Дилемма: профессионалы или дилетанты?

Дилемма: профессионалы или дилетанты?

Довольно неаккуратная структура работы Фрейда о защитных процессах и тревоге, со всеми ее повторениями и стилистическими погрешностями, особенно заметна в сравнении с другими его трудами. Как бы то ни было, эти недостатки не свидетельствуют об утрате мэтром литературных способностей. В 1926 году, когда вышла статья «Торможение, симптом и страх», он опубликовал еще один небольшой очерк, в котором проявились прежняя яркость стиля и привычный сдержанный юмор: «К вопросу о дилетантском анализе». Эта смесь полемики и популяризации может считаться – как удобочитаемое введение в психоанализ – одной из самых убедительных работ Зигмунда Фрейда. Примечательно, что мэтр решил представить свои аргументы в виде диалога – литературной формы, приглашающей к неформальному тону изложения, которым он уже не раз пользовался.

Вне всяких сомнений, истоки памфлета, связанные с текущими спорами, побудили Фрейда вновь вернуться к некогда характерной для него самоуверенной задиристости. В конце 1924 года один из высших медицинских чиновников Австрии обратился к основателю психоанализа с просьбой высказать свое мнение о дилетантском анализе, и Фрейд, исполненный оптимизма, писал Абрахаму: «…в таком вопросе, я надеюсь, власти ко мне прислушаются». Впрочем, дело оказалось намного сложнее. В начале следующего года городские чиновники, очевидно предупрежденные Вильгельмом Штекелем о присутствии в Вене психоаналитиков без медицинского диплома, обвинили Теодора Рейка в запрещенной медицинской практике. Рейк, один из молодых последователей Фрейда, объяснил венскому магистрату, чем именно он занимается. После жарких дискуссий, заключений экспертов и судебных баталий Рейк получил предписание прекратить практику. Он не смирился – нанял адвоката, заручился поддержкой мэтра, подал апелляцию на решение суда и какое-то время продолжал принимать пациентов. Но следующей весной на Рейка подал в суд один из его американских пациентов, Ньютон Мерфи, который обвинил его в шарлатанстве. Мерфи, сам по профессии врач, приехал в Вену, чтобы пройти курс психоанализа у Фрейда, но тот был занят с другими пациентами и направил его к Рейку, работавшему с ним несколько недель. Результат, наверное, был крайне неудовлетворительным, поскольку в противном случае Мерфи, явно доброжелательно настроенный к психоанализу в целом, не потащил бы Рейка в суд. Основатель движения не колебался: своего рода памфлет «К вопросу о дилетантском анализе» появился буквально через месяц.

Фрейд не скрывал тот факт, что побудительным мотивом к его написанию стали текущие события: прототипом сочувствующего, но скептически настроенного собеседника он сделал того чиновника, который обратился к нему за консультацией. Фрейд остался самим собой. Пфистер, которому он отправил экземпляр работы «К вопросу о дилетантском анализе», восторженно воскликнул, что мэтр еще никогда не писал так просто и понятно. «И в то же время все поднимается из глубин». Пфистера, боровшегося с медицинскими чиновниками Швейцарии и гордившегося тем, что он был «первым непрофессиональным учеником Фрейда», можно было бы заподозрить в некоторой предвзятости, но текст полемической работы основателя психоанализа снимает это подозрение.

Фрейд сражался за Рейка, как за самого себя. «Я не прошу, – писал он Паулю Федерну в марте 1926 года, когда в Венском психоаналитическом обществе бушевали споры по поводу дилетантского анализа, – чтобы члены общества согласились с моими взглядами, но я буду защищать их в частных беседах, на публике и в судах». В конце концов, прибавил он, «борьба за дилетантский анализ рано или поздно должна была начаться. Лучше теперь, чем позже. Пока я жив, я буду препятствовать поглощению психоанализа медициной». Фактически Фрейд боролся и за себя: мучения Рейка в судах Вены побудили его открыто выступить в защиту дилетантского анализа, однако эта проблема интересовала мэтра давно. Вероятно, страстность и упорство основателя движения усиливало сознание того, что он в какой-то мере несет ответственность за то непростое положение, в котором оказался Рейк.

Они познакомились в 1911 году, после того как Фрейд прочитал докторскую диссертацию Рейка о книге Гюстава Флобера «Искушение святого Антония». Рейк на всю жизнь запомнил эту первую встречу. Он писал, что вступил в спор со своими профессорами – те не одобряли изучавшего литературу и психологию студента, диссертация которого была созвучна учению Фрейда. Случайная уничижительная ремарка одного из преподавателей психологии отослала Рейка к «Психопатологии обыденной жизни», после чего юноша жадно проглотил все книги основателя психоанализа, которые только мог достать, – как Отто Ранк несколькими годами раньше. Он отправил рукопись диссертации Фрейду. Мэтр заинтересовался ею и пригласил Рейка к себе. Поднимаясь по ступенькам дома по Берггассе, 19, вспоминал Теодор Рейк много лет спустя, он волновался, как юная девушка перед свиданием, – так сильно билось его сердце. Потом он вошел в кабинет для консультаций, где Фрейд работал в окружении египетских и этрусских статуэток, которые так любил. Выяснилось, что Фрейд знал книгу Флобера гораздо лучше, чем Рейк. «Мы долго обсуждали ее».

Вскоре они перешли к более серьезным темам. Рейк собирался поступать на медицинский факультет, но Фрейд сказал, что этого делать не нужно. «Он убеждал меня посвятить жизнь психоанализу и психоаналитическим исследованиям». Как известно, мэтр довольно часто давал такие советы, однако в случае с Рейком он не ограничился одной лишь рекомендацией, а подкрепил ее ощутимой поддержкой. На протяжении нескольких лет Фрейд присылал не имевшему ни гроша Рейку деньги и находил ему работу. Он также принял молодого человека в Венское психоаналитическое общество, где Рейк, умевший формулировать свои мысли как устно, так и письменно, вскоре уже выступал в обсуждениях и читал доклады. «Естественно, у него есть недостатки, – писал Фрейд Абрахаму, который по просьбе мэтра пытался оказать ему протекцию в Берлине, – но он хороший, скромный парень, очень преданный, с твердыми убеждениями и хорошим слогом». Так, с помощью самого основателя движения, появился еще один непрофессиональный аналитик. И Теодор Рейк справился с вызовом, брошенным его практике. Заголовок в New York Times над датой, «Вена, 24 мая 1927», кратко излагал результат судебного иска против Рейка: «АМЕРИКАНЕЦ ПРОИГРЫВАЕТ СУД ПРОТИВ ФРЕЙДА / Основатель психоанализа говорит, что он может приносить пользу независимо от медицинской науки». В статье приводилась цитата мэтра, который, что бы там ни утверждали газетные заголовки, не был ответчиком в суде: «Врач не может практиковать психоанализ, потому что не способен забыть о медицине, которая не обязательна в тех случаях, когда может помочь мое лечение». Обвинения против Рейка сняли, и на какое-то время дилетантский анализ был спасен.

Впервые Фрейд обратился к вопросу об опасности привлечения непрофессионалов в практике психоанализа почти за 30 лет до этих событий – в 1895 году в своем знаменитом сне об инъекции Ирме. Ему снилось, что его пациентка Ирма, возможно, страдает соматическим заболеванием, которое он диагностировал – вернее, неверно диагностировал – как психологический симптом. Именно на такую опасность постоянно указывали противники дилетантского анализа, и это было их главное возражение. Но Фрейд считал проблему разрешимой. В 1913 году в предисловии к книге Пфистера он перешел в наступление, решительно отрицая необходимость медицинского образования для психоаналитиков. Наоборот: «Практика психоанализа в гораздо меньшей степени нуждается в обучении медицине, чем в образовательной подготовке по психологии и в способности постигать суть». Большинство врачей, с некоторой язвительностью прибавил мэтр, не приспособлены для работы в психоанализе, и в большинстве случаев подобные попытки заканчиваются сокрушительным провалом. Соответственно, не стоит удивляться, что некоторые из самых известных сторонников Фрейда – от Отто Ранка до Ганса Закса, от Лу Андреас-Саломе до Мелани Кляйн, не говоря уж о психоаналитике из семьи самого Фрейда, дочери Анне, – не получили медицинского образования. Кроме того, в психоанализ постоянно приходили талантливые молодые новобранцы, которые оказались компетентными клиницистами и одаренными теоретиками, – преподаватели литературы вроде Эллы Фримен Шарп, педагоги, такие как Август Айхорн, и историки искусства, например Эрнст Крис. Как бы то ни было, ранние работы основателя движения не оставляют сомнений, что он защищал дилетантский анализ не потому, что тот в этом так нуждался. Эта позиция была естественным следствием его понимания самой природы психоанализа. Фрейд возлагал большие надежды на дилетантский психоанализ за много лет до конфликта Рейка с австрийскими законами.

Защита Фрейдом дилетантского анализа ни в коем случае не была призывом к легкомысленной или непрофессиональной диагностике. Он неизменно настаивал на том, что потенциальный пациент сначала должен пройти медицинское обследование. Это положение мэтр неоднократно подчеркивал в работе «К вопросу о дилетантском анализе». Ведь вполне возможно, что физические симптомы, которые увлеченный аналитик без медицинского образования может приписать истерической конверсии, как это сделал сам Фрейд в сне об инъекции Ирме, на самом деле являются признаками соматического заболевания. Однако в остальном, полагал основатель психоанализа, медицинское образование скорее мешает. Всю жизнь Зигмунд Фрейд старался сохранить независимость психоанализа от врачей не в меньшей степени, чем от философов.

Несмотря на то что после войны четыре пятых из его учеников были врачами, Фрейд не уставал повторять, что врачи не имеют права претендовать на монополию в анализе. Не приспособленный для психоанализа врач ничуть не лучше шарлатана. Конечно, прибавил мэтр, само собой разумеется, что не получивший медицинского образования аналитик должен хорошо разбираться во всех элементах психоанализа и иметь представление о медицине, однако было бы несправедливо и неразумно заставлять изучать ее человека, который хочет избавить другого от мучительной фобии или навязчивого состояния. Другими словами, «мы отнюдь не считаем желательным, чтобы психоанализ оказался поглощен медициной» – явно любимая метафора Фрейда – «и нашел затем свое окончательное место в учебнике психиатрии».

Основатель психоанализа с таким жаром доказывал свою правоту, что не колеблясь ставил под сомнение мотивы оппонентов. Сопротивление дилетантскому анализу, обвинял он их, на самом деле есть сопротивление психоанализу вообще. Если принять во внимание позицию и аргументы психоаналитиков, придерживавшихся противоположного мнения, этот вердикт выглядит поверхностным и предвзятым. Хотя Фрейд и побеждал в споре, по крайней мере интеллектуально, его противники вовсе не были безответственными или своекорыстными. Четверть века спустя, рассматривая данный вопрос со своей британской точки зрения, Эрнест Джонс назвал его центральной дилеммой в психоаналитическом движении, для которой до сих пор все еще не найдено какого-либо решения. Фрейд, писал Джонс, мужественно пытаясь быть справедливым к приверженцам обеих точек зрения, «оставался в стороне от сумятицы внешнего мира, и ему было вполне уместно пытаться увидеть перспективу и рисовать картины отдаленного будущего». Конечно, у мэтра было полное право тешить себя фантастическими проектами, такими как университеты для психоаналитиков, где не имеющих медицинского образования будут знакомить с биологией и психиатрией. «Но те из нас, кто занимал более скромное положение в жизни, были вынуждены смотреть не так далеко и заниматься по большей части насущными проблемами». Грандиозная программа Фрейда, безусловно, захватывает, делал вывод Джонс, но пока приходилось иметь дело с суровой действительностью.

Эта действительность была слишком навязчивой, чтобы ее игнорировать. Психоаналитикам требовалось успокоить публику, которую ни в коей мере не убедили их заявления, и обращаться с местным медицинским и психиатрическим истеблишментом с максимальным тактом, а временами и с откровенным подобострастием. В 1925 году психолог Джеймс Маккин Кэттелл, в то время президент Американской ассоциации содействия развитию науки, пренебрежительно отвергал психоанализ как не столько вопрос науки, сколько предпочтения вкуса и утверждал, что доктор Фрейд – художник, который живет в сказочном мире снов среди оргий извращенного секса. Кэттелл не выражал общее мнение, но у него было достаточно влиятельных союзников, чтобы угрожать стремлению психоаналитиков добиться признания своей профессии.

Аргументам Кэттелла прибавляли весомости многочисленные проходимцы, объявлявшие себя психоаналитиками. В том же году, когда он сделал это свое решительное заявление, американский гражданин Гомер Тайрелл Лейн предстал перед лондонским судом по обвинению в том, что он опасный шарлатан. Он принимал пациентов в своем кабинете на Гордон-сквер в престижном районе Блумсбери и брал за консультацию две гинеи в час. Кроме того, он читал лекции «Философия индивидуализма». Несмотря на то что некоторые обыватели и видные деятели, в том числе епископ Линкольна, свидетельствовали в пользу Лейна, обвинитель мрачно намекал на недостойное поведение с ученицами школы для девочек, с которой тот был связан. Лейна приговорили к месяцу тюремного заключения, но в конечном счете тюрьму заменили штрафом в 40 гиней и обещанием не позднее чем через 30 дней покинуть Британию и больше никогда туда не возвращаться. В судебных документах Лейн был назван психоаналитиком…

В том же 1925 году на Манхэттене, в Вестсайдской унитарианской церкви, преподобный Чарльз Фрэнсис Поттер, рассуждая о религии и психоанализе, предупредил, что число «шарлатанов от психоанализа» неимоверно умножилось. Он призывал ввести лицензирование психоаналитиков. «Это кажется невероятным, но факт остается фактом, – говорил преподобный. – Если врачу требуется десять или больше лет для обучения и подготовки, прежде чем он будет лечить тела людей, то аналитик, который претендует на лечение более тонкой субстанции, человеческой психики, может повесить табличку и брать 25 долларов за визит после десяти дней чтения книг Фрейда и Юнга». Именно этого психоаналитики и боялись – шарлатанов вроде Лейна, которые попадают в газеты, таких громких клеветников, как Поттер, и усиливающегося сопротивления широкой публики.

Таким образом, к середине 20-х годов прошлого столетия психоаналитики во Франции, Британии и – чаще всего – в Соединенных Штатах стали роптать, что слишком много самозванцев пытаются жить за счет того, что накопили авторитетные аналитики, одновременно опровергая их. Отчасти в том была вина самих психоаналитиков. Как сказал в 1927 году Джонсу американский психоаналитик Смит Элай Джелиффе, «многочисленные «культы» вроде христианской науки, лечения внушением, метод Куэ и множество других аспектов псевдомедицинской практики никогда бы не получили такой известности, если бы там не работал «доктор». Кто бы ни был виноват в этом шуме, настоящие психоаналитики должны были дистанцироваться от всех псевдоаналитиков. Иностранные ученики Фрейда возвращались домой, чтобы заняться практикой, и начинали задумываться о пользе респектабельности и формировании профессиональных институтов, которые бы их защищали. В этом начинании непрофессиональные аналитики скорее отвлекали и, возможно, даже мешали им.

Фрейд думал иначе. Именно потому, что мэтр имел медицинское образование, он мог позволить себе бескорыстно выступать в защиту непрофессиональных психоаналитиков. Основатель движения развернул смелую кампанию, однако победы его были спорадическими и ограниченными. По этому вопросу началась бурная дискуссия. Дебаты в психоаналитических журналах и выжидательные резолюции психоаналитических конгрессов наблюдались все 20-е годы и даже позже. Практика западных институтов разнилась, но большинство пришло к тому, чтобы требовать медицинское образование как необходимое условие допуска, или окружало обучение непрофессионалов обременительными ограничениями. Именно в этом вопросе – а для многих единственном – психоаналитики, которые обожествляли Фрейда и относились к его работам как к Священному Писанию, шли наперекор желаниям мэтра и рисковали навлечь на себя его неудовольствие. А.А. Брилл выразил мнение многих раздраженных сторонников основателя движения, когда в 1927 году писал: «Давным-давно я научился принимать то, что предлагает мастер, еще до того, как в этом убеждали меня собственные знания, поскольку опыт говорил мне, что, когда я считаю то или иное утверждение натянутым или некорректным, вскоре убеждаюсь в своей ошибке; мои сомнения были обусловлены недостатком опыта. Однако я на протяжении многих лет изо всех сил пытался согласиться с мастером по вопросу дилетантского анализа, но не смог согласиться с его мнением». Свою точку зрения мастер защищал блестяще, но совершенно неубедительно.

Проблема была столь острой, что в 1927 году Эйтингон и Джонс решили организовать заочный международный симпозиум с одновременной публикацией материалов в Internationale Zeitschrift на немецком языке и в International Journal of Psycho-Analysis на английском. Больше 20 участников, известных психоаналитиков из полудюжины стран, высказали свое мнение в кратких заявлениях или маленьких эссе. Сюрпризов не обнаружилось, за исключением, возможно, одного: Фрейду не удалось мобилизовать даже свою местную армию. Естественно, Теодор Рейк, не без лукавства признав, что его мнение вряд ли назовешь незаинтересованным, защищал дилетантский анализ, проводя аналогию со знанием психологии, которую демонстрировали священники и поэты, но остальные венские психоаналитики, в том числе давние сторонники Фрейда, отвергли его аргументы. Эдуард Хичманн, который еще в 1905 году присоединился к группе энтузиастов, собиравшихся у мэтра по средам, а теперь занимал пост директора психоаналитической клиники в Вене, выразился кратко: «Я строго придерживаюсь узаконенного стандарта Министерства здравоохранения, что психоанализ – это занятие для врача». Исидор Задгер, также один из первых сторонников мэтра, был не менее категоричен: «Я твердо и принципиально придерживаюсь мнения, что больных людей должны лечить исключительно врачи и что следует избегать анализа таких людей непрофессиональными психоаналитиками».

Даже Феликс Дойч, несмотря на личные причины доставить удовольствие Фрейду, ограничился тем, что завуалировал свои истинные взгляды громоздкими определениями, хотя в конце концов не мог не признать, что лечение – это дело врача. Конечно, среди участников симпозиума были и те, кто поддерживал основателя движения: некоторые британские психоаналитики, в том числе Эдвард Гловер и Джон Рикман, не видели вреда в том, что психоанализом занимаются люди без медицинского образования, но при условии, что терапия строго разграничена с диагностикой. Последняя должна быть оставлена врачу. Британия оставалась страной, где процветал дилетантский анализ: по воспоминаниям Джонса, до 40 процентов психоаналитиков там не имели диплома врача. Также порадовала Фрейда резолюция, принятая Венгерским психоаналитическим обществом в Будапеште, утверждавшая, что дилетантский анализ, «как теоретически показано в книге Фрейда, не только оправдан, но в интересах нашей науки даже желателен и, с другой стороны, в практике дилетантского анализа в Венгрии, как показывает опыт, до сих пор не отмечено какого-либо вреда пациентам». Один из участников симпозиума, Герман Нюнберг, принадлежавший к числу самых талантливых молодых венцев, дошел даже до того, что обвинил противников дилетантского анализа в чистом эгоизме. «У меня складывается впечатление, – писал он, – что сопротивление практике непрофессионального психоанализа не всегда обусловлено исключительно теоретическими соображениями. Мне кажется, что здесь свою роль играют и другие мотивы, такие как престиж врача, а также мотивы, имеющие экономическую природу. В наших рядах, как и везде, экономическая борьба находит свою идеологию». Резкие слова, но они довольно точно отражали взгляды Фрейда.

В своем вкладе в дискуссию, впоследствии вошедшем как послесловие в работу «К вопросу о дилетантском анализе», мэтр еще раз привел знакомые аргументы. В ностальгическом тоне он пустился в автобиографические воспоминания, сейчас часто цитируемые: «Поскольку речь идет о моей персоне, всех, кто этим интересуется, я могу в некоторой степени ознакомить с моими собственными мотивами. После 41-летней врачебной деятельности мое самопознание мне говорит, что, в сущности, я не был настоящим врачом. Я стал врачом из-за вынужденного отклонения моего первоначального намерения, и триумф моей жизни заключается в том, что, пройдя длинный окольный путь, я снова нашел первоначальное направление». Основатель движения считал, что его «садистские наклонности» оказались не очень велики, так что в развитии их дериватов, то есть производных от чего-либо первичного, не было необходимости. Фрейд писал: «…мое инфантильное любопытство, очевидно, избрало иные пути. В юношеские годы меня стала одолевать потребность понять часть загадок этого мира и, возможно, самому что-то сделать для их решения». Изучение медицины казалось ему наилучшим способом реализации своих желаний. Но сначала его интересы сосредоточились в области зоологии и химии, пока под влиянием фон Брюкке, «…величайшего авторитета из всех, кто когда-либо воздействовал на меня», он не остановился на физиологии. Медицинской практикой он занялся исключительно по причинам финансового характера: Фрейд отмечает «скудность» своей «материальной ситуации». Однако и это – в чем, конечно, заключался смысл экскурса мэтра в молодость – не стало препятствием: «Я думаю, что отсутствие у меня настоящей врачебной настроенности не очень навредило моим пациентам»[243].

Фрейд признавал, что его статья, вне всяких сомнений, не прояснила вопрос дилетантского анализа и он почти никого не привлек на свою сторону, хотя скромно заявил, что ему удалось по крайней мере смягчить некоторые крайние взгляды. В письмах, которые он рассылал как близким друзьям, так и незнакомым людям, мэтр жаловался на предвзятость врачей. «Врачи среди аналитиков, – писал он в октябре 1927-го, – слишком склонны скорее к органическим исследованиям, чем к психологическим». Год спустя в письме к Эйтингону он объявил, что более или менее готов признать поражение. Работа «К вопросу о дилетантском анализе», писал мэтр, была неудачей. Он толок воду в ступе – ein Schlagins ins Wasser. Было желание сплотить психоаналитиков в этом вопросе, но добиться успеха не удалось: «Я был, если можно так выразиться, генералом без армии».

Вполне ожидаемо Фрейд обнаружил, что настоящими «злодеями в пьесе» оказались американцы. Заокеанские психоаналитики были самыми последовательными противниками дилетантского анализа. В публикации для симпозиума мэтр выражал свое раздражение намного осторожнее, чем в письмах: «Резолюция наших американских коллег по поводу аналитиков-дилетантов, продиктованная в основном практическими мотивами, мне кажется непрактичной, ибо она не может изменить ни один из моментов, которые определяют положение дел. Она в чем-то сродни попытке вытеснения». В заключение основатель психоанализа спрашивал, не лучше ли признать факт существования непрофессиональных аналитиков и относиться к ним со всей возможной серьезностью.

Это был риторический вопрос, ответ на который Фрейд прекрасно знал. Нью-Йоркское психоаналитическое общество, основанное А.А. Бриллом в 1911 году, являлось ассоциацией врачей. Его устав предусматривал ассоциированное членство, доступное для тех, «кто проявляет активный интерес к психоанализу», однако члены общества не сомневались, что психоанализом пациентов позволено заниматься только врачам. В 1921-м во избежание недоразумений Брилл особо подчеркивал это положение в своей популярной книге «Основные концепции психоанализа». К сожалению, писал он, психоанализ «привлек множество шарлатанов и мошенников, которые нашли в нем средство эксплуатации невежественных классов, обещая излечить все их недуги». Конечно, от такого рода целителей не застрахована ни одна область медицины, но сие не означает, что нужно молча терпеть их в своей специальности. «Поскольку я чувствую некоторую ответственность за психоанализ в этой стране, просто хочу сказать, что психоанализ, будучи таким же чудесным открытием психологической науки, как, например, рентгеновские лучи в хирургии, может использоваться только теми, кто обладает профессиональными знаниями в области анатомии и патологии»[244].

Сравнение Брилла стало – возможно, без умысла – оружием в борьбе нервов, развернувшейся вокруг дилетантского анализа, и предупреждением для тех, кто решил обратиться к одному из непрофессионалов. В 1921 году, когда Джелиффе, еще не перешедший в лагерь Брилла, поддержал аналитиков-дилетантов и принял на работу ассистентов без медицинского образования, Брилл резко отчитал его. Однако его критика простиралась дальше точки зрения Фрейда, который не предполагал направлять «психоаналитических» пациентов к необученным врачам. Вопрос не имел никакой связи с рентгеновскими лучами или скальпелем хирурга; речь скорее шла о том, является ли медицинская профессия необходимой или желательной для подготовки к психоаналитической практике.

Проблема обострилась в 1925 году, когда Кэролайн Ньютон подала заявление, намереваясь стать членом Нью-Йоркского психоаналитического общества. Образованная и знающая, в 1921-м Ньютон проходила анализ у Фрейда, а теперь, вернувшись в Соединенные Штаты, переводила работы Рейка. Однако диплома врача она не имела, что, с точки зрения Нью-Йоркского психоаналитического общества, являлось серьезным недостатком. Общество незамедлительно проинформировало о проблеме Абрахама, в то время президента Международной психоаналитической ассоциации[245]. В Нью-Йорке, сообщал Абрахам в мартовском циркулярном письме, признали Ньютон лишь в качестве гостя и возражали против ее практики и рассылки рекомендаций. Более того, отмечал Абрахам, они хотели изменить устав международной ассоциации, чтобы ее члены автоматически не становились членами других объединений. Он посчитал это требование разумным – и Фрейд тоже, хотя и после некоторых колебаний. Но основатель психоанализа воспользовался возможностью осудить то, что он считал характерным эгоцентризмом заокеанских коллег. «Мне кажется, претензии американцев заходят слишком далеко, – писал он в сентябре Эрнесту Джонсу, – и продиктованы в значительной степени ограниченными, эгоистическими интересами».

Нью-Йоркское психоаналитическое общество неодобрение Фрейда не смутило, но встревожило. Оно стало защищаться и ответило на дело Ньютон учреждением комиссии по образованию, которая должна будет проверять будущих кандидатов. В протоколе заседания общества от 27 октября 1925 года кратко сообщается, что «после долгих споров собрание пришло к единодушному заключению: оно против того, чтобы непрофессионалы занимались психоаналитической терапией». На повестке дня была неизбежная для взрослеющих институтов бюрократизация. В том же году психоаналитики, собравшиеся в Бад-Хомбурге, основали международную комиссию по образованию, чтобы выработать стандарты принятия в психоаналитические институты и определить методы подготовки психоаналитиков – до сих пор в обоих этих аспектах национальные общества проявляли небрежность. Реакция на создание комиссии оказалась неоднозначной, поскольку она стала источником споров с организациями, которые стремились сохранить свою независимость. Тем не менее комиссия помогла формализовать уровень образования аналитиков и требования к кандидатам.

Даже если бы комиссия по образованию не была создана, американские психоаналитики остались бы непреклонными. «Конечно, – писал Фрейд Эрнесту Джонсу осенью 1926 года по поводу позиции американцев, – отношение между психоанализом и медициной окончательно решит только судьба, но это не означает, что мы не должны пытаться повлиять на судьбу, пытаться сформировать ее своими усилиями». И все же 30 ноября 1926 года Нью-Йоркское психоаналитическое общество приняло резолюцию, которая в следующем году была представлена на симпозиум по дилетантскому анализу и таким образом получила международный статус. «Практика психоанализа с лечебными целями, – говорилось в ней, – должна быть ограничена врачами (докторами медицины), выпускниками признанных медицинских факультетов, получивших специальную подготовку по психиатрии и психоанализу и удовлетворяющих требованиям законов о медицинской практике, субъектом которых они являются». Яснее не скажешь.

Фрейд не оставлял попытки повлиять на американцев, но они, похоже, были пустой тратой времени. Летом 1927 год мэтр получил письмо от А.А. Брилла – первое, как он язвительно прокомментировал Эрнесту Джонсу, «за не знаю сколько лет». Брилл заверял основателя психоанализа, что он «и все они» останутся абсолютно верными ему и его принципам. Брилл, сообщал мэтр, слышал о его намерениях исключить нью-йоркскую группу из ассоциации, и писал, что ему было бы очень жаль, если бы это произошло. Фрейд назвал сие воображаемой обидой. Он ответил «резко и искренне», откровенно заявив, что разочаровался в американцах. Не менее откровенно основатель психоанализа сообщил, что, если американцы выйдут из Международной психоаналитической ассоциации, она ничего не потеряет ни в сфере науки, ни в сфере финансов, ни в сфере профессиональной сплоченности. «Возможно, – прибавил мэтр, – теперь он обиделся, но ведь он был обижен и раньше. Если он сдержит свою обидчивость, которая является признаком нечистой совести, результатом могут стать добрые отношения». В 1928 году основатель движения сообщил швейцарскому психоаналитику Раймону де Соссюру, что представители Нового Света приняли доктрину Монро, которая лишит европейцев какого-либо влияния на их дела. «Другими словами, своей книгой по дилетантскому анализу я ничего не добился; они ставят интересы своего статуса выше интересов психоаналитического сообщества и не видят опасностей, которым подвергают будущее психоанализа».

В начале 1929-го вследствие неутихавшей полемики Фрейд задумался о том, что, возможно, стоит мирно расстаться с американцами, не изменив свои взгляды на дилетантский анализ. Мрачные предчувствия Брилла, что мэтр хочет избавиться от них, не были такими уж безосновательными, но в этот момент американец проявил качества опытного политика. Не желая вести соотечественников к сомнительной независимости, он сделал существенные тактические уступки, согласившись на то, чтобы Нью-Йоркское психоаналитическое общество приняло в свои ряды нескольких человек без медицинского образования. «Я чрезвычайно доволен, – писал Фрейд Эрнесту Джонсу в августе 1929 года после съезда психоаналитиков в Оксфорде, – что конгресс прошел в такой примирительной атмосфере и несомненно приблизил ньюйоркцев к нашей точке зрения»[246]. Брилл, с благодарностью отмечал Фрейд, дал хороший бой «всем американским – на четверть, на восьмую и на шестнадцатую часть – психоаналитикам». В конце этого же года психоаналитики Нью-Йорка уступили примирительным усилиям Брилла и нехотя разрешили непрофессионалам работать с детьми. «Отступление Брилла в вопросе американских аналитиков-дилетантов, – торжествующе отметил Ференци в одном из циркулярных писем 1930 года, – в настоящее время исключило эту проблему из повестки дня». В отношении психоанализа взрослых Нью-Йоркское общество оставалось твердым на протяжении многих лет. Авторитет Фрейда был огромным, но не безграничным. Законом его слово не считалось.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.