даришь ты мне?

Кто сказал, что я сдал,

что мне рук не поднять,

Что я с песней порвал,

что рюкзак не собрать?

Соберу в рюкзаке,

что хранил, что берег,

Что осталось со мной

после трудных дорог:

Неба синего синь,

скал щемящий оскал;

Сроки мне отодвинь —

я своё не сказал..

Конечно, после изрядного количества тостов, когда начинала играть в жилах кровь, когда забывались радикулит, печень, почки и прочие хвори, начинало казаться, что дай тебе рюкзак, и ты небрежно кинешь 20-километровый маршрут по тайге. Припев повторялся неоднократно и с особым вдохновением:

Кто сказал, что я сдал,

что мне рук не поднять?

Кто сказал?!.

Другие, часто исполнявшиеся из необъятного числа привезённых Игорем и Ритой песен:

«Алые паруса»

Эй, не грусти, капитан,

Волнам отдай свою боль.

Скоро к лазурным придём берегам,

Встретит с улыбкой Ассоль.

«За белым металлом»

В промозглой мгле ледоход, ледолом.

По мерзлой земле мы идем за теплом —

За белым металлом, за синим углем,

За синим углем — не за длинным рублем!

Ровесник плывёт рыбакам в невода,

Ровесника тянет под камни вода.

А письма идут неизвестно куда,

А дома, где ждут, неуместна беда.

«У Геркулесовых столбов»

У Геркулесовых столбов лежит моя дорога.

У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей.

Меня оплакать не спеши, ты подожди немного,

И тёмных платьев не носи, и частых слез не лей.

«По Смоленской дороге»

По Смоленской дороге леса, леса, леса,

По Смоленской дороге столбы, столбы, столбы.

Над дорогой Смоленскою, как твои глаза,

Две холодных звезды, голубых, моей судьбы...

«Листопад»

Тихим вечером, звёздным вечером

Бродит по лесу листопад.

Ёлки тянутся к небу свечками

И тропа отходит назад...

«Горы белоснежные Тянь-Шань»

И опять я ухожу наверх,

И опять со мною нет тебя.

Только ветер бьет в лицо с разбега,

Вихри белоснежные крутя.

И уносит песню с высоты

Горный ветер в голубую даль.

И летит она туда, где ты, —

В горы белоснежные Тянь-Шань.

«Мой друг рисует горы»

Мой друг рисует горы, далекие как сон,

Зеленые озера да черточки лесов

А рядом шумный город стеной со всех сторон,

Мой друг рисует горы, далекие как сон.

«Снег идет по улице давно»

Снег идёт по улице давно,

Пальмами узоры на окошке.

Снегом запуржило, замело

К сердцу твоему пути-дорожки...

«У романтиков одна дорога»

Много их скиталось на чужбине,

Баламутя души на пути.

Много их осталось там поныне,

Не прийти им больше, не прийти.

Не смотреть нездешними глазами,

Не сидеть с соседом до утра,

И не слушать древние сказанья,

И не петь с бродягой у костра.

«Тундры голубое созвездье»

Тундры голубое созвездье Где-то за Полярной дугой.

Отчего не рада приезду,

Отчего встречаешь пургой.

Звёздами заносишь дороги,

Двери Заполярья прикрыв.

Отчего так много тревоги В розовых туманах твоих?..«Ночами долго курят астрономы»

Какой корабль, надеждой окрылённый,

Рванется разузнать, что там в огне?

Какие убиваться будут жёны

Сгоревших в неразгаданной стране?

Но кто-нибудь опять начнет атаки,

Чтоб засветить открытий фонари.

Но ты держись подальше от той драки,

Не открывай меня — сгоришь!

«Прости, что бегу от насиженных мест»

Холодные волны бушуют окрест,

В них рыба гуляет шикарная.

С левой руки моей — Южный крест,

С правой — звезда Полярная...

Много всяких прочих, самых разнообразных по тематике песен было в памяти Игоря. Но, пожалуй, чаще других он повторял суровую альпинистскую песню «Боксаны»

Там, где день и ночь бушуют шквалы,

Тонут скалы грозные в снегу,

Мы закрыли напрочь перевалы

И прорваться не дали врагу.

День придет решительным ударом,

В бой пойдем, друзья, в последний раз.

И тогда все скажут, что недаром

Мы стояли насмерть за Кавказ!

И «Кострому»

По судну «Кострома» стучит вода,

В сетях антенн качается беда.

И ты ключом, приятель, не стучи,

Ты в эти три минуты помолчи...

И ещё одна из любимых его песен:

А наша звезда, как сон, пестра,

Её мы нашли с тобой вчера,

Ты стала моей судьбой вчера,

Ты стала моей женой вчера...

Шло время. В конце 60-х годов жизнь разбросала нас по разным углам Якутии. Кто-то оказался в Якутске, кто-то в Мирном, кто-то в Айхале. Игорь и Рита тоже перемещались по своему жизненному пути: Нюрба — Айхал — Якутск — Мирный — Москва. Встречаться мы стали реже, но при каждой встрече опять зажигались песнями. Репертуар Игоря обновлялся, появлялись новые мелодии. Однажды он прекрасно спел Галича «Мы похоронены где-то под Нарвой»:

Мы похоронены где-то под Нарвой,

Мы были — и нет!

Так и лежим, как шагали, попарно,

И — общий привет!

Эй, поднимайтесь, такие-сякие,

Ведь кровь — не вода.

Если зовет своих мёртвых Россия,

Так значит — беда!

При следующей встрече, не помнится уже, где и когда, он великолепно исполнил «Баньку» Высоцкого:

Протопи, ты, мне баньку по-белому,

Я от белого свету отвык.

Угорю я и мне, угорелому,

Пар горячий развяжет язык...

Конечно, со временем, когда Игорю уже было за пятьдесят, он стал петь реже, да и голос стал сдавать, но любовь к пению у него не иссякала. Иногда пел он и песни на слова Есенина, но не все, лишь некоторые из них. Замусоленных и часто повторяемых он не любил. Чаще всего он исполнял эту:

Ты поила коня из горстей, в поводу,

Отражаясь, берёзы ломались в пруду.

Я смотрел из окошка на синий платок;

Кудри черные змейно трепал ветерок.

Мне хотелось в сиянии пенистых струй

С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй,

Но с лукавой улыбкой, брызнув на меня,

Унеслася ты вскачь, удилами звеня...

Песни эти привлекали его своим трагизмом, да как и многие другие песни. Одной из самых любимых его была лермонтовская «Выхожу один я на дорогу»:

И весь день, всю ночь мой слух лелея,

Про любовь мне сладкий голос пел.

Надо мной чтоб, вечно зеленея,

Тёмный дуб склонялся и шумел.

Не дуб, но другое ветвистое дерево склоняется, Игорь, над твоей могилой. Пусть оно долго, долго охраняет твой покой.

Не один ты ушел из жизни по этой дороге. Вслед за тобой уже последовали душа нашей компании Наташа Карева, виртуоз игры на гитаре Женя Газелериди, поклонник Есенина Виктор Минорин, воздушный ас, бортоператор Сергей Удовенко. Скоро дойдет очередь и до всех нас. Но пока мы держимся. И когда тоска по ушедшим особенно щемяще берет за сердце, вспоминаем твою любимую песню:

Ветер тихонько колышет,

Гнёт барбарисовый куст,

Парень уснул и не слышит, не слышит

Песни душевную грусть.